Но, как бы то ни было, я вернулся к коллегам, и мы согласились с тем, что в операции нет необходимости. Я усмотрел первый явный признак восстановления. Пациента сразу же перевели из госпиталя, в котором его так чудесно выхаживали, в Московский институт нейрохирургии, где у него была возможность находиться под наблюдением профессора Б. Г. Егорова. Здесь незамедлительно приступили к психотерапии, и позднее я узнал, что с этого момента начался процесс продолжительного прогрессивного восстановления[23].
В первые шесть недель после аварии товарищи Ландау, физики, бо́льшая часть из которых его ученики, присоединились к врачам и медсестрам, любезно прилагая усилия для того, чтобы поддержать дыхание пациента и ускорить его восстановление, если это окажется возможным. Ландау, уже награжденному Ленинской премией за вклад в развитие физики, во время его выздоровления была присуждена Нобелевская премия. Они с женой были счастливы вместе, и в такой торжественный момент она находилась рядом с ним.
Я увидел Ландау девять месяцев спустя, после моего возвращения из поездки в университетский госпиталь в Китае. Он был переведен в санаторий. Невролог, профессор Николай Гращенков и соратник Ландау, разделивший с ним Ленинскую премию, блестящий профессор Лифшиц взяли меня с собой навестить выздоравливающего. Далее я процитирую мою дневниковую запись, сделанную несколькими днями позже: «Ландау сидел на кровати в свежей белой рубашке и с нетерпением вглядывался в меня. Это был красивый человек с прекрасной головой. Его взгляд выражал полное понимание. Он был упрям в своем заблуждении, и я вполне оценил, почему несколько месяцев до этого он находился в депрессии и даже попросил Лифшица принести ему яд». Ландау прекрасно говорил по-английски и делал это с огромным удовольствием. «Когда я спросил его, получил ли он Ленинскую премию, он ответил «да», но не мог сказать, когда именно это произошло. Когда я задал ему вопрос о том, разделил ли кто-нибудь с ним эту премию, он огляделся вокруг, ища глазами Лифшица, стоящего среди других, улыбнулся и указал на него: – «Мне кажется, мы с ним разделили ее». Взаимоотношения этих двух мужчин несколько напоминали взаимоотношения Давида и Ионафана. «Лифшиц чувствует, что потерял своего самого близкого друга и руководителя».
Рисунок из анатомического атласа Бартоломео Евстахио
(лат. Tabulae anatomicae). 1783 г.
Рисунок из анатомического атласа Томаса Геминуса
(лат. Compendiosa totius anatomie delineatio, aere exarata). 1545 г.
Окончательный диагноз был таким: травма головы, приведшая к небольшому кровоизлиянию в проводящих путях (белое вещество) верхних отделов ствола мозга. В течение шести недель после аварии кровоизлияние постепенно абсорбировалось в процессе собственной мозговой циркуляции. Со временем, с помощью нервных волокон ствола мозга нейрональная связь была восстановлена. Оставалась только трудность в воспоминании недавнего прошлого. И замешательство Ландау было связано именно с этим.
Конечно, можно только догадываться, в какой именно момент к пациенту вернулось сознание. Прежде чем он смог подать признаки того, что находится в сознании, ему было необходимо вернуть контроль над некоторой частью его моторной системы. Очевидно, что контроль над движениями глаз вернулся к нему в первую очередь. Во время нашего первого общения, когда госпожа Ландау объясняла мужу сложившуюся ситуацию, а я чувствовал направленный на меня его испытующий взгляд, напрашивался вывод, что все, что говорится, для сознания пациента остается понятным. Он помнил, что жена говорила в начале, как и то, что она сказала в конце объяснения. Для этого сознанию не требовалась помощь со стороны мозгового механизма эмпирического воспоминания. Для этого был нужен только механизм потока сознания, сохранявший нормальную активность.
Когда я увидел Ландау девять месяцев спустя во время нашей второй встречи, он не помнил ни меня, ни того, что с ним происходило в течение нескольких месяцев после его перевода в Московский институт нейрохирургии. Работа по сканированию и воспоминанию прошлого опыта выполняется только механизмом, в котором решающее участие принимает по крайней мере гиппокамп одной височной доли (рис. 11). Эти функции такой механизм способен выполнять только в периоды нормального состояния, другими словами, только при таких условиях он может формировать собственные «ключи» к потоку сознания, свой дубликат «входного ключа».27
Позднее я узнал, что Ландау продолжал выздоравливать весь следующий год и помогал своему сыну в подготовке к вступительным экзаменам в университет. К этому человеку, чей математический гений сравнивали с гением Эйнштейна, пришло мировое признание. Его соотечественников радовало его выздоровление, однако вскоре он вернулся в состояние «депрессии». Вероятно, к нему пришло осознание того, что его мозг больше не может служить ему так, как прежде.
Я привел столь подробное описание этого случая, так как он, как и многие другие, наглядно показывает, каким образом в момент присутствия сознания для активации и включения других мозговых механизмов, способных к нормальной функции, используется высший мозговой механизм. Кроме того, он позволяет сделать вывод о том, что разум может удерживать данные, поступившие к нему во время этой фокусировки внимания и в то время, когда механизм потока сознания движется вперед. Однако разум сам по себе не способен вспомнить опыт прошлого, если специальный мозговой механизм сканирования и воспоминания не функционирует в нормальном режиме. В случаях, подобных описанному, когда в результате повреждения мозга наблюдается парализующее вмешательство в небольшую его область, все знания о том, как мозговые механизмы выполняют координационную и интегративную функции, подвергаются серьезному испытанию. Более того, такие случайные драматичные эксперименты указывают нам направление к более ясному пониманию того, как вообще работает мозг. Специалисты по физиологии человека могут только ждать подсказки от таких «аварийных» экспериментов.
Хьюлингс Джексон заметил в своей Хантеровской речи, произнесенной в 1872 году, что «медики, в силу того, что они являются лишь свидетелями результатов экспериментов, поставленных заболеваниями нервной системы человека, будут все с большим усердием выискивать факты, относящиеся к физиологии разума и сознания человека». Применив при этом смелое выражение «физиология разума», он, очевидно, был уверен, что мозг уже объясняет или когда-нибудь в будущем даст объяснение разуму. По прошествии ста лет изучения этой темы неврологами, которые наблюдали за парализованными и эпилептическими больными, нейрохирургами, занимавшимися вырезанием или стимулированием извилин мозга, и электрофизиологами, которые фиксировали и проводили эксперименты, воистину настало время задать эти и другие вопросы и попытаться найти на них ответы.
Объясняет ли мозг сущность разума? Если «да», то происходит ли это лишь с помощью простой работы его нейрональных механизмов или путем снабжения разума энергией? Или и то и другое одновременно? Обеспечивает ли мозг разум энергией и предоставляет ли мозг в распоряжение разума одновременно с этим основные нейрональные механизмы, связанные с сознанием?
Глава 20 Сущность человека – две альтернативы
В итоге Шеррингтон пришел к выводу, что «факт того, что наша сущность строится на двух фундаментальных элементах, как мне представляется, не более невероятен изначально, чем-то, что она должна основываться только на одном».
Перед каждым нейрофизиологом рано или поздно встает задача объяснить, если это в его силах, в терминах мозговых механизмов все, что связано с возникшей у людей необходимостью проанализировать работу разума. И к этой задаче ему следует подойти, отбросив все предубеждения, философские или религиозные иллюзии. Если ему не удастся достичь цели, дав разумное объяснение этому на основе доказанных фактов и правдоподобных гипотез, настанет момент, как это случилось со мной, перейти к рассмотрению других возможных объяснений. Ему необходимо решить, как получить доказательства, подтверждающие гипотезу о двух элементах, равно как и доказательства гипотезы только одного элемента.
Сам человек с его огромным мозгом, с филогенетически новыми извилинами и с его способностью программировать свой собственный «компьютер» дает основание предполагать, что конечный результат вообще непредсказуем. Однако на данный момент он сам по себе уже является конечным результатом. Чудо состоит далеко не в том, что человек возник в результате постепенного, очень медленного процесса эволюции, с постоянными колебаниями шансов на выживание и ценностными характеристиками этого процесса, но в том, что существует вселенная, с ее законами и планом и очевидной целью. Есть подозрение, что при условии бесконечного времени процесс сотворения мира, начавшийся на любой планете с благоприятными условиями, завершился бы с тем же результатом.
Сам человек с его огромным мозгом, с филогенетически новыми извилинами и с его способностью программировать свой собственный «компьютер» дает основание предполагать, что конечный результат вообще непредсказуем. Однако на данный момент он сам по себе уже является конечным результатом. Чудо состоит далеко не в том, что человек возник в результате постепенного, очень медленного процесса эволюции, с постоянными колебаниями шансов на выживание и ценностными характеристиками этого процесса, но в том, что существует вселенная, с ее законами и планом и очевидной целью. Есть подозрение, что при условии бесконечного времени процесс сотворения мира, начавшийся на любой планете с благоприятными условиями, завершился бы с тем же результатом.
Определенность, по моему мнению, состоит в следующем: когда мы начнем понимать человека, мы увидим, что природа разума и природа энергии разума просты и легко постижимы. Тем не менее все это говорит только о том, что я оптимист.
Чарльз Шеррингтон и его ученики проанализировали интегративную работу врожденных рефлексов в нервной системе животных, находящихся в бессознательном состоянии. В итоге он попытался объяснить работу и суть необыкновенной нейрональной машины, во многом схожей с тем, что есть у человека и у лабораторных млекопитающих. Эта машина обуславливает возможность рефлекторного вставания, хождения и реакции на то, что индивид видит, слышит, чувствует и ощущает запах в окружающей его обстановке. Это воистину удивительная машина. Проводя эксперименты с электрической стимуляцией коры полушарий и активацией того или другого моторного механизма, Шеррингтон показал, что в этих случаях наблюдается эффект облегчения. Последующее прохождение более слабого электрического тока временами вызывало ту же реакцию, хотя облегчение реакции носило временный характер и длилось всего лишь несколько секунд или минут (см. Шеррингтон32).
Иван Павлов и его последователи изучали животных, находившихся в сознательном состоянии.11 Он описывал действие условных рефлексов, которые животное приобретало благодаря тому, что ожидание побуждало их сосредотачивать внимание на опыте. Эти рефлексы закреплялись, а их шаблоны сохранялись благодаря непрерывному облегчению в коре полушарий и ядрах серого вещества в прилегающих зонах верхних отделов ствола мозга. Эта модель была признана физической основой обучения навыкам и простым формам реактивного поведения. Считалось, что эта модель применима к человеку так же, как и к животному. В свете фокусированного внимания, повторюсь, такое непрерывное облегчение, вероятно, имеет место.
С того времени в исследованиях человека в сознательном состоянии внимание привлекли новые факты. Существуют записи опыта сознания, которые мы уже обсуждали выше. Они позволяют осуществиться произвольным или автоматическим воспоминаниям опыта прошлого, и эти записи включают только те вещи, на которых индивид сосредотачивал внимание, и никакие другие, если он их проигнорировал. Можно лишь заключить, что сознательное внимание добавляет нечто к работе мозга, которое в противном случае не оставит никакой «записи». Оно гарантирует прохождению нейрональных потенциалов поразительную непрерывность облегчения для дальнейшего течения тока, так, как будто через кажущуюся бесконечной путаницу нейронных связей проторена четкая дорожка. Тот же принцип применим к усвоению речевых способностей и запоминанию невербальных понятий. Перманентное упрощение шаблонной последовательности в этих мозговых механизмах устанавливается только тогда, когда происходит фокусирование внимания на том явлении, которое соответствует этой последовательности в сознании.
Если предыдущее решение, относящееся к фокусированию внимания, принято разумом, тогда разум и решает, когда должна быть добавлена облегчающая энграма. Кто-то может допустить, что это высший мозговой механизм инициирует работу мозга, ассоциированную с этим решением. Другие могут считать, что энграма одновременно прибавляется к условным рефлексам и к последовательной записи сознательного опыта. Имеется ли какое-либо доказательство существования нейрональной активности в мозге, которая бы отвечала за то, что делает разум?
Рисунок из анатомического атласа Джулио Кассери (ит. De humani corporis fabrica libri decem). 1627 г.
Перед тем как отважиться дать ответ, возможно, будет интересным снова сослаться на работу, которую разум, очевидно, выполняет самостоятельно, а затем вернуться к краткому обзору нашего опыта стимуляции коры пациента, пребывавшего в полном сознании, и опыта наблюдения за тем, какое воздействие оказывает эпилептический разряд в разных частях мозга. Это позволит нам строить догадки относительно того, имеется ли какой-либо механизм, объясняющий существование разума.
а) Что именуют разумом.
То, что мы привыкли называть разумом, или рассудком, как кажется, ответственно за фокусировку внимания. Разум осознает, что происходит вокруг. Разум рассуждает и принимает новые решения. Разум понимает. Он действует так, как будто его одарили собственной энергией. Он может принимать решения и приводить их в исполнение путем привлечения различных мозговых механизмов. Все это он осуществляет путем активации нейронных механизмов. А эта активация сопровождается расходом энергии.
б) Что думает пациент.
Когда я провоцировал у пациента, находящегося в сознании, движением руки, приложив электрод к его моторной коре на одном полушарии, я часто спрашивал о его ощущениях. Его ответ был неизменным: «Я не делал этого. Это сделали вы». Когда я заставлял его издать звук, он говорил: «Я не издавал звука. Это вы вытащили его из меня». Когда я провоцировал воспоминания о потоке сознания прошлого, предлагая таким образом запись его прошлого опыта, он изумлялся тому, что должен осознавать прошлое так же, как и настоящее. Пациент был поражен тем, что прошлое должно вернуться к нему значительно более ясно и полно, в бо́льших подробностях, чем он, вероятно, вспомнил бы сам по своей воле. Он тут же решил, что хирург каким-то образом ответствен за этот феномен, но все же признал эти подробности деталями своего собственного опыта прошлого. При анализе подобных «ретроспекций» становится совершенно очевидным, как отмечалось ранее, что только те вещи, на которых пациент фокусирует внимание, сохраняются в этой постоянной записи потока сознания, фиксация которой непрерывно облегчается.
в) На что способен электрод.
Я всегда осознавал всю важность изучения результатов стимуляции мозга человека, находящегося в сознании, с применением электрода, поэтому вел записи результатов настолько аккуратно и полно, как только это было возможно. Электрод может дать пациенту различные исходные ощущения. Он может побудить его повернуть голову и подвигать глазами или конечностями, или издать звук, или сделать глотательное движение. Он может вызвать живое переживание прошлого опыта или создать у пациента иллюзию того, что опыт настоящего ему знаком, а вещи, которые он наблюдает, становятся больше и ближе к нему. Но пациент сохраняет отстраненность. Он переходит к суждению обо всем, что чувствует и ощущает. Он говорит, что «вещи кажутся знакомыми», а не «я прежде проходил через все это». Он говорит, что «вещи становятся крупнее», но не пытается сделать движение из-за опасности повреждения. Когда электрод приводит в движение его правую руку, он не говорит: «Я хотел подвигать ею». Он может, однако, двигать своей левой рукой и противостоять своему действию.
Между тем в коре полушарий не существует такого участка, электрическая стимуляция которого могла бы заставить пациента верить или принять решение. Конечно, имеются зоны коры, предназначенные для речи, чья функция может быть заблокирована без того, чтобы эта блокировка сопровождалась какой-либо отдаленной положительной реакцией. Также имеются области серого вещества в верхних отделах ствола мозга, которых стимулирующий электрод хирурга не достигает. Тем временем эпилептический разряд происходит в любой зоне серого вещества, начиная от промежуточного мозга и кончая спинным мозгом (вероятно, за исключением мозжечка). Джексоновский марш разряда, переходящий от одного ядра в промежуточном мозге к другому, протекает так же, как это происходит в коре мозга.13
г) Активация с помощью эпилептического разряда.
По моему опыту, в сером веществе мозга не существует такой области, в которой локальный эпилептический разряд приводил бы к тому, что можно было бы назвать «действием рассудка». В 1954 году мы с моим помощником Гербертом Джаспером проанализировали наш клинический опыт в области эпилепсии в аспекте этого вопроса. Обнаружились только два случая, которые можно было рассматривать как начало припадка, возможно являвшегося примером «вынужденного думания» или «интеллектуальной ауры»[24].