— Да, — ответила она, глядя на меня с недоумением, и дотронулась до одного из ключей, напоминавшего по форме отмычку. — Вот этот называют «passe-partout», а вот этот, — она указала на ключ с бороздками, — этот скорее «clef».
— Clef! — радостно воскликнула я. — Прекрасно! — И я ткнула пальцем в ноты. — Понимаете, матушка, в английском тоже есть такое слово, и оно тоже означает музыкальный ключ. А по-французски «clef» — это то, чем отпирают двери. И музыкальный ключ служит ключом к шифру. Недаром Джейми говорил, что это английский шифр! Его изобрел англичанин с дьявольски изощренным чувством юмора, — добавила я.
Уловив основную идею, нам уже не составляло труда расшифровать послание. Итак, раз автор зашифрованного послания англичанин, то немецкие слова в тексте песни используются лишь как источник букв. Уже научившись кое-чему у Джейми, я довольно быстро разгадала шифр.
— Два бемоля означают, что надо брать каждую вторую букву, — начала объяснять я, торопливо строча на листке бумаги. — А три диеза — каждую третью с конца. Думаю, он использовал немецкий, с одной стороны, для маскировки, а с другой, потому, что немецкие слова страшно длинные. Для того чтобы выразить ту же мысль, немцам требуется вдвое больше букв, чем англичанам.
— У вас нос в чернилах, — прозаически заметила матушка Хильдегард. И заглянула мне через плечо. — Но хоть какой-то смысл улавливается?
— Да, — ответила я, и внезапно во рту у меня пересохло. — Да, смысл есть.
Расшифрованное послание оказалось довольно простым и кратким. И весьма тревожным.
— «Преданные слуги его величества в Англии ждут восстановления законного короля на троне. В вашем распоряжении сумма в пятнадцать тысяч фунтов. Она будет передана из рук в руки лично его высочеству, как только нога его ступит на землю Англии», — прочитала я. — И еще везде пропущена буква «S». Не знаю, с какой целью. Возможно, для того, чтобы получились немецкие слова.
— Гм… — Матушка Хильдегард с любопытством смотрела в исписанный листок, затем перевела взгляд на меня. — Итак, вы узнали все, что вам нужно, — заключила она. — Могу заверить вас и вашего мужа, что сохраню это в тайне.
— Он не стал бы прибегать к вашей помощи, если б не доверял вам, — поспешила заверить я.
Густые брови поползли вверх, она похлопала ладонью по бумаге.
— Раз уж ваш муж занимается такими делами, доверять кому бы то ни было крайне рискованно. Так что можете успокоить его: я имею представление о чести, — сухо добавила она.
— Хорошо, непременно передам, — ответила я с улыбкой.
— Боже, chere Madam! — воскликнула она вдруг. — Вы страшно бледны! Сама я порой засиживаюсь допоздна, совершенно забывая о времени, особенно когда работаю над новым произведением, но вы, должно быть, непривычны к такому режиму. — Она взглянула на часы-свечу, горевшую на маленьком столике возле двери. — Бог ты мой, уже совсем поздно! Наверное, надо послать за сестрой Мадлен, пусть отведет вас в келью.
Джейми хоть и с неохотой, но согласился, чтобы я провела ночь в монастыре, чтоб не возвращаться по темным улицам. Я покачала головой. Я действительно устала, и спина у меня ныла от долгого сидения на табурете, но спать совсем не хотелось. Слишком уж взволновало меня «музыкальное послание», все равно сразу не уснуть.
— Что ж, тогда давайте немного подкрепимся, отметим, так сказать, наши достижения. — Матушка Хильдегард поднялась и направилась в первую комнату, где, как я слышала, позвонила в колокольчик. Вскоре появилась сестра с подносом, на котором стояли стаканы с горячим молоком и пирожные. За ней следовал Бутон. Сестра взяла одно пирожное, положила его на маленькую фарфоровую тарелочку и поставила на пол перед Бутоном. Потом налила ему в миску молока.
Пока я потягивала горячее молоко, матушка Хильдегард аккуратно сложила наши бумаги и убрала манускрипты на полку. Затем поставила на пюпитр какие-то ноты.
— Я для вас поиграю, — объявила она. — Это поможет вам настроиться на сон.
Музыка была нежной и умиротворяющей, с плавными и довольно сложными переходами от высоких тонов к низким, но без напора, присущего произведениям Баха.
— Ваше сочинение? — спросила я, воспользовавшись паузой.
Не оборачиваясь, она покачала головой:
— Нет. Моего друга. Жана Филиппа Рамо. Как теоретик он хорош, однако подлинной страсти в его произведениях нет.
Убаюканная мелодией, я, должно быть, задремала. Разбудило меня бормотание сестры Мадлен. Она подхватила меня под руки, помогая подняться, и увела.
Уже у двери я обернулась и увидела широкую спину матушки Хильдегард в черном и ее слегка сгорбленные под чепцом плечи — она продолжала самозабвенно играть, целиком отрешившись от окружающего мира. На полу у ее ног растянулся Бутон, уткнув нос в лапы. Маленькое тельце лежало ровно и неподвижно и напоминало стрелку компаса.
— Итак, — заметил Джейми, — стадия переговоров, по-видимому, завершилась.
— По-видимому? — откликнулась я. — Но сумма в пятнадцать тысяч фунтов — это уже определенность. — По тогдашним стандартам пятнадцать тысяч фунтов составляли годовой доход герцога.
Он насмешливо приподнял бровь, разглядывая ноты, которые я принесла из монастыря.
— Ладно. Как бы там ни было, это означает одно: Карл или Джеймс должны пожаловать в Англию. Находясь в Англии, Карл получит солидную финансовую поддержку, которая позволит ему добраться и до Шотландии. Да, — заметил он, задумчиво потирая подбородок, — самое интересное в этом послании то, что в нем впервые подтверждается намерение Стюартов, или хотя бы одного из них, всерьез предпринять попытку восстановиться на троне.
— Один из них? — удивилась я. — Так ты считаешь, Джеймс здесь может быть ни при чем? — И я с еще большим интересом стала разглядывать ноты.
— Послание адресовано Карлу, — напомнил мне Джейми. — И пришло оно из Англии, не через Рим. Фергюс выкрал его у обычного посыльного, оно хранилось в пакете с английскими печатями. Не у папского посыльного, заметь себе. — Он нахмурился и покачал головой. Он еще не Успел побриться, и в утренних лучах солнца щетина на подбородке отливала медью. — Пакет был вскрыт. Карл видел послание. На нем не значится даты, поэтому неизвестно, как давно оно попало к нему. Ну и конечно, мы не располагаем письмами, которые Карл посылал отцу. И ни в одном из писем Джеймса нет ни малейшего намека на то, кем может быть автор этого послания. Не говоря уже о тех персонах в Англии, которые обещали ему поддержку. Я поняла, куда он клонит.
— И Луиза де ла Тур лепечет что-то насчет того, что Карл обещал аннулировать ее брак и жениться на ней, как только станет королем. Так ты думаешь, это не просто пустые обещания?
— Может, и нет, — ответил он. Потом налил из кувшина воды в тазик и ополоснул лицо, готовясь бриться.
— Тогда, возможно, Карл ведет какую-то свою игру? — заметила я, испуганная и одновременно заинтригованная подобной перспективой. — И Джеймс затеял весь этот маскарад, заставил сына притвориться, что тот готов повести борьбу за трон, чтоб убедить Людовика в потенциальной ценности Стюартов, в то время как…
— В то время как Карл вовсе не притворяется, — подхватил Джейми. — Да, похоже на то. Есть здесь полотенце, Саксоночка? — Зажмурив глаза, он похлопал ладонью по столику. Я отодвинула бумаги, чтоб не замочить, и взяла полотенце, висевшее на спинке кровати.
Он окинул критическим взором лезвие, затем, решив, что сойдет, подошел к моему туалетному столику и, глядя в зеркало, начал намыливать щеки.
— Почему, интересно, брить ноги и подмышки — это варварство с моей стороны, а снимать щетину с лица с твоей стороны не варварство? — спросила я, наблюдая, как он осторожно скребет лезвием подбородок.
— Может, так оно и есть, — согласился он с улыбкой и принялся скрести щеку. — Но знаешь, стоит этого не сделать, и все лицо начинает чертовски чесаться.
— А ты когда-нибудь отращивал бороду? — поинтересовалась я.
— Специально — нет, — ответил он и снова улыбнулся. — Но иногда она отрастала, во время скитаний по Шотландии. Когда передо мной стоял выбор: бриться на холоде тупой бритвой или терпеть чесотку, я выбирал чесотку.
Я рассмеялась, наблюдая, как он одним плавным движением снял мыльную пену со скулы.
— Не представляю тебя с длинной бородой.
— В следующий раз, когда нас пригласят в Версаль, Саксоночка, я попрошу разрешения показать тебе королевский зоопарк. Какой-то моряк привез Людовику с Борнео удивительное животное. Называется орангутанг. Ты когда-нибудь видела?
— Да, — кивнула я. — До войны в Лондонском зоопарке жила парочка.
— Ну, тогда ты знаешь, как я выгляжу с бородой, — сказал он, улыбаясь и заканчивая бритье. — Косматый, побитый молью. Похожий на виконта Мариньи, — добавил он, — только рыжий.
Тут, словно вспомнив что-то, он сменил тему беседы и, стирая с лица остатки мыла льняным полотенцем, сказал:
— Так что теперь, Саксоночка, думаю, мы должны держать под самым пристальным наблюдением каждого англичанина в Париже. — Подняв рукопись с постели, он задумчиво перелистывал страницы. — Если некто действительно желает оказать поддержку на таком уровне, к Карлу непременно должен прибыть посланник. Лично я не стал бы рисковать такой суммой, предварительно не убедившись, что пятнадцать тысяч фунтов пойдут на дело. Ты согласна?
— Да, — ответила я. — Что же касается англичанина… А ну-ка скажи, что, его высочество покупает спиртное только у тебя и Джареда или же пользуется еще услугами мистера Сайласа Хоукинса?
— Мистера Сайласа Хоукинса, которого так и разбирает желание узнать, каков политический климат в Шотландии? — подхватил Джейми и восхищенно уставился на меня. — А я-то думал, что женился на тебе только из-за хорошенького личика и ладной круглой попки. Ан нет, оказывается, у моей женушки имеются еще и мозги! — Он парировал удар, который я собралась нанести ему в ухо, и расплылся в улыбке. — Ладно, Саксоночка. Еще не вечер. К концу дня буду знать.
Глава 16 ПРИРОДА СЕРЫ
Как выяснилось, принц Карл действительно покупал вино у мистера Хоукинса. Однако, если не считать этого открытия, мы за последующие четыре недели мало продвинулись в своих изысканиях. Все шло своим чередом. Людовик продолжал игнорировать Карла Стюарта, Джейми — торговать вином и навещать принца Карла, Фергюс — красть письма. Луиза де ла Тур появлялась на людях с супругом и выглядела при этом меланхоличной, но цветущей. Меня же по-прежнему тошнило по утрам, днем я работала в больнице, а вечерами любезно улыбалась гостям за ужином.
Впрочем, имели место два события, несколько приблизившие нас к цели. Карл, утомленный одиночеством, стал вечерами приглашать Джейми в таверны. Мистер Шеридан, его наставник, был слишком стар для подобных эскапад.
— Господи, этот принц пьет как сапожник! — как-то воскликнул Джейми, вернувшись из одного из таких заведений. От него разило дешевым вином, спереди на рубашке красовалось большое пятно. — Ну вот, теперь придется новую рубашку заказывать.
— Дело того стоит, — заметила я. — Если он, конечно, говорит, когда пьет. О чем вы вообще разговариваете?
— Об охоте и женщинах, — кисло ответил Джейми и этим ограничился. Выходит, политика занимает принца куда меньше, чем Луиза де ла Тур, или же он скрытен и не склонен откровенничать даже в отсутствие своего наставника мистера Шеридана?..
Второе событие сводилось к следующему. Месье Дюверни, министр финансов, проигрывал Джейми в шахматы. Причем не раз или два, а постоянно. Как и предвидел Джейми, поражения лишь укрепляли месье Дюверни в намерении взять реванш, а потому нас часто приглашали в Версаль, где я бродила по залам, собирая сплетни и избегая альковов, а Джейми играл в шахматы, собирая вокруг себя толпу зрителей, хотя лично я отнюдь не считала этот вид спорта зрелищным.
Итак, Джейми и министр финансов, маленький кругленький человечек с сутулой спиной, сидели за шахматной доской настолько сосредоточившись, что не замечали ничего происходящего вокруг, их не отвлекали ни ропот голосов, ни даже звон бокалов за спиной.
— В жизни не видела ничего более утомительного и скучного, чем эти шахматы, — заметила одна дама другой. — И это называют развлечением! Для меня так куда веселей наблюдать, как служанка вылавливает блох у пажа. Они хоть при этом хихикают и визжат.
— А я бы не возражала, чтоб этот рыжий немного похихикал и поверещал, — ответила ее собеседница и послала Джейми очаровательную улыбку — как раз в этот момент он обернулся и обвел толпу рассеянным взглядом. Тут одна из дам заметила меня и ткнула товарку, приторную блондинку, локотком в бок.
Я приятно улыбнулась ей, одновременно со злорадством отметив, как она начала краснеть — снизу, с шеи, вскоре все лицо у нее пошло розовыми пятнами. Что до Джейми, то все ее прелести никак не могли отвлечь его от игры, разве только в том случае, если б она запустила свои пухленькие пальчики ему в шевелюру.
Интересно, подумала я, отчего это он так сосредоточен. Вряд ли только на игре — месье Дюверни предпочитал осторожную позиционную борьбу, часто использовал одни и те же гамбиты. Два средние пальца на правой руке Джейми потерли бедро — знакомый мне признак еле сдерживаемого нетерпения, и я окончательно убедилась, что волнует его вовсе не игра. Еще какие-нибудь полчаса — и в руке его окажется король месье Дюверни.
Рядом со мной стоял герцог де Нев. Я заметила, как его маленькие черные глазки остановились на пальцах Джейми, затем он отвел взгляд. Секунду он стоял у доски, задумчиво созерцая ее, потом отошел — удвоить свою ставку.
Мимо меня прошел лакей и, отвесив почтительный поклон, предложил бокал вина. Я жестом отказалась, сегодня я уже выпила достаточно — голова слегка кружилась, в ногах ощущалась некоторая слабость.
Высматривая, где бы присесть, я вдруг заметила графа Сент-Жермена. Возможно, именно на него поглядывал Джейми. Граф же, в свою очередь, смотрел прямо на меня, скорее даже не смотрел, а пялился во все глаза и улыбался. Необычное для него выражение лица, и я сочла, что улыбка ему вовсе не идет. А впрочем, мне все равно, и, отвесив в его сторону наивозможно грациознейший поклон, я присоединилась к группе дам, болтая о том о сем и пытаясь, когда предоставлялась возможность, навести разговор на Шотландию и ссыльного короля.
Однако складывалось такое впечатление, что перспективы восстановления Стюартов на троне мало занимали французскую аристократию. Стоило упомянуть Карла Стюарта, и дамы в ответ лишь закатывали глаза или недоуменно пожимали плечами. Несмотря на самые лестные рекомендации от герцога Мара и других парижских якобитов, Людовик по-прежнему упрямо отказывался принимать Карла при дворе. И почти нищий ссыльный, не являвшийся к тому же фаворитом короля, никак не мог рассчитывать на то, что его будут приглашать в общество и знакомить с состоятельными банкирами.
— Король был далеко не в восторге, что его кузен прибыл во Францию, даже не спросив у него разрешения, — заметила однажды графиня де Браман, когда я вдруг упомянула принца. — Поговаривают даже, будто бы он не против, чтобы Англия и впредь оставалась протестантской, — добавила она. — «Пусть эта Англия горит синим пламенем, а вместе с ней — и этот самый Георг из Ганновера», — процитировала она, затем, будучи по природе женщиной доброй, скорбно поджала губки. — Мне очень жаль. Знаю, вас и вашего мужа это огорчает, однако… — И она беспомощно пожала плечами.
В тот вечер я рассчитывала услышать еще кое-какие интересные сплетни, однако не слишком преуспела. Похоже, якобиты здесь давным-давно всем надоели.
— Ладьей на королевскую пешку!.. — пробормотал Джейми чуть позже тем же вечером, когда мы уже ложились спать. Мы снова остались ночевать во дворце. Поскольку игра в шахматы затянулась до полуночи, а министр и слышать не захотел о том, чтоб мы возвращались домой в столь поздний час, нам предоставили маленький «апартамент» — насколько я поняла, он располагался этажом или двумя выше первого. Там была пуховая перина и окно, выходящее на южную сторону сада.
— Ладьей? — сонно переспросила я, забравшись в постель, и со сладостным стоном потянулась. — Тебе что, всю ночь теперь будут сниться шахматы?
Джейми кивнул и так смачно, с хрустом зевнул, что на глаза у него навернулись слезы.
— Да уж наверняка. Надеюсь, что не разбужу тебя криком «шах» или «мат»…
Ноги у меня ныли от усталости и тесной обуви, позвоночник тоже, пока я устраивалась в постели поудобнее.
— Можешь хоть всю ночь на голове стоять, — ответила я и тоже зевнула. — Сегодня меня никто и ничто не сможет разбудить.
Если б я знала в тот миг, как ошибалась!..
Мне снился младенец. Он уже созрел и брыкался и кувыркался в моем раздутом животе. Я гладила живот, пытаясь унять его. Но бурление продолжалось, и внезапно я поняла, что это вовсе не младенец сидит у меня в животе, а змея. Я сложилась пополам, подогнула колени, пытаясь утихомирить чудовище, затем стала нащупывать рукой голову гадины, что металась у меня под кожей. На ощупь кожа казалась страшно горячей, а все внутренности вдруг скрутились в клубок и сами превратились в змей, кусая и толкая меня изнутри.
— Клэр, девочка! Проснись! Что с тобой? — Тряска медленно вернула меня к реальности. Я была в постели, на плече лежала рука Джейми, а тело окутывали льняные простыни. Но змея продолжала крутиться в животе, и я застонала, да так громко, что испугала не только Джейми, но и саму себя.
Откинув простыни, он перевернул меня на спину, стараясь распрямить колени, прижатые к животу. Я упорно сопротивлялась, оставаясь скрученной в шарик, и пыталась унять чудовищной силы спазмы, сотрясавшие все мое тело.
Торопливо накинув на меня одеяло, он выбежал из комнаты, успев прихватить со стула лишь килт.