— Я совершаю сейчас самое серьезное должностное преступление. Но еще хуже, что я втягиваю в это дело дочь Макса Абрамса. Надеюсь, у вас хватит здравого смысла отказаться.
Вспыхнув, она вскочила на ноги.
— Я ни в коем случае не откажусь! — крикнула она и высоко подняла стакан.
Сверкали молнии. Ливень становился все сильнее.
Глава 6
«Хулиган» оторвался от взлетной полосы и мгновенно взмыл в небо. Гремел гром. Корабль, набирая скорость, вылетел в безвоздушное пространство. В одно мгновение он оказался выше обычных траекторий и мог теперь развить предельную скорость. Вскоре в поле зрения показалась Терра, с каждой минутой становясь все ближе.
В салоне не ощущались ни подъем, ни бешеные ускорения. Там поддерживался постоянный климат, никаких перегрузок пассажиры не чувствовали. Лишь слабое дуновение, подобное весеннему ветерку, доносилось из вентиляторов. «Хулиган» создавал обманчивое впечатление: маленький, но сверхмощный, с не уступающим корвету вооружением и оборудованием корабля-исследователя; что же касается лаборатории и роскошного интерьера, — здесь у Бэннер просто дух замирал…
В своей каюте, где была собственная душевая, Бэннер смогла освободиться от камуфляжа. Это оказалось легче, чем она предполагала, опасаясь не столько по поводу платья и парика, сколько в отношении грима, который пришлось наложить, чтобы стать похожей на фотографию в паспорте, который дал ей Флэндри.
— Сара Пинелини — это реальная личность? — спросила она тогда.
— Скажем так: многие реальные личности воспользовались в свое время этим именем, — ответил он. — У этой дамы есть право доступа в официальные учреждения; у нее есть дата рождения, образование, род занятий et cetera[9]; правда, многие характеристики периодически изменяются, иначе они не внушали бы доверие. В моем распоряжении немало подобных документов, но Сара показалась мне наиболее подходящей. К тому же так весело было гримировать вас под нее!
— Плохая из меня актриса, — Бэннер явно нервничала. — У меня даже нет времени как следует познакомиться с предлагаемой легендой!
— Это совсем не нужно. Запомните только паспортные данные. Стойте рядом со мной и ничего не говорите, пока к вам не обратятся. Не страшно, если будет заметно, что вы волнуетесь: это естественно, если вы так далеко от дома, на незнакомом Гермесе. Очень естественно, если время от времени вы будете сильно сжимать мою руку и поглядывать на меня с обожанием — если, конечно, сумеете.
— Что вы имеете в виду?
— Ну, я думал, это и так ясно. Вам необходимо проникнуть на корабль. Помимо общепринятых процедур авиационного контроля, Кернкросс, несомненно, наводнит космодром переодетыми шпионами. Ничего удивительного, что я пригласил с собой в путешествие леди, которая поможет мне скоротать время. Эта деталь сыграет на правдоподобие, тем более что и Чайвз будет рядом. Едва ли можно усомниться, что я еду именно туда, куда собирался. Если бы я захватил с собой кого-нибудь из сотрудников, его светлость не преминул бы включить в команду и кого-нибудь из своих. А так — я уже заполнил декларацию, включив в нее нас троих, причем вы фигурируете в ней как мой «друг». Возможно, прочтя это, Кернкросс усмехнется, но — поверит. — Флэндри перешел на серьезный тон. — Это, разумеется, исключительно для конспирации. Не беспокойтесь.
Когда он вручал ей подложные документы, лицо ее пылало.
И вот теперь она смывала с себя грим, а вместе с ним пот напряжения и усталости. С минуту разглядывала свое отражение в зеркале, раздумывая, нужно ли снова обряжаться в это маскарадное платье, но в конце концов предпочла собственный рабочий комбинезон, который захватила с собой. Взяв щетку, стала приглаживать волосы, пока они не заблестели и не заструились по спине, перехваченные широкой плетеной лентой в виде обруча.
Выйдя из душевой, она отыскала отсек, где они договорились встретиться с Флэндри, — и затаила дыхание. Ей часто доводилось видеть открытый космос — из переднего окна кабины или в видеофильмах, — но никогда это зрелище так не потрясало воображение, как сейчас. Скопления сверкающих огоньков-звезд в безбрежной черни неба, ледяной простор Галактики, а там уже и голубой бриллиант Терры выныривает из бездны и вновь проваливается в бездну…
Звуки музыки вернули ее к действительности. Ритмичная мелодия рожков, флейт, скрипок.
…Моцарт? В это время вошел Флэндри. Он тоже переоделся, сменив форму на свободного покроя рубашку с открытым воротом, слаксы с бубенчиками на отворотах, туфли с загнутыми вверх носами. «Не из-за меня ли он так приоделся? — подумала она. — Если так, он все еще не может отрешиться от привычки выглядеть элегантным. На редкость красивая посадка головы; а этот падающий на волосы свет делает седину какой-то живой…»
— Как вы себя чувствуете? — приветствовал он ее. — Надеюсь, удалось немного расслабиться. Хорошо бы! Впереди у нас приятнейшее двухнедельное путешествие, — он усмехнулся. — По крайне мере, я думаю, оно будет приятным.
— А разве вам ничего не нужно делать? — поспешно спросила она.
— О, корабль полностью автоматизирован, остается только самое простейшее, вроде домашнего хозяйства. Чайвз позаботится о еде, и она, можете мне поверить, будет не без изыска. Через час обещан ленч. — Он указал на стол темно-красного дерева. («Натуральное», — подумала Бэннер. Ей доводилось читать о красном дереве в книгах.) — Выпьем пока аперитив.
— Но вы ведь говорили, что почти ничего не знаете о Рамну. Конечно, у вас огромный банк данных, но разве вам не хотелось бы услышать о ней самому?
Взяв под руку, он подвел ее к угловому дивану, с трех сторон окружающему стол. Над ним, на переливчатой переборке, висел знакомый пейзаж: заснеженные пространства, три изможденных крестьянина, группы неказистых домишек, зимние голые деревья, гора — и все это как нельзя лучше гармонировало со звучащей музыкой. Это была картина Хирошиги, он написал ее двести лет назад.
— Садитесь, пожалуйста, — предложил он. Они сели.
— Дорогая, — продолжал он, — ну конечно, у меня будет работа. У нас обоих будет. Но я способный ученик; и что толку изощряться в планах, если неизвестны многие обстоятельства? Будем же развлекаться, пока можно. А для первооткрывателя — такого, как вы, — хотя бы на один день нужно проникнуться ощущением безопасности.
Появился Чайвз.
— Что будете пить? — спросил Флэндри. — Как я понимаю, готовится салат из даров моря. Поэтому я бы рекомендовал сухое вино.
— А именно, сэр, Шато Уон 58, — сказал шалмуанин. Флэндри поднял брови:
— Черно-белый «пино»?
— Главная составная часть салата — юнан-безарская рыба-скиммер, сэр.
Флэндри подергал ус.
— Понятно. Тогда во время ленча нам понадобится… впрочем, не имеет значения; бутылку «пино» принеси непременно. Прекрасно, Чайвз.
Отвесив низкий поклон, слуга ушел, а Бэннер вздохнула:
— Как вы умудряетесь находить время для гастрономических изысков, адмирал?
— Разве зарабатывать средства на то, чтобы потворствовать своим желаниям, не есть один из видов самоублажения? — усмехнулся Флэндри. — Я предпочел бы быть декадентствующим аристократом, но, к сожалению, не рожден таковым, мне пришлось самому зарабатывать право на сибаритство.
— Что-то не верится, — возразила она.
— Ну, ваша чрезмерная серьезность удивляет. Отец ваш умел со вкусом наслаждаться жизнью в космосе, то же можно сказать и о вашей матушке, хотя она в этом отношении была более умеренна. Почему бы вам не последовать их примеру?
— О, я наслаждаюсь! Просто дело в том, что… — Избегая его взгляда, Бэннер всматривалась в сияющую темноту. Она не склонна была раскрывать душу, особенно при столь кратковременном знакомстве. С другой стороны, Флэндри — старый друг семьи, им вместе предстоит избежать объятий смерти, и… и…
— У меня никогда не хватало времени на общепринятые удовольствия, — медленно произнесла она. — Вы ведь знаете, как нашу братию перебрасывают с планеты на планету, и учиться мне приходилось преимущественно у машин. Потом была Академия; у меня возникла мысль вступить в папино ведомство — ваше ведомство, знания ксенологии пригодились бы как нельзя лучше. Но вместо этого я погрузилась в науку, отправилась на Рамну, там работаю и поныне. — Ее взгляд встретился с его взглядом; глаза у него были добрые. — Да мне и не хотелось ничего другого, — сказала она. — Мне выпало огромное счастье — любить свое дело. Он кивнул:
— Могу себе представить, как оно сделалось вашим. Здесь ведь требуется полное самоотречение, не так ли? В таком странном мире, как наш. — Взгляд его теперь был устремлен в пространство. — О, незримые боги! — прошептал он. — Разве можно было вообразить себе планету, подобную нашей? Да, впереди у меня головоломка. Начать с того, что я даже не знаю, как появилась Рамну.
Первоначально солнце-гном имело гигантского спутника — огромный шар, примерно в 3000 раз превосходящий по массе Терру. Такой монстр должен был, естественно, напоминать по составу звезду: преимущественно водород, с небольшой примесью гелия; другие элементы в очень малых количествах.
И в самом деле, он был гораздо ближе к звезде, чем даже к Юпитеру. Юпитер — это преимущественно жидкость под толстым слоем атмосферы; ее окружают шлаки в виде легких металлических включений — континенты. Однако наиболее твердая материя содержится в ядре (если можно назвать твердой материю, испытывающую такое давление!). Медленное сжатие материи под действием силы тяжести высвобождает энергию; Юпитер излучает примерно вдвое больше того, что он поглощает от планеты Сол, согревая таким образом поверхность. Увеличьте теперь размеры Юпитера на порядок — и вы получите искомую планету, целиком состоящую из жидкости или сжиженного газа — за исключением тяжелых металлов, которые собираются в центре планеты. Сдавленные до состояния вырожденной материи, они тверды, как никакое другое вещество, знакомое человеку. В то же время благодаря действию собственной силы тяжести шар, подобный описываемому, может сформироваться и существовать рядом с обычным светилом. Светового давления будет недостаточно, чтобы рассеивать атмосферу великана в пространстве.
Если бы только не…
Неподалеку (по астрономическим меркам) находилась гигантская звезда. Она появилась здесь недавно. Возможно, по воле случая. Но скорее всего гигант и карлик были членами звездной пары, причем одна обращалась вокруг другой. Тогда разделение их могло быть следствием вспышки сверхновой — в результате потери массы большей звездой тяготение перестало удерживать эту пару вместе.
Яростная мощь, сравнимая с блеском миллиардов солнц, не остановилась на этом. Она заполнила все окружающее пространство газом, который на протяжении тысячелетий сбился в туманности, различимым во все световые годы, пока наконец другие вторжения не истончили его, рассеяв в конечном итоге в космосе.
Звезда-карлик с легкостью вынырнула из огненной пучины, ничуть не пострадав. А вот огромная планета, как это ни парадоксально, оказалась мала для того, чтобы создать, к примеру, вторую Обитель Мрака. Бомбардировки метеоритов и яростный белокалильный жар перевели водород и гелий в плазму, которая стала взаимодействовать с корой из более тяжелых элементов при помощи магнитного поля. Таким образом, вращение ядра замедлилось. Из сверхплотного оно перешло в состояние, которое можно назвать нормальным. Извержения оказались недостаточно сильными, чтобы разрушить то, что осталось, хотя какая-то часть, по-видимому, была утрачена. Но огромный шар из кремния, никеля, углерода, кислорода, азота и урана уцелел…
Тем временем малые спутники, как и планеты поменьше, испарились. Уцелели только три самые большие из них. Разрушение основной породы забрасывало их спиральными витками на новые орбиты, чему в течение тысячелетий препятствовало трение вещества туманности. Возможно, на планету обрушились одна или две луны. В итоге все они придвинулись ближе к солнцу.
Когда наконец все утихло, осталась Нику, звезда позднего типа G яркостью в 0,48 солнечной. Ее отличало более высокое процентное содержание металлов, чем у небесных тел ее строения и возраста, — при условии, разумеется, что возраст определен правильно. И осталась Рамну, вращающаяся вокруг Нику на небольшом, практически неизменном расстоянии — примерно 1,1 астрономической единицы, с периодом 1,28 стандартного года. Минимальная масса ее в 310 раз больше массы Терры, а плотность — в 1,1 раза. Такая плотность объясняется тяготением 7,2 g, поскольку верхние слои коры имеют состав, сходный с земным. Наклон оси на Рамну составлял около 4 градусов, период полного оборота был равен 15,7 стандартных суток.
По мере того как гигантский камень охлаждался, из него выходили жидкость и газы, образуя океаны и нечто вроде начатков атмосферы. Началась химическая реакция. В конечном итоге благодаря фотосинтезу стала развиваться жизнь, и эволюция ускорилась. В наши дни атмосфера там напоминает атмосферу Терры, различие только в соотношении компонентов и в их концентрации. И хотя солнечная постоянная[10] составляет лишь 0,4 терранской, климат на планете благодаря парниковому эффекту мягкий, хотя и довольно неустойчивый.
Эта планета была открыта не людьми, а цинтианами, в эпоху начала космических исследований. Заинтересовавшись, они организовали на внутренней луне научно-исследовательскую базу; названия же заимствовали из своей мифологии. Политико-экономические факторы, крайне непостоянные, вскоре заставили их покинуть планету. Позднее пришли люди, намереваясь обосноваться здесь надолго и действовать решительно. Однако их возможности и имеющиеся средства были неадекватны задачам и с течением столетий сокращались. Рамну оставалась загадкой даже для планетологов.
Сколько еще в этом сегменте космоса миров, окутанных тайной, почти не изученных!
Как только корона Сола закрыла корабль от взглядов с Терры, «Хулиган» перешел на гипертягу. Осцилляторы придавали ему ускорение, почти вдвое превышающее обычную для корабля псевдоскорость, — свыше половины светового года в час. И все же им должно было потребоваться не менее месяца, чтобы долететь до звезды в секторе Антареса. Двигаясь с такой скоростью, корабль за двадцать лет пересечет Галактику. Компенсаторы гасили оптические эффекты пространственного перемещения; на экранах видно было медленно изменяющееся небо по мере того, как одни созвездия уступали место другим; если бы не усилители, то на четвертый День солнце Терры уже скрылось бы из виду.
— Вы видите теперь, что мы опережаем собственные планы? — как бы между прочим спросил Флэндри. Они с Бэннер отдыхали после серьезных занятий, потягивая вкусные напитки.
Опираясь локтями на стол, Бэннер серьезно посмотрела на него.
— Смотря по тому, что вы имеете в виду, — ответила она. — Если уж Господь позаботился о том, чтобы сделать таким совершенным простой электрон, то он позаботится и о нас.
Он взглянул на нее. «Да, о тебе Господь и вправду позаботился», — подумал он. Возможно, в общепринятом смысле слова она и не была красива; но ее отлично вылепленное лицо сейчас казалось особенно одухотворенным, и потом эти глаза — зеленые, как листья, как море…
— Вот уж не думал, что вы религиозны, — сказал он. — Правда, Макс был верующим, но никогда этого не показывал на людях.
— Не уверена, что могу назвать себя верующей, — возразила она. — Я не исповедую никакую религию. Но не может быть, что Вселенная создана без определенного замысла!
Он глотнул виски и запил его горечь глотком воды.
— Да, в данный момент я и сам склонен так думать. К несчастью, в моей жизни было слишком много моментов, подтверждающих обратное. Вообще-то я не вижу в жизни особого смысла. А уж наше общественное устройство — Империя, например, — это ведь образец абсурда! Ну, мы не задавались этими вопросами, когда нам было восемнадцать, не так ли? Закурите?
Она взяла сигарету, и они одновременно закурили. Музыкальным сопровождением — по его инициативе — служил им концерт певчих фрейанских птиц. Они щебетали, пускали трели, пели о зеленом лесе и о предзакатном небе… Флэндри повернул какую-то ручку, и воздух наполнился запахом летнего леса. Свет был притушен.
Внезапно Бэннер, казалось, потеряла представление о том, кто рядом с ней. Она шумно вздохнула и пристально взглянула на него.
— Вы не задумывались? — спросила она. — В том возрасте, когда преданно служили Империи? Под началом моего отца? А все, что вы делали потом… О, не притворяйтесь, пожалуйста, отпетым циником, я все равно не поверю!
Он пожал плечами:
— Touche[11]. Признаюсь, я слишком поздно созрел. Макс действительно был убежденным сторонником Империи, я же восхищался им, как никем другим в своей жизни, включая того, кому довелось быть моим отцом. Поэтому мне не сразу удалось разобраться в том, что такое Империя. А с тех пор, если хотите знать, я просто за неимением других занятий играл в азартную игру. Оказалось к тому же, что она приносит пользу — Терре и мне, разумеется, — поскольку ощущение своего превосходства намного приятнее, чем подчинение, рабство или смерть. Но если принимать всерьез весь этот фарс с Империей…
Он остановился, увидев неподдельный гнев в ее глазах.
— Вы хотите сказать, что мой отец был глуп? — взорвалась она. «Уж не пьян ли я? — мелькнуло у него в голове. — Наверное, нужно лучше следить за собой. Все это действие алкоголя, усталости и — увы! — одиночества!» А вслух продолжал:
— Простите, Бэннер. Я сказал не подумав. Нет, по тому времени ваш отец был прав. Тогда Империя действительно что-то значила. Для него она и впрямь сохранила свое очарование. Впрочем, если он и был разочарован, то считал долгом хранить молчание. Такой уж был человек. Хочется думать, что он жил и умер с надеждой на ее возрождение, — и как бы я желал разделить эту надежду!