— Не налью ни капли, пока не расскажешь, что происходит. Ты не в тюрьме — я могла бы предположить, что все в порядке, но…
— Не все в порядке, Саксоночка, — прервал он меня. — Но могло быть и хуже.
Выслушав мнения за и против, большая часть которых состояла из повторения мистером Хоукинсом своих первоначальных впечатлений, судья, которого вытащили по такому случаю из теплой постели председательствовать на этом процессе, с раздражением вынес следующее постановление. В связи с тем, что Алекс Рэндолл является одним из обвиняемых, он не может рассматриваться как непредвзятый свидетель. То же самое можно сказать и обо мне, как о жене и возможной сообщнице другого обвиняемого. Муртаг, по его собственным показаниям, был в бесчувственном состоянии во время нападения, а ребенок Клодель не мог быть признан в качестве свидетеля ввиду его малолетства.
Таким образом, заключил судья, устремив злобный взгляд на гвардейского капитана, единственной персоной, способной пролить свет на происшествие, является Мэри Хоукинс, которая в настоящее время, ввиду своего состояния, не может этого сделать. Следовательно, все обвиняемые должны быть отправлены в Бастилию и оставаться там до той поры, когда можно будет взять показания у мадемуазель Хоукинс. Месье капитан мог бы догадаться об этом и сам.
— Тогда почему же ты не в Бастилии? — спросила я.
— Месье Дюверен-старший поручился за меня, — ответил Джейми, притягивая меня к себе. — Во время всего представления он сидел в углу, ощетинившись как еж. После того как судья вынес решение, он встал и заявил, что ему довелось несколько раз играть со мной в шахматы и он считает невероятным мое участие в таком бесчестном деянии. — Джейми прервал свой рассказ и пожал плечами. — Ну, ты знаешь, как он бывает красноречив. Его идея состояла в том, что человек, который может обыграть его в шахматы шесть раз из семи, не станет заманивать девушек в свой дом и бесчестить их.
— Очень логично, — заметила я. — Думаю, на самом деле он опасался, что, если тебя упекут в тюрьму, ты больше не сможешь играть с ним в шахматы.
— Наверное, так оно и есть, — согласился Джейми. Потом потянулся, зевнул и, с улыбкой глядя на меня, добавил: — Как бы то ни было, а я дома, и меня не так уж волнует, почему это стало возможным. Иди ко мне, Саксоночка.
Он усадил меня к себе на колени и удовлетворенно вздохнул.
— Знаешь, чего мне хочется? — прошептал он мне на ухо. — Сбросить эту грязную одежду и улечься с тобой на коврике перед камином. Положить голову тебе на плечо и спать так до утра.
— Рискуем помешать слугам, — заметила я. — Им придется мести вокруг нас.
— К черту слуг, — сказал он умиротворенно. — Для чего существуют двери?
— Конечно, для того, чтобы в них стучать, — ответила я, так как именно в этот момент раздался легкий стук.
Джейми помедлил, уткнувшись лицом в мои волосы, затем вздохнул, поднял голову и посадил меня на диван рядом с собой.
— Всего на полминуты, — пообещал он мне, понизив голос, затем крикнул: — Войдите!
Дверь отворилась, и в комнату вошел Муртаг. Я хорошо помнила, какой жалкий вид был у него прошлой ночью, и теперь подумала, что выглядит он, пожалуй, еще хуже.
Он, как и Джейми, провел бессонную ночь. Подбитый глаз совсем затек. Второй глаз потемнел и приобрел цвет подгнившего банана. Над бровью красовалась пурпурная шишка величиной с гусиное яйцо с кровавой коркой посередине. Это был след от удара по голове.
Маленький клансмен произнес едва ли несколько слов с тех пор, как его освободили из парусинового свертка прошлой ночью. Коротко осведомившись у Фергюса, где его кинжал и шпага — Фергюс, обладая нюхом ищейки, тут же нашел их за кучей мусора, — Муртаг угрюмо молчал всю обратную дорогу, пока мы поспешно шагали по мрачным парижским улицам. А дома достаточно было одного взгляда его здорового глаза, чтобы предупредить все вопросы слуг.
Я надеялась, что в суде он постарается защитить своего хозяина, хотя понимала, что на месте французского судьи вряд ли прислушалась бы к его словам. Сейчас он молчал, как химеры на соборе Парижской Богоматери, одну из которых он, кстати, удивительно напоминал.
Как бы ужасно ни выглядел Муртаг, он, казалось, никогда не терял чувства собственного достоинства. Не потерял он его и сейчас. Выпрямившись, словно аршин проглотил, он прошел по ковру и преклонил колено перед Джейми. Последнего этот жест привел в некоторое замешательство.
Невысокий и жилистый, Муртаг отстегнул от пояса свою шпагу и, выдвинув ее наполовину из ножен, протянул Джейми. Сделал он это просто, без рисовки, но явно с чувством облегчения. Изуродованное лицо было бесстрастно, единственный глаз смотрел не мигая прямо на Джейми.
— Я предал тебя, — тихо произнес он. — И я прошу тебя, как своего господина, возьми мою жизнь, потому что я не могу больше жить с таким позором.
Джейми подался вперед и, забыв об усталости, внимательно смотрел на своего слугу. С минуту молчал, положив руку на колено. Затем встал и осторожно опустил ладонь Муртагу на голову.
— Потерпеть поражение в битве — это не позор, друг мой, — мягко возразил Джейми. — Самые великие воины могут быть побеждены.
— Нет, — покачал головой маленький шотландец, — меня победили не в битве. Ты мне доверился. Доверил охранять твою жену и неродившегося ребенка, а также юную английскую девушку. И я так плохо выполнил это поручение, что не смог нанести удара, когда пришла опасность. Честно говоря, я даже не видел руки, которая сбила меня с ног.
— Послушай, — начал Джейми. Но Муртаг не дал ему досказать.
— И вот что из этого вышло. — Никогда раньше, за все время, что знала его, я не слышала, чтобы он был так многословен. — Твое доброе имя запятнано, на твою жену напали, а юная леди… — Его тонкие губы на мгновение сомкнулись, к горлу подкатил комок. — Я не нахожу себе места от горя.
— Да… — тихо заговорил Джейми, кивая. — Да, я это понимаю и сам испытываю то же самое.
Он приложил руку к сердцу. Мужчинам явно надо было остаться наедине. Они стояли склонившись друг к другу. Я сидела опустив руки на колени, не говорила ни слова и не двигалась. Я не хотела вмешиваться.
— Но я не твой господин, — снова заговорил Джейми. — Ты не давал мне клятвы, и у меня нет власти над тобой.
— Нет, она у тебя есть… — В голосе Муртага звучала твердость. Полуобнаженная шпага в его руках даже не дрогнула.
— Но…
— Я дал тебе клятву, Джейми Фрэзер, когда тебе не было еще и недели от роду. Когда твоя мать еще держала тебя у груди.
Глаза Джейми широко открылись, и в них мелькнуло удивление.
— Я склонялся к ногам Эллен, как склоняюсь теперь к твоим. — Маленький шотландец гордо поднял подбородок. — Я поклялся ей именем триединого Бога, что последую за тобой повсюду, буду выполнять твои приказания и охранять тебя, когда ты станешь взрослым. — Его голос дрогнул, и веко закрыло единственный здоровый глаз. — Я заботился о тебе как о собственном сыне, и вот я предал тебя.
— Ты никогда меня не предавал и не мог сделать этого. — Джейми положил руки Муртагу на плечи. — Послушай, я не хочу лишать тебя жизни, потому что ты все еще нужен мне. Но я возьму с тебя еще одну клятву, и ты выполнишь ее.
Какое-то время Муртаг колебался, затем молча кивнул.
Джейми еще больше понизил голос, но не до шепота. Сложив вместе три средних пальца правой руки, он прижал их к эфесу шпаги.
— Я поручаю тебе, во исполнение клятвы, данной мне и моей матери, найти этих людей. Выследи их и, когда найдешь, отомсти за честь моей жены и за поруганную невинность Мэри Хоукинс.
Он замолчал, затем убрал руку со шпаги. Шотландец поднял ее, держа прямо за лезвие. Внезапно, заметив мое присутствие, он поклонился и произнес:
— Как сказал господин, я так и сделаю. Я отомщу за вас.
Я провела языком по пересохшим губам, не зная, что сказать. Ответ, похоже, был не нужен. Муртаг поднес шпагу к губам и поцеловал ее. Затем решительно выпрямился и вложил ее в ножны.
Глава 20 БЕЛАЯ ДАМА
Пока мы переодевались, уже совсем рассвело. Из кухни принесли завтрак.
— Хотелось бы знать, — сказала я, наливая в чашку шоколад, — кто такая, черт побери, эта Белая Дама? — Белая Дама? — Магнус, склонившийся за моим плечом с корзинкой горячего хлеба, выпрямился так резко, что одна булочка выпала из корзины. Я подняла ее и оглянулась на дворецкого. Он выглядел потрясенным.
— Да, именно, — сказала я. — Вы слышали это имя, Магнус?
— Да, миледи, — ответил старик. — Белая Дама — это колдунья.
— Колдунья? — удивленно переспросила я.
Магнус пожал плечами, не глядя на меня, и с преувеличенным старанием стал накрывать булочки салфеткой.
— Белая Дама, — пробормотал он, — говорят, она мудрая женщина, целительница. А еще… ее взгляд пронзает человека насквозь и может испепелить его душу, если увидит в ней дьявола. — Он затряс головой, повернулся и поспешно удалился в кухню. Я видела со спины, как подпрыгивает его локоть. Очевидно, он крестился на ходу.
— Господи Иисусе. — Я повернулась к Джейми. — Ты когда-нибудь слышал о Белой Даме?
— Кто, я? Слышал там разные истории. — Джейми склонился над чашкой с шоколадом. Его глаза были прикрыты густыми ресницами, но слишком яркий румянец на щеках был вызван явно не горячим паром из чашки.
Я откинулась на спинку стула, скрестила на груди руки и внимательно посмотрела на него:
— Ах, так слышал? И не удивишься, если узнаешь, что бандиты, которые напали на нас с Мэри прошлой ночью, называли меня Белой Дамой?
— Правда? — Он встревоженно посмотрел на меня.
Я кивнула:
— Они только глянули на-меня при свете, закричали:.»Белая Дама!» — и бросились врассыпную, как от чумы.
Джейми перевел дыхание. Краска сошла с его лица, и оно стало белым, как тарелка китайского фарфора на столе перед ним.
— Боже милостивый, — забормотал он себе под нос. — Боже… милостивый…
Я перегнулась через стол и взяла чашку у него из рук.
— Расскажи мне, пожалуйста, что ты знаешь о Белой Даме, — попросила я.
— Ну… — Какое-то время он колебался, затем поднял на меня робкий взгляд. — Просто я как-то сказал Гленгэрри, что ты Белая Дама.
— Что ты сказал Гленгэрри? — Я поперхнулась кусочком булки, который только что откусила.
Джейми похлопал меня по спине.
— Ну, это были Гленгэрри и Кастеллоти… Что было, то было, — оправдывался он. — Я имею в виду, что они не ограничиваются только игрой в карты и в кости. Они находили забавным, что я сохраняю верность жене. Они говорили… Ну, они много чего говорили, и я… мне это надоело. — Он смотрел в сторону. Кончики его ушей горели.
— M-м… — Я отпила чаю. Я знала, как хорошо у Кастеллоти подвешен язык. Представляю, как они довели Джейми.
Он осушил свою чашку одним глотком и принялся внимательно рассматривать ее, избегая встречаться со мной взглядом.
— Не мог же я просто уйти от них, — сказал он. — Мне нужно было весь вечер оставаться с его высочеством. Я не мог допустить, чтобы он думал, что я не настоящий мужчина.
— Так ты сказал им, что я Белая Дама? — Я едва не прыснула со смеху. — И, если ты будешь развлекаться с другими женщинами, я сделаю так, что все твои мужские достоинства отсохнут?
— Примерно так…
— Боже мой, и они поверили в это? — Я старалась сдержаться, но чувствовала, что лицо мое горит не меньше, чем у Джейми. Уголок его рта дрогнул.
— Я это сказал очень убедительно, поклялся жизнями их матерей.
— А сколько вы все перед этим выпили?
— О, довольно много. Я продержался до четвертой бутылки.
Я не выдержала и захохотала.
— О, Джейми! Ты мой дорогой! — Я перегнулась через стол и поцеловала его в щеку.
— Ты знаешь, — смущенно сказал он, намазывая маслом кусок хлеба, — это было первое, что пришло в гоЛо-ву. И они перестали подсовывать мне проституток.
— Хорошо. — Я взяла бутерброд у него из рук, намазала его медом и вернула. — Я никак не могу тебя осуждать, — заключила я, — так как в дополнение к твоей верности эта выдумка, похоже, спасла меня от изнасилования.
— Слава Богу. — И он взял меня за руку. — Если бы что-нибудь с тобой случилось, Саксоночка, я бы…
— Да, — перебила я его, — но если человек, который на нас напал, знал, что я — Белая Дама…
— Да, Саксоночка. — Он кивнул. — Это никак не могли быть ни Гленгэрри, ни Кастеллоти, потому что они находились со мной в доме, когда на вас напали и Фергюс прибежал за помощью. Но это должен быть кто-то, кому они рассказали.
Я не смогла сдержать дрожь, вспомнив человека в маске и его издевательский голос. Джейми со вздохом выпустил мою руку.
— Это значит, что мне необходимо пойти к Гленгэрри и узнать, скольких людей он посвятил в тайны моей супружеской жизни. — Он досадливо провел по волосам. — А затем я должен связаться с его высочеством и узнать, что, черт побери, это за соглашение с графом Сент-Жер-меном.
— Я тоже так думаю, — задумчиво проговорила я. — Хотя Гленгэрри такой человек, что об этом наверняка знает уже половина Парижа. Мне тоже надо кое-кого повидать сегодня.
— Да? И кого же ты собираешься повидать, Саксоночка? — спросил он, сузив глаза.
Я глубоко вздохнула, собираясь с духом, — очень уж сложна была задача, которую я перед собою поставила.
— Во-первых, метра Раймона, а во-вторых, Мэри Хоукинс.
— Может быть, лаванда подойдет? — Раймон поднялся на цыпочки, чтобы достать баночку с полки. — Принимать не надо, запах действует успокаивающе, успокаивает нервы.
— Зависит от того, чьи это нервы, — возразила я, вспомнив, как реагирует Джейми на запах лаванды — любимый запах Джека Рэндолла. Действие этой травы на Джейми никак нельзя назвать успокаивающим. — Однако в данном случае может помочь. По крайней мере вреда не принесет.
— Не принесет вреда… — задумчиво повторил он мои слова. — Очень разумный принцип.
— Это первые строки Клятвы Гиппократа, — сказала я, наблюдая, как он роется в ящиках и корзинках. — Клятвы, которую дают врачи: «Главное — не навреди».
— Да? И вы давали такую клятву, мадонна? — Его лягушачьи глазки сверкнули поверх высокого прилавка.
Мои щеки вспыхнули под этим немигающим взглядом.
— В общем-то нет. Я не настоящий врач. Пока еще нет. — Я не могла объяснить, почему я добавила это «пока».
— Нет? Однако вы хотите сделать то, что «настоящий» врач никогда бы и не пытался, зная, что вернуть утраченную девственность невозможно. — Он не скрывал иронии.
— Вы так думаете? — сухо возразила я. Фергюс успел мне кое-что рассказать о том, что творится в доме у мадам Элизы. — А как же быть с мочевыми пузырями, наполненными куриной кровью, а? Или вы считаете, что такие вещи в компетенции аптекаря, а не врача?
Тяжелая складка на его безбровом лице поползла вверх, это означало, что сентеция моя его позабавила.
— А кому от этого плохо, мадонна? Ясное дело, не продавцу. Да и не покупателю — он получит за свои деньги больше удовольствия, чем реального товара. Даже сама девственность не пострадает! Вполне морально и в духе Гиппократа, в таком деле любому врачу будет приятно принять участие.
Я рассмеялась:
— Думаю, вы знаете довольно много таких врачей. Я подниму этот вопрос на следующем медицинском совете. Однако оставим в стороне чудеса. Что можно сделать в данном конкретном случае?
Он достал прозрачную коробочку и положил в нее горсть хорошо высушенных измельченных листьев. От маленькой кучки серо-зеленых травинок распространился острый приятный запах.
— Это сарацинский рецепт. Помогает при кожном зуде, плохо заживающих ранах и применяется для лечения половых органов. Пригодится, я думаю!
— Да. В виде настоя или отвара?
— Настоя. В теплом виде. — Он повернулся к другой полке и достал одну из больших белых фарфоровых банок. На ней была надпись: «Челидониум». — А это снотворное, — объяснил он. Тонкие губы растянулись в улыбке. — Я думаю, настойку опиумного мака лучше не применять. На этого пациента она оказывает непредсказуемое действие.
— Уже слышали? — вздохнула я, хотя надежды на то, что слухи до него не дойдут, было мало. Я знала, что, кроме всего прочего, он торговал информацией и его маленькая лавка была местом, куда стекались слухи из дюжин источников — от уличных продавцов до придворных из королевских покоев.
— Из трех независимых источников, — ответил Раймон. Он выглянул в окно, вытянув шею, чтобы увидеть огромные часы на стене соседнего здания. — Почти два. Думаю, до наступления темноты я услышу еще несколько версий о событиях в вашем доме. — Он приоткрыл свой большой бесформенный рот и захихикал. — Особенно мне понравилась версия, по которой ваш муж вызвал генерала д'Арбанвилля на дуэль, пока вы деловито предлагали графу насладиться бесчувственным телом девушки в обмен на отказ от намерения вызвать королевских гвардейцев.
— М-м-м… — Я невольно скопировала шотландскую манеру. — А вы не хотите узнать, что произошло на самом деле?
Маковая настойка, которую он наливал в пузырек, заискрилась в солнечных лучах, подобно светлому янтарю.
— Правда всегда полезна, мадонна, — ответил он, уставившись на тонкую струйку настойки. — Она ценна, потому что редка. — Он поставил фарфоровую банку на прилавок с легким стуком. — В обмен на нее можно со многим расстаться, — добавил он.
Деньги за купленные мной лекарства лежали на прилавке. Монеты блестели на солнце. Я пристально посмотрела на него, но он лишь невинно улыбнулся, словно никогда не слыхал о лягушачьих лапках в чесночном соусе.
Часы на соседнем доме пробили два. Я мысленно прикинула расстояние до дома Хоукинсов на Рю Мальори. Если удастся взять экипаж, я доберусь туда за полчаса. Время есть.
— В таком случае, — предложила я, — не заглянуть ли нам ненадолго в вашу заднюю комнату?
— Вот как оно было, — завершила я свой рассказ и сделала большой глоток шерри-бренди. Запах в рабочей комнате был такой же дурманящий, как и у содержимого моего бокала, и мне казалось, что голова от этого дурмана расширяется и превращается в большой веселый красный шар. — Они отпустили Джейми, но мы все еще под подозрением. Это не может продолжаться долго, как вы считаете?