– Нет устоявшегося, сэр… С вашего позволения, я на этот трап тоже первым… Меня зовут Дылдой, Головешкой, Копченым Мальчиком, Черным Маньяком, Зулусом, Абамой, Кинг-Конгом, Малышом Джереми и еще примерно десятком кличек… Осторожно, сэр, тут вода на ступенях, я потом выясню – откуда…
– Джем, вы еще на руках меня понесите!
– Пфу! А кто в прошлом рейсе на два пролета порхнул? Наверное, я неправильно помню? Наверное, это был какой-то другой Капитан Йенссен?! Старина Джереми чуть не рехнулся тогда! Вам-то что: свернул себе шею, завернули в простынку, чугунину на ноги, да за борт. А мне потом что – этим линкором командовать?! Премного обязан… Осторожно, сэр, тут ремонт… Не заслужил я пока постоянного прозвища…
– За три охоты? – хмыкает скептически Безумный Йенссен. И через секунду вредным таким тоном: – А я, зато, знаю, кто и почему называет вас Черным Маньяком!
– Сплетни!.. – решительно вскидывается белая фуражка с глазами под ней. – Ээ… Хм… Прошу прощения, сэр.
Безумный Йенссен довольно смеется. Отеческие разговоры и подначки подчиненных – это у него нервное. И дай Бог каждому такие неврозы.
В смысле – не больше.
Два часа девятнадцать минут.
– …Внимание, господа офицеры… Капитан!
– Вольно! Ну, соблюли Устав? Хорошо, теперь садимся и будем говорить. Под нами сигнал. Мастер-Акустик?..
– Шумовой сигнал слабый, устойчивый, похоже на ракетоносец класса «Огайо» и выше. В крайнем случае – сильно модернизированный «Лафайетт», но сомневаюсь…
– …В любом случае, машина серьезная…
– …Скорость около пяти узлов. Глубина порядка пятисот двадцати футов… Сто шестьдесят метров. Удаление, приблизительно, три мили два кабельтовых.
– Отлично. Итак, лодка идет на скорости патрулирования, допускающей пуск ракет из подводного положения. Через два часа и… пятьдесят одну минуту… мы встанем над ней и зафиксируем ее точные координаты активным сонаром. С этого момента может пойти отсчет времени. Может и не пойти, но рассчитываем на худший вариант. По классическому сценарию лодка должна зафиксировать импульсы и войти в режим пуска-самоуничтожения. Мастер-Инженер?..
– Для пуска субмарина поднимается до глубины тридцать метров. С загрузкой программ в автоматическом режиме это минут сорок-пятьдесят. Пятнадцать минут – вывод первого пуска в минутную готовность, но это параллельно и входит во время всплытия. Двенадцать – второго… Выход ракеты из шахты до поверхности – семь секунд, набор орбитальной скорости – еще восемь. Это все наше время: по первой ракете сорок минут пятнадцать секунд. Начало стрельбы. По второй – пятьдесят две минуты пятнадцать секунд. Окончание стрельбы. По самоуничтожению – данных нет. Порядка минут шестидесяти восьми – семидесяти до подрыва реактора. В любом случае, не раньше второго пуска…
– Дополнительный инструктаж по «Огайо» и «Лафайету» дайверам, после их жеребьевки. Времени на все час. К первому импульсу сонара их «Стрекоза» уже должна обнаружить подлодку и в готовности сидеть у нее на люке. Мастер-Комендор?
– Развертывание и проверка систем – один час сорок минут. Резерв готовности к началу работы арткомплексов – один час десять минут. Кроме носового «Паамса», сэр, он совсем дохлый, я докладывал, там почти все вручную… Но к началу салюта управимся.
– Мастер-радист?..
– База передает: «Авакс» на подходе к периметру безопасного наблюдения. Гражданских в квадрате нет. Наземные ПВО бывшего восточного противника на случай неудачи извещены. Соседи со своей охотой в тридцати шести милях северо-западнее… Берег желает нам удачи, сэр.
– Удачи… Ну, желает – и пусть… Вы все знаете и без инструктажа, но я обязан, будь оно… У «Тритона» на охоте уничтожение реактора случилось одновременно с выходом ракет. У «Блад Стоуна» команда на подрыв боевых блоков в «Трайдентах» поступила прямо в шахтах, светлая память «Блад Стоуну» и его экипажу. Помните эту катастрофу?.. Был один случай подрыва боеголовок сразу на выходе из воды. От «Антананариву» вообще ничего не нашли, а экология планеты ухудшилась почти фатально. Короче говоря, наши личные статистические шансы – порядка двадцати процентов, но мы должны их взять, хоть умри. Жизнь на Земле дорогого стоит. Теперь детали… Старпом! Все проверить. Спасательные средства на треть экипажа. Служба живучести корабля. Служба пожаротушения. Медики. Спасатели. Полная готовность. Да, распорядитесь насчет пайков на посты и питьевую воду обязательно, чтобы не как в прошлый раз… Господа офицеры, прошу занять места по боевому расписанию. Начнем, благословясь. Все доклады по боевому сектору – мне, по корабельным делам – мистеру Смиту. С Богом!
Два часа семнадцать минут.
В четырех палубах ниже командного пункта, на миделе, на уровне ватерлинии корабля, при свете резких флюоресцентных ламп команда Мастер-Дайвера Кемпа (прозвище – Жабий Пастырь) тянет жребий. Над открытой в воду спусковой шахтой поскрипывает цепями крохотная желтая субмаринка, похожая на стремительную и хищную личинку стрекозы. В колодце покачивается маслянистая поверхность воды, отражая светильники. Блики плавают по своду ангара, как пятна прожекторов в тревожном ночном небе.
Тесно обступив колченогий столик для вахтенных, дайверы молча и внимательно наблюдают, как Старый Фил-Золотые-Руки (слишком старый, чтобы в воду, но снаряжение при нем в порядке – дай ему Бог здоровья) трясет мятый жестяной чайник, а Пастырь (рад бы в воду, да Капитан, Бога ему в душу, запретил) тянет из чайника бумажки, чтобы с шелестом их развернуть и прочесть выпавшее имя.
– Лягушонок Хью! Старший группы, пилот на выходе.
– Йес!
– …Пончик Бони – подрывник… Иван-Два-Раза – охранение… Я говорю – охранение! Мало ли там что… Положено… Не слышу?!
– Есть!!!
– То-то. Фил, заваливай хакеров.
Фил вытряхивает остаток бумажек из чайника на стол, отодвигает в сторону, а вместо них сует пучок новых, сняв с него резинку. После чего снова честно перетряхивает чайник.
– Так… Из хакеров повезло… Надо же! Везунчику-Моне! Наконец-то, поздравляю. Сколько на тебя не выпадало?
– Три выхода, сэр.
Маленького и нескладного Моню прозвали Везунчиком, имея в виду прямо обратное: когда Судьба не отмечает кого так долго – значит, чем-то перед ней провинился. Теперь Моня улыбается и прижимает к груди свой герметичный лэптоп.
– Во-во… Парню помирать выпало, а он лыбится. Как я дожил до таких времен, Господи?
– Фил, что ты там бормочешь? Начинай проверку железа. Три человека в помощь, по твоему выбору.
Фил с лязгом вешает чайник на приделанный под столиком крюк.
Кристофер Кемп проводит Везунчика взглядом, задумчиво складывая обратно в пачку бумажки для жеребьевки и перетягивая их резинкой. Крис хорошо помнит первые Охоты, когда эта пачка была куда толще. Дайверов всегда недобор.
И летчиков, как недавно жаловался Мастер-Пилот за вечерними шахматами.
– Капитан, сэр! Мастер-Дайвер. «Стрекоза» в готовности-два, жеребьевка экипажа проведена. Готовность-раз через тридцать минут.
– Добро, принято.
Матросы снаружи сноровисто опускают бронещиты на обзорные иллюминаторы рубки. На командном пункте от этого погромыхивает железом и быстро темнеет, в пыльном воздухе пролегают один за другим лучи солнца из смотровых щелей.
Капитан Йенсен переходит неспешно от щели к щели, вдоль носовых иллюминаторов, и наблюдает, как по всей палубе «Баловня», от надстройки до самого носа, возникает и расходится волнами движение. Там просыпается чудовищное зенитное сборище Охотника, которому позавидовал бы и линейный корвет, если бы хоть один таковой выжил в Большую Недовойну.
Махонькие славянские сухопутные «Гекконы», снятые с колес и приваренные прямо автомобильными корпусами снаружи к бортам, у шканцев, один за другим, три по правому и четыре по левому; русский же, почти комплектный, корабельный «Триумф»; два больших ребристых контейнера со штатовскими «Пэтриотами», закрепленные на верхней палубе, перед кормовой надстройкой, вместе со своими локаторами, кабинами, паучьими лапами-опорами и высокими антеннами; «Эрликоны-Скайгарды», эскортом окружившие на полубаке эффективный, но ветхий «Паамс», собранный на живую клепку из нескольких полумертвых и внушающий опасение своему собственному расчету; но главное – гордость Мастер-комендора Мордехая Абрамса (Большой Брамс) – совершенно рабочий, почти не поврежденный «Тартар». Целиком вырезанный из выбросившегося на берег полуобгорелого атомного фрегата, какого-то из «Калифорний», со всеми исправными системами и полным штатным боекомплектом.
С той же «Калифорнии» хотели переставить на «Баловня» и относительно уцелевшую ядерную силовую установку, но Йенссен встал насмерть и не позволил. Экипаж тогда полюбил его еще больше, а береговые только ругались каждый раз сквозь зубы, списывая залитые в брюхо «Баловня» тонны драгоценнейшего мазута.
Ругались шепотом, потому что «Баловень» своего мазута стоил.
…Разнокалиберные пусковые контейнеры приподнимаются и ворочаются вправо-влево на своих платформах, оживают и замирают вновь тарелки наведения, «Эрликоны-Скайгарды» крутят из стороны в сторону башенками и смешно вращают рыльцами своих счетверенных стволов. Остроносые английские «Сивульфы» выныривают хищно из-под палубы, кивают горизонту и прячутся обратно… Хаотическое движение по всей стальной громаде завораживает.
Два часа ноль-семь… ноль-шесть минут.
…На полубаке, в кабине «Скайгарда» (прокаченного, провернутого, заряженного и готового к стрельбе), юнга-новобранец Сэм-без-прозвища (не заслужил еще) и Старший расчета, Ники-Богомол, играют в карты на перевернутом планшете, уложенном на пульт управления между операторскими креслами. («Ты нормальный человек, Сэмюэль? До начала кордебалета еще без малого два часа! Ты будешь все это время таращиться вокруг? Боишься проглядеть ракету? Как вылетит – не проглядишь, будь спок. Охрененное зрелище по первости… Давай-давай, сдавай!») Полуиндеец, несомненный бандит из Аризоны, он на вопрос: «А как тебя по-настоящему звать?» отвечал неизменно: «А тебе зачем?». Да так, будто он уже вынул свой нож на рукояти из лосиного рога с мехом и бисером. Новички пугались, а ветераны подобных вопросов не задавали: на Охотниках интересоваться прошлым Брата-смертника – дурной тон, можно и в бубен получить после вахты.
– Ты вообще меня слышишь, юнга?
– Да, сэр.
– Еще раз назовешь меня «сэр» – зубы вышибу. Сдавай, говорю… Твой ход… «сэр» ему… Мы с тобой хлебаем одну похлебку. Сидим в этой жестянке ближе, чем любовнички в кино. Если что – и сгорим вместе, так что сам черт пепел не разделит… А ты мне – «сэр»… Салага. Ход будет?
– Трефы… Ники, а почему «Богомол»?
– А ты не видишь, как у меня колени торчат выше плеч в этом долбаном гнезде? Тут должен сидеть кныш, вроде тебя.
Карта шлепает о планшет. Шлеп.
– …Шучу. Я Богу молюсь, парень. Каждый день. Помногу. И вслух. За то, что Тогда остался жив…
Шлеп.
– …За то, что с тех пор еще четыре раза оставался жив… За то, чтобы дичь нашлась, а потом не ушла… За то, чтобы «Баловень» вечно ходил по морю… За Безумного Йенссена, дай ему Бог безумного здоровья…
Шлеп… Шлеп.
– Ваш ход, Ники.
– Да… А самое главное, Сэмюэль, – за то, чтобы дожить до момента, когда последняя подводная тварь отправится на дно, и Охотники станут не нужны… Ну, это я уже загнул, конечно. Жадничаю… Сегодня вот остаться целым – и то уже счастье. Чудо.
Шлеп.
– Капитан мне сегодня втирал о чудесах. Что, мол, сами себя не добили, и прочее.
– Так… Во-первых, Сэм. Капитан не «втирает», а объясняет. Нам, балбесам. Что и когда Надо, То и Тогда и объясняет, заруби себе на будущее. Еще раз в таком тоне о Капитане – точно морду разобью… Усвоил, да?.. А во-вторых, это ли чудо, Сэм, это ли чудо?.. «Сами себя», тоже мне… Настоящее Чудо, скажу я тебе, Сэм… Так это, что Второй Акт не начался.
– Второй акт?
Шлеп, шлеп… Шлеп.
– Второй Акт, Сэм. Как в фильмах-жутиках. Войны киберов. Ты знаешь про «Мертвую руку»?.. Понятно, что нет. Никто толком не знает, но кое-что слышали. Некоторые не верят. А я вот думаю – русские вполне могли… Эй, Сэм, ты опять выиграл?! Черти б тебя взяли…
– Я перетасую. А что эта «Рука»?
– Ага, «Мертвая рука». Говорят многое, но, в принципе, примерно одно. Мы русским: мол, превентивный удар вам по всему командованию. А они нам? Да пожалуйста, говорят. Все равно, говорят, огребете в ответ по полной! Прикинь, сделали систему, которая сама распознает ядерные атаки. Сейсмические толчки, плюс рост радиоактивного фона, плюс выбросы в атмосферу… И сама же запускает командные баллистические ракеты. А те летят по всей собственной территории и транслируют коды на запуск ядерного оружия. Всего, которое есть! Вообще без человека! А? Есть командование, нет командования… И чего бы тогда с нами было? Полные кранты всему! Вот… Да ни хрена не страшилка, было такое!.. Ладно, ну ее, эту игру…
Один час пятьдесят семь минут.
– Капитан, сэр! Мастер-радист… Соседи от капитана Джонни Джоунса сообщают, что у них…
– …Русская подлодка, Дик?
– Э-э… Да, сэр, но каким образом…
– Две подлодки с одной стороны в одном квадрате – это нонсенс, Дикки-бой. Это идиоту понятно… Тип определили?
– Старая «Акула», сэр, насколько они успели определиться…
– «Тифон», значит? Самая здоровенная железяка с ракетами в мире. Повезло Джоунсу.
Йенссен вдруг ощущает подступающую мутную тоску. С чего бы после доброго сна, плотного обеда и трубочки виргинского табачка, под ясным почти небом?
«Акулы», хоть и старые, едва не порезанные на металл, а потом залатанные в период обострения… Страшенные и фатальные рыбины… Их парадоксальные ракеты. Их парадоксальное же военное программирование, безо всякого почтения к старику Гейтсу… Дай Бог удачи Капитану Джонни… Дай, Бог, удачи.
– Дик. Запросите у Джоунса данные – скорость, курс, время начала, готовность. И передайте им все наши… Мистер Смит. Попросите штурманов определить предположительный курс «Серебряного Заката» с его Охотой на данный момент. Это не срочно… Минут шестнадцать-семнадцать у них есть…
Один час сорок шесть минут.
– Капитан, сэр! Мастер-пилот. Аппараты расчехлены, разнайтовлены, заправлены, прогрев сейчас. Готовы к взлету по команде.
Безумный Йенссен энергично переходит к кормовым амбразурам и видит, как на кормовой крылатой наделке, прямо за ходовой рубкой по левому борту, раскручивает со свистом свои лопасти старенький, подгорелый, кривовато залатанный противолодочный вертолетик, похожий на обиженного инвалида-приживалу в сиротском доме.
По правому же борту техники выдергивают заглушки из турбин русского «Як-41». Он стоит неколебимо, освещенный с правого борта восходящим солнцем, хищный и смертоносный демон с вертикальным взлетом, похожий на попечителя того самого сиротского дома, приживалу которого посмели обидеть. Йенссен много раз наблюдал его фантастический взлет, но так и не отучил себя скрещивать пальцы при виде такой очевидной дьявольщины…
Пилот самолета читает планшет, сидя у переднего шасси; но поднимает вдруг голову и смотрит из-под фильтров полетного шлема прямо в амбразуру, в глаза Капитана Йенссена – померещилось? Нет?..
Один час тридцать две минуты.
– Капитан, сэр! Мастер-комендор, Большой… Простите, Абрамс!
– Слушаю, Большой Брамс. Готовы?
– Да, сэр. По «Паамсу» только готовность семьдесят процентов… Наверстаем к объявлению позиции.
– …Капитан, сэр! Старший помощник. Спасательные средства, спасатели, медики, палубные команды, обслуживающий персонал в готовности ноль.
– Спасибо, Смит. Господа офицеры! Братья-смертники, у нас еще в запасе девяносто минут. Если кто-то не готов, лучше сообщите немедленно… Докладов нет… Благодарю вас. Теперь грустное. Капитан Джоунс ведет «Тифон» к норд-норд-осту от нашей охоты. Вы все знаете, что за штучки, эти русские «Синева»… И они… чертовски близко от нас…
…Жабий Пастырь аккуратно наклоняет глиняную бутыль над четырьмя старыми, стеклянными, довоенными рюмками. Рюмки держат затянутые в черный неопрен дайверы, на кого упал жребий. Лягушонок Хью, Бонни, Иван-Два-Раза, Везунчик-Моня. По сорок граммов, но – настоящий «Джек Дэниелс», вкус которого на берегу забыли уже давно и безвозвратно…
– Удачи вам, ребята.
– Удачи нам и вам, Пастырь!
Жеребьеванные дайверы ввинчиваются, один за другим, в чрево раскачивающейся на талях «Стрекозы». Люк опускается и взвизгивает, задраиваясь.
Лязг цепей.
Плеск воды в спусковой шахте.
Отстрел гаков.
От «Стрекозы» на поверхности остаются только «глаза» двояковыпуклого носового блистера и окрашенный в черное и желтое, сегментами, входной люк.
Старина Фил аккуратно укладывает стеклянные стопки в жестянку из-под патронов.
– Капитан, сэр! Мастер-Дайвер. Прошу добро на выход «Стрекозы».
– Капитан, сэр! Мастер-Пилот. Прошу добро на запуск «Воробушка».
– Давайте, Кэмп. Давайте, Лучано. С Богом… Двум смертям не бывать, как отмечают наши бывшие «восточные противники»… Кэмп! Если это окажется не «Огайо» – вы мой враг навеки! Шучу… Смит, подмените меня на семь минут, мне надо в гальюн…
– А кому не надо в гальюн перед концертом, – ворчит Малыш Джереми, перебираясь по-крабьи за капитанский монитор.
Свист вертолетных винтов с кормы усиливается; по амбразурам скользит тень. Увечный «Воробушек» быстро уменьшается в размерах, становясь маленькой блестяшкой меж сумрачным и золотистым.
Один час семнадцать минут.
– Капитан, сэр, вертолет пошел на дичь! Время подлета шесть минут.
– За капитана Старший помощник. Принято и зафиксировано, Лучано… Кэмп?
– «Стрекоза» ушла. Время подхода и поиска порядка получаса до первого буй-пейджера… Старпом, сэр.