– Давай, – он подставил протянутую ладонь.
Встопорщив свою пеструю макушку, птица внимательно осмотрела ладонь, клюнула, с серьезным видом выбрала пекан и отдала ему. Стив раздавил его и грыз, пока раскочегаривался генератор. Ночь, казалось, только и ждала электросвета. Она наступала, стоило ему только коснуться выключателя.
С темнотой пришло острое чувство беспокойства. Купол не давал покоя: он светился, точно маяк, и не было никакой возможности притушить его. Маяки известны своей способностью привлекать всякую дрянь. Стив не желал оказаться в центре внимания, особенно в нынешних условиях, тем более – ночью. Длительный опыт общения породил царственное безразличие человека к инопланетному зверью, вне зависимости от его курьезности или свирепости, но инопланетный разум – это уже совсем другой разговор. Он был так переполнен впечатлениями минувшей ночи и тем, что в феномене ночного скитальца присутствует что-то до боли знакомое, что даже не задавался вопросом, имеет ли светящаяся колонна глаза и прочие органы чувств. Да и подумай об этом, уютнее бы не стало.
Какая-то чертовщина рассуждений еще бродила в его голове, когда он выключил иллюминацию, улегся и приготовился ко сну. Ничто не потревожило его в этот раз, но когда Стив проснулся с золотой зарей, его грудь была мокрой от пота, а Лаура вновь искала убежища на его плече.
За завтраком он неожиданно сказал Лауре:
– Да едят меня черти, если стану я расшибаться в лепешку, как однорукий на трехсменной вахте. Нам довелось столкнуться с силами неизвестного происхождения, не желающими убраться прочь. Все эти штабные вояки, супермены в креслах, должны предвидеть ситуации, которым не нашлось места в своде правил.
– Рыг! – с одобрением подтвердила Лаура.
– Кто сражается и удирает, живет до следующего дня сражения, – процитировал Стив. – Это поговорка разведслужбы. Прямо верхушка чистейшей мудрости, когда есть куда удрать. Нам – некуда.
– Крыг! – с энтузиазмом произнесла Лаура.
– Для дамы твои манеры просто никуда не годятся, – заявил ей Стив и продолжил: – Я не собираюсь проводить куцый остаток своей жизни, оглядываясь в страхе за плечо. Единственный способ спастись от сил неизвестного происхождения, это превратить их в силы известные и понятные. Как дядюшка Джо сказал Вилли, когда тащил его к дантисту: «Чем дольше откладываешь, тем хуже становится».
– Не бер-ри в голову! – проорала Лаура. – Крыг-кы-гыг!
Он посмотрел на нее в высшей степени неодобрительно.
– Итак, попробуем взять быка за рога. Такая тактика может сбить быка с толку больше, чем все остальное. – Он сцапал Лауру, засунул ее на место – в багажное отделение, и наглухо задвинул панель. – Наносим удар без промедления.
Забравшись в кресло пилота, Стив выжал старт. Хвостовые ракеты непокорно хлопнули пару раз вхолостую, прежде чем раздалось подавленное рычание. Ловко двигая рычагами и осваиваясь, он, наконец, выжал давление так, что весь корпус корабля содрогнулся, и передние дюзы стали наливаться вишнево-красным цветом. Корабль начал медленно подниматься с наклоном вперед. Огненный выхлоп в полмили длиной сверкнул, и корабль плавно взмыл вверх.
Развернувшийся корабль пророкотал над границей растительности, полем кристаллов и склоном позади него. Во вспышке, полыхнувшей над долиной, просияли тормозные ракеты. Это был рискованный трюк на столь ограниченном пространстве. Стив должен был скоординировать передний залп, задний выхлоп и горизонтальные струи вспомогательных дюз. Благоговейный ужас наблюдателей – все, что ему было необходимо. Судно приземлилось с пылом-жаром как раз на длинной молочной белизны крыше инопланетного дворца, соскользнуло по ней к склону холма и замерло.
– Человек! – прокричал он, решив особенно не церемониться. – Я – добрый! – Он подождал в кресле пилота, оглядываясь сквозь купол и ломая голову, что бы еще такое сказать.
– Я – слишком молод, чтобы умирать! – на всякий случай выкрикнул он.
Бросив взгляд на хронометр, Стив выждал еще немного. Вообще-то он и так уже достаточно громко постучался в их крышу – при посадке корабля, тут можно было разбудить и мертвого. Если внизу кто-то есть, они скоро повыскакивают, чтобы посмотреть, кто это там ставит стотонные бутылки на их крышу. Никто, однако, так и не появился. Он дал им полчаса форы на ответ, и все эти полчаса его ястребиный профиль оставался настроенным на атаку. Ничего не произошло. Тогда он встал, выпалил сгоряча: «Ах, так!» – и решительно покинул кресло пилота.
Освобожденная Лаура выкарабкалась на свет с нескрываемым раздражением – точно престарелая классная дама, чинно вступающая в комнату одинокого мужчины. Женщины в подобных случаях вели себя еще забавнее, так что Стив не придал значения такому поведению подруги. Отыскав ружье, он разблокировал люки и спрыгнул на крышу. Лаура явно нехотя последовала за ним, заняв свое место на плече с таким видом, словно бы оказывала ему высочайшую милость.
Приблизившись к самому краю крыши, он бросил взгляд вниз. Вид отвесной пропасти глубиной в пять сотен футов заставил его тут же отпрянуть назад. Под ногами в четырех сотнях футов находился вход, а сам Стив стоял на стофутовой ширины перемычке, увенчивавшей его. Единственный путь вниз вел к самому концу крыши и скатывался по склону, в который она была врыта.
Он покрыл как минимум милю, пока достиг этого самого склона, глаза его изучали странную загадочную поверхность крыши, но так и не нашли ни единой трещинки или зазора в мраморной глади. Несмотря на свои колоссальные размеры, здание было точно выточено из единого куска – факт, который никоим образом не разрушал дурных предчувствий. Что бы – или кто бы ни создал это, пигмеем он не был.
С уровня земли вход производил еще более величественное впечатление. Отыщись похожая брешь на другом конце строения, и он мог бы через проем запросто завести туда корабль и вывести через другой. Проще, чем иголку.
Отсутствие дверей у такого гигантского входа не казалось чем-то странным. Трудно представить, что за дверь могла бы заполнить его и на каких петлях или шарнирах она бы держалась, чтобы каждый входящий или выходящий мог бы свободно ее распахивать и закрывать. В последний раз предусмотрительно обшарив взором местность и убедившись, что долина по-прежнему неподвижна, он, очертя голову, ступил в проем и зажмурил глаза, привыкая к освещению более слабому, чем золотое сияние, оставшееся за спиной.
Впрочем, там, внутри, тоже был свет. Но совсем иной: бедный, призрачный и зеленоватый. Он исходил из пола, стен, потолка. И яркости вполне хватало, чтобы не оставить в помещении ни единой тени. Он потянул носом, когда органы чувств освоились в незнакомой обстановке: доносился сильный запах озона, смешанного с другими, неопределенными ароматами.
Справа и слева высились тысячи футов гигантских ярусов из прозрачных ящиков. Он подошел к ближайшему справа и внимательно изучил содержимое. Это были кубы примерно в ярд высотой, широкие и достаточно просторные, сделанные из материала, напоминающего наблюдательный купол корабля. Каждый из ящиков-аквариумов содержал три-четыре дюйма суглинка и высаженный в него кристалл. Двух одинаковых кристаллов, естественно, не было, одни попадались куцые и ветвистые, другие – большие и неописуемо сложные.
Погруженный в раздумья, он обошел ряд монстров, за ним обнаружил следующий, устроенный подобным же образом, и еще, и еще. И все – с кристаллами. Число и многообразие экспонатов повергли его в смятение и головокружение. Стив смог осмотреть лишь два нижних ряда из каждого штабеля, но они возвышались ряд за рядом над его головой и заканчивались почти у самого потолка, на высоте крыши. Общее количество клеток не поддавалось определению. То же самое находилось и слева. Тысячи и тысячи кристаллов. Присмотревшись внимательнее к одному превосходному экземпляру, он заметил, что на ящике приклеен небольшой, едва видимый ярлык, усеянный точками и гравированный ромбовидным завитком. Тщательный осмотр выявил, что поверхности всех клеток были отмечены схожим образом, отличаясь лишь количеством и узором точек. Несомненно, это был какой-то код, используемый в целях классификации.
– Оронский музей естественной истории, – произнес Стив почти благоговейным шепотом.
– Говор-рю тебе – это обр-реченный рейс, – вскрикнула Лаура с некоторой яростью, затем осеклась, ошарашенная собственным эхом, многократно отразившимся органными тонами: – Обречен-ный… обреченный…
– Священный Дым, да можешь ты помолчать! – прошипел Стив. Он пытался не спускать глаз с проема и одновременно оглядывался по сторонам. Однако голос его заглох в отдалении, так и не вызвав появления кого-то, желающего выяснить причину вторжения.
Стив торопливо пересек проход к следующему ряду экспонатов. Здесь были выставлены те самые желеобразные лепешки. Маленькие, размерами с циферблат наручных часов, несколько тысяч, и все – разные. Ничто не указывало, что они были живыми.
Обходя третью секцию, а также четвертую и пятую, он преодолел около мили пути по коридорам удивительного здания. Стив прошел мхи, лишаи и папоротники, все засушенные, однако чудесно сохранившиеся, и уже был готов переступить порог секции шестой – растений. Впрочем, похоже, он сбился со счета. В шестом ряду были жуки, в том числе и мотыльки, бабочки и еще какие-то странные незнакомые насекомые, напоминающие покрытых хитином колибри. Там не было ни единого экземпляра представителя благородного рода Scarabeus Anderii – в любом случае, если бы очередь дошла и до него, ему пришлось бы занять полку где-нибудь далеко выше этажом. Или пустая коробка еще ожидала жука?
Кто же сделал все это? Нет ли места среди этих ящиков и для него? И для Лауры? Он представил себя, застывшего навечно, окостеневшего, скрючившегося на корточках где-нибудь в семнадцатом ящике двадцать пятого ряда десятого яруса в какой-нибудь секции млекопитающих, с аккуратной табличкой, где в точном наборе точек выражено все отношение к нему – частице мироздания. Отвратительная вышла картина. Мурашки пробежали по спине при одной мысли о такой участи.
Выискивая неизвестно что, он все глубже проникал в глубины грандиозного помещения. Ни души, ни звука, ни следа, только этот вездесущий, все заглушающий запах и незыблемое мерное освещение. У него было чувство, что это место часто посещают, но всегда ненадолго. Не притормозив, чтобы присмотреться к деталям, которых и так уже накопилось сверх меры, он прошел громадный ящик, содержавший существо, сильно схожее с носорогом, только вот голова у него была бизонья, затем другие клетки – размерами еще больше, с такими же крупными экземплярами и соответствующими табличками.
Наконец он обошел ящик, занимавший половину ширины коридора. В нем хранился прадед всех деревьев и прапрадед всех без исключения гадов. Как раз за этой монументальной стеклянной коробкой высились пятисотфутовые стеллажи с металлическими полками, каждая с кнопкой в полированной двери, и каждая украшена загадочным орнаментом точек.
Собравшись с духом, он нажал кнопку ближайшей полки. Дверца отъехала в сторону со звонким щелчком. Содержимое шкафчика разочаровало: он был забит прозрачными полосками, усеянными точками.
– Суперкаталог, – восхищенно прошептал Стив. – Старик профессор Джанкин отдал бы правую руку на отсечение ферулой, чтобы оказаться здесь.
– Правую руку, пр-равую р-руку, – пробормотала Лаура низким, неуверенным голосом.
Он снова метнул в нее непонимающий взор и укоризненно покачал головой. Она вновь заволновалась, захорохорилась, выказывая быстро возрастающие признаки беспокойства.
– В чем дело, цыпа?
Она клюнула его в ухо и обратила сверкающий взор в направление входа, взволнованно переступая по его плечу. Хохолок ее приподнялся: перья на шейке встопорщились в широкий воротник. Испуганное квохтанье раздалось из ее музыкального клюва, и она чуть не заползла за пазуху его космолетной куртки.
– Проклятие! – вырвалось у Стива. Он ринулся в сторону, промчался за шкафы и наконец заскочил в коридорчик ярдов десяти шириной. Ружье было уже наготове, и палец лежал, как полагается, на спусковом крючке, меж тем как Стив продолжал смотреть перед собой, свободной рукой поглаживая Лауру. Она прильнула к нему, терлась головкой в самые чувствительные участки шеи и вообще пыталась спрятаться под его широким подбородком.
– Спокойно, дорогуша, – шепнул он. – Только держи себя в руках, не бросай Стива – и все будет в порядке.
Она покорно притихла, но он чувствовал, как трепещет ее тельце, готовое взорваться от нового приступа страха. Его сердце тоже забилось чаще – в унисон ей, хотя он не мог ни видеть, ни слышать ничего, оправдывающего страх.
Пока он так наблюдал и выжидал в абсолютной тишине, освещение стало прибывать – зеленоватые тона сменились золотыми. И внезапно он понял, что приближается. Стив знал, что это. Он присел на корточки, стараясь сделаться маленьким и незаметным. Теперь его сердце само собой начало трепыхаться в груди, и никакой рассудок не мог охладить его до нормального, мерного биения. Общее и жуткое спокойствие приближающегося было невыносимо. Сокрушающие удары увесистой стопы или копыта были бы сущим утешением по сравнению с этим. Колоссы не имеют права красться, как призраки.
И вот золотое сияние восстало, окончательно растопив зеленое излучение, исходившее с пола, отчего мириады ящиков тут же вспыхнули всем великолепием стеклянных граней. Сияние усиливалось до блеска золотого неба и даже превосходило его яркостью и жаром. Оно проницало, затмевало все мысли и чувства, не оставляло ни краешка темноты, в которой можно было спрятаться, никакого приюта для крошечной твари по имени человек.
Оно полыхало, точно встающее над горизонтом солнце или же нечто, извлеченное из самого солнца, и это излучение повергало коленопреклоненного наблюдателя в смятение. Он яростно боролся, чтобы вновь обрести владычество над своим умом, приструнить его, подчинить собственной воле – но тщетно.
По его вытянувшемуся лицу струился пот. Стив уловил краешек отблеска колонны, появившейся между рядами центрального прохода. Он увидел слепящую нить полированного золота, в котором мерцала чистая белая звезда, затем неистовое кипение, казалось, заполнило его череп, и он взорвался облаком крошечных пузырьков.
Все ниже, ниже и ниже плыл он сквозь мириады пузырей, водоворотов и брызг, фонтанов радужной пены, что сверкала и переливалась всеми вообразимыми цветами. И все это время его сознание лихорадочно пыталось сопротивляться и вытащить душу на поверхность. Глубоко, до самых нижних уровней тонул он, пока пузыри не закрутились вокруг, сверкая миллионами оттенков. Тут его продвижение замедлилось. Постепенно пузыри и пена остановили свое кружение, разворачиваясь в противоположном направлении. Он поднимался! Он поднимался целую жизнь, всплывая невесомо, точно во сне.
И вот последний из пузырей всплыл на поверхность, оставив его в кратковременном тупике небытия, затем Стив обнаружил себя распростершимся на полу с совершенно шокированной Лаурой, вцепившейся в рукав. Он сморгнул – медленно, несколько раз. Глаза были переутомлены и воспалены. Сердце еще колотилось, и ноги тряслись от напряжения. Оставалось неприятное ощущение в желудке, точно живое напоминание о страшном давнем потрясении. Он не сразу встал с пола: тело не слушалось, сознание смешалось. Пока рассудок возвращался к нему вместе с самообладанием, он лежал, осознавая, что вторгшаяся в него золотая субстанция удалилась и освещение в гигантском помещении стало прежним: мягким и чуть зеленоватым, разгоняющим тени. Затем глаза отыскали циферблат, и он резко приподнялся на локте – оказывается, он валялся здесь уже два часа.
С трудом он встал на трясущиеся ноги. Вглядевшись в грандиозное скопище аквариумов, он увидел, что ничего не изменилось. Все осталось на своих местах. Инстинкт или интуиция подсказали ему, что золотой посетитель ушел и что когда-нибудь он, Стив, еще займет свое законное место в этом стеклянном дворце. Не обеспокоило ли хозяина присутствие постороннего? Может, ему не просто разрешили войти, может, все это было попыткой заманить его? И почему его выпустили? А корабль? Не сделал ли хозяин здешнего мира чего-нибудь с кораблем?..
Схватив свое бесполезное ружье, Стив осмотрел его. Затем поместил Лауру на плечо, куда она сама не могла забраться от слабости и страха. Она, родная, вцепилась, пьяно покачиваясь. Тогда он двинулся в глубь музея.
– Думаю, мы в безопасности, дорогуша, – говорил он ей. – Верно, мы птицы слишком низкого полета, чтобы обеспокоить хозяина этой клетки. Чем скорее мы поймем, с кем связались, тем лучше. Мы должны знать, что против нас.
– Я дальше не ходок! – заявила Лаура. – Полный назад!
Он сделал шаг, отказываясь признать, что его нервная система находится на пределе и что взвинченный, как никогда, он упадет от любого нового потрясения. Не то чтобы боялся, тут было что-то другое, чего он даже не мог определить.
Пройдя последний ряд штабелей, он наткнулся на какой-то странный механизм. Сложным и головоломным был этот агрегат, и производил он ту самую кристаллическую растительность. Рядом стояла другая, совершенно иным образом устроенная машинерия, выдававшая на-гора какую-то рогатую ящерицу. Не оставалось никаких сомнений и насчет процесса производства, так как сборка происходила прямо на глазах. Через пару часов изделия были бы совершенно готовы, им не хватало лишь… не хватало лишь…
Волосы его встали дыбом, и он бросился вон. Бесконечные машины – и все разные, производящие растения, жуков, птиц, грибы. Все было сделано электропоникой: словно кирпич за кирпичом, атом наращивался на атоме, чтобы в результате построить дом. Это не было синтезом, здесь проходил настоящий монтаж – конвейерная сборка, вроде той, что ведется на производствах точной электроники. В каждой из этих машин, он знал, был какой-то ключ, код или шифр, какой-то головоломный ноу-хау невообразимой сложности, отвечавший за точность исполнения образца. Сами же образцы были уникальны и бесконечно разнообразны.