Ник, до этого сидевший прямо и напряженно, с облегчением привалился к стене, возле которой стояла лежанка, накрытая толстым стеганым покрывалом. Потревоженная кошка у него на коленях пошевелилась, устраиваясь поудобнее. Больше всего он боялся, что Миури рассердится за упущенного грызверга.
– Орсенг цан Аванебих претензий не предъявила?
– Еще бы предъявила! Если бы ты пострадал у нее во дворце, она предложила бы нам с тобой солидную компенсацию, чтобы замять историю. Не в первый раз… Не случайно я настояла на том, чтобы ты избавился от того браслета. С такими существами незачем водить компанию.
– Знаешь, это, наверное, неправильно, но мне их не хватает – и Дэлги, и Эннайп, с ними было интересно. Если бы все не кончилось таким диким образом…
– Одна из тех мелких катастроф, какими заканчиваются многие связи между людьми в мирской жизни, – заметила монахиня. – А тут даже не все участники – люди. Пойми, Ник, не было никакого человека по имени Дэлги. Был оборотень, а это совсем другое дело. Мой тебе совет: молись, чтобы он больше о тебе не вспоминал. А что касается Эннайп цан Аванебих… Думаю, можно сказать: она по ночам ворожила, чтобы защитить тебя от тварей.
– Она?! – Ник чуть не подскочил, и дымчатая кошка, вздрогнув, впилась когтями в его бедро сквозь ткань штанов. – Келхар сказал, что меня защищает женская ворожба, но я думал, это ты…
– Я не стала тратить время, когда узнала, что этим занимается Эннайп. Девочка способная, отлично справилась.
– А что за ворожба? Она танцевала без одежды и била в бубен, и за ней плыли по комнате смерчи из дыма, да?
– Тихо! – оборвала Миури.
Он растерянно замолчал, и монахиня добавила:
– О таких вещах не говорят вслух. Откуда ты вообще об этом знаешь?
– Мне это снилось, почти каждую ночь.
– Тогда, пожалуй, другое дело… Раз открылось во сне – значит, так тому и быть. Но никому больше не рассказывай, это знание для посвященных.
Он кивнул.
– Кроме обычных среднестатистических неприятностей, тебя угораздило попасть в Убивальню, прогуляться по проклятым Шанбарским болотам и поссориться с охотниками – вот это уже ни в какие рамки не лезет! Похоже, тебя нельзя оставлять одного. Когда страсти улягутся, я поговорю с Донатом Пеларчи и постараюсь уладить конфликт. А с Ревернухом пусть разбирается Король Сорегдийских гор… Судя по тому, что ты рассказал, это Ревернух привел тебя в ту аптеку и отправил в Ганжебду.
– Он выглядел по-другому.
– Грим. Ты же узнал его голос? А потом, по твоим словам, он настойчиво допытывался насчет кулона – как думаешь, с чего бы?
– Миури, ты прямо Шерлок Холмс! Это очень известный в нашем мире литературный персонаж, сыщик…
– Ты забыл о том, что у нас переводят ваши книги?
Она сумела приподняться, не сбросив с колен кота, дотянулась до глиняного бокальчика, убранного на полку подальше от пушистых гостей, и залпом допила остатки молока.
– В Ганжебде и на болотах я остался жив благодаря Дэлги. Мы сможем ему помочь? Я имею в виду, если он не успеет? Это же просто, у тебя кулон…
– Ник, во-первых, кошки не вмешиваются в чужие дела, кошки сами по себе. Во-вторых, сколько раз объяснять, это не Дэлги, а оборотень. Ему одиннадцать тысяч лет, и за все это время его, как видишь, никто не смог убить.
– Он ранен, и за ним гонится грызверг.
– И поделом. Будет знать, как потакать низменным желаниям, пусть это послужит ему уроком. Другое дело, что Мардария надо поймать, утром поедем. Оборотень заманил его в западню на окраине Кафьярану и послал мне навстречу курьера с очень любезным письмом, но когда я туда приехала, грызверга в яме уже не было. Кто-то его выпустил.
– Вот видишь, он хотел нам помочь, а мы оставим его без помощи?
– Там посмотрим… – неохотно протянула «бродячая кошка». – Вообще-то, этим занимаются вассалы Аванебихов, но обычно даже их помощь не требуется. Без нас обойдутся, а нам бы Заиньку изловить. Кстати, ты не думал о том, что через три года так называемый Дэлги постарается тебя разыскать?
– Думал. Через три года, когда подойдет срок, я уеду в Раллаб или еще дальше на север – ему туда нельзя, потому что иначе он не успеет вовремя вернуться обратно. И продолжу тренироваться.
– Кажется, поумнел, – слегка удивилась Миури. – Это радует.
Впереди что-то вздымается до небес, огромное-преогромное, Заинька никогда такого не видел. А вокруг редколесье, с деревьев свисают цветы на длинных стеблях, покачиваются перед носом. Кустарник усыпан продолговатыми фиолетово-черными ягодами. У Мамочки была ветка с такими же, стояла в вазе, а когда Мардарий эту ветку нечаянно опрокинул, ягоды разлетелись вдребезги и больно покусали ему лапы.
Машина лежит в траве на боку, брошенная, словно никому больше не нужна. Тут же валяются кожаные ботинки и другие вещи.
Порвать ботинок?.. Дело стоящее, но лучше отложить на потом. След Злого Человека уводит в чащу. Хороший Заинька настиг врага и сейчас его загрызет, на куски разорвет!
За кустарником забор. Несерьезный забор, старый, разломанный, кто угодно пролезет. Зато длинный – тянется, насколько хватает глаз, ни с той, ни с другой стороны конца не видно.
Мардарию лезть через дыру в заборе не пришлось – враг находился по эту сторону символического препятствия, в гуще кустарника. Обрывал и ел черные ягоды, как будто не боялся пораниться их осколками. Расстегнутая рубашка открывает загорелую мускулистую грудь, длинные волосы спутались, небритый подбородок измазан фиолетовым соком.
Заинька подкрался неслышно. Затаился, готовясь к последнему броску.
– Еще целых полдня впереди!
Непонятно, с кем человек разговаривает – с кустами, что ли? Они ему ни слова не отвечали, а тот все равно продолжал говорить, делая паузы, чтобы отправить в рот ягоду.
– Уйма времени! Что можно успеть за полдня? До отвала обожраться умопомрачительно вкусным переспевшим сливрюсом без риска заработать расстройство желудка, потому что к тому времени, как дойдет до неминуемой расплаты, человеческого желудка у меня уже не будет. Мелочь – но восхитительная мелочь, привилегия вседозволенности!
Он рассмеялся и запихнул в рот целую горсть брызнувших соком ягод, а Заинька в замешательстве смотрел на него из засады, озадаченный вопросом: с кем же все-таки человек беседует?
– А как здорово гулять босиком по теплой шелковистой траве! Чудесное ощущение… Этот день не будет тянуться до бесконечности, он закончится, и тогда прощайте все – Эннайп, Ник, сбрендивший на старости лет Донат со своей бандой проходимцев… А Клетчаб Луджереф – до скорого свидания! – человек оскалил зубы, и Заинька, увидев этот оскал, подался назад, чуть не зарычал вслух. – Если окажется, что Луджереф успел навредить Нику, я из него все жилы вытяну по одной, медленно-медленно… Ох, и мстительная я тварь, иной раз самому страшно. Все, кроме Клетчаба и Эннайп, прощайте на целых три года! Эннайп спрашивала, почему ей нельзя меня проводить. Да потому, что я могу заплакать. Зато она приедет меня навестить, как я буду ее ждать, кто бы знал… А Ник наверняка удерет на север – как будто от меня можно сбежать! Нет, ну кто бы догадался, что у этого паршивца в кулоне грызверг! Я все-таки заставлю его жить настоящим, я изобретательная тварь… Ладно, заболтался я что-то. Наверное, похож на психа – без ботинок, болтаю сам с собой, ягодами перемазался, как неаккуратная свинья…
Заиньке надоело слушать непонятные речи, и он прыгнул.
Какой же этот человек быстрый – заметил, отклонился в сторону; ягоды, которые он держал в пригоршне, рассыпались, попрятались в траве. Злой Человек тоже упал и перекатился, спасаясь от лязгнувших возле плеча клыков. Под руку ему попалась толстая сухая ветка с торчащими сучьями, и он, по-змеиному извернувшись, сунул ее прямо в разинутую пасть. Ветка хрустнула в стальных Заинькиных челюстях, но успела оцарапать нежное нёбо, надо пожалеть бедного пусеньку… Разъяренный Мардарий зарычал, а враг уже успел и на ноги вскочить, и блестящую острую штуку из-за пояса выхватить.
– Откуда ты взялся на мою голову? Я же тебя запер!
Прыжок. Человек снова успел отскочить. Как и в прошлый раз, нацелил острие на Заинькин носик, но кусачая штука двигалась уже не с тем проворством.
– Ты меня достал! – процедил Злой Человек, его лицо исказила гримаса. – Убью!
Врагу больно, преимущество не на его стороне – Мардарий это чувствовал. Перехитрил человека обманным маневром, раз – и вцепился зубами в руку.
Недобрый блестящий предмет вывалился из пальцев. Побелевший человек закричал.
Хороший Заинька победил! Нет, пока не победил… Если другие люди, когда их кусаешь, только кричат и беспомощно дергаются, то этот свободной рукой, кулаком, как ударит по бедному носику! На то и злой.
Солнце потемнело и закачалось, как будто его тоже ударили. А когда деревья перестали бесноваться, и боль немного утихла, и побитое солнце успокоилось, осипший от визга Мардарий обнаружил, что враг убегает. За ним! Будет знать, как Заиньку обижать!
Солнце потемнело и закачалось, как будто его тоже ударили. А когда деревья перестали бесноваться, и боль немного утихла, и побитое солнце успокоилось, осипший от визга Мардарий обнаружил, что враг убегает. За ним! Будет знать, как Заиньку обижать!
Злой Человек проломился сквозь кустарник, выскочил на заросшую травой прогалину. Перекушенная рука болталась на каких-то ниточках, но двигался он быстро. А Заинька еще быстрее, Заинька догонит!
Впереди никчемный дырявый забор. Неужели враг думает за ним спрятаться? Из последних сил рванулся вперед и вместе с целым куском хлипкой загородки, все вокруг пачкая кровью, повалился на каменистую землю.
Финальный прыжок – и в клочья!
Стоп…
Мардарий осел на все четыре лапы, враз ослабевшие. Победоносный рык застрял в горле.
На том месте, где упал обессилевший, окровавленный человек, в мгновение ока выросло что-то непонятное, громадное, страшное, такое страшное, что Мардарий заледенел, словно из теплого коридора забежал в холодильник с мерзлым мясом. И оно шевелилось, оно было живое – но в то же время невыразимо опасное для всего живого. Лапы оцепенели, вместо рычания вырвался жалобный визг.
Ох, не надо было визжать, шевелящийся кошмар его заметил! Оттуда взметнулось нечто длинное и гибкое, похожее на черный хлыст, цап за загривок – и Мардарий повис в воздухе. Заходясь в истошном визге, он болтался высоко над землей и понимал только одно: сейчас Мамочкиного Заиньку загрызут, на куски разорвут…
– Миури, зачем?! Как я с такой штукой на шее на людях появлюсь?
Ник с оторопью разглядывал грубовато сделанное ожерелье из металла, похожего на нержавейку, с крупными коричневато-желтыми камнями наподобие дешевого янтаря. Вещица вроде тех, что надолго залеживаются в комиссионных магазинах. Носить рубиновый кулон на цепочке – еще куда ни шло, но это безвкусное массивное украшение под стать какой-нибудь вульгарной тетке средних лет.
– Это оберег, отводящий пули, – сказала Миури, невозмутимо выслушав протесты. – Лучшее, что я смогла здесь достать. У мастера, который его изготовил, были проблемы с чувством прекрасного, но свое дело он знал. Ты прав, не стоит выставлять ожерелье напоказ, умный человек поймет, что это такое. Спрячь под рубашкой. Мне не понравились люди, которых набрал Пеларчи. Сразу видно, что это не охотники, а уголовники, от них можно ждать чего угодно. Есть риск, что мы с ними столкнемся.
– У тебя тоже оберег?
– Я в этом не нуждаюсь. Лунноглазая Госпожа даровала мне, своей жрице, девять жизней. В крайнем случае я могу призвать ее на помощь.
Сафари началось облачным утром. Ник за рулем, на соседнем сиденье Миури с кулоном. От идеи гоняться за грызвергом на мотоцикле они отказались: мотоцикл маневренней, зато в машине безопасней.
– Если мы встретим Дэлги… ну, если он не успел… мы ему поможем? – спросил Ник, когда выехали из деревни, где провели ночь, на грунтовую дорогу. – Это же в два счета – довезти его до границы, высадить из кулона, а потом будем на Мардария охотиться.
– Донат Пеларчи нас за это пристрелит, – усмехнулась «бродячая кошка».
– Не пристрелит. У тебя девять жизней, а на мне оберег.
– Ты уверен, что хочешь, чтобы я это сделала?
– Да. Я получил от него поддержку, сочувствие и защиту, когда мне было очень плохо. Это важнее, чем тот дурацкий случай во дворце у Орсенг. Так ты согласна?
– Посмотрим… Возможно, он уже вернулся в свои владения. А может быть, все еще гуляет недалеко от границы в человеческом облике. Не нарваться бы нам… Когда урочный срок у оборотня истекает, все размыто, неопределенно, и сейчас даже ворожба не откроет, там он или здесь, и в каком виде. Мне объясняла это одна охотница. Я тогда была не старше тебя и только-только надела рясу послушницы. Меня послали с поручением из Савамского монастыря в Рерару, и как раз началось наводнение, дорогу затопило. А если в обход – это по тропам через Рерарский лес, там испокон века водятся твари. Марго согласилась меня проводить. Вы с ней из одного мира. Сейчас ей уже за пятьдесят, несколько лет назад она открыла школу рукопашного боя для девочек в Анкенирде, на берегу Рассветного моря. Говорили, что охотой она занимается из любви к авантюрам, а не ради заработка, потому что у нее есть богатый поклонник. Наверное, это правда. Я видела у нее старинные перстни с бриллиантами редкой красоты, каждый стоил целое состояние. И платы с меня Марго не взяла. Сказала, чтобы я оставила эти деньги себе на помаду и на конфеты, а проводит она меня просто так, с условием, что я буду развлекать ее болтовней. Конечно, болтали мы обе, и я тогда узнала кое-что об охотничьей ворожбе. Марго всю дорогу нянчилась со мной, как кошка с котенком, и если бы я не выбрала монашескую жизнь, начала бы проситься к ней в ученицы.
– Ее учителя звали не Гаверчи?
– Вроде бы да.
– Тогда я тоже о ней слышал.
От Короля Сорегдийских гор. Это он был «богатым поклонником» Марго и предлагал ей в подарок зеркало-перевертыш. Роман охотницы и оборотня.
Вслух об этом, наверное, нельзя. Дэлги ведь рассказывал о Марго, не назвав ее имени.
Это неожиданное напоминание застигло Ника врасплох. Дорога ровная, встречных машин нет, Миури погрузилась в изучение карты местности. Ничего страшного, если он параллельно будет думать о своем.
Раскосые зеленые глаза, упрямое лицо с тонкими неправильными чертами. Почему Эннайп решила его защитить и не пожалела времени на ворожбу? Потому что не хочет, чтобы Ник погиб? Или для нее это просто повод лишний раз потренироваться в колдовстве (судя по всему, достаточно сложном)? Разве может быть так, чтобы он ей нравился, чтобы ей хотелось еще с ним встретиться? Ну да, они много разговаривали, и ей как будто было интересно, но по ночам она приходила к Дэлги, а не к нему.
Предыдущий отрезок его жизни, в котором остались Дэлги и Эннайп, рассыпался на пестрые кусочки. Как сказала Миури? «Одна из тех мелких катастроф…» Сейчас эти частички погибшей мозаики – среди них есть и привлекательные, и страшноватые – беспорядочно перемешаны, поэтому ускользает смысл того, что произошло. Ника мучило ощущение обрыва, незавершенности; он чувствовал, что не будет ему покоя, пока он не соберет все и не сложит заново. Проклятие? Наверное, да, но это проклятие он выбрал сам. Речь ведь идет не о чем-то постороннем, а о недавних событиях его собственной жизни. О людях (или, если использовать более емкий термин, о существах), к которым его притянуло и которых притянуло к нему.
– Ник, сворачиваем, – распорядилась Миури. – Во имя Лунноглазой, не витай в облаках, а то в дерево врежемся. Или, еще хуже, в пограничный забор. План действий такой: прочесываем территорию, пока не найдем окаянную зверюгу.
Выбросить из головы отвлеченные мысли, не относящиеся к сафари. Все внимание на дорогу – точнее, на бездорожье.
Машина петляла среди кустарника, усыпанного ягодами, похожими на продолговатые черные виноградины. Иногда совсем близко, задевая стекло, скользили свисающие с деревьев тонкие побеги с цветами-граммофончиками нежных оттенков. Если посмотреть направо или налево, можно увидеть пухлые бледно-серые облака, а впереди, за лобовым стеклом, для неба не осталось места – его вытеснила из поля зрения необъятная гора.
– Справа!
Он и сам увидел. На примятой траве, подернутой пленкой жемчужной влаги, лежит мотоцикл. Рядом валяются ботинки, шлем, кожаная куртка, сумка.
– Его вещи?
– По-моему, да.
Выйдя из машины, «бродячая кошка» осмотрела поляну. Дождя еще не было, и кое-где на земле сохранились отпечатки лап грызверга.
Проехав несколько метров, обнаружили сгустки свернувшейся крови – их было слишком много, чтобы надеяться, что «все обошлось». Ника начало лихорадить, и он крепче ухватился за руль.
Страшный след привел к ветхому пограничному забору. Одна из его секций лежала, поваленная, на земле, и гнилые доски тоже были заляпаны подсохшими бурыми пятнами.
– Назад! – изменившимся голосом приказала монахиня. – Отъезжаем за те деревья!
Когда Ник выполнил команду, она объяснила:
– Дальше – его владения. И он там, у себя, можешь не беспокоиться.
– А где тогда Заинька?
– Боюсь, что твой друг Дэлги Заинькой пообедал. Твари вообще-то едят все живое, не только людей. Ладно, разворачивай, больше здесь делать нечего. По дороге постараюсь придумать, что скажем Регине.
Теперь впереди было редколесье под пасмурным небом, а горы, коричнево-серые, пестрые, как шкура ящера, маячили в зеркальце заднего обзора.
Выбирая, где кустарник пореже, Ник неожиданно выехал на открытое пространство – мини-равнина посреди зарослей – и снова увидел все тот же пограничный забор.
Словно забор их преследует, потихоньку двигаясь за машиной… Ник хребтом ощутил холодок (а что, это была бы игра вполне в духе Дэлги!), но потом понял, что просто-напросто граница заповедной территории идет не по прямой, а забирает то в одну, то в другую сторону.