Олег склонился над ее рукой, она покосилась на букет в украшающей их столик элегантной вазе, цветы подобраны со вкусом и, видимо, дорогие. Красивый букет! Здесь все красиво! И дорого! Радуйся! Свершилось!
Она села, Олег тоже.
– Что будете пить? Вот карта вин.
На стол перед ней легли солидные корочки благородного цвета бордо. Не открывая их, она сказала:
– Я не пью.
– Почему? – искренне огорчился Олег.
– Принимаю лекарства. Я еще не совсем здорова.
– Понимаю. Но, хотя бы глоток?
– Если только за компанию. Чуть-чуть. На ваш вкус.
Она чувствовала себя немного скованно. Конечно, это не Василий Андреевич, которому она в дочери годится, и который ей просто не нравится, но все равно неловко.
– А что вы будете, есть, Ноябрина?
– Я не голодна.
– Есть не хотите, пить не хотите, – усмехнулся Олег. – А что хотите? Домой?
– Да, – честно призналась она.
– Я вам совсем не нравлюсь?
– Нет. Не в этом дело. Я не знаю, что вы от меня хотите.
– Красивая девушка, до этого жившая на содержании у богатого мужчины не знает, что хочет от нее другой богатый мужчина?
– Если взять на содержание, то нет, – решительно сказала она.
– И все же: что вы будете есть? Официант ждет, – мягко напомнил Олег.
– Салат какой-нибудь. Мясо.
– Или рыбу?
– Или рыбу.
– Нам «или рыбу», – сказал официанту Олег, – обоим.
– Семужку, осетринку?
– Давайте осетрину под вашим фирменным соусом с икрой. Вино белое. Вот это, – Олег ткнул пальцем в меню. – Ну и салат.
– Какой-с?
– Ноябрина, какой?
– Вот этот, – она не глядя, ткнула пальцем в меню. Официант кивнул и исчез.
– Вернемся к нашему разговору, – сказал Олег. – Хотите знать обо мне больше?
– Хочу!
– Я ушел от жены. Сейчас идет бракоразводный процесс, она осталась в особняке на Рублевке, я временно живу на квартире. Но это временно.
– Дети?
– Двое. От двух браков.
– А первая жена?
– Я оставил ей и дочери квартиру в Центре.
– Роскошно живете! – не удержалась она. – Женитесь, разводитесь, квартиры женам оставляете, дома, машины. А как насчет недвижимости за границей?
– Имеется, – сдержанно ответил Олег.
– Яхта?
– Не яхтсмен.
– А престиж?
– Меня это мало волнует.
– И в Куршавель не ездите?
– В Куршавель езжу.
– Значит, волнует престиж!
– А вы мне хамите.
– Именно.
– Причина?
– Хочу разонравиться.
– В первый раз такое! Обычно девушки из кожи лезут вон, чтобы мне понравиться!
– Видимо, хотят в Куршавель.
– А вы не хотите?
– Нет, – равнодушно ответила она.
– Почему?
– Что там делать? Я не умею кататься на горных лыжах.
– Там можно пообщаться с интересными людьми.
– Это для вас они интересные.
– Хорошо. А что хотите от жизни вы, Ноябрина?
– Жизнь, – пожала она плечами.
– А честно?
– Замуж. И детей.
– Похоже, все женщины одинаковы.
– И мужчины тоже. Первые страстно хотят замуж, вторые ни за что не хотят жениться, сначала побеждают женщины, узаконив-таки отношения, но верх все равно берут мужчины, когда оформляют развод. Это мужской мир.
– Философ с таким ртом – это нечто! – не удержался Олег. – А Василий Андреевич охарактеризовал вас как пустышку, которую интересуют только наряды.
– Вы же бизнесмен. Неужели не понимаете, что вас хотели развести?
– Теперь понимаю. Вы не взяли у него денег.
– И не возьму!
– Ноябрина, переезжайте ко мне.
Она растерялась.
– Почему вы молчите?
– Зачем? Зачем я вам нужна?
– Мне нужен человек. Понимаете? Человек рядом. Живое существо. Вы были со мной откровенны, и я вам честно признаюсь: я нахожусь в стесненных обстоятельствах.
– Для девелоперов сейчас не лучшие времена.
– Вы в курсе последних финансовых новостей?
– Полностью.
– Ешьте салат. Ну, за знакомство? – он поднял бокал.
– Знакомство было давно. Мы встречаемся с вами в третий раз.
– И все равно: за знакомство!
Он поднял свой бокал, она свой. Сделала глоток и, честно признаться, вина не поняла. А цена немалая, она ради интереса глянула в карту вин. Да, Марта, не твоя это жизнь, так что не пыжься. Она вздохнула и от вина отказалась.
– Я сейчас одинок, – сказал Олег, поставив наполовину пустой бокал. – Бизнес встал, спасаю капитал, вывозя его за границу. Возможно, и сам уеду из России. У меня дом на Кипре, и неплохой. Но пока мне надо быть в Москве.
– Значит, на долгосрочные отношения я не могу рассчитывать?
– Вы говорите, как бухгалтер.
Она вздрогнула:
– Извините. Мне надо подумать.
– Вы ждете встречного предложения от Василия Андреевича?
– Все женщины одинаковы, так? Не все.
– Это я уже понял.
– Мне надо подумать, – повторила она.
– А как было с ним?
– С Василием Андреевичем?
– Да. Я хочу знать, долго ли вы думали?
– Я была моложе.
Он расхохотался:
– Сколько вам лет? Двадцать один? Старуха!
«О Господи! Двадцать один! Забыла!»
– У моделей год за три, – нашлась она. – Жизнь тяжелая.
– А я думал, напротив, легкая, – прищурился Олег. – Тяжелая у тех, кто утром давится в метро по дороге на работу, а вечером, возвращается с нее в той же толпе.
Она вспыхнула:
– Что вы об этом знаете!
– А вы?
– Олег… – она попыталась сказать это мягко. – Я не могу так быстро, поймите. Если бы это была любовь… Не обижайтесь, но я вас не люблю, и вы меня не любите. Хотите, чтобы вам было удобно.
– А вы не хотите?
– У вас ведь уже была любовь. Раз две жены, двое детей. И, не обижайтесь, но… вы гораздо старше. Вы уже знаете, что это такое. А я не знаю. Мне кажется, что я упущу время. Перееду сейчас к вам, мы какое-то время поживем вместе, я привыкну, и к удобству тоже, а потом… Потом не смогу, понимаете? Я не смогу больше любить. И останусь одна.
– Хотите гарантий?
– Да ничего я не хочу!
– Ну, хорошо, – сдался он. – Я понял. Скоро Новый год. У вас есть с кем встретить праздник?
– Нет.
– Моя компания устроит?
– А где?
– Не хотите ко мне, поедем в ресторан. Пожелания какие-нибудь есть?
– Все равно.
– Тогда договорились? Я заеду за вами часов в десять.
– Хорошо. Но предварительно созвонимся.
– Такое ощущение, что у вас калькулятор в голове. Рина, а вы совершаете необдуманные поступки?
– Да, – она вспомнила операцию.
– Значит, у меня есть шанс. Агент имеет на вас влияние?
– Шурик? Нет.
– А говорит, что имеет.
– Так было раньше.
– Давайте выпьем за будущее. – Олег поднял свой бокал. – Я все-таки надеюсь, что вы примете мое предложение.
Она тоже подняла бокал. Но пить не стала.
…Возвращались заполночь. После того как подали горячее они с Олегом разговорились. Темой беседы был кризис. В финансовых вопросах она была как рыба в воде, и по своей прежней работе скучала, поэтому Олега слушала охотно и умненько вставляла порою словечко. В общем, удивила. И на душе стало легче, флирт был не ее стихией, а тут почувствовала себя комфортно, разговорилась. И сразу пропала неловкость, скованность движений, резкость высказываний. То сидела прямая, как палка, вся из острых углов, а под конец расслабилась, на губах появилась улыбка, в глазах блеск. Так было всегда, когда разговор шел о цифрах. Белая бухгалтерия, черная, уход от налогов, НДС…
Она сидела в машине почти счастливая. Вечер удался! Какая калькуляция!
– Приехали! – весело сказал Олег. Похоже, и он остался доволен проведенным с ней вечером. – Тебя проводить?
Незаметно они перешли на ты, она, правда, говорила это с запинкой, но говорила.
– Нет, спасибо. Вот мой подъезд.
– Там темно и страшно.
– Лампочки были целы, когда я уезжала.
– Но ведь столько времени прошло!
Она рассмеялась и открыла дверцу. Сделала пару шагов, и вдруг похолодела: у ее подъезда стояла «пятерка»! Кажется, та самая!
«Может, хозяин здесь живет? В этом доме? Но раньше я ее не замечала! А я здесь живу вот уже пять лет!» Ей показалось, что в машине кто-то сидит, и когда она направилась к дому, передняя дверца приоткрылась. Она пригляделась: что там? Показалось, мужской ботинок. Водитель, завидев ее, тоже выходит из машины.
Она обернулась:
– Олег?
Он тут же вышел:
– Передумала?
– Да. Проводи меня до… До квартиры.
– С удовольствием!
К дому они шли вместе, и вроде бы она услышала, как хлопнула дверца «пятерки». Водитель скрылся в салоне. Неужели по ее душу? Но что она сделала?
– Какой этаж? – спросил Олег, когда они вошли в лифт.
– Одиннадцатый.
– Высоко забралась!
Он попытался ее обнять. Она так дрожала от страха, что не стала сопротивляться. Что от нее хотят? Ограбить? Убить? Ее или… Или Рину? Она прижалась к Олегу, запах мужского одеколона успокаивал, а его плечо казалось таким надежным.
– Ты дрожишь? Холодно, да?
– Приехали, – дрожащими губами сказала она. Лифт открылся.
– Ты дрожишь? Холодно, да?
– Приехали, – дрожащими губами сказала она. Лифт открылся.
– Квартира номер триста тридцать восемь.
– Милый ты мой бухгалтер, – улыбнулся Олег.
Она дрожащими руками достала ключ. Он стоял рядом, ждал.
– Олег… – дверь, наконец, открылась.
– Что?
У него был такой голос! И такие глаза! Он, без сомнения, ждал приглашения на чашечку кофе.
– Я не хочу, чтобы это было здесь, понимаешь?
– Понимаю, – в его голосе было разочарование.
– Спасибо тебе за прекрасный вечер.
– И тебе. Спасибо.
И тут он ее поцеловал. Это длилось долго, она была испугана и все еще дрожала, поэтому прижималась к нему и невольно искала защиты. Это было в первый раз. Долгий поцелуй на лестничной клетке у квартиры номер триста тридцать восемь на одиннадцатом этаже. Его губы на вкус оказались сладкими, горячим языком он все пытался открыть замок, которым были заперты ее желания, проникая так глубоко, что у нее дыхание перехватывало. Когда Олег, наконец, оторвался от ее губ, предложение чашечки кофе созрело.
– Спокойной ночи, Ноябрина.
– Спокойной ночи.
Она нырнула в квартиру, захлопнула дверь, прижалась к ней спиной и замерла. Колени опять дрожали, но теперь это была сладкая дрожь, трепет женского тела, почувствовавшего желающего его мужчину. В тот первый раз, в заграничном отеле, она так ничего и не поняла, было больно и стыдно, да еще и чужим именем называли. В памяти осталось только одно: какая гадость! Зато поставила галочку: я – женщина!
Теперь она и в самом деле почувствовала себя женщиной и испугалась этого. Опять было стыдно, и в то же время хотелось большего. Заныл живот, грудь потяжелела. Она прислушалась. За дверью было тихо. Рука потянулась к замку: открыть. Потом лязгнула дверь грузового лифта, он уехал.
«Слава Богу!» – разочарованно подумала она и оторвалась, наконец, от двери. Какое-то время бесцельно ходила по квартире, зажигая свет то в одной, то в другой комнате, потом на кухне… Там она выпила чашку кофе, после чего окончательно проснулась, разделась и легла в постель. Лежала с открытыми глазами, потом догадалась включить телевизор. Шел старый фильм, и любовь, которая была там, по всем канонам жанра целомудренная, без постельных сцен, как раз для Марты, ее успокоила. Но заснула она только под утро.
3. 6
Проснувшись, она сразу вспомнила о зеленой «пятерке». И еще какое-то время продолжала лежать в постели, перебирая в памяти события вчерашнего дня. Их было так много! Приятное: Олег, проведенный с ним вечер. И страшное: зеленая машина у подъезда, водитель, которой явно ее преследовал.
Зазвонил телефон.
– Как дела? – вкрадчиво спросил Шурик.
– Проснулась.
– Он сделал тебе предложение?
– Да, завтра идем в загс.
– В какой загс? – растерялся агент.
– Заявление подавать.
– Поздравляю, – хмуро сказал Шурик. Видимо, замужество подопечной не входило в его планы.
– Я пошутила. Олег ведет бракоразводный процесс со второй женой, мне же просто предложил переехать к нему.
– Ты, конечно, согласилась?
– Я сказала, что подумаю.
– Умница! Надо дождаться, чем ответит Василий Андреевич.
– Никогда!
– Правильно! Когда он тоже предложит тебе содержание, с Чаплыгина можно будет стрясти кругленькую сумму.
– Тебе десять процентов?
– Рина, девочка, а кто все устроил? Для чего нужен посредник? Разводить клиентов на бабки. Без меня ты получила бы гораздо меньше. Я делаю тебе цену.
– Мы с Олегом вместе встречаем Новый год.
– Ты с ним переспала?
– Я не хочу с тобой об этом говорить!
– А с кем? – искренне удивился Шурик. – Я тебе как мать. Поэтому держи меня в курсе.
– Не беспокойся. Я тебе позвоню, – торопливо сказала она и дала отбой. Как же от него избавиться? Вот надоел! Денег, что ли дать? Или… куклу? Шурик ведь этого добивается. Но что в ней такого особенное, в этой кукле? И в какой именно?
Она уселась напротив полок, где была расставлена Ринина коллекция, и долго смотрела на кукол. Но так ничего и не поняла.
Из дома она решилась выйти только под вечер, а перед этим открыла окно и чуть не по пояс высунулась из него, ища глазами зеленую «пятерку». Вглядывалась в стоящие у дома машины, пока не посинела от холода. Вроде, уехал.
Оделась потеплее и спустилась вниз, а открыв дверь подъезда, постояла минут пять, присматриваясь. Зеленой машины, заляпанной грязью, не было. Надо сходить в магазин, холодильник пуст. Не сидеть же всю оставшуюся жизнь в осаде, томясь от неизвестности? Оставалась маленькая надежда, что все это ей показалось, никакой слежки нет, и она решилась.
Но пока шла в магазин, чувство, что каждый ее шаг контролируют, не проходило. Стемнело, зажглись фонари, тусклый свет которых еле-еле пробивался сквозь пелену мокрого снега. Прямая, как палка, на негнущихся ногах, она прошлась по супермаркету и, почти не глядя, заполнила корзину для покупок продуктами. Домой возвращалась, пристроившись за парой, парнем и девушкой. Но те свернули раньше, чем она шагнула на асфальтовую дорожку, в обход детской площадки, которая отделяла ее от спасительного подъезда. Сзади раздался шелест автомобильных покрышек. Именно шелест, машина не ехала, кралась. Она обернулась: зеленая «пятерка»! Мелькнуло лицо водителя, такое, что ей стало страшно. И она побежала через площадку, по грязной жиже из талого снега, вперемешку с песком и землей, к дому. Ноги мгновенно промокли. Хлопнула дверца машины. Она закричала.
Тускло светили фонари, улица была пуста, потом мелькнула тень: кто-то рванулся наперерез. Обернулась: водитель «пятерки», бросив машину, бежал за ней. И она заметалась. Куда? Вправо, влево? Назад, вперед? В глазах было темно, сердце зашлось от страха, ноги стали ватными. Казалось, что дом так далеко! Она не понимала, что стоит на месте, в то время, как надо бежать, спасаться! Вдруг кто-то схватил ее за руку и торопливо сказал:
– В подъезд, быстро.
Они побежали. Водитель «пятерки» вроде бы отстал, свидетеля испугался. Взлетев по ступенькам крыльца, она дрожащей рукой набрала код. Рядом стоял… Володя!
– Заходи! Быстрее!
Она влетела в подъезд, Володя следом. Тяжелая железная дверь захлопнулась за ними, и стало темно. Они оказались в холодном, темном «предбаннике», крохотном помещении между двумя дверями.
– Давай сумку. Почему у вас консьержки нет? – сердито спросил Володя, пытаясь отобрать у нее тяжелую сумку с продуктами. Она, нехотя, разжала липкую от пота руку.
– Была. Кризис, людям денег жалко. – Глаза постепенно привыкали к темноте «предбанника». – А зачем она?
– Был бы свидетель. Отсюда и позвонили бы.
– Куда? – растерялась она.
– В милицию!
– Не надо милиции!
– Значит, ты ее убила? Потому и милиции боишься?
– Кого? – испугалась она.
– Рину!
– Нет! Не я!
– Идем к тебе, поговорим. – Он открыл дверь и шагнул на свет.
Она поплелась следом.
– Как тебя зовут? – спросил Володя, когда лифт тронулся.
– Марта.
– Редкое имя. Это твоя квартира? Или съемная?
– Моя. Когда ты догадался?
– Сразу. Но поверить не мог. И понять: как? Это же ее лицо! Люди не могут быть так похожи! Мне стало интересно, и я позвонил Шурику. Узнал твой адрес, приехал сюда, и тут мне стало еще интереснее!
– За мной следят, да?
– Ты не все знаешь. А вот я здесь со вчерашнего вечера.
– И ночью был?
– Ночью я спал, – сердито сказал Володя. – Понять бы еще, что происходит. Я всего лишь хотел узнать, что с Риной.
– Ты ее любил?
– Она была очень красивая и пластичная. Грациозная, как лань. Такой дар – редкость. Просто создана для работы модели.
Лифт остановился. Она полезла в карман за ключами.
– Рассказывай! – велел Володя, усевшись на диванчике в кухне.
Она отвернулась, делая вид, что ищет чашки. Стоя к нему спиной, сказала:
– Я не виновата. Это все Георгий Рубенович!
– Кто?
– Пластический хирург. Он отключил Рину от аппаратуры.
– Но почему?!
Она вернулась к столу с чашками. Стараясь не смотреть на Володю, сказала:
– Я была очень некрасивой, с этим и пришла в клинику. Мне хотелось иметь лицо модели. Георгий Рубенович объяснил, какие могут возникнуть проблемы. И я почти отказалась от этой мысли, но через какое-то время он позвонил. Сказал, что может мне помочь. Я приехала в клинику и увидела лежащую в коме Рину.
– Как она оказалась в коме?
– Не знаю! Клянусь, что не знаю!
– А потом?
– Была операция.
Она разлила чай и уселась на стул, напротив Володи. Их глаза, наконец, встретились.
– Где ее тело? – спросил Володя.
– Не знаю. Георгий Рубенович сказал: в овраге.
– Значит, он ее убил?
– Он отключил Рину от аппаратуры.
– Это одно и то же. Ты-то, зачем согласилась? Это ж надо! С живого человека лицо содрать! – Володя передернулся.
– Он сказал… – она нервно стала помешивать сахар в чашке. – Сказал, на запчасти разберет. На органы. И продаст по отдельности. Богатый любовник Рины ее бросил, когда она оказалась в коме. Я сама не понимала, что делаю. Поставили перед фактом: вот лицо, оно может стать твоим, вези деньги. Я лежала на операционном столе, когда поняла, что не должна… Я сказала: «стойте», но меня не услышали. Или сделали вид, что не слышат.