– И кто же получатели?
– Тут такие имена! Просто-таки таблица «Кто есть кто в парламенте» – члены палаты общин, причем самой разной политической окраски: лейбористы, либеральные демократы, консерваторы и даже ольстерские унионисты. Здесь перечислены имена, даты получения платежей, суммы и даже место и время встречи с каждым из этих людей. Исчерпывающий отчет!
У Брайсона участился пульс.
– Взятки и шантаж. Два основополагающих элемента грязной борьбы за политическое влияние. Старый трюк, который часто использовали русские для шантажа кого-нибудь на Западе: тебя просят выступить в качестве консультанта, потом платят за это символическую сумму. Все вроде бы вполне законно, но ты уже у них в руках – они располагают доказательствами, что на твой банковский счет поступали платежи из СССР. Таким образом, Доусон не просто подкупал членов парламента, он еще и хранил доказательства – на тот случай, если кто-нибудь вздумает дергаться, чтобы можно было его шантажировать. Вот так Симон Доусон и расширял сферу своего влияния. Так он получил возможность втайне контролировать Руперта Вере, своего начальника, иностранного секретаря. Возможно, именно он стоял за спиной у лорда Пармоура и десятков других влиятельных лиц в парламенте. Симон Доусон был тайным казначеем. Если некто желает повлиять на ход политических дебатов – причем столь важных и напряженных, как обсуждение Договора о наблюдении, – ему явно понадобятся деньги – смазывать соответствующие шестеренки, чтобы лучше вертелись. Вознаграждение. Взятки для беспринципных политиков, чьи голоса можно купить.
– Если судить по этому списку, купить можно большинство самых влиятельных членов парламента.
– Я готов держать пари, что в некоторых случаях тут речь идет не просто о взятках. Если покопаться в британской прессе за последний год, или, может, чуть дольше, наверняка найдутся случаи наподобие тех, что творились в конгрессе США: утечка щекотливых сведений о частной жизни, неприятных или вредоносных секретов, нежданно всплывшая информация о чьих-нибудь слабостях. Могу поспорить, что самых упорных противников договора просто вынудили уйти в отставку, как вынудили сенатора Кэссиди там, в Америке. А прочих предупредили, скомпрометировали – а потом выдали заслуженную морковку, жирный куш «за вклад в кампанию».
– Из отмытых денег, – сказала Елена. – Которые проследить невозможно.
– А существует ли способ установить, из какого источника берутся деньги?
Елена вставила в компьютер одну из тех дискет, которые унесла из дордоньского центра.
– Записи Доусона настолько подробны, что содержат даже коды банков, из которых переводились деньги. Впрочем, названия банков он не пишет – только код.
– А нельзя ли сопоставить это с теми данными, которые скачал Крис Эджкомб?
При имени Эджкомба лицо Елены на миг затуманилось – ей явно вспомнился произошедший кошмар. Вместо ответа Елена уставилась в экран и принялась внимательно изучать длинные колонки цифр.
– Соответствие наличествует.
– Дай-ка я угадаю, – предложил Брайсон. – «Мередит Уотерман».
– Совершенно верно. Та самая фирма, которая втайне владеет... э-э... Первым Вашингтонским банком. Та самая, в которой, по твоим словам, Ричард Ланчестер сделал себе состояние.
Брайсон судорожно вздохнул.
– Старинный инвестиционный банковский дом каким-то образом превратился в канал для перекачивания грязных денег из Вашингтона в Лондон.
– А возможно, и во всемирный центр – Париж, Москва, Берлин...
– Несомненно. «Мередит Уотерман» стремится завладеть американским конгрессом и английским парламентом.
– Ты говорил, что Ричард Ланчестер разбогател именно там. Стал очень богат.
– Верно, но дело в том, что он оставил все это ради того, чтобы перебраться в Вашингтон. Таким образом он разделил официальные и финансовые связи.
– Я еще в детстве привыкла не верить ничему, что печатают бухарестские газеты. Меня приучили никогда не доверять официальной прессе.
– Очень полезный урок. К сожалению. Значит, ты полагаешь, что Ланчестер по-прежнему пользуется влиянием в этих кругах и потому сумел использовать банк, в котором прежде работал, для перекачивания денег на взятки?
– «Мередит Уотерман» – частный банк. Точнее даже, общество с ограниченным членством, если судить по моим сведениям. Изначально он принадлежал десяти-двенадцати главным партнерам. А как ты думаешь, может ли Ланчестер до сих пор являться его совладельцем?
– Нет. Это невозможно. Как только Ланчестер вошел в правительство, он должен был от всего этого отказаться – передать свою долю кому-то другому, а все свои вклады в этом банке – на попечение доверенному лицу. Работа в Белом доме требует полной прозрачности финансов.
– Нет, Ник. Эта прозрачность существует только для ФБР, а не для широкой публики. Ланчестер ведь никогда не проходил через утверждение в сенате, верно? Подумай-ка – а не из-за этого ли он отклонил предложение президента и отказался стать государственным секретарем? Вдруг здесь дело вовсе не в скромности? Вдруг он просто не хочет лишний раз привлекать к себе внимание общественности и всяческие расследования, которые могут быть сопряжены с подобным вниманием? Вдруг ему тоже есть что скрывать? Какой-нибудь скелет в шкафу?
– Ну, по крайней мере, в одном ты права: советнику по вопросам национальной безопасности никогда не придется проходить через такое огненное крещение, через которое проходит госсекретарь США, – уступил Брайсон. – Но чиновников из Белого дома все равно рассматривают под микроскопом, кто бы они ни были; они шагу не могут ступить без надзора, не говоря уже о том, чтобы утаить какие-то неполадки с финансами.
Елену, похоже, снедало нетерпение; ей, как математику, больше всего нравилось иметь дело с абстрактными принципами, и потому, пока Брайсон выискивал пробелы в теории, Елена продолжала эту теорию развивать.
– А попробуй-ка обдумать это все применительно к Ланчестеру. В течение последних нескольких месяцев я внимательно следила за всем, что творилось вокруг этого самого Договора о наблюдении и безопасности. При нашей работе вполне естественно интересоваться подобными вещами, ведь верно?
Брайсон кивнул.
– Значит, так. Как только этот договор ратифицируют, возникнет новая международная организация поддержания правопорядка с весьма обширными полномочиями. И кто же встанет во главе этого агентства? Если бы последние несколько недель у тебя была возможность повнимательнее читать газеты, ты бы непременно заметил, что пресса постоянно упоминает имена возможных кандидатов – упоминает ненавязчиво, где-нибудь в середине статьи, исключительно в виде предположений, – но имена постоянно звучат одни и те же. Кроме того, в прессе постоянно используется термин «царь» – а это слово всегда заставляет меня нервничать. Ты знаешь, какие чувства мы, румыны, испытывали к русскому царю.
– И этот «царь» – Ланчестер.
– Его имя всплывает постоянно – как выразился бы ты, в виде пробного шара.
– Но это же бессмысленно! Ланчестер выступал против Договора о наблюдении – это всем известно! Он чуть ли не громче всех в Белом доме протестовал против него, утверждая, что подобная международная организация может скатиться к злоупотреблениям и нарушению основополагающих свобод личности...
– И откуда же нам известно, что он действительно против этого договора? Благодаря утечке информации? Верно? Но когда какой-либо информации позволяют просочиться в газеты, на то всегда имеются некие скрытые причины. Кому-то нужно, чтобы это стало известно – ради воздействия на общественное мнение. Возможно, Ричард Ланчестер до поры до времени скрывает свои амбиции именно потому, что хочет быть выдвинутым на эту должность, – и с удовольствием ее займет!
– О господи! А может, его зачем-то используют для какого-нибудь отвлекающего маневра?
– Зачем-то? Да затем, что это он стоит за заговором «Прометея», и ему ни в коем случае нельзя допустить, чтобы его имя было связано с подобными выходками. Знаешь, это здорово похоже на игру в наперсток – когда зрители пытаются угадать, под которым из наперстков спрятан шарик. Так что это и вправду, как ты выразился, отвлекающий маневр. Прицел с упреждением. Все следят за публичными дебатами и боями, касающимися вопросов законодательства, – а тем временем настоящие бои проходят за кулисами. И вот в них-то вовлечены огромные деньги и огромные силы! Сражение ведется между богатыми и влиятельными частными лицами ради возможности стать в десять раз богаче и влиятельнее.
Брайсон покачал головой. Слова Елены во многом звучали вполне логично и осмысленно. Но все-таки чиновник из Белого дома, советник президента по вопросам национальной безопасности – человек, постоянно сидящий в насквозь прозрачном аквариуме, – просто не мог бы дирижировать таким огромным заговором. Слишком уж велика опасность разоблачения. А значит, смысла в этом все-таки нет. Кроме того, встает еще вопрос о мотивах. Жажда денег и власти так же стара, как человеческая цивилизация – или даже старше. Но... стоило ли заваривать такую кашу лишь ради того, чтобы Ланчестера назначили на другую должность? Чушь какая-то. Такого просто не может быть.
И все-таки Ник чем дальше, тем больше убеждался, что Ричард Ланчестер – ключ к «Прометею». Жизненно важное звено в цепи, ведущей к этой организации.
– Нам нужно туда проникнуть, – прошептал Брайсон.
– В «Мередит Уотерман»?
Брайсон кивнул, с головой уйдя в собственные мысли.
– В Нью-Йорк?
– Именно!
– И что нам там делать?
– Искать правду. Выяснять, какие именно связи существуют между Ричардом Ланчестером, «Мередит Уотерман» и заговором «Прометея».
– Но если ты прав – если «Мередит Уотерман» действительно является узловым пунктом, из которого расходятся платежи по всему миру, – то его охраняют как зеницу ока. Все шкафы там заперты на три замка, все компьютеры защищены паролями, а все файлы зашифрованы.
– Именно потому я и хочу внедрить тебя в этот банк.
– Николас, это безумие!
Брайсон задумчиво прикусил нижнюю губу.
– Давай-ка рассмотрим этот вопрос со всех сторон. Перефразируя одно из твоих любимых высказываний, я бы сказал так: если дверь заперта, надо лезть в окно.
– И что же может сыграть роль окна?
– Если мы хотим выяснить, как уважаемый старинный банк докатился до отмывания денег, нам определенно не нужно копаться в тех местах, которые приходят на ум первыми. Поскольку, как ты выражаешься, их стерегут словно зеницу ока. Вся текущая документация засекречена и упрятана так, что не дотянешься. А потому мы заглянем во вчерашний день и познакомимся с «Мередит Уотерман», престижным инвестиционным банком, во времена его славы. В прошлом.
– О чем это ты?
– Ну смотри: «Мередит Уотерман» издавна был одним из партнеров Уолл-стрит – этакая компания старых маразматиков-вырожденцев, которые принимают все решения, рассевшись вокруг стола, смахивающего на гроб, под потемневшими от времени портретами предков. Так когда же – и как – он начал давать деньги на взятки? Кто это сделал? Как это произошло "и когда?
Елена пожала плечами.
– Но где ты найдешь подобную документацию?
– В архивах. Каждый старинный банк, наделенный чувством истории, собирает все свои документы, вплоть до какого-нибудь паршивого клочка бумаги, сортирует их и хранит для потомков. А у этого старичья действительно имелось чувство истории, наряду с ощущением собственного бессмертия – несомненно, раздутым. Новые владельцы вряд ли выбросили старые документы: эти бумаги в принципе довольно ценны, поскольку создавались еще до возникновения всяких тайных фондов и могут служить этаким свидетельством благонадежности. Вот эти документы и есть наше окно. Мягкое брюхо дракона. Место, за которым служба безопасности следит меньше всего. Ну так как, можно через эту штуку заказать нам пару билетов на самолет?
– Конечно. В Нью-Йорк, верно?
– Верно.
– На завтра?
– На сегодня. На ночь. Если сможешь найти два билета на вечерний рейс, хватай их – вместе, раздельно, на самолет любой компании – это все несущественно. Нам нужно как можно быстрее попасть в Нью-Йорк.
"На Уолл-Стрит, – подумал Брайсон. – В центральное отделение почтенного старинного инвестиционного банка. Некогда почтенного банка, ныне ставшего ключом к уловке «Прометея».
Глава 29
Главное здание известного инвестиционного банка «Мередит Уотерман» располагалось на Мейден-Лейн, в южной части Манхэттена – то есть всего в нескольких кварталах от Уолл-Стрит, под сенью Всемирного торгового центра. Поблизости находился также выстроенный в псевдоренессансном стиле дворец Нью-йоркского банка федеральных резервов, в пяти подземных этажах которого хранилась большая часть национального золотого запаса. В отличие от него, здание банка «Мередит Уотерман» было довольно скромным, но тем не менее отличалось некой строгой элегантностью. Это было изящное четырехэтажное строение, возведенное еще в девятнадцатом веке, с покатой крышей и фасадом, сложенным из кирпича и известняка. По стилю его можно было отнести скорее ко временам Второй французской империи; казалось, оно принадлежало другому времени и другой эпохе – его могли бы выстроить в Париже в годы правления Наполеона, когда Франция осмеливалась мечтать о мировом господстве.
Среди новых небоскребов этого делового района здание «Мередит Уотерман» выделялось своей спокойной уверенностью, которую могла породить только аристократическая древность – ведь «Мередит Уотерман» был старейшим частным банком Америки. Он был известен своей благородной репутацией, поскольку на протяжении многих поколений хранил состояния богатейших семейств Америки, самые старые из «старых денег». Название «Мередит Уотерман» ассоциировалось с легендарной комнатой совещаний, отделанной панелями красного дерева; но влияние этого банка не ограничивалось одной Америкой оно распространялось на весь мир. Статьи и краткие очерки в финансовых изданиях от «Форчун» до «Форбс» и «Уолл-Стрит джорнэл» рассказывали о тесно сплоченном сообществе управителей банка, о том, что на самом деле основными совладельцами банка являются четырнадцать лиц, родословную которых можно проследить до самого основания Манхэттена, и о том, что среди крупных инвестиционных банков Америки это последний банк, управляемый компанией частных лиц.
Брайсон и Елена потратили на подготовку несколько часов. Елена провела подробное онлайновое исследование по банку «Мередит Уотерман», войдя в Интернет из нью-йоркской Публичной библиотеки. Из финансовой информации по этому банку было доступно очень немногое: поскольку он не был общественной корпорацией, то от него не требовалось предоставлять подробные сведения о своих денежных операциях. Вот об основных совладельцах банка Елене удалось узнать значительно больше, хоть эти сведения и относились, в основном, к общебиографическим. В списке совладельцев Ричард Ланчестер не значился; он сложил с себя эти полномочия вскоре после своего назначения на должность советника по национальной безопасности при президенте. С тех пор, если верить полученным данным, он не имел никаких связей со своим прежним местом работы.
А как насчет общественных связей? Всяческих знакомств, старой дружбы еще со школьных времен, семейных уз? Елена искала долго и упорно, но ничего не нашла. Круг общения Ланчестера не пересекался с кругами общения его бывших партнеров; о школьной дружбе речи тоже не шло – Ланчестер не учился в одной и той же школе ни с кем из нынешних владельцев «Мередит Уотерман». Если и существовали какие-то иные связи, то о них ничего не было известно.
Тем временем Брайсон собирал информацию более привычным для него способом: он ходил, смотрел, звонил по телефону. Он потратил несколько часов, бродя по окрестностям банка и притворяясь то телефонным мастером-то поставщиком программного обеспечения, то предпринимателем, намеренным снять помещение под офис. Под этими предлогами Брайсону удалось поболтать с несколькими компьютерщиками, работавшими в соседних зданиях. Ближе к вечеру он собрал некоторое количество информации о внутренней планировке здания «Мередит Уотерман», о тамошних компьютерных системах и даже о старых управленческих отчетах.
Прежде чем отправиться на встречу с Еленой, Брайсон совершил еще один обход квартала и прошел прямо перед зданием банка, посматривая на него любопытным взглядом туриста, впервые оказавшегося в этой части города. К главному входу в банк вели широкие гранитные ступени. Сквозь стеклянные двери хорошо просматривался овальный, ярко освещенный вестибюль, выложенный мрамором. В центре вестибюля на пьедестале возвышалась бронзовая статуя. С первого взгляда эта статуя показалась Брайсону изваянием какого-то персонажа греческих мифов, да и выглядела она как-то знакомо. Где-то он видел эту скульптуру раньше... И тут Брайсон вспомнил – на катке в Рокфеллеровском центре.
Да. Судя по всему, это изваяние Рыло копией бронзовой позолоченной статуи, стоящей в Рокфеллеровском центре.
Статуи Прометея.
* * *В пять часов вечера все приготовления уже были завершены; однако из наблюдений Брайсона следовало, что попытку тайно проникнуть в здание следует предпринять не раньше полуночи, то есть по меньшей мере еще через семь часов.
Так долго ждать, и так мало времени осталось! Время сейчас было настолько драгоценным, что обидно было бы потратить его на пустое ожидание. Следовало заняться и другими делами, и главным среди этих дел были поиски Гарри Данне. Его до сих пор так и не удалось найти, и никаких сведений о его местонахождении не поступало – если не считать туманного сообщения о том, что заместитель директора ЦРУ находится «в отпуске» по неназванным «семейным причинам». Ходили слухи, что слово «семейные» обозначало «медицинские» и что высокопоставленный церэушник серьезно болен.
Елена проводила поиск, делала запросы, однако ничего так и не разузнала.
– Я попыталась зайти с парадного хода, – сказала она. – Я позвонила на его домашний телефон, однако мне ответила лишь какая-то женщина, представившаяся домработницей. Она сообщила, что Данне сильно болен и что у нее нет никаких сведений о том, где он находится.