Внезапно Монк ощутил всю глубину ее потери, ее безысходное одиночество. Из жизни леди Фабии исчезла единственная радость.
— Я прошу прощения, — со всей искренностью сказал он. — Мы не можем вернуть вам сына, но мы найдем убийцу, и он будет наказан.
— Повешен, — невыразительно отозвалась она. — Выведен утром из камеры и повешен.
— Да.
— Слабое утешение. — Она вновь повернулась к нему. — Но это лучше, чем ничего. Постарайтесь, чтобы так все и вышло.
Ему явно намекали, что разговор окончен, но уходить Монку было еще рано. Он так пока ничего и не выяснил. Монк поднялся.
— Я постараюсь, мэм, но мне необходима ваша помощь…
— Моя? — переспросила она удивленно и с оттенком неодобрения.
— Да, мэм. Мне нужно знать, кто ненавидел майора Грея до такой степени, что решился на убийство… — Монк видел, как дрогнуло ее лицо. — Благородные люди часто вызывают в окружающих зависть, ревность со стороны неудачливого соперника, наконец, поводом мог быть неоплаченный долг…
— Да, я поняла вашу мысль. — Леди Фабия моргнула, мускулы ее тонкой шеи напряглись. — Как вас зовут?
— Вильям Монк.
— И что же вы хотели узнать о моем сыне, мистер Монк?
— Начнем с того, что я хотел бы встретиться с остальными членами семейства.
Она удивленно приподняла брови.
— Вы считаете меня пристрастной, мистер Монк, полагаете, что я могу о чем-то умолчать?
— Мы часто видим в близких нам людях лишь светлые стороны, — тихо произнес он.
— Вы весьма проницательны.
Голос ее стал язвительным. Хотя, возможно, в нем таилась и глубокая душевная боль.
— Когда я могу поговорить с лордом Шелбурном? — спросил он. — А также с теми, кто хорошо знал майора Грея.
— Если вы считаете это необходимым… — Она двинулась к двери. — Подождите здесь, и я попрошу его встретиться с вами, когда он сочтет это удобным. — Она открыла дверь и вышла, не взглянув на Монка.
Монк сел и повернулся к окну. Мимо проходила просто одетая женщина с корзиной в руке. Внезапно на него нахлынули детские воспоминания, он увидел черноволосую девочку и обсаженную деревьями мощеную улицу, спускающуюся к воде. Что-то еще? Да! Было ветрено, слышались крики чаек. Монка охватило ощущение счастья и полной безопасности. Детство… Его мать и сестра.
Но видение уже исчезало. Монк пытался сосредоточиться, вернуть его, но тщетно. Он снова находился в имении Шелбурнов.
Ему пришлось прождать еще четверть часа, прежде чем открылась дверь и вошел лорд Шелбурн. Это был мужчина лет сорока или тридцати восьми, сложенный куда крепче своего младшего брата, насколько можно было судить по одежде Джосселина Грея. Однако Монку подумалось, что вряд ли Джосселину были присущи такая уверенность в себе и сознание собственного превосходства. Лицо лорда Шелбурна было более смуглым, чем у матери, и, судя по всему, чувство юмора ему не было свойственно вовсе.
Монк торопливо поднялся и тут же возненавидел себя за это.
— Вы тот малый из полиции? — Шелбурн слегка нахмурил брови. Он остался стоять, и Монку пришлось последовать его примеру. — Ну, так что вам угодно? Я плохо представляю себе, каким образом я мог бы помочь в поисках убийцы моего брата. Что я вообще могу сказать о сумасшедшем, вломившемся в дом и убившем его, беднягу?
— Никто никуда не вламывался, сэр, — поправил его Монк. — Кем бы убийца ни был, но майор Грей впустил его в квартиру сам.
— Неужели? — Брови лорда чуть вздернулись. — Мне это кажется маловероятным.
— Стало быть, вы не знакомы с фактами, сэр.
Монка начинала раздражать бесцеремонность этого человека, полагавшего, что он разбирается во всем лучше других лишь потому, что он — джентльмен. Был ли Монк и в прошлом столь же нетерпим и вспыльчив? Ранкорн, кажется, говорил что-то об отсутствии такта… Внезапно ему вспомнилась женщина, которую он видел в церкви. — та, что чуть было не обратилась к нему, но, поколебавшись, прошла мимо. Он видел теперь ее лицо так же ясно, как лицо лорда Шелбурна; шорох платья, легкий аромат духов, широко раскрытые глаза. Воспоминание заставило сердце учащенно забиться и даже слегка сдавило горло.
— Я знаю, что мой брат был избит до смерти каким-то безумцем. — Резкий голос лорда Шелбурна вернул его к действительности. — А вы до сих пор не схватили убийцу. Вот факты!
Он попытался сосредоточиться.
— При всем уважении к вам, сэр. — Монк старательно подбирал слова. — Мы знаем, что он был избит до смерти. Но мы не знаем, кем и почему. На двери нет никаких следов взлома, и единственный человек, вошедший в дом, объявил, что идет в гости к другому жильцу. Кто бы ни напал на майора Грея, он обдумал все заранее и, насколько нам известно, ничего не украл.
— И из этого вы заключили, что Джосселин знал убийцу? — Шелбурн был настроен скептически.
— Из этого и еще из жестокости преступления, — согласился Монк. Он стоял посреди комнаты, изучая хорошо освещенное лицо лорда Шелбурна. — Простой грабитель не стал бы наносить удары, видя, что жертва его уже давно мертва.
Шелбурн содрогнулся.
— Это только подтверждает мою мысль, что преступник безумен! Вы имеете дело с сумасшедшим, мистер… э… — Он не стал вспоминать, как зовут Монка, и даже не приостановился, ожидая подсказки. — Мне кажется, у вас весьма мало шансов изловить его. Право, вам лучше вернуться к своим карманникам и шулерам — или чем вы там обычно занимаетесь?
Монк с трудом подавил раздражение.
— Боюсь, что леди Шелбурн с вами не согласится.
Лоуэл Грей не подозревал о собственной грубости. Да и как вообще можно быть грубым в разговоре с полицейским!
— Мама? — На секунду его лицо дрогнуло, но тут же вновь стало бесстрастным. — О да, женщины так чувствительны… Боюсь, она очень тяжело переживает смерть Джосселина. Для нее было бы легче, если бы он погиб в Крыму. — Казалось, он слегка удивлен.
— Ее чувства понятны, — старался нащупать подход к собеседнику Монк. — Насколько я знаю, он был обаятельным человеком, его все любили…
Шелбурн оперся на камин, его обувь сияла в льющемся сквозь французское окно солнечном свете. Он раздраженно ткнул носком башмака в каминную решетку.
— Джосселин? Да, именно таким он и был… Жизнерадостным, вечно улыбающимся. Прекрасно пел, умел рассказывать истории и все такое прочее. Я знаю, что моя жена очень его любила. Какая жалость, какая бессмыслица — откуда взялся этот безумный убийца… — Он покачал головой. — Какое горе для матери!
— Он часто бывал здесь? — Монк решил, что выбрал верную тему.
— О, раз в два месяца или чаще. А в чем дело? — Лорд воззрился на полицейского. — Не думаете же вы, что кто-то следил за ним и здесь?
— Нельзя исключать и такую возможность, сэр. — Монк слегка оперся на сервант. — Был ли он здесь перед самым убийством?
— Да, недели за две до того. Но я думаю, что вы на ложном пути. Все его здесь хорошо знали и любили. — Лицо Лоуэла омрачилось. — Кстати, и слуги тоже. Всегда у него находилось для них доброе слово, всех он знал по именам, хотя давно уже жил в Лондоне.
Монк мысленно нарисовал себе картину: старший брат — серьезный, основательный, но скучный, о среднем пока мало что можно сказать, и, наконец, младший — обаятельный, очаровывающий окружающих, пренебрегающий условностями, внимательный к слугам и — в отличие от старших братьев — любимец матери.
— Люди зачастую хорошо скрывают ненависть, сэр, — произнес он. — Особенно если они замышляют убийство.
— Полагаю, что так, — согласился Лоуэл. Он выпрямился, повернувшись спиной к камину. — И все же я думаю, что вы идете по ложному следу. Займитесь лондонскими сумасшедшими, поищите среди особо жестоких грабителей. Неужели у вас нет осведомителей? Почему бы вам не обратиться к ним?
— Мы обращались к ним, сэр, но тщетно. Мистер Лэмб, мой предшественник, проработал все возможные варианты в этом направлении. Собственно, это первое, что пришло нам в голову. — Монк внезапно изменил тему, надеясь застать собеседника врасплох: — А как обстояли финансовые дела майора Грея, сэр? Нам ничего не известно о его доходах.
— А это-то вам зачем? — Лоуэл вздрогнул. — Не предполагаете же вы, что кто-то способен избить тростью до смерти своего делового конкурента? Это же смехотворно!
— Однако кто-то пошел на это.
Шелбурн неодобрительно поморщился.
— Незачем мне об этом напоминать! Я не интересовался его делами. Его доля в наследстве была, разумеется, невелика.
— А сколько именно, сэр?
— Не понимаю, почему вас это интересует.
Лорда явно раздражало вмешательство полицейского в их семейные дела. Он снова легонько пнул каминную решетку — на этот раз каблуком.
— Вполне естественно, что меня это интересует, сэр. — Теперь Монк полностью определял направление разговора. — Ваш брат был убит и, скорее всего, тем, кто знал его. А деньги — это самый распространенный мотив убийства.
— Вполне естественно, что меня это интересует, сэр. — Теперь Монк полностью определял направление разговора. — Ваш брат был убит и, скорее всего, тем, кто знал его. А деньги — это самый распространенный мотив убийства.
Лоуэл не спешил с ответом. Монк ждал.
— Да, вероятно, — сдался наконец Шелбурн. — Четыреста фунтов в год, и, конечно, ему был назначен пенсион как отставному офицеру.
Для Монка это была бы солидная сумма. На такие деньги можно содержать приличный дом, жену, семью и двух служанок. Но, наверное, Джосселин Грей привык жить на широкую ногу: костюмы, клубы, лошади, азартные игры, женщины — или по меньшей мере подарки для женщин. Полиция так и не поинтересовалась кругом его знакомых, полагая, что убийство — дело рук случайного грабителя с улицы, а сам убитый — просто жертва рока.
— Благодарю вас, — обратился он к лорду Шелбурну. — Другие источники доходов вам не известны?
— Мой брат не обсуждал со мной свои финансовые дела.
— Вы сказали, ваша супруга очень его любила. Не будет ли мне позволено побеседовать с леди Шелбурн? Майор Грей мог сообщить ей во время своего последнего визита нечто для нас важное.
— Вряд ли. Она бы передала это мне, а я — вам. Или другому представителю власти.
— То, что могло показаться несущественным для леди Шелбурн, может иметь большое значение для меня, — заметил Монк. — Во всяком случае, попытаться стоило бы.
Лоуэл шагнул на середину комнаты, как бы оттесняя Монка к двери.
— Я так не думаю. Она и без того пережила сильнейшее потрясение. Не вижу повода снова волновать ее грязными подробностями.
— Мне бы хотелось поговорить с ней о личности майора Грея, сэр, — возразил Монк с едва уловимой иронией. — О его друзьях, о его интересах, не более. Или леди Шелбурн была настолько привязана к нему, что я рискую расстроить ее даже этим?
— Меня не задевает ваша дерзость! — парировал Лоуэл. — Разумеется, они не были настолько близки. Но к чему бередить старые раны! Вряд ли вам было бы приятно, если бы кого-нибудь из вашей семьи избили до смерти!
Монк смотрел в глаза Лоуэлу. Их разделял всего ярд.
— Конечно, нет, но именно поэтому нам и необходимо найти преступника.
— Ну, если вы настаиваете…
С болезненной усмешкой Лоуэл предложил Монку следовать за ним, и они прошли коротким коридором в центральный холл.
Пока Шелбурн вел его к одной из дверей, Монк успел оглядеться. Стены до уровня плеча были облицованы деревянными панелями, на паркетном полу красовались китайские ковры пастельных тонов. Наверх вела величественная лестница, разветвлявшаяся на два рукава и тянувшаяся по обе стороны обнесенной перилами площадки. На стенах висели картины в позолоченных рамах, но у Монка не было возможности рассмотреть их.
Шелбурн открыл дверь гостиной и нетерпеливо выждал, пока Монк войдет. Окна продолговатого помещения выходили на южную сторону, из них открывался вид на лужок, обрамленный пышным цветочным бордюром. Розамонд Шелбурн, сидевшая в парчовом шезлонге с круглыми пяльцами в руках, заметив вошедших, подняла глаза. На первый взгляд она была похожа на свою свекровь: такие нее белокурые волосы и красивые брови, тот же разрез глаз, правда, карих, а не голубых. Однако лицо леди Розамонд отличалось большей мягкостью черт, чувствовалось, что супруге лорда Шелбурна свойственны и юмор, и воображение. Одета она была скромно, как и подобает женщине, недавно потерявшей деверя, но единственной черной деталью туалета была нитка бус, выделявшаяся на фоне платья цвета темного вина.
— Прошу прощения, дорогая. — Шелбурн бросил взгляд на Монка. — Этот человек — из полиции. Он полагает, что, поговорив с тобой о Джосселине, сумеет справиться с расследованием более успешно. — Он прошел мимо жены и остановился возле первого окна, глядя на залитую солнцем траву.
Леди Розамонд слегка порозовела и потупилась.
— В самом деле? — вежливо переспросила она. — Я слишком мало знаю о жизни Джосселина в Лондоне, мистер…
— Монк, мэм, — подсказал он. — Как я понял, вы были дружны с майором Греем и могли бы рассказать мне о его знакомых, о знакомых его знакомых — и так далее.
— О!.. — Она отложила иголку и пяльцы. По канве были вышиты розы. — Понимаю. Боюсь, я несколько рассеянна. Пожалуйста, присядьте, и я постараюсь помочь вам.
Монк принял предложение и приступил к осторожным расспросам, чутко ловя изменения в выражении ее лица и вслушиваясь в интонации.
Постепенно перед ним вырисовывался портрет Джосселина Грея.
— Когда я появилась здесь сразу после замужества, он был еще очень молод, — с улыбкой говорила Розамонд, глядя мимо Монка в окно. — Конечно, ведь это было еще до его отъезда в Крым. Он уже был офицер, только что получил звание, и он был такой… — она тщательно подбирала слова, — беспечный! Помню, он впервые явился сюда в мундире, алая куртка и золотые галуны, сапоги сияют. Он был счастлив. — Голос ее дрогнул. — Война казалась ему приключением.
— А потом? — спросил Монк, изучая тонкие черты ее лица.
— Он был ранен, разве вам это не известно? — Она посмотрела на него, слегка нахмурившись.
— Известно.
— Дважды — и вдобавок болел. — Она взглянула в глаза Монку, как бы допытываясь, не знает ли он больше, чем она сама. — Он сильно страдал, — продолжала Розамонд. — Его вышибли из седла во время атаки под Балаклавой, а еще он получил сабельную рану в ногу под Севастополем. Джосселин неохотно рассказывал о том, как лежал в госпитале, это были слишком тягостные для него воспоминания.
Вышивка соскользнула с колен на пол, и леди Шелбурн не стала ее поднимать.
— Он сильно изменился? — допытывался Монк.
Она слегка улыбнулась. Рот у нее был мягче и чувственней, чем у свекрови.
— Да, но чувства юмора не утратил. По-прежнему был жизнерадостен и ценил красивые вещи. Он подарил мне в день рождения музыкальную шкатулку. — При воспоминании об этом она улыбнулась чуть шире. — Эмалевая крышка с изображением розы. Она играла «Fur Elise»… Бетховена…
— Послушай, дорогая! — резко перебил ее Лоуэл, отворачиваясь от окна. — Полицейский здесь по делу. Его не интересуют ни Бетховен, ни музыкальная шкатулка Джосселина. Пожалуйста, сосредоточься на более существенных вещах. Ему нужно знать, не оскорбил ли Джосселин кого-нибудь, не задолжал ли… Бог знает еще что!
По лицу ее пробежала тень, словно внезапно изменилось освещение, хотя небо за окном по-прежнему было голубым и безоблачным. В глазах Розамонд появилось выражение усталости.
— У Джосселина время от времени возникали денежные затруднения, — тихо ответила она. — Но были ли у него долги, мне неизвестно.
— Вряд ли он стал бы обсуждать такие вопросы с моей женой, — язвительно напомнил Лоуэл. — Возникни у него нужда в деньгах, он скорее бы обратился ко мне… Но у него хватало ума этого не делать. Содержание ему выплачивалось щедрое.
Монк оторопело оглядел роскошную комнату, бархатные шторы, сад за окном — и с трудом воздержался от замечания насчет щедрости. Он снова повернулся к Розамонд.
— Вы никогда не помогали ему, мэм?
Розамонд поколебалась.
— Чем? — спросил Лоуэл, приподнимая брови.
— Подарками, например, — предположил Монк, стараясь быть по возможности тактичным. — Небольшой ссудой по случаю…
— Мне кажется, вы издеваетесь, — раздраженно заметил Лоуэл. — Что довольно низко с вашей стороны. Если вы будете продолжать в том же духе, я добьюсь вашего отстранения от дела.
Монк опешил: он никого не хотел оскорбить — лишь выяснить правду. Однако Шелбурн решил, что полицейский его не понял.
— Мистер Монк, замужняя женщина не владеет собственностью и таким образом не может давать в долг ни своему деверю, ни кому-либо другому, — наставительно произнес Лоуэл.
Монк вспыхнул, чувствуя, что попал впросак. Вот уж о чем ему не следовало забывать! Даже драгоценности леди Розамонд по закону ей не принадлежали.
— Я имел в виду, с вашего разрешения, милорд, — своего рода жест доброй воли.
Лоуэл хотел ответить, но передумал и снова отвернулся к окну.
— Война сильно повлияла на майора Грея? — Монк снова обратился к леди Розамонд.
— О да! — с чувством воскликнула она, затем, вспомнив о правилах приличия, попыталась взять себя в руки. Наверное, если бы не многолетнее строгое воспитание, она бы разрыдалась. — Да, — повторила леди Розамонд. — Хотя его мужество достойно восхищения. Лишь спустя несколько месяцев после возвращения он снова стал напоминать себя прежнего. Он часто играл на фортепиано и пел для нас. — Взгляд Розамонд вновь был устремлен мимо Монка. — А еще он бесподобно умел рассказывать забавные истории. Но иногда он вспоминал о погибших товарищах, и это причиняло ему страдание.
Портрет Джосселина Грея вырисовывался все яснее и яснее. Храбрый молодой офицер с прекрасными манерами, но совсем еще неопытный. Затем молодой человек, повидавший кровь и боль войны, вернувшийся домой и пытающийся, насколько это возможно, жить по-прежнему. И наконец, младший сын без средств, но с большим обаянием.