Ланчестер поерзал на стуле. Ему явно было не по себе.
– Подразделение «Альфа»... – тихо произнес он. – А ведь предполагается, что его не существует.
– Его и не существует, – отозвался Куллер. – Официально.
Ланчестер положил руки на полированную крышку стола.
– Послушайте, мне необходимо знать, насколько вы уверены в этих данных, – произнес он. – Потому что всех здесь присутствующих я – единственный, кто встречался с Брайсоном лично. И, как я уже говорил, он не вызвал у меня подобного впечатления. Он показался мне человеком чести.
Ланчестер умолк на несколько секунд, потом продолжил:
– Впрочем, мне в своей жизни уже случалось обманываться.
– Нам следует немедленно отправить «Альфу» на задание, – сказал Мортон Куллер и подождал, пока его коллеги не закивают, соглашаясь с его предложением. Разногласия развеялись, и совместное решение было выработано. Все участники совещания понимали истинное значение этого приказа. Подразделение «Альфа» состояло из тренированных убийц, равно поднаторевших и в снайперской стрельбе, и в рукопашном бою. Отправить их по следу какого-либо человека – это было все равно что подписать ему смертный приговор без права обжалования.
– О господи! Взять живым или мертвым, – мрачно произнес Ланчестер. – Все это как-то нехорошо напоминает Дикий Запад.
– Мы все знаем вашу щепетильность, сэр, – произнес Куллер. В его голосе проскользнула нотка сарказма. – Но это – единственный способ, позволяющий выйти из сложившейся ситуации. Слишком много жизней поставлено сейчас на карту. Этот человек способен убить и вас не моргнув и глазом, стоит лишь ему решить, что это может послужить его целям. Насколько нам известно, именно это он и может попытаться проделать.
Ланчестер медленно кивнул. В его взгляде появилась задумчивость.
– Это решение из тех, которые нелегко принять. Возможно, на мое суждение влияют личные впечатления. И меня беспокоит...
– Вы делаете именно то, что нужно сделать, сэр, – быстро произнес Куллер. – И давайте же надеяться, что мы не опоздали.
Глава 19
Ночной клуб прятался в крохотном переулке, отходящем от Тверского бульвара – неподалеку от Бульварного кольца. Он действительно был замаскирован: словно американский бар времен сухого закона, где тайком продают спиртное. Впрочем, в отличие от незаконной точки торговли спиртным, клуб «Черная птица» прятался не от глаз служителей правопорядка, а от глаз быдла, от простонародья. Ведь «Черная птица» была задумана как оазис изобилия и порока для элиты, для избранных: богатых, красивых и хорошо вооруженных.
Клуб размещался в нескладном кирпичном строении, напоминающем заброшенную фабрику – чем оно, по сути, и являлось: в дореволюционные времена здесь выпускали швейные машинки «Зингер». Окна здесь были затемнены; в здании имелась лишь одна дверь – деревянная, крашенная черной краской, укрепленная изнутри металлом. На двери виднелась выведенная старинной вязью осыпающаяся надпись «Швейные машины». Единственным признаком того, что здесь может что-то находиться, служил длинный ряд черных «Мерседесов», выстроившихся вдоль узкого переулка. Роскошные автомобили выглядели как-то неуместно, словно они дружно ошиблись адресом.
Вскоре после прибытия в аэропорт Шереметьево-2 Брайсон, для виду зарегистрировавшись вместе со своей разношерстной туристской группой в гостинице «Интурист», позвонил одному своему старому другу. Тридцать минут спустя к «Интуристу» подкатил полуночно-синий «Мерседес»-седан, и шофер в форме кивнул Брайсону на заднее сиденье, где лежал аккуратный конверт.
Уже спустились сумерки, но по Тверской тек сплошной поток машин. Водители-лихачи резко перемещались с одной полосы на другую, игнорируя все и всяческие правила движения и даже выскакивая на тротуар, лишь бы обогнать менее быстроходные автомобили. С тех пор, как Брайсон последний раз бывал здесь, Москва успела превратиться в безумное, хаотичное, яростное место. Хотя большая часть прежних строений осталась на месте – высотные здания сталинских времен, смахивающие на свадебный пирог в готическом стиле, и гигантский Центральный телеграф, – но старые магазины и рестораны, типа Елисеевского гастронома или «Арагви», в прошлом – единственного приличного ресторана в городе, изменились разительно. Вдоль некогда мрачной улицы, именовавшейся до крушения социализма улицей Горького, теперь сверкали витрины дорогих магазинов: «Версаче». «Ван Клиф и Эрплз», «Вэйчерон Константин», «Тиффани». Но наряду с явственно видимыми признаками богатства плутократии повсюду заметны были свидетельства ширящейся нищеты, последствия рухнувшей социальной системы. Увечные солдаты открыто просили милостыню старушки торговали всякой мелочью или овощами-фруктами, а цыганки приставали с предложениями погадать. Крашеные проститутки держались даже более нагло, чем ранее.
Брайсон вышел из машины, достал из конверта специально оставленную для него пластиковую карточку и вставил ее в щель висящего на невзрачной деревянной двери прибора, смахивающего на автоматический счетчик. Дверь с жужжанием отворилась, и Брайсон вошел в абсолютно темное помещение. Как только дверь за ним закрылась, он принялся разыскивать вторую дверь, которая должна была здесь находиться, как объяснил ему на ломаном, едва понятном английском шофер. Нащупав холодную стальную ручку, Брайсон толкнул ее и очутился в причудливом, кричаще ярком мире.
Пурпурные, красные, синие лучи света перемещались, пронзая клубы белого дыма и выхватывая из полумрака то алебастровые греческие колонны, то гипсовые римские статуи, то черные мраморные стойки и высокие стулья на ножках из нержавеющей стали. Прожектора подсветки висели где-то высоко вверху, в темных нишах. Грохотала рок-музыка какого-то совершенно незнакомого Брайсону типа, должно быть, какой-то русский техно-поп. Запах марихуаны мешался с запахом дорогих французских духов и скверного русского лосьона.
Брайсон заплатил входную плату, примерно около 250 долларов, и принялся осторожно пробираться через плотную, двигающуюся по кругу толпу уголовников с золотыми цепями и огромными, безвкусными «Ролексами», как-то умудряющихся при здешнем грохоте вести разговоры по мобильнику. Их сопровождали любовницы и прочие женщины, которые то ли и вправду были проститутками, то ли старались выглядеть, как они. По крайней мере, короткие юбки и сильно декольтированные блузы оставляли мало простора воображению. Крепко сбитые бритоголовые телохранители сердито зыркали по сторонам; охранники клуба держались вдоль стен зала: они были наряжены под ниндзя и вооружены милицейскими дубинками. Над этой хаотичной, судорожно подрагивающей толпой располагалась стеклянная галерея, откуда зрители через прозрачный пол могли наблюдать за творящейся внизу свистопляской, как если бы это был некий диковинный террариум, принадлежащий иному миру.
Ник поднялся по винтовой металлической лесттнице на галерею; здесь все выглядело совсем иначе. На этом этаже главным аттракционом являлись стриптизерши, по большей части платиновые блондинки. Впрочем, некоторые отличались кожей цвета эбенового дерева. Их груди явно были обязаны своими размерами силикону. Стриптизерши танцевали в ярком свете прожекторов, установленных вдоль галереи.
Брайсона остановила хозяйка – в откровенном наряде из полупрозрачной ткани, с сотовым телефоном в руках – и быстро произнесла несколько слов по-русски. Ник ответил без слов, сунув ей несколько двадцатидолларовых купюр, и хозяйка провела его к банкетке из стали и черной кожи.
Едва Брайсон уселся, как официант тут же поставил перед ним несколько тарелок с закуской: маринованный говяжий язык с хреном, блины с черной и красной икрой, заливное с грибами, маринованные овощи, селедку. Хотя Брайсон и был голоден, закуски на вид не показались ему особо аппетитными. На столе возникла бутылка шампанского «Дом Периньон» – «подарок от хозяина», как пояснил официант. Еще несколько минут Брайсон просидел в одиночестве, наблюдая за толпой, потом заметил наконец подтянутую, изящную фигуру Юрия Тарнапольского. Юрий скользнул к столу, разведя руки в преувеличенно радушном приветствии. Тарнапольский появился внезапно, словно возник из воздуха, но Ник уже успел понять, что на самом деле хитрый бывший кагэбэшник просто вошел на галерею через кухню.
– Добро пожаловать в Россию, дорогой Кольридж! – радостно воскликнул Тарнапольский. Брайсон встал, и они обнялись.
Хотя Тарнапольский и выбрал для встречи столь неприятное место, сам он отличался изысканным вкусом и склонностью к дорогим вещам. Бывший агент КГБ был как всегда, одет в английский костюм, сшитый на заказ, и фуляровый галстук. С тех пор, как им с Брайсоном довелось работать вместе, минуло уже семь лет, и хотя теперь Тарнапольскому изрядно перевалило за пятьдесят, его загорелое лицо не было изборождено морщинами. Русский всегда тщательно следил за собой, но вот гладкой кожей, пожалуй, он был обязан услугам какой-то дорогой косметической клиники.
– Добро пожаловать в Россию, дорогой Кольридж! – радостно воскликнул Тарнапольский. Брайсон встал, и они обнялись.
Хотя Тарнапольский и выбрал для встречи столь неприятное место, сам он отличался изысканным вкусом и склонностью к дорогим вещам. Бывший агент КГБ был как всегда, одет в английский костюм, сшитый на заказ, и фуляровый галстук. С тех пор, как им с Брайсоном довелось работать вместе, минуло уже семь лет, и хотя теперь Тарнапольскому изрядно перевалило за пятьдесят, его загорелое лицо не было изборождено морщинами. Русский всегда тщательно следил за собой, но вот гладкой кожей, пожалуй, он был обязан услугам какой-то дорогой косметической клиники.
– Ты выглядишь даже моложе, чем раньше, – заметил Брайсон.
– Ну, за деньги можно купить все, что угодно, – отозвался Тарнапольский. Как обычно, в его речи сардонические нотки причудливо переплетались с искренним весельем. Он жестом велел официанту разлить шампанское, а также наполнить рюмки грузинским вином, белым «Цинандали» и красной «Хванчкарой». Как только Тарнапольский поднял бокал, собираясь произнести тост, рядом с их столом возникла стриптизерша. Юрий сунул ей парочку крупных купюр и вежливо подтолкнул женщину к соседнему столику, за которым сидели бизнесмены в темных костюмах.
Они с Брайсоном вместе работали над несколькими особо важными заданиями, которые Тарнапольский всегда считал чрезвычайно прибыльными; последним из таких дел была операция «Вектор». Международная группа инспекторов, невзирая на упорные слухи, не сумела найти доказательств, которые подтверждали бы, что Москва действительно незаконным образом производит биологическое оружие. Сколько раз инспектора ни пытались устроить «сюрприз», без предупреждения нагрянув в лаборатории «Вектора», все было безрезультатно. Их «неожиданные» визиты не были неожиданностью ни для кого. И потому инспектора Директората сообщили Брайсону, что для того, чтобы добыть веские доказательства работы русских над микробиологическими приемами ведения войны, он должен проникнуть в центральную лабораторию «Вектора», находящуюся в Новосибирске. При всей изобретательности Брайсона эта перспектива его пугала. Ему необходима была помощь на месте, и он обрел эту помощь в лице Юрия Тарнапольского. Тарнапольский недавно вышел в отставку и, простившись с КГБ, занялся частной деятельностью – то есть готов был работать на того, кто больше заплатит.
Тарнапольский доказал, что стоит каждой копейки своего непомерного жалованья. Он добыл для Брайсона чертежи лабораторного оборудования и отвлек наружную охрану, организовав сообщение об ограблении резиденции губернатора. Запугав внутреннюю охрану института своим кагэбэшным удостоверением, Тарнапольский провел Брайсона к холодильным камерам с тройной степенью защиты, где Ник сумел отыскать нужные ему ампулы. Затем Тарнапольский устроил вывоз ампул из страны по кружному маршруту, спрятав их на корабле с мороженой бараниной, отплывающем на Кубу. Так Брайсон – и Директорат в его лице – сумел доказать то, что не удалось множеству международных наблюдателей: что «Вектор» – а значит, Россия – причастен к производству биологического оружия. Они получили неопровержимые доказательства в виде семи ампул очень редкого штамма преобразованной для военных целей сибирской язвы.
Тогда Брайсон искренне гордился своим успехом и блестяще проведенной операцией. Тед Уоллер очень хвалил его. Но после сообщения о вспыхнувшей в Женеве эпидемии сибирской язвы – возможно, того самого штамма, который он похитил в Новосибирске, – у Брайсона словно что-то перевернулось внутри. Его просто тошнило от осознания того, как ловко им манипулировали. Можно было не сомневаться, что для теракта в Женеве была использована та самая культура сибирской язвы, которую он украл много лет назад.
Тарнапольский широко улыбнулся.
– Как тебе нравятся наши темнокожие красотки из Камеруна? – поинтересовался он.
– Надеюсь, ты понимаешь, что о моем визите не стоит никому рассказывать? – вопросом на вопрос откликнулся Брайсон и сам едва расслышал свои слова – они тут же утонули в царящем шуме.
Тарнапольский пожал плечами, словно говоря: «Естественно».
– Дорогой друг, у каждого из нас имеются собственные тайны. Как ты можешь догадываться, и у меня в том числе. Но раз уж ты объявился в нашем городе, не будет ли нескромностью предположить, что ты приехал не ради осмотра достопримечательностей, в отличие от прочих членов вашей группы?
Брайсон объяснил суть того деликатного дела, на которое он желал подрядить Тарнапольского. Но стоило лишь Брайсону упомянуть имя Пришникова, как на лице бывшего кагэбешника отразилось искренне беспокойство.
– Кольридж, друг мой, я не из тех людей, которые смотрят дареному коню в зубы. Как тебе известно, мне всегда нравились наши совместные предприятия. – Он окинул Брайсона мрачным взглядом, в котором даже чувствовалось некоторое потрясение. – Но этого человека боятся даже больше, чем премьер-министра. Видишь ли, о нем ходят разные истории... Пойми – это не американский бизнесмен. Даже если тебе и удастся собрать компромат на Пришникова, ты не сделаешь на этом состояния. Куда более вероятно, что ты закончишь свой жизненный путь свежезалитом фундаменте одной из его фабрик. Или появишься в продаже в качестве красящего компонента губной помады – помаду он тоже производит. Знаешь, как называется бандит, который при помощи взяток и вымогательства прибрал к рукам большую часть промышленности страны?
Тарнапольский слабо усмехнулся и сам ответил собственный вопрос:
– Вы его называете президентом.
Брайсон кивнул:
– Сложная задача заслуживает хорошего вознаграждения.
Тарнапольский придвинулся поближе к Брайсону.
– Кольридж, друг мой, Анатолий Пришников – опасный и безжалостный тип. Я уверен, что у него имеются свои люди даже в этом клубе – если клуб вообще не принадлежит ему напрямую.
– Я понимаю, Юрий. Но ты, насколько мне помнится, не тот человек, чтобы уклоняться от брошенного вызова. Возможно, мы сможем провернуть какое-нибудь совместное дело к нашему обоюдному удовлетворению.
Следующие несколько часов – сперва в «Черной птице» потом в огромных апартаментах Тарнапольского на Садово-Самотечной – двое мужчин обсуждали финансовые и прочие условия сложного контракта. Им не хватало еще двух человек, и Тарнапольский обязался их подыскать.
– До Анатолия Пришникова без кровопролития не доберешься, – предупредил Тарнапольский. – И кто может гарантировать, что часть пролитой крови не будет принадлежать нам?
* * *К утру они наконец-то выработали план.
Они отказались от идеи подбираться к слишком хорошо защищенному Пришникову напрямую – это была чересчур опасная мишень. Как решил Тарнапольский, очень осторожно переговорив по телефону с несколькими своими бывшими коллегами, уязвимой точкой являлся главный заместитель Пришникова, низкорослый хилый человечек – Дмитрий Лабов. Лабова, давнего помощника Пришникова, знали в определенных кругах как человека, который хранит секреты.
Но даже и Лабова трудно было назвать легкой добыли. Как выяснил Тарнапольский, заместитель Пришникова каждый день курсировал между своей тщательно охраняемой резиденцией и столь же тщательно охраняемым офисом «Нортекса», расположенным на проспекте Мира, неподалеку от ВДНХ.
Лабов ездил на пуленепробиваемом «Бентли» – две тонны брони, поставленные на колеса. (Впрочем, как было известно Брайсону, полностью неуязвимой для пуль и осколков эта машина не являлась.) Но все же это был почти танк, бронированный автомобиль четвертого, высшего класса защиты, способный защитить даже от мощного армейского оружия, вплоть до пуль калибра 7,62, используемых войсками НАТО.
Во время работы в Мехико и в Южной Америке Брайсон имел возможность познакомиться с подобными бронированными автомобилями. Как правило, их делали из алюминия марки 2024-ТЗ, толщиной четверть дюйма у высокотехнологичного композитного материала. Обычно это был арамид и полиэтилен со сверхвысоким молекулярным весом. В стальные двери вместо стекол вставлялся высокопрочный пластик в полдюйма толщиной, укрепленный фибергласом, способный остановить пулю из карабина калибра 0,30, выпущенную с расстояния в пять футов. Спереди ставилось лобовое стекло с полиуглеродным покрытием. Бензобак плотно закрывался и не взрывался даже при прямом попадании. Специальная сухая батарея должна была поддерживать работу двигателя после нападения. Специальные шины, остающиеся безопасными после прокола, позволяли развить скорость до пятидесяти миль в час, даже будучи пробиты пулями.
Лабовский «Бентли» был модифицирован специально для Москвы, где бандиты любили использовать при разборках автомат «АК-47». Возможно, он также защищал от гранат; быть может, даже способен был выдержать попадание бронебойных пуль с металлическим сердечником.