Больше всех ему понравилась Эннайп – тоненькая брюнетка с точеной фигуркой подростка, слегка раскосыми зелеными глазами и матово-белой кожей. Черты лица изящно-неправильные, и не сказать, что она красавица, зато во всем ее хрупком существе, от макушки до пят, угадывалась сильная индивидуальность – словосочетание избитое, но подходящее. Блестящие гладкие волосы собраны в хвост, который спускается ниже талии. Взгляд внимательный, испытующий, и сквозит в глубине зрачков что-то загадочное. «Ночная колдунья» – это определение пришло на ум само собой.
После ужина устроили танцы. Играл квартет музыкантов: струнные, иллихейский аналог флейты и покрытый алым лаком инструмент наподобие небольшого рояля.
Нику предложили выбрать даму, и он пригласил Эннайп. У него голова шла кругом, хотя вина он выпил немного, и оно было некрепкое. Словно ему снится сон – яркий, захватывающий, полный манящих подробностей. Наяву он не решился бы вот так запросто подать руку девушке вроде Эннайп.
Ее темно-красные губы, узкие, но красиво очерченные, дрогнули в улыбке. Она взяла его за руку, и только тут Ник спохватился: он ведь не умеет танцевать иллихейские танцы.
– Не бойтесь, это не сложно, – угадав, из-за чего он запаниковал, ободряюще прошептала Эннайп. – Это раванга, свободный танец, главное – двигайтесь в одном ритме со мной.
Под ее полуопущенными ресницами мерцала колдовская зелень.
Вимарса потащила танцевать Марину, а Неллойг осталась без пары. Это не очень ее расстроило: усевшись около вазы с конфетами (кажется, они называются «эсшафаны», что-то засахаренное – не поймешь, что именно), она с задумчивым видом брала их по одной и изящным движением отправляла в рот.
За большими арочными окнами стемнело. Незатейливая и ритмичная, с неожиданными минорными всплесками мелодия, да еще пряный, ночной аромат духов Эннайп – это совсем закружило Нику голову. Единственное, о чем он постоянно помнил: ни в коем случае не отдавать им кулон с Мардарием. Если захотят отобрать силой – сопротивляться. А хватит ли у него твердости сопротивляться, если снять кулон с его шеи попытается Эннайп?..
Насколько он понял, племянницами Дерфару приходятся Эннайп и Марина – значит, их и нужно опасаться в первую очередь.
– Я вижу, Ник уже освоился? – одобрительно заметил Дерфар (после ужина он куда-то исчез, но теперь вернулся и наблюдал за танцами, расположившись в кресле возле двери). – Ник, я сообщил заинтересованному лицу, что мы вас изловили. Вам передают привет, как принято у вас на родине. В течение ближайших двух-трех дней мы будем, как сумеем, развлекать вас… Устроим завтра экскурсию по Улонбре, у нас тут великолепный зверинец, один из лучших в Империи.
– Спасибо, – вежливо отозвался Ник. – Я бы еще хотел сходить в театр. Я слышал, здесь на гастролях знаменитая певица, ее зовут Энчарэл.
Очень кстати вспомнились претенциозные и грустные рассуждения соседки по купе. Во время экскурсии вряд ли подвернется возможность сбежать, но другое дело, если его привезут в театр… Там наверняка будет толпа народа.
Дерфар неожиданно легко согласился, но сказал, что для этого понадобится вечерний костюм, и послал кого-то звонить портному. Когда испугавшийся Ник спросил, сколько такой костюм будет стоить, Аванебих усмехнулся и небрежно махнул рукой: нисколько.
«Ага, это начало подкупа», – кисло отметил про себя Ник.
Снова заиграла музыка. Вимарса крикнула: «Дамский танец!» – и первая сцапала его за руку. Неллойг пригласила Дерфара, а Марина и Эннайп набросились на оставшиеся в вазе эсшафаны.
После «дамского танца» Вимарса утащила Ника в угол за малахитовые колонны и принялась выяснять, кто из них больше всех ему понравился. Ник отмалчивался.
– Эннайп, я же вижу. А Марина красивей!
Думает, если она сама по-детски влюблена в Марину, так и весь мир должен разделять ее чувства.
– Эннайп, вообще-то, умная, – вздохнула Вимарса. – Ее готовят в переговорщицы. Он уже одобрил ее кандидатуру, и теперь ее будут всему учить. Для этой работы надо ведь не только ему понравиться, но еще много знать – о сырье, о месторождениях, о производстве, нельзя же обсуждать вещи, в которых совсем не разбираешься. И еще нужны железные нервы, хоть им и колют перед переговорами храт. Марина сказала, что она трусиха, поэтому не смогла бы. А из меня получилась бы переговорщица, я даже голову в павильон совала! Но я не из Аванебихов, так что мне не светит, – она состроила гримаску, а потом заговорщическим шепотом добавила: – Эннайп еще обязательно должна будет хоть раз переспать с ним, это у них традиция такая. Вот интересно, что она потом расскажет! Хотя, знаете, она скрытная, захочет – расскажет, не захочет – ничего не расскажет.
Ник из этого сумбурного потока сведений уяснил одно: у Эннайп уже кто-то есть, и это связано с ее будущей карьерой.
Сейчас, когда он смотрел сверху вниз на бледное выразительное личико Вимарсы, она тоже ему нравилась. В ее темных глазах плясали блестящие звездочки. Тонкая шея и выступающие из черного бархатного корсажа голые плечи казались полупрозрачными.
– Идите сюда! – окликнула их Неллойг. – Что вы там уединились? Ник, она вас не отпускает?
Дерфар цан Аванебих собственноручно откупорил еще одну бутылку игристого вина. Это как в кино про Джеймса Бонда, на мгновение протрезвев, усмехнулся про себя Ник. Только Джеймсу Бонду не приходилось спасать от злых людей заиньку…
– Завтра вечером все вместе поедем в театр, – разливая вино по бокалам, объявил Дерфар.
– А еще скоро Эглеварты приезжают, – усмехнулась Неллойг. – Тогда у нас будет не только театр, но еще и цирк.
– Я никогда не позволяю тем, кто не хочет знать свое место, самовыражать свое мнение, – жеманным барским голосом протянула Вимарса и вдруг заверещала пронзительно, как бензопила: – Ну, кто опять мой стул передвинул, это что такое?!!
Остальные засмеялись, и Ник вместе с ними: до того получилось похоже на Регину цан Эглеварт.
Разве что Дерфар не стал хохотать, но позволил себе тонкую, сочувствующую улыбку. Интересно, кому он сочувствовал: бывшему рифалийскому гараобу, его осмеянной супруге – или, может быть, Нику?
Неллойг припомнила, как Регина, когда была в императорском дворце, и присутствующие позировали знаменитому столичному фотографу, локтями отпихивала других дам, чтобы встать поближе к государыне. Все потом вспоминали об этом с оторопью, почти с ужасом: такого при дворе еще не было! А еще… А еще…
Ник отошел от развеселившейся компании в другой конец зала, к распахнутому в парк окну, присел на отполированный каменный подоконник. С наступлением темноты парк превратился в шелестящую черную массу, только крупные цветы на деревьях белели в лунном свете.
Миури права: Регина не имеет ничего общего с настоящей иллихейской аристократией. Настоящие над ней смеются, рассказывают о ней анекдоты, она оказалась в изоляции, и «понимает» ее только Мардарий. Зато ее муж, цан Эглеварт, обладает большой властью. Как выразился Дерфар? «Один из тех, чья просьба равносильна приказу». И Нику повезло оказаться у него на дороге.
Он заметил краем глаза, как Дерфар что-то сказал Эннайп, отозвав ее в сторону. Та стремительно повернулась, мелькнув черным хвостом, пересекла зал и подошла к Нику. В ее полуулыбке было что-то настораживающее, таинственное – словно приоткрытая дверь в ночной парк вроде того, что купается в лунном свете за окном.
Следом за ней подлетела Вимарса.
– Вам надоело слушать про это недоразумение из сопредельного мира, на котором женился трижды несчастный Ширгон цан Эглеварт?
– Я тоже из сопредельного мира, – напомнил Ник, подумав, что дискриминация здесь, пожалуй, все-таки есть.
– Да что вы, я же не в этом смысле! – Вимарса умоляюще стиснула руки и состроила виноватую мордочку. – Мы к ней так относимся не потому, что она иммигрантка. У Марины мама тоже из иммигрантов, но ее везде хорошо принимают, потому что она умеет себя вести. А Регина – это каждый раз такое представление! Ширгону цан Эглеварту приходится платить прислуге двойное жалованье, иначе все разбегутся. Не обижайтесь! Хотите, я вас поцелую, чтобы вы не обижались?
Не дожидаясь ответа, она обвила шею Ника тонкими руками и прижалась губами к его губам, на мгновение просунув ему в рот быстрый влажный язычок. Тут же отстранилась, развернулась и умчалась обратно.
Ник не шевелился, покрасневший, возбужденный, смущенный, а Эннайп смотрела на него со своей непонятной полуулыбкой.
– Она еще маленькая, – сказала, наконец, Эннайп (видимо, поняла, что он теперь ни за что первый не заговорит). – Ник, мне бы очень хотелось задать вам один нескромный вопрос… Остальные не знают, почему вы здесь, но мне Дерфар сказал. Это моя привилегия – знать немного больше, чем другие, – она понизила голос. – Как получилось, что вы познакомились?
– Она еще маленькая, – сказала, наконец, Эннайп (видимо, поняла, что он теперь ни за что первый не заговорит). – Ник, мне бы очень хотелось задать вам один нескромный вопрос… Остальные не знают, почему вы здесь, но мне Дерфар сказал. Это моя привилегия – знать немного больше, чем другие, – она понизила голос. – Как получилось, что вы познакомились?
– С кем?
– Вы же понимаете, о ком я говорю, – уголки ее губ чуть приподнялись, так что полуулыбка превратилась в проницательную улыбку.
В другом конце зала раздался новый взрыв хохота.
– С Региной цан Эглеварт? – спросил сбитый с толку Ник. – В Рифале… А самого Эглеварта я вообще ни разу не видел и встречаться с ним не хочу. Редких животных надо не отстреливать, а держать в заповедниках. Я слышал, что грызвергов этих совсем мало осталось.
– Если это секрет, не говорите.
Чувствуя, что они, возможно, в чем-то друг друга недопоняли, Ник принужденно улыбнулся. Миури говорила, что у высокородных принято изъясняться уклончиво, полунамеками. А может, Эннайп хочет узнать, как он познакомился с «бродячей кошкой»? Ник рассказал ей: тут ведь никаких секретов нет, Миури его из Нойоссы забрала.
Появился пожилой слуга (держался он с аристократическим достоинством, но без той раскованности, какая была в Дерфаре цан Аванебихе) и сообщил, что прибыл портной.
Дерфар пошел вместе с Ником. В комнате, задрапированной синим переливчатым атласом, он с непринужденным видом откинулся в кресле, сцепив пальцы.
«Хочет убедиться, что кулон при мне», – понял Ник.
Лишь бы отнимать не полез… Он вряд ли сможет оказать достойное сопротивление: Аванебих наверняка обучен боевым искусствам, как принято у высокородных, и знает всякие приемы. Запросто отнимет.
До драки не дошло. Дерфар мирно наблюдал, как портной снимает мерки. Но, вообще-то, влиятельному цан Эглеварту, чьи интересы он представляет, нужен не сам кулон, а только содержимое – как в том мультфильме, где был рубин в чемодане. Вероятно, если Ник по-хорошему согласится расстаться с содержимым, его с кулоном потом отпустят на все четыре стороны.
Мардарий, конечно, та еще зверюга, но… почему они ни в какую не хотят обсудить эту тему с Миури?
Ник еще пару раз спрашивал, нельзя ли ему все-таки с ней связаться, и Дерфар неизменно отвечал «нет», мягко, но непреклонно, с тонкой снисходительной усмешкой. Значит, эти деятели заранее уверены, что с Миури им не договориться.
Когда вечерника закончилась и Ника повели в ванную, он заметил в конце ярко освещенного коридора неторопливо шествующую серую кошку. Это шанс… Пусть он не знает языка народа Лунноглазой – может быть, все же удастся растолковать этой кошке, что он попал в неприятности, и об этом обязательно должна узнать Миури?
Ничего не вышло. Дерфар, который даже в ванную отправился за компанию с ним, без труда прочитал все это у него на физиономии, что-то шепнул служанке, та подхватила кошку на руки и поскорей унесла.
Зато ванная была роскошная, и это еще мягко сказано. Нефритовый зал (облицовка поделочным камнем – для Иллихеи редкий шик), два бассейна, теплый и прохладный, зеркала от пола до потолка, душ в виде золоченого цветка, множество разноцветных ароматных флаконов. Ник решил, что это, видимо второй этап психологической обработки. Только напрасно стараются, не отдаст он Эглеварту заиньку.
Потом его проводили в спальню. По дороге навстречу не попалось ни одной кошки.
– Надеюсь, мы уже не так сильно боимся? – с покровительственной улыбкой осведомился Дерфар.
Ника немного раздражал его тон – словно разговаривает с ребенком или с девушкой – и временами хотелось в ответ нахамить, но он сдерживался. Благодаря своему московскому опыту существования вне сферы нормальных человеческих отношений он научился ценить, когда с тобой обращаются по-человечески. А раздражающие мелочи – всего лишь мелочи, у каждого свои индивидуальные недостатки.
Наконец его оставили одного. Уютную комнату освещал ночник из бронзы и радужного стекла – штуковина замысловатая, но красивая. По потолку извивались гирлянды нарисованных листьев.
Завтра он должен сбежать от гостеприимных Аванебихов. Дело Дерфара – сторона, а Эглеварт, вполне вероятно, будет разговаривать с ним по-другому. Значит, надо сбежать, не дожидаясь прибытия Эглеварта.
Если бы не реальная опасность, он бы охотно задержался здесь подольше. Девочки ему понравились, он чувствовал, что немного влюблен во всех четырех сразу. Подумав о том, что завтра он еще их увидит, Ник счастливо улыбнулся.
Одну из стен целиком скрывала искрящаяся в свете ночника складчатая штора. Отдернув ее, обнаружил стеклянную дверь. Неужели отсюда так просто выбраться?.. Не просто. Это он понял, когда вышел на балкон, и взгляд наткнулся на развалившегося в плетеном кресле парня в темной одежде, напоминающей костюмы ниндзя.
– Только не вздумайте прыгать, – приветливым тоном предупредил «ниндзя». – Внизу дежурят еще двое, а если вы сиганете и расшибетесь, нам отвечать.
Ник промолчал. Не больно-то и хотелось, все-таки третий этаж. Побег состоится завтра. Для кого в театре будет опера, а для кого – боевик с погоней.
Охота пуще неволи. Эту поговорку Ксават слышал от кого-то из иммигрантов. Кажется, от Марго – еще в ту пору, когда он жил в Хасетане и не был Ксаватом цан Ревернухом.
Ему пришлось раскошелиться на абонементы в Золотой зал, чтобы и у него, и у охотников была возможность свободно разгуливать по всем четырем зрительным залам. Сколько денег он на это угрохал – вслух лучше не говорить, а то в горле начинает клокотать, и хочется твердить, не останавливаясь: «Срань, срань, срань…» Потому что билеты в Золотой зал стоят дорого, а абонементы на все время гастролей Энчарэл – еще дороже.
Пошли втроем, Элизу с Виленом Ксават с собой не взял. Еще не хватало дармоедов по театрам водить.
Они делали вид, что не знают друг друга, но в антракте после первой части изрядно перенервничавший Ксават подошел в буфете к столику, где устроились охотники, церемонно извинился и спросил разрешения присесть – как было договорено заранее.
– Здесь он? – нетерпеливым шепотом осведомился Ревернух.
– Неизвестно, – Донат тоже говорил негромко. – Обратите внимание на тех двоих. Видите, около кадки с монстерой, один в пурпурном костюме, другой в бордовом?
– Думаете, кто-то их них? – поглядев на двух мужчин, остановившихся возле темно-зеленого растения с круглыми узорчатыми листьями (эту срань, говорят, завезли из сопредельного мира, как будто в Иллихее своей срани мало растет!), прошептал Ксават.
– Нет. Это Хевдо и Байнерих, наши, так сказать, коллеги. Как по-вашему, что они здесь делают?
И в прищуре, и в тоне Пеларчи было столько сарказма, что монстера под его взглядом должна была скукожиться и увянуть. Сразу видно, не жалует конкурентов.
– Выслеживают ту же дичь? – предположил Ксават, отхлебнув горячего кофе.
– А как вы думаете, зачем?
– Известное дело, хотят его убить и стать Истребителями. Какую бы власти ни вели двойную игру, закон есть закон, и тому, кто его прикончит, положен титул и награда.
– Не угадали, – Донат желчно ухмыльнулся. – Они хотят выпить за его счет.
Ксават поперхнулся кофе, а когда откашлялся, только и смог выдавить:
– Как – выпить?.. Почему?..
– Это уже не в первый раз. Они слоняются там, где он может появиться, и стараются вычислить его среди публики, а потом подсаживаются и намекают, что надо бы угостить их за догадливость. Это не охотники – это позорище!
– Сброд, – процедил Келхар цан Севегуст.
– Срань, – согласился Ксават, впервые он был полностью солидарен с Келхаром. – Неужели у них нет денег на выпивку?
– Смотря на какую. На обыкновенную есть, конечно, однако тот, о ком мы говорим, может позволить себе «Яльс» или «Звездное молоко».
У Ксавата вырвался благоговейный вздох: речь шла о винах, которые стоят по нескольку десятков «лодочек» за бутылку, ими угощаются самые богатые богачи раз-другой в год по большим праздникам. Сам он ни разу в жизни не пробовал ни «Звездного молока», ни «Яльса».
– Вот так эти прощелыги и охотятся! – с неодобрением заключил Донат, тяжело глядя на охотников-ренегатов. – Идемте, Келхар.
Они выбрались из-за столика, скрылись среди публики. Незнакомые люди обменялись несколькими фразами и расстались – так это должно восприниматься со стороны. Ксават, впрочем, знал, что Пеларчи и Севегуст далеко не ушли: следят за ним, а также за теми, кто рядом с ним ошивается.
Театральный буфет располагался, как заведено, на круговом балконе над фойе, столик стоял возле перил, и Ксават мог сверху наблюдать, как два засранца, Хевдо и Байнерих, бродят в толпе, высматривая «дичь». Ему вспомнился рейд охотников по хасетанским ресторанам в тот памятный последний вечер: тоже, небось, искали Короля Сорегдийских гор, чтобы нажраться за его счет, а сколько было крутизны!