– Вы тоже ранены?
– Ничего страшного, осколком стекла задело. А нашему спикеру…
– Евгений Иванович!… – По лестнице торопливо спускался молодой широкоплечий парень. – Я узнал, как добраться до посольства!
– Джекей, мой помощник и по совместительству телохранитель, – представил его Коровьев. – Как видите, не уберег.
– Весь район оцеплен, так что придется пешочком, – виновато опустил взгляд парень, будто это он был инициатором взрыва. – Правда, тут недалеко, минут двадцать…
– Представляете, мою служебную машину разорвало в куски. – Коровьев искренне искал у Джекандра сочувствия. – Последняя модель «мерседеса», спутниковый телефон… В куски!…
– Обождите минутку, я переговорю с шефом, – Турецкий вернулся к Володину и полушепотом произнес: – Это Коровьев, председатель драгмета.
– Что он здесь делает?
Джекандр взглядом указал на табличку, выставленную у дверей ресторана: «Сегодня обслуживаем только участников конгресса!»
– Проведешь их через оцепление, посадишь в патрульный автомобиль и доставишь в наше посольство. И постарайся не пропустить ни одного слова из того, о чем они будут говорить.
– Думаешь, есть какая-то связь?
– Вряд ли. Но для очистки совести мы должны отработать и эту версию.
– Фамилия?
– Абдул-Рауф, – отчеканил Гарджулло. – А вы что, читать не умеете?
Начальник полицейского участка придирчиво рассматривал паспорт, обнаруженный при обыске в кармане задержанного.
– Знаешь, что тебе грозит? – поднял он на Марио тяжелый взгляд.
– Мне наплевать, я отстаивал честь своего народа!…
– Не нужно высокопарностей, – брезгливо отмахнулся офицер. – Знаю я вашу породу. Это поначалу вы такие смелые, а как посидите за решеткой денек-другой, так к мамочке проситесь.
– У меня нет мамочки.
– Мне очень жаль. Будь она жива, быть может, ты бы не превратился в то, что сейчас из себя представляешь. Смотреть противно.
– Мне тоже, – с вызовом выпалил Марио. – И вообще, нечего мне читать проповеди! Тоже мне, раввин отыскался. Знать тебя не хочу, легавая свинья!…
– В камеру его! – взорвался начальник участка.
Через мгновение двое дюжих полицейских ворвались в кабинет, скрутили Гарджулло и вывели его в коридор.
– Я обещаю тебе – получишь на полную катушку! – несся ему вслед разъяренный голос офицера. – Я все для этого сделаю, наглая тварь!…
На исходе шестой минуты Фрэнки прислал весточку:
«Ефраим Левин. 34 года. Судим за торговлю оружием в 1986 году. Срок заключения – шесть лет и девять месяцев. За примерное поведение освобожден досрочно, в ноябре 1990 года. Иные правонарушения не значатся».
– Хорошо хоть не убийца, – заметила Вильсон.
– Осталось две минуты…
Можно было бы дать Барагину датчик, который бы послал сигнал тревоги. Но Николай категорически от него отказался, опасаясь тщательного обыска или наличия в автомастерской аппаратуры, способной засечь радиосигнал.
Впрочем, датчик и не понадобился. Барагин чисто сработал, назвав Ефраиму с десяток имен уголовных авторитетов, подробно рассказал о распорядке дня в тюрьме города Хайфы, где его «держали до суда», и исправительного учреждения, где он мотал срок. Всю эту информацию он намертво запомнил, мельком проглядывая полицейское досье, выдал ее на чистейшем иврите.
Теперь– то уж верзила был твердо уверен, что перед ним -свой парень.
– Потерпи немного, – заговорщицки сказал он. – Недельку-другую, пока все уляжется. Если бы не этот взрыв, я бы тебе хоть сейчас отвалил такую волыну!…
– Какой взрыв?
– Ты что, с луны свалился? – удивленно заморгал Ефраим.
– Нет, из тюрьмы вышел.
– Рвануло сегодня в центре. Да так сильно, что моя хибара чуть не развалилась.
– Надо же, что творится, – «ужаснулся» Барагин. – И чья это работа?
– А тебе не все равно?
– А ты в курсе?
– Как сказать…– задумался Ефраим. – Ясное дело, что ребята эти серьезные. Недели две назад приходили ко мне двое, но то, что это были именно они, – шанс один к миллиону.
– Чего хотели?
В этот момент кто-то постучался в дверь. Сначала робко, затем более настойчиво.
– Если что, ты хочешь купить у меня трамблер, – тихо сказал Ефраим.
– А что это такое? – так же тихо спросил Барагин.
– Не важно. Запомни – «трамблер»!… – Верзила нехотя подошел к двери, поднял жалюзи.
На пороге стояла стройная брюнетка с ярко накрашенными пухлыми губками. Легкомысленное платьице плотно облегало ее точеную сексапильную фигурку.
– Я прочитала вывеску, что вы продаете всякие там принадлежности к автомобилю.
– Вообще-то у нас сегодня выходной… – Ефраим не мог оторвать оторопелого взгляда от ее коленок.
– А у меня какая-то падлюка зеркальце свистнула, – по-девчоночьи надула щечки незнакомка. – Ведь была-то в магазине всего пять минут, а вышла – зеркальца нет.
– В машине?
– А где же еще? – захихикала брюнетка. – А вы подумали, что в косметичке? Так у вас есть зеркальце?
– У меня есть и кое-что другое. – Дебиловато заулыбавшись, Ефраим быстро задвигал тазом. – Вот только не уверен, подойдет ли по размеру.
– Вы хотите проверить? – кокетливо закатила глазки девица.
– Почему бы и нет?
Этот невинный флирт продолжался минут пять, после чего Ефраим вручил Марго новенькое зеркало заднего вида, не взяв с нее ни шекеля. Уговорились, что она как-нибудь вечерком к нему заскочит, если будет соответствующее настроение. Нет-нет, она не замужем, Боже упаси связывать себя по рукам и ногам. А этого смазливенького паренька как зовут? Какое странное имя – Николай. Да, есть одна подружка. Обязательно прихватит с собой. Приятно было познакомиться.
Отбой тревоги. Жаль, что на пути от автомастерской не попалось ни одной урны, и пришлось целый день таскать громоздкое зеркальце в сумочке.
Вскоре после появления в камере Гарджулло был уже душой общества. Его рот ни на мгновение не закрывался, он сыпал всевозможными байками из «своей жизни» и конечно же во всех красках описывал захватывающую драку с неверными, когда он был один против четверых.
– А я этому в пятак с разворота! – Марио прыгал по камере, сражаясь с воображаемыми противниками. – А потом пригнулся и со всей дури, вот так! А третьему вообще хобот по всей морде размазал, он чуть кровью не захлебнулся!…
Контингент заключенных в камере состоял сплошь из арабов. Во избежание неприятных эксцессов евреев и арабов всегда стараются развести по разным углам. На то и был расчет.
Зрители визжали от восторга.
– И правильно!
– Мочить их надо, гадов! Мочить!
– Молодец, Абдул-Рауф!… Клево ты им наподдал!… На всю жизнь запомнят!…
И лишь один заключенный не разделял всеобщего одобрения. Он долго лежал на нарах лицом к стене, пока наконец не повернулся к Марио и не сказал с досадой:
– Дурак ты.
Все замолчали, как по команде. В камере воцарилась тревожная тишина.
– Это почему? – осмелился поинтересоваться Гарджулло.
– Да потому, что эти ублюдки хоть и наполучали от тебя затрещин, но расхаживают на свободе. А ты ждешь суда в тюрьме. И дождешься, тебя надолго упекут за решетку. А теперь посуди сам. Чего ты добился?
Марио легкомысленно пожал плечами.
– Вот именно… – укоризненно продолжал араб. – Глупо это, Абдул-Рауф. Очень глупо. Совсем не так надо с ними бороться…
– А как?
– Слыхал, как сегодня грохнуло?
– Конечно, слыхал.
– Вот так и надо…
Глава 9. Израиль, Тель-Авив
В отель Солонин вернулся уже под вечер. Ужасно хотелось принять душ и, как следует поев, завалиться в постель.
Но не успел он скинуть с себя мокрую от пота полицейскую форму и залезть в ванну, как противно и визгливо зазвонил телефон.
– Ну вот, блин, выспался… – Витя не скрывал досады.
– Алло, ты уже вернулся? – раздался голос Турецкого, как только он поднял трубку. – Почему не зашел и не доложил?
– Да пока нечего докладывать. – Виктор плюхнулся в кресло. – А как у вас дела?
– Пока примерно так же, – вздохнул Турецкий. – Ни одной зацепки.
– Что завтра? – спросил Солонин, сладко зевнув и накинув на плечи гостиничный халат.
– А вот по этому поводу я и хотел с тобой поговорить, – ответил Турецкий. – Так что поднимайся ко мне, когда душ примешь.
– А вы откуда знаете, что я принимаю душ? – Лицо Виктора вытянулось от изумления.
– Эх ты, шпион хренов! – засмеялся Турецкий. – Так у тебя же вода в ванной шумит… Так что давай домывайся как следует – и сразу ко мне. У меня к тебе отдельное дело есть. Усек?
– Усек. Буду через пятнадцать минут. Виктор повесил трубку.
Когда он вошел, Турецкий что-то печатал на компьютере.
– Вот, явился. – Солонин сразу полез в холодильник за минералкой.
– Да-а, не запылился… – задумчиво пробормотал Турецкий, продолжая бегать пальцами по клавиатуре. – Значит, так, завтра в семь сорок самолет летит в Москву. И ты должен быть на этом самолете.
– Да-а, не запылился… – задумчиво пробормотал Турецкий, продолжая бегать пальцами по клавиатуре. – Значит, так, завтра в семь сорок самолет летит в Москву. И ты должен быть на этом самолете.
– Зачем? – Солонин удивился. – Что, следы ведут к русской мафии?
– Нет, пока даже следы ведут в тупик. – Турецкий наконец отключил компьютер и закрыл крышку. – Хотя тебе-то я уже могу кое-что объяснить. Тут, в Тель-Авиве, проходила конференция, деловая встреча алмазодобытчиков нескольких стран. В самом деле тут готовилась самая настоящая торгово-финансовая революция.
– Ого! – иронично улыбнулся Солонин.
– Именно, – серьезно продолжил Турецкий. – Собрались люди, которые решили не очень-то сильно, но хотя бы чуть-чуть потеснить знаменитую корпорацию «Марс». И вот что из этого получилось.
– «Марс» – это которая продает бриллианты?
– В самую точку. Бриллианты, а не алмазы. Наложила лапу на всю алмазодобычу в мире.
– Так это они рванули?
– Надо еще доказать… Но твое задание будет совсем другое, к взрыву оно, возможно, никак не относится.
– Что за задание? – полюбопытствовал Солонин.
Турецкий достал из ящика стола небольшую кожаную папку и протянул Виктору.
– На, полистай пока повнимательней. А я тебе потом все объясню.
В папке была кипа фотографий и каких-то справок, больничных листов и тому подобной документации.
– А кто это? – Солонин выудил из кипы снимок какого-то старика в спортивном костюме, вокруг которого тесно сгруппировалась молодежь. Фотография была сделана, очевидно, на каком-то пикнике – дымил костер, стройными рядочками лежали шампуры с нанизанным на них мясом, стояли бутылки с вином.
– Ты смотри, смотри. Потом вопросы задавать будешь, – ответил Турецкий.
Дальше шли фотографии того же старика в разных жизненных ситуациях – какие-то банкеты, а вот групповая фотография на фоне парадного крыльца, несколько увеличенных снимков разных лет на документы. И только одна фотография принадлежала не старику. Вернее, не этому старику, а совсем другому.
Это тоже был снимок какого-то торжества. Фотографы на таких праздниках почему-то считают, что главным действующим лицом является стол с едой, а сидящие за этим столом люди – нечто второстепенное. Автор этого снимка не был исключением.
Обведенный красным маркером старик сидел в самом дальнем углу. Были видны только кусок его блестящей лысины, нос и глаза. Но это был не тот худощавый весельчак, а какой-то маленький толстенький зануда со злыми глазками.
– Ну посмотрел. – Солонин закрыл папку. – У нас завхоз был в детдоме, Петрович, так он и то лучше фотографировал.
– Твой завхоз меня мало волнует, – улыбнулся Турецкий. – Что ты можешь сказать об этих людях? Это просто тест на физиономистику.
– Ну что сказать, это два разных человека, – начал Виктор.
– Дельное наблюдение. Дальше.
– Один, судя по всему, какой-то преподаватель в институте, возможно доцент, скорее всего технарь. – Виктор нашел паспортный снимок и внимательно вгляделся в глаза мужчины. – Живет один. Детей нет, жены нет. Или с ними не общается. С ближними родственниками тоже, судя по всему, не в ладах.
– Та-ак. – Турецкий улыбнулся и потер руки. – И как ты это определил?
– Ну как… – Солонин улыбнулся. – Тут почти все фотографии с каких-то сабантуев. И на всех фотографиях разные люди. Только старик везде торчит. К тому же ни одного семейного фото. Пять фотографий с новогодних торжеств, и сделаны все в разных домах, причем не так давно, наверное за пять последних лет. А в таком возрасте, как этот старик, люди редко выбираются в гости на семейные праздники, чаще отмечают дома. Поэтому скорее всего он – холостяк. Одному-то не очень весело проводить праздники дома, тем более что он – человек общительный.
– Хорошо, а второй? – Турецкий внимательно слушал, прищурив левый глаз.
– А вот со вторым сложнее. – Виктор отыскал снимок. – Нет портрета в развитии.
– И все-таки?
– Ну хорошо, попробуем… Судя по тому, что он сидит в самом дальнем конце стола, в этой компании его не очень жалуют. Более того, и она ему тоже мало интересна – он ведь не заглядывает в объектив вместе со всеми. Скорее всего, оказался там потому, что нельзя было не пойти. Или какой-нибудь мелкий бухгалтер на пьянке по поводу именин начальника, или…
– Или? – повторил Турецкий.
– Или находится там по роду деятельности, – подытожил Солонин.
– Это какая же такая деятельность?
– Судя по тому, что вы спросили, я делаю вывод о правильности второго варианта. – Витя засмеялся. – А род деятельности… Спецслужбы какие-нибудь?
– Браво! – Турецкий захлопал в ладоши. – Браво и еще раз браво. Рад, что в тебе не ошибся. Ты все абсолютно точно и правильно подметил, с одной лишь маленькой загвоздочкой.
– С какой?
– Все правильно, только с точностью до наоборот. Первый старик – как раз представитель спецслужб, а точнее КГБ. – Турецкий сам начал просматривать снимки. – Это фотографии из разных дел, в которых он участвовал. Ты так рассуждаешь забавно. По роже того сразу видно, что он шпион. Ну какой нормальный агент будет так себя вести? Если судить по-твоему, то он вообще должен быть в черных очках и с микрофотоаппаратом. Про новогодние снимки ты хорошо подметил, а вот то, что он в одном и том же костюме на всех этих новогодних праздниках, от тебя как-то ускользнуло.
– Но ведь может же быть у него один пасхальный костюм? – возразил Солонин.
– Да. И один галстук? – Турецкий опять швырнул ему папку с фотографиями. – Да за пять лет любой галстук в мочалку превратится, разве не так? Чего молчишь? Язык проглотил?
Виктор покраснел и опустил голову.
– Да-а… – вздохнул Турецкий. – А я-то как раз думал, что ты по этому самому костюмчику все и определишь. Он как раз разные вузы инспектировал семь лет назад, прощупывал на предмет антиалкогольной реформы. Ты на стены-то не обратил внимания, а они все выкрашены. Понимаешь, выкрашены, а не обоями оклеены. Много ты квартир видел с покрашенными стенами?… Слушай, а может, тебе в участковые податься? Или, еще лучше, в ГАИ. Там, я слышал, такие бабки гребут, что можно зарплату не платить.
– Простите, меня, Александр Борисович, – тихо сказал Солонин, – я больше так не…
– Вот только этого не надо! – Турецкий даже вскочил с кресла – так его распирала злость. – Да ты должен не то что по фотографии, а по забытой перчатке, по оставленному окурку человека насквозь видеть. Иначе больше года не проживешь. И это не ты у меня должен прощения просить, а я у тебя, что ошибся.
Витя сидел и молчал. Ему просто было нечего сказать в ответ. Да, Турецкий, конечно, был прав. Но, с другой стороны, у Турецкого есть опыт, а он лишь выпускник школы. Хотя, если говорить честно, и это не может служить оправданием. Просто Виктору польстило, что он работал сегодня в паре с учителем, что его отправили следить за этим придурком Коровьевым. Как же, шпион, человек-невидимка, рыцарь плаща и кинжала.
– Ладно… – махнул рукой Турецкий. – Расстроил ты меня, ничего не скажешь. В общем, так, этот технарь, как ты сказал, Цирев Георгий Карлович, генерал госбезопасности в отставке. А тот, второй, которого ты в комитетчики зачислил, как раз технарь. Точнее, врач, хирург. Он доцент медицины, заведующий кафедрой хирургии, заведующий отделом хирургии госпиталя Третьего управления. Знаешь, что это за госпиталь?
– Да, знаю.
– Зовут врача Фридман Семен Семенович. Теперь ты, наверное, хотел бы узнать, какое отношение эти люди имеют друг к другу? Надеюсь, что хотел бы, а то мне пора подумать о заслуженном отдыхе.
Витя промолчал. Он пропустил гол в свои ворота и теперь просто вынужден сносить все колкости шефа.
– Год назад Цирев лег в госпиталь с диагнозом язва желудка. Его лечащим врачом был сам Фридман. Должен сразу сказать, что далеко не все шишки удостаиваются такой чести, как этот пенсионер. И вот три дня назад, через сутки после пустяковой в общем-то операции наш дедушка отдал концы. Ты должен поехать в Москву и подробно выяснить у этого самого Фридмана все подробности смерти.
– А можно вопрос? – наконец подал голос Солонин.
– Задавай. Это только у матросов нет вопросов. Ты ж не на флоте служил, насколько я знаю.
– Скажите, а почему надо за этим лететь аж отсюда? Разве его некому в Москве допросить? Вы же можете связаться с Меркуловым, он обставит все как надо.
Турецкий помолчал немного, сверля Витю взглядом, а потом четко и ясно ответил:
– Потому, что это – приказ. И я хочу, чтобы его выполнил именно ты. Еще вопросы есть?
– Нет. – Солонин опустил глаза.
– Вот и отлично. – Турецкий протянул ему билет, визу, прочие проездные документы и деньги. – Как только с этим справишься, свяжешься со мной или с Реддвеем для дальнейших указаний. Дуй давай, отсыпайся. И не забудь – в семь сорок. Песенку такую знаешь – в семь сорок он приедет, в семь сорок он приедет, наш старый, наш славный, наш одесский паровоз…