— А-а-а… — протянул Джейми неопределенно. По тону не было ясно, признает ли он этот факт или проявляет вежливое свое к нему равнодушие. Перед ним лежали на столе бланки заказа, и он аккуратно подписывал бумаги, любовно вырисовывая каждую буковку, вместо того чтобы расписаться лихим росчерком, как он это обычно делал. Его, прирожденного левшу, с детства учили писать правой рукой, однако до сих пор искусство письма давалось ему с трудом, и он крайне редко проявлял такое тщание.
— Так вы не разделяете симпатий вашего кузена в этом плане? — Хоукинс откинулся на спинку стула и сощурясь смотрел на склоненную голову Джейми.
— А почему это вас так интересует, сэр? — Подняв голову, Джейми устремил на Хоукинса взгляд пронзительно синих глаз. Секунду толстяк его выдержал, затем отвел глаза и отмахнулся пухлой ручкой.
— Да ничуть не интересует! — ответил он. — Просто предметом изучения вашего кузена всегда были якобиты, он… вовсе не делает из этого секрета. Ну я и подумал: интересно, все ли шотландцы единодушны во мнении, что Стюартам принадлежит право на престол?
— Если уж вас так волнуют шотландские горцы, — сухо заметил Джейми, протягивая ему копию заказа, — тогда следовало бы знать, что в тех краях трудно отыскать двух человек, придерживающихся одинаковых взглядов на что-либо, кроме, пожалуй, цвета неба над головой. Да и по этому поводу порой разгораются споры.
Мистер Хоукинс расхохотался, под жилетом мягко заколыхалось круглое брюшко, и сунул свернутый листок во внутренний карман. Видя, что Джейми надоели эти расспросы, я позволила себе вмешаться и предложила гостю мадеры с бисквитами.
Секунду мистер Хоукинс колебался, затем с сожалением покачал головой и, отодвинув кресло, поднялся:
— Нет, нет, благодарю, миледи, но нет. Сегодня в порт приходит «Арабелла», я должен встретить ее в Каласе. А до отъезда еще куча дел. — Он скроил гримасу, глядя на целую кипу бумаг, извлеченных из кармана, затем присоединил к ней подписанный Джейми бланк и убрал в большой кожаный бумажник. — Правда, — лицо его оживилось, — часть дел можно провернуть и по пути в Калас, заскакивая в таверны и пабы.
— Если заглядывать во все встречающиеся по пути таверны и пабы, то вы попадете в Калас не раньше чем через месяц, — заметил Джейми. Достал кожаную сумку, отделанную мехом, и убрал туда столбик серебряных монет.
— Верно, милорд, — согласился Хоукинс и нахмурился. — Думаю, пару-другую придется пропустить, заскочу туда на обратном пути.
— Но раз у вас так туго со временем, может быть, стоит послать в Калас кого-нибудь еще? — спросила я.
Он выразительно закатил глаза и попытался сложить губы скорбным бантиком.
— Хотел бы, чтоб такое оказалось возможным, миледи, но — увы! На борту «Арабеллы» груз, который я не могу доверить никому другому. Моя племянница, Мэри, — объяснил он, — направляется, как принято говорить, к берегам Франции. Ей всего пятнадцать, и прежде она никогда не покидала родного дома. А потому разве я могу допустить, чтоб девочка в одиночестве добиралась до Парижа?
имя, оно никак не ассоциировалось у меня ни с кем. Я все еще размышляла над этим, когда Джейми поднялся — проводить Хоукинса до дверей.
— Надеюсь, путешествие вашей племянницы будет приятным, — говорил он. — Она, вероятно, приезжает сюда учиться? Или просто навестить родственников?
— Нет, выйти замуж, — гордо ответил торговец. — Моему брату удалось найти для девочки блестящую партию, французского аристократа. — Казалось, он того гляди лопнет от гордости, а золотые пуговицы на туго натянувшемся жилете отлетят. — Видите ли, мой старший брат — баронет.
— А ваша племянница, она… э-э-э… давно знакома со своим женихом? — спросила я.
— Вообще в глаза не видела. Суть в том, — тут мистер Хоукинс придвинулся поближе и понизил голос, — что она вообще еще не знает о свадьбе. Переговоры еще не завершены.
Я удивилась и приоткрыла было рот, но Джейми предостерегающе дернул меня за рукав.
— Ну, раз жених ее принадлежит к знатному сословью, мы наверняка увидим вашу племянницу при дворе, — заметил он, подталкивая меня к двери, словно бульдозер. Мистер Хоукинс, продолжая болтать, посторонился и пропустил меня вперед.
— Конечно увидите, милорд Брох Туарах! Сочту за честь познакомить племянницу с вами и вашей супругой! Уверен, она будет счастлива обрести здесь друга в лице соотечественницы, — добавил он и улыбнулся мне. — Я, знаете ли, не слишком полагаюсь в этом плане на чисто деловые знакомства.
Черта с два ты не полагаешься, раздраженно подумала я. Да ты на все пойдешь, лишь бы приобщиться к французской знати. Ты даже готов выдать свою племянницу за… за…
— Э-э… а кто же жених вашей племянницы? — без обиняков спросила я.
Лицо мистера Хоукинса приобрело хитрющее выражение, и, придвинувшись еще ближе, он прошептал мне на ухо:
— Не следовало бы говорить, пока брачный контракт не подписан, но, зная вас как даму благородную… могу сказать одно: этот человек — член дома гасконцев. И очень высокопоставленное лицо, заметьте!
— Заметила, — ответила я.
Мистер Хоукинс ушел, потирая ручки в радостном предвкушении, а я обернулась к Джейми:
— Гасконцев!.. Но не имеет же он в виду… Нет, это просто невозможно! Неужели это та старая, отвратительная обезьяна, тот тип с пятнами жевательного табака на подбородке, который приходил к нам на обед на прошлой неделе?
— Виконт Мариньи? — сказал Джейми, улыбнувшись моему описанию. — Да, вполне возможно. Он, насколько мне известно, вдовец и единственный наследник состояния. Впрочем, не думаю, чтоб то были пятна табака, просто это борода так у него растет. Слегка потрачен молью, — признал он, — но если его побрить и свести бородавки…
— Но как же можно выдавать пятнадцатилетнюю девочку за… за это!.. И даже не спросив ее согласия!
— Почему нет? Очень даже можно, — ответил Джейми с подчеркнутым спокойствием. — Как бы там ни было, Саксоночка, это не твое дело. — Он взял меня за обе руки и легонько встряхнул. — Ты слышишь? Знаю, тебе это кажется диким, но именно так обстоят дела. В конечном счете, — длинный рот его слегка искривился, — ты ведь тоже вышла замуж против своей воли. И, как видишь, смирилась с судьбой. Или нет?
— Иногда мне кажется, что нет! — огрызнулась я и попыталась вырваться, но он удержал меня и, смеясь, поцеловал. Через мгновение я прекратила сопротивление и затихла в его объятиях, признавая поражение, пусть и временное. Я еще встречусь с Мэри Хоукинс, подумала я, тогда и узнаем, что она думает об этом своем браке. И если девушка не захочет видеть в брачном контракте свое имя рядом с именем виконта Мариньи, то… Внезапно я замерла, потом вдруг резко вырвалась из объятий Джейми.
— Что такое? — встревоженно спросил он. — Тебе плохо, девочка? Ты вся побелела.
И неудивительно. Ибо я вдруг вспомнила, где видела имя Мэри Хоукинс. Джейми ошибался. Это именно мое дело! А имя девушки, выведенное каллиграфическим почерком, я видела в самом верху генеалогической таблицы. Чернила со временем побледнели и приобрели коричневый оттенок. Мэри Хоукинс должна была стать женой вовсе не дряхлого виконта Мариньи. Нет, она должна была выйти замуж за Джонатана Рэндолла в 1745 году от рождества Христова.
— Но как она могла? Это же невозможно! — воскликнул Джейми. — Ведь Джек Рэндолл мертв.
Он налил бренди и протянул мне. Рука твердо держала бокал за хрустальную ножку, но уголки рта были опущены, а в тоне, каким он произнес слово «мертв», не угадывалось сомнений насчет судьбы Джека.
— Приляг как следует, Саксоночка, — сказал он, — ты все еще такая бледная.
Повинуясь его жесту, я послушно подобрала ноги и вытянулась на диване. Джейми сел в изголовье и положил мне руку на плечо, пальцы, такие сильные и теплые, осторожно массировали ямочку над ключицей.
— Маркус Макраннох говорил мне, что собственными глазами видел, как Рэндолла насмерть затоптал скот в подземной темнице Уэнтуорта, — повторил он, словно убеждая сам себя. — Он походил на тряпичную куклу, плавающую в луже крови. Именно так сказал Маркус. И был в этом вполне уверен.
— Да. — Я потягивала бренди, чувствуя, как приятное тепло разливается по телу. — И мне он то же самое говорил. Нет, конечно, ты прав! Капитан Рэндолл мертв. И во всем виноваты мои воспоминания о Мэри Хоукинс. Это из-за Фрэнка… — Я взглянула на левую руку, прижатую к животу. В камине пылал огонь, отблески пламени плясали на золоте моего первого обручального кольца. Кольцо Джейми из шотландского серебра я носила на четвертом пальце левой руки.
— О… — Рука Джейми застыла. Голова его была опущена, но он поднял глаза и встретился со мной взглядом.
С тех пор как я вытащила Джейми из Уэнтуортской тюрьмы, мы с ним ни разу не говорили о Фрэнке, не упоминали и о смерти Джонатана Рэндолла. В то время все это казалось неважным, самое главное, что от него опасность нам уже более не угрожала. И с тех пор мне не очень хотелось напоминать Джейми об Уэнтуорте.
— Ты ведь знаешь, что он мертв, разве нет, mo duinne[13]? — Джейми говорил еле слышно, пальцы крепко сжимали мое запястье, и я поняла, что он имеет в виду Фрэнка, а не Джонатана.
— Может, и нет, — ответила я, не сводя глаз с кольца. Потом подняла руку, чтоб увидеть, как сверкнет металл в угасающем свете дня. — Если он мертв, Джейми, если его не существует больше, да к тому же и Джонатан погиб, тогда к чему мне хранить его кольцо?
Он уставился на кольцо, я заметила, как нервно задергался у него уголок рта. И еще он страшно побледнел. Я не ожидала, что всякое упоминание о Джонатане Рэндолле будет для него столь болезненным.
— Ты уверена, что Рэндолл не оставил детей? — спросил он. — Это бы объяснило все.
— Да, конечно, — согласилась я, — но нет, уверена, что нет. Фрэнк… — Голос у меня дрогнул. — Фрэнку достаточно хорошо известны трагические обстоятельства гибели Джонатана Рэндолла. Он уверял, что он, то есть Джек Рэндолл, погиб в Каллоденской битве, а его сын, прапра-прапрадедушка Фрэнка, родился через несколько месяцев после смерти отца. А потом, через несколько лет, вдова снова вышла замуж.
Джейми задумчиво наморщил лоб, между бровей залегла тонкая вертикальная морщинка.
— Тогда, может, это вовсе и не Рэндолла ребенок? А твой Фрэнк мог принадлежать к линии Мэри Хоукинс, она-то, как мы знаем, еще жива?
Я отрицательно покачала головой:
— Не вижу, каким образом. И если б ты знал Фрэнка… Нет, кажется, об этом я еще тебе не говорила. Когда я впервые увидела Джека Рэндолла, мне сперва на секунду показалось, что это Фрэнк. Не то чтобы одно лицо, но… поразительное сходство. Нет, конечно же, предком Фрэнка был именно Джек Рэндолл!
— Понятно. — Пальцы Джейми вспотели, и он убрал руку с моего запястья и вытер ладонь о килт. — Тогда… возможно, это кольцо действительно ничего для тебя не значит, mo duinne?
— Может, и нет. — Я коснулась теплого обруча на пальце, затем бессильно опустила руку. — О, Джейми! Не знаю! Я уже ничего не понимаю!
Он протер глаза тыльной стороной ладони.
— Я тоже, Саксоночка. — Он попытался улыбнуться мне. — Тут есть один интересный момент. Ты говорила, что именно Фрэнк рассказывал тебе о том, что Рэндолл погиб при Каллодене?
— Да. Честно признаться, я предупредила Джека Рэндолла об этом, чтоб припугнуть. В Уэнтуорте, когда он вытащил меня и бросил в снег. Перед тем… перед тем, как заняться тобой. — Веки и губы у него задергались, и я, встревоженная, спустила ноги с дивана. — Джейми, ты в порядке? — Я хотела положить ему руку на голову, но он отстранился, встал и подошел к окну.
— Нет. Да… Все в порядке, Саксоночка. Все утро писал эти письма, и голова просто раскалывается. Не волнуйся. — Он прижался лбом к прохладной оконной раме, глаза были плотно закрыты. — Тогда, если вы с Фрэнком знали, что Джек Рэндолл погиб при Каллодене, а мы знаем, что этого не случилось… тогда, выходит, это вполне возможно, Клэр.
— Что возможно? — с тревогой и недоумением спросила я, желая ему помочь, но не зная, как это сделать.
— Тогда можно предотвратить то, что, ты знаешь, должно случиться. — Он оторвал лицо от окна и устало улыбнулся мне. Лицо оставалось бледным, но гримаса, искажавшая его, исчезла. — Джек Рэндолл умер раньше, чем было предназначено ему судьбой, и Мэри Хоукинс выйдет замуж за другого человека. И даже если это означает, что твой Фрэнк так никогда и не родится… или родится, но от кого-то другого, — добавил он в виде утешения, — это также означает, что у нас есть шанс осуществить то, что мы задумали. Возможно, Джек Рэндолл вовсе не погибнет в битве при Каллодене, потому что эта битва так никогда и не состоится.
Я заметила, как, сделав над собой усилие, он поборол волнение, подошел ко мне и обнял. Потом, склонив голову, уперся лбом мне в волосы.
— Знаю, это должно огорчить тебя, mo duinne. Но разве не утешает мысль, скольких бед можно при этом избежать?
— Да, — прошептала я после паузы в складки его рубашки. Потом осторожно высвободилась из объятий и погладила его по щеке. Морщинка между бровями стала глубже, глаза смотрели рассеянно, но он улыбнулся мне. — Джейми, — сказала я, — иди приляг. А я пошлю записку д'Арбанвиллям, что мы сегодня не придем.
— О нет, — возразил он. — Я чувствую себя прекрасно. Это просто головная боль, Саксоночка, от чтения и письма. Подремлю часок, и все пройдет. Ну, так я пошел? — Он было направился к двери, затем остановился и обернулся с улыбкой на лице. — И если я буду кричать во сне, Саксоночка, положи мне руку на голову и скажи просто: «Джек Рэндолл мертв». И я сразу успокоюсь.
И стол, и общество в доме д'Арбанвиллей были просто превосходны. Мы вернулись поздно, и, едва коснувшись головой подушки, я тут же заснула. Спала спокойно и крепко, но в середине ночи вдруг проснулась, чувствуя, что что-то не так.
Ночь стояла холодная, и нижнее одеяло по своей подлой привычке свалилось на пол, на мне осталось лишь шерстяное покрывало. Я перекатилась на другой бок и потянулась к Джейми, в поисках тепла. Его не было.
Я села в постели, озираясь по сторонам, и увидела его почти сразу же — он сидел на подоконнике, обхватив голову руками.
— Джейми! Что случилось? Снова голова разболелась? — Я схватила свечу, намереваясь раскрыть аптечку, но что-то в его позе остановило меня, и я подошла к окну.
Он дышал тяжело, с хрипом, словно после бега, и, несмотря на холод, был весь в поту. Я прикоснулась к его плечу — оно было холодным и твердым, как у металлической статуи.
При этом прикосновении он вздрогнул и вскочил на ноги — расширенные глаза казались совсем темными.
— Прости, не хотела тебя пугать, — сказала я. — С тобой все в порядке?
А может, он просто в состоянии лунатического транса, подумала я. Выражение его лица совсем не изменилось, он смотрел словно сквозь меня, и ему явно не нравилось то, что он видел.
— Джейми! — резко окликнула его я. — Джейми, проснись!
Он заморгал и вдруг увидел меня. Хотя на лице оставалось все то же выражение — загнанного зверя.
— Все в порядке, — ответил он. — Я не сплю, — произнес он это таким тоном, словно убеждал сам себя.
— Но что случилось? Тебе привиделся кошмар?
— Сон. Да, я видел сон…
Шагнув вперед, я положила руку ему на плечо:
— Расскажи. Он не будет тебя больше мучить, если расскажешь.
Он крепко сжал мои руки, словно ища опоры. В окно смотрела полная луна, и я отчетливо видела, как напряжена каждая мышца его тела. Он был тверд и неподвижен, как камень, но внутри таилась скрытая энергия, готовая вырваться наружу.
— Нет, — ответил он все еще каким-то потусторонним голосом.
— Да, — настаивала я. — Скажи мне. Скажи, что ты видел.
— Я не могу… видеть ничего… Я ничего не вижу…
Я развернула его лицом к яркому лунному свету, льющемуся из окна. Похоже, свет помог, дыхание стало спокойнее, и он, останавливаясь, запинаясь, начал рассказывать.
Ему приснились каменные стены Уэнтуортской тюрьмы. И пока он рассказывал, в комнату вошло привидение Джонатана Рэндолла. И оно, абсолютно голое, улеглось на кровать, поверх моего шерстяного покрывала.
За его спиной слышалось хриплое дыхание, влажная, покрытая потом кожа касалась его тела. Человек скрипел зубами от отчаяния, призрак почувствовал легкое его движение за спиной и рассмеялся.
— О, у нас есть еще время. Прежде чем мы повесим тебя, мой мальчик, — прошептал он. — Много времени. Достаточно, чтобы получить удовольствие. — Рэндолл дернулся и непроизвольно издал сдавленный стон.
Рука Рэндолла откинула Джейми волосы со лба, убрала их за уши. У самого своего уха Джейми ощущал его горячее дыхание и отвернулся, чтоб избежать этого, но со свистом вырывающиеся изо рта слова продолжали преследовать его.
— А ты когда-нибудь видел, как вешают человека, а, Фрэзер? — Слова звенели в ушах. Не дожидаясь ответа, длинная тонкая рука обвилась вокруг талии, стала поглаживать по животу, опускаясь все ниже. — Ну конечно видел! Ты ведь был во Франции, наверняка видел, как там вешают дезертиров… А знаешь, что висельник опорожняет при этом кишечник? По мере того, как петля все туже затягивается на горле? — Рука гладила, легонько щекотала, теребила, снова начинала гладить. Он вцепился здоровой рукой в край койки и изо всех сил вжался лицом в кусачее одеяло, но слова все равно доставали его. — Вот что случится с тобой, Фрэзер. Еще каких-то несколько часов — и почуешь петлю на своей шее. — Рэндолл самодовольно рассмеялся. — И ты пойдешь на смерть, а задницу твою будет жечь от моих ласк, а потом из тебя начнет выходить дерьмо и стекать по ногам, а вместе с дерьмом — следы моей страсти, и капать на землю, под виселицей…
Он не издал ни звука. Он ощущал свой запах, вонь грязи и нечистот темницы, с кисловатым привкусом пота от страха и ярости. А от человека за его спиной воняло животным, и этот запах перекрывал нежный аромат лавандовой туалетной воды.