Ирина слегка улыбнулась, чуть-чуть - уголками рта. Он тоже улыбнулся. Мужчина потерял всякий интерес к своему скучному попутчику и пожирал глазами новую цель.
Через остановку почти все пассажиры, в том числе и рыбообразный, начали пробиваться к выходу. Новый знакомый тоже дернулся, но сел обратно, нервно теребя своими огромными, скорее всего рабочими руками, дорожную сумку, соображая, что ему дальше предпринять. Ирина встала, и присев к нему на край скамейки тихо спросила:
- Хочешь пойти ко мне в гости?
- Конечно... я... не знаю... но... Я... пойду... Пойдем.
До следующей остановки они сидели, разглядывая мелькавшие в окне вагона огоньки.
По дороге к дому он обнимал Ирину за плечи, но шел молча. Они проходили по той самой тропе. Отличие было только в том, что шел снег и дул пронизывающий до костей мартовский ветер. Тяжелая рука попутчика совсем не грела.
Придя в дом, Ирина усадила гостя на кровать, а сама пошла на кухню за вином. Весело гремя стаканами, она спросила, пьет ли он вино, на что ночной гость утвердительно буркнул "естественно!". Ирина принесла в руках два стакана, протянула один гостю и сказала:
- За знакомство. До дна пей.
- Да - ответил он.
Потом она подождала, пока он не влил в себя все, и слегка пригубила из своего стакана, наблюдая за гостем. Через минуту он медленно осел на кровать...
Ночной гость очнулся часа через полтора, без одежды, крепко привязанным за руки и ноги к спинке тяжелой старинной кровати, рот был заклеен пластырем. Испуганные глаза обнаружили пьяный взгляд Ирины, и он понял, что убивать его, по крайней мере сейчас, не собираются. Женщина медленно подошла, села рядом и стала ласково гладить его, сна чала медленно, а потом все быстрее и быстрее. Затем, она запрыгнула на него. Ирина никогда в жизни, кроме того случая, не занималась сексом с муж чинами и в общем-то опыта не имела - она просто начала делать с ним все, что ей хотелось. Такой неожиданный поворот событий подействовал на мужчину - он обезумел от возбуждения. Ирина насиловала его с периодичностью тридцать-сорок минут, иногда отлепляя пластырь и вливая новую дозу медицинского спирта, от испарений которого они пьянели оба, в минуты отдыха Ирина курила. Утром она позвонила на работу и сказала, что видимо приболела - полежит несколько дней дома.
Ближе к полудню выражение взгляда ее гостя стало меняться с возбуждения на ужас, он уже на чал старался резко дергаться, чтобы ослабить веревки Ирина, стоявшая рядом, наполнила шприц и сделала инъекцию в раздутую вену, синеющую на его измученном члене.
Два дня Ирина старалась не смотреть на себя в зеркало, плотные шторы на окнах были задернуты. Она больше не улыбалась и каждый раз насилуя муж чину, тихо шептала ему на ухо: "Ну расскажи мне что-нибудь..." Остановила ее только пустая коробка из под ампул - Ирина выронила ее из рук, упала на колени и начала смеяться, все громче и громче. Теперь она уже просто не могла смотреться в зеркало - все окружающее перестало для нее существовать навсегда - она была по-настоящему счастлива. Еще через сутки соседи, утомленные криками, вызвали милицию.
Старший сержант посмотрел на связанного мычащего муж чину и голую женщину в истерике, пожал плечами и вызвал "скорую". 3.
Заведующий отделением психиатрической больницы сдавал дела своему преемнику. Они сидели поздно вечером в кабинете, освещенном только настольной лампой с пыльным абажуром. На столе стоял полупустой графин разбавленного спирта, подкрашенного кока-колой.
- ...Пашка, да не бери в голову все это - ты не первый день замужем. Я буду появляться первое время, все вопросы решим по ходу.
- Серега, я не имел в виду, что не справлюсь, просто я тебе завидую мне-то деваться некуда. Ладно, давай еще по одной - за успех нашего безнадежного предприятия.
В тишине больницы иногда слышались какие-то скрипы и стоны, в соседнем кабинете хлопала незакрытая кем-то форточка.
- Самое главное, Паш, не забывай предупреждать санитаров, чтобы выводили из одиннадцатой нашу ветераншу перед приходом тети Маши-Шварцнеггера со шваброй, а то в последний раз она настоящую революцию устроила.
- Да ладно подкалывать-то, Серый, помню я про нее. - Павел улыбнулся, затянулся сигаретой и потянулся налить еще из графина - Забавная кликуха у нее: "Расскажи мне что-нибудь" - ты не знаешь, откуда это?
- Нет, Паш, это было еще до меня - да и какая разница? Больной, он и в Африке...
- Сергей скомкал какую-то исписанную бумажку и закинул ее в проржавевшее эмалированное ведро, стоявшее возле приоткрытой двери - Ну расскажи мне что-нибудь, Пашка! - И оба рассмеялись.
Они сидели до самого утра, вспоминая студенческие годы, пили спирт и с полным безразличием листали пухлые папки с историями болезней...
* Часть третья: ЗЕРКАЛО *
"У любви нет лика. Она абсолютно бесформенна. Вам никогда не удастся увидеть любовь; она неосязаема. И чем она выше, тем более невидимой она становится; на высочайшем пике она превращается в чистое ничто. И помните, что любовь - это лестница от низшего к высшему, от земли к небу."
ОШО
"При определенных обстоятельствах одни и те же стимулы могут привести к различным ощущениям, а различные стимулы - к одинаковым."
Станислав Гроф "За пределами мозга"
... Свет фар не мог пробить плотную стену дождя, но Иван, не обращая на это внимания, выжимал из своей "копейки" все, на что она была способна. Дорогая импортная резина визжала и стонала на поворотах на своем иностранном языке, а неплотно закрытая дверь вибрировала в такт подпрыгивающей на пересечениях трамвайных путей машине. На спящий город давил упавший с неба мрак - всей своей осязаемой тяжестью и мощью, требуя подчинения животному страху перед темнотой. Может, и это было иллюзией? А если темнота как раз и есть та самая, единственная реальная составляющая его жизни, вернее, бытия? То, что он существует, сомнений не было - он чувствовал боль, которая чудовищным, ядовитым потоком текла из разбитой руки в мозг, копалась в нем когтями, вгрызаясь в каждый уголок памяти. Нет, это не когти, а острые куски разбитого им зеркала. Неужели оно настолько сильное, что даже сейчас не выпускает из своих объятий? Осколки мелькали перед глазами и мешали вести машину. Один из них взорвался ярко-красным светом, опалил глаза и рассыпался на миллиарды мельчайших брызг, вылетевших из-под колеса, оторвав Ивана от его мыслей. Машина пронеслась по луже мимо светофора, обрушив целую волну на случайного прохожего. Иван услышал вдогонку визгливый крик обиженного "Алкаш! " Время стало тормозить и наконец замерло, словно издеваясь над ним...
Воскресенье, вечер
Удар - оглушающая боль и темнота, превратившаяся в режущий глаза свет.
- Ваноооо... Ванюша... - сквозь звон в ушах пробивался далекий, всхлипывающий голос - Ванечка, ты живой?
Свет постепенно потускнел, и из огромного пятна превратился в две яркие точки - на Ивана смотрели два голубых стеклянных глаза, которые по чему-то были влажные. Еще секунду спустя Иван наконец сообразил, что это Миха в своих идиотских очках.
- Миххх... - хрипя выдавил Иван, - что было-то? Ё... , как все плывет.
Он по-прежнему не различал ни чего вокруг - все остальное пространство медленно вращалось вокруг очков.
- Ванька, достал он тебя в голову, хорошо достал. - Голос стал более спокойным. - Наверное у тебя сотрясение. Ты лежи-лежи, сейчас Ленка приедет - я уже позвонил. (Тут Миха пару раз моргнул глазами, смахивая очередную слезу) И Павел Петрович придет. - Иван по чувствовал на щеках пухлые, теплые Михины ладони, слегка дрожащие и влажные - Боже... Ванечка... У тебя т-такой вид! Т-т-такой вид! Ты т-такой... б-б-бледный... - Миха от волнения начал заикаться.
- Все, все! Обсыхай, Миха, в порядке я! - Иван уже на чал воспринимать действительность - Что ты Ленке сказал? И на хера вообще звонил?
- Ванюша, я очень испугался за тебя, мне так страшно, так страшно стало, ты упал как мертвый и...
- Ну ты б... , - перебил его Иван, , но остановиться уже не смог, прям как баба... - Последнее слово он произнес совсем тихо, успев заметить, что испуг в Михиных глазах стал совсем другого рода. - Ну, , прости-прости гада, - при этом он попытался изобразить улыбку, но получилась лишь гримаса боли.
Миха медленно убрал руки с его щек и поднялся на ноги. Сутулый и угловатый, он еще больше сгорбился, поправил очки и открыв рот, силился ответить. Сейчас его взгляд выражал удивленную обиду.
- Ваня, - наконец прошептал Миха - но ты же знаешь, как... - он не договорил.
В этот момент открылась дверь, и вошел грузный, седой муж чина лет пятидесяти, остановился у порога и внимательно посмотрел на Ивана. Затем достал из кармана пачку сигарет, зажигалку и закурил. Миха и Иван молча смотрели на вошедшего. Выдержав паузу, он спокойным голосом начал:
- Миха, покури-ка в предбаннике.
Миха не стал дожидаться повторного приглашения и быстро выскользнул за дверь. Вошедший продолжал, стряхнув пепел на пол:
- А теперь, алкаш, объясни мне, какого черта ты именно вчера напился?! - Ровный тон внезапно перешел в рычание - Я понимаю, что в твоем возрасте только блядки на уме, но я понимать отказываюсь твое отношение к делу! ! ! Я же на тебя пять тысяч поставил! Мальчишка! ...
Иван молча слушал, наблюдая за руками говорившего. Правая, согнутая в локте, продолжала держать пачку и зажигалку, левая, с сигаретой, сей час была вытянута вдоль бедра и заметно подрагивала.
- Я, как последний кретин, договариваюсь с людьми, Фосырева самого приглашаю, а он не в форме! Вано, б..., - у меня просто другого слова нет ну ты хоть понимаешь, что я на тебя собственную шкуру поставил? - Он резко швырнул окурок на пол и замолчал.
- Петрович, ясно, что оправдываться бесполезно, - Иван даже не сделал попытки подняться с полу, а продолжал лежать, - у Ленки вчера день рождения был, ну должен ты меня понять...
- Да ни чего тебе не ясно, Вано! Ты же знаешь меня! . . Мне, естественно, не плевать на пять тысяч, и я никогда не повторяю дважды. Сейчас это будем считать тренировкой, но ты врубись, что следующую субботу я отменить уже ну никак не могу. Миха в школе договорился про зал - делай, что хочешь, хоть отпуск бери на работе, но латыша зарой!
Петрович на секунду задумался и добавил:
- Гога повысил ставки до двадцати, будет человек сорок, а то и больше. Ты это понимаешь?
- Ты меня тоже знаешь, Петрович, обещаю, что в норме буду, - Иван говорил тихо и уверенно и своим тоном видимо успокоил - рука Петровича перестала дрожать.
- Не знаю я, оклемаешься ты за неделю или нет... - Он прищурился, рассматривая голову Ивана. - Тебе нельзя неделю прогулять?
- Никак... Мы проект сдаем - предзащита. Из Москвы комиссия будет через неделю.
- Ладно... инженер. Все. Встал и домой - "волга" внизу. Жду завтра, как обычно, у себя. В десять.
Павел Петрович еще раз бросил изучающий взгляд на Ивана и быстро вышел, захлопнув дверь. Перистые облака сигаретного дыма недовольно потекли в разные стороны, потревоженные двойным эхо - на двери болталась табличка с неразличимой выцветшей надписью.
Иван с трудом поднялся, пробуя при этом поворачивать голову в разные стороны. Внезапно остатки дыма закрутились в бешеном смерче - влетела Лена. Она остановилась с вытянутыми вперед руками - на одной из ладоней виднелась свежая царапина.
"Закрывайте за собой дверь", - подумал Иван и тихо добавил вслух:
- И уважайте труд завхозов...
Ленка смотрела широко открытыми испуганными глазами на Ивана и пыталась что-то сказать, но слова явно застревали в горле.
- Ленчик, а ты же слово дала не приходить сюда. Ты обещала, - сказал он тихо и жестко - Не молчи!
- Ваня... Не могу... Пойми меня, я...
- Ревушка-коровушка... Как ты в таком состоянии доехала только? Незаметно для себя он сменил тон и улыбнулся.
- На такси, - девушка поняла, что Иван больше не будет на нее злиться и, обхватив его за пояс, прижалась лицом к груди. - Тебе не очень больно?
- Догадайся с трех раз, , глупышка моя.
- Не сердись, Иванушка, я же каждое воскресенье места себе не нахожу. Как только вечер наступает, я дрожать начинаю, в голову мысли лезут разные. Господи, зачем все это, зачем?!
Иван почувствовал, что майка на груди стала влажной. Он прикоснулся обеими руками к ее голове, медленно отодвинул и посмотрел в Ленкины влажные глаза:
- Зачем? У тебя есть варианты? - Он поймал себя на мысли, что только что задал сам себе этот вопрос. - Ладно. Поехали-ка домой, а то завтра, вроде, на работу. Ты Петровича внизу видела?
- Нет, только Миху - бледный, как статуя. Ваня, ну скажи, тебе очень больно было?
- Сейчас нормально, только голова немного кружится. Эх, Ленчик, спала бы ты себе... - Иван отметил, что совсем на нее не злится, да и голова уже не кружилась.
Но на лестнице Иван опять по чувствовал, как все поплыло перед глазами.
- Нет, видимо здорово он меня зацепил в этот раз, - проговорил он, вцепившись в перила.
Ленка изо всех сил пыталась поддержать его, и ее попытки вызвали его одобрительную улыбку... x x x
... "Странно, что прохожие попадаются в этом городе," - думал Иван, наклонившись над рулем и пытаясь хоть что-то разглядеть впереди машины. Дворники лишь размазывали воду по лобовому стеклу, и она, растекаясь по всей поверхности, образовывала мутную пленку.
Приступ дикой боли в руке заставил Ивана скрипнуть зубами - два стеклянных осколка повисли над мостом Лейтенанта Шмидта. Сначала они были маленькими и тусклыми, но быстро превратились в два гигантских вращающихся шара с рваными краями, надвигающимися прямо на машину Ивана. Ослепляющие куски стекла что-то громко и омерзительно орали ему, пытаясь заглушить стоны насилуемого двигателя, но Иван только усмехнулся и с такой силой надавил на газ, что машина рывком взлетела, перепрыгивая через ремонтируемые трамвайные пути. Иван мельком успел заметить, как напугавшие его шары резко провалились куда-то вправо, а в зеркале заднего вида появились два красных стоп-сигнала остановившегося автомобиля...
Воскресенье, ночь.
Черная исполкомовская "волга" с завывающей сиреной вырулила на проспект Карла Маркса, заставила резко затормозить одинокое ночное такси и понеслась по направлению к набережной - оставалось десять минут до развода Тучкова моста, нужно было успеть доехать.
На заднем сидении дремал уставший Иван. У него на коленях спала, свернувшись калачиком, Ленка. Она улыбалась во сне, наверное сон был хороший. Вдвоем они были похожи на строгого отца и маленькую дочку, уютно устроившуюся у него на коленях. Он, закрыв глаза, ласково гладил ее по голове, и она сквозь сон улыбалась.
x x x
... Дождь внезапно прекратился - был слышен только рев мотора да свист ветра за стеклом. "Лучше бы ты не кончался! "- простонал Иван, снова заметив впереди, на гранитной набережной, обрывок одной из его жизней - два циклопа стояли взявшись за руки и рычали на него. Их безобразные демонические тела росли и росли, и вот уже их головы и плечи начали скрываться в нависающем свинцовом небе...
Очень давно. Среда.
Они познакомились еще весной - три месяца назад. Поздно ночью Иван шел по набережной Шмидта, было холодно и сыро, от Невы отдавало канализацией. Стоящие у набережной суда, казалось, жаловались друг другу на непогоду, дрожали от порывов ветра и напрасно пытались освободиться от швартовых канатов. Где-то играла веселая музыка, слышался женский смех и звон бутылок - кто-то праздновал, а может, просто провожал очередной удачный день.
Рядом с памятником Крузенштерну, облокотившись на гранитную ограду, в воду смотрела девушка, странно как-то смотрела - таким взглядом обычно провожают пролетающий самолет. В руках девушки был батон, она медленно отламывала от него маленькие кусочки и бросала их в грязную воду. Длинное пальто небрежно обнимало ее плечи, девушка то и дело делала ими движение, словно хотела сбросить его. Иван подошел поближе и спросил:
- Кого кормим-то? Чайки все спят давно...
- Они утром обязательно прилетят, - ответила она, даже не обернувшись, - сегодня цербер на вахте двери заперла в одиннадцать, вот завтракаю, одной скучно... Хотите кусочек? - неожиданно спросила она.
- Хочу, - ответил Иван, придвигаясь поближе. - Вам не холодно?
Девушка повернулась к нему и улыбнулась.
- Теперь нет, - ответила она и, пригладив намокшую от мелкой измороси челку, добавила, - жалко рыбок моих милых, соседка по комнате только завтра вернется, а они тоже голодные... а я тут хлеб уплетаю за обе щеки.
Ее улыбка показалась Ивану грустной, но глаза... "Прямо заглядеться можно... , - подумал Иван, - лет шестнадцать ей наверное... "
- Девятнадцать - сказала она.
- Вы умеете читать мысли?
- Да нет, просто у вас вопрос на лице написан. Вы не стесняйтесь, ешьте, - она протянула ему батон.
Иван разломил его пополам, и они принялись его доедать. Хлеб был влажный и приятно грел руки своим теплым боком. И пришла мысль, что у нее, наверное, тоже такие мягкие, теплые руки.
- Меня зовут Лена, а вас?
- Иван... Матросов.
- Иванушка... , - это она произнесла как-то мечтательно, - прямо богатырь из сказки. Вы спортсмен?
- Инженер.
- А я в Техноложке учусь. Мама не хотела сначала отпускать одну в Ленинград, а потом поняла - все равно я уеду, и отпустила. Я вчера письмо от нее получила... Все как обычно. А у вас мама есть?
- И мама и папа, - Иван улыбнулся, - они сей час в Норильске, геологи... А батон лучше с чаем, я живу совсем рядом. Чай и теплое одеяло гарантирую. Я не страшный?
- Ты... не страшный, ты... добрый, - Лена взяла его за руку. - В этом городе нет страшных людей, особенно по ночам. А куда мы идем? поинтересовалась она.
- На Четырнадцатую линию.
Рука ее действительно оказалась теплой.
Придя к Ивану домой, Лена сразу взяла быка за рога - по-хозяйски вошла на кухню и принялась изучать местные условия. Кухня была просторная и уютная - сразу ей понравилась. Пока Иван колдовал в спальне, раздумывая, где взять комплект чистого белья, она уже согрела чайник, нашла где-то в недрах кладовки забытое варенье и накрыла на стол.