– Я бегать за тобой не намерен, – предупредил незнакомец. – Понял?
Максимка утвердительно сглотнул.
Выглядел незнакомец нестарым, лет тридцати на вид. Явно не бомж, одет хорошо, может, только чересчур легко для зимы. Схватить Максимку не пытался, резких движений не делал, просто изучал серыми глазами. Взгляд у него был не строгий, а грустный, скорее даже потерянный.
Может, какой обиженный водила выследил и догнал? Максимка отчаянно перебирал варианты. Или… Блин, маньяк-чикатило! Точно! В безлюдном месте, странный… Максимка поежился. Рука непроизвольно дернулась к карману куртки, где пряталась китайская «бабочка». Старшие ребята учили в таких случаях размахивать ножом и кричать: «Рожу располосую, паскуда!» Максимка несколько раз тренировался перед зеркалом, выходило убедительно.
– Я не маньяк, – вздохнул незнакомец. – И не из полиции.
Максимка некоторое время рассматривал собеседника и вдруг явственно ощутил, что тот, правда, не маньяк и не следователь.
– А кто?
– Ну… – незнакомец шумно выдохнул. – Как тебе сказать… – Незнакомец помолчал, пожевал губами и крякнул досадливо: – Волшебник я, понял?.. В Деда Мороза веришь? Нет? Жаль…
– Добрый или злой? – Максимка усмехнулся, принимая правила игры.
– Не знаю, – развел руками незнакомец.
– А докажите! – Максимка справился с оцепенением и на всякий случай отбежал на несколько шагов. Остановился поодаль.
Незнакомец дернул плечом.
– У тебя на левой руке ниже локтя нацарапано слово: «ЛЕНА». Гравировку ты наносил непишущей шариковой ручкой. Макароны не вываливаются из дуршлага, потому что длинные. Но даже если бы они были в форме шариков, дуршлаг пришлось бы долго трясти. В мужском туалете в дальней кабинке под бачком кто-то прячет вырезки из журналов с голыми женщинами. Не знаешь кто?
Максимка потупился.
– Сегодня, – продолжал незнакомец, – ты обидел хороших людей. Они помогают, чем могут и как умеют. И ты это знаешь, но все равно обидел. Про шоссе вообще молчу… Скольким ты сегодня испортил праздник? Заслужили они это? Скажи, Максим Изотов, вот ты добрый или злой?
– А за что мне быть добрым? – ощерился Максимка. Обида подступила снова с неожиданной силой. – Вот вырасту, заработаю гору денег… И тогда все узнаете…
Максимка замолчал. Его душили слезы.
Незнакомец покивал своим мыслям, снова вздохнул. После нахмурился и велел:
– Поди сюда. У тебя апельсин в кармане, отдай мне.
Максимка послушно подошел, протянул оранжевый шарик, уже изрядно помятый.
– Я дарить тебе ничего не стану, – пояснил незнакомец. – Но поменяться могу.
Сам извлек откуда-то точно такой же.
– Это непростой апельсин… волшебный. Если сожмешь в руке и задумаешь желание, то оно исполнится. Вслух проговаривать необязательно, достаточно представить в уме. Попробуй.
– По-настоящему?
Максимка шмыгнул носом, почесал затылок. Волшебная палочка в форме апельсина… Чего бы ему хотелось. В голове вертелось: коньяк «Мартель». Сам он никогда в жизни коньяк не пробовал, но по рассказам старших, ничего вкуснее в мире не существовало. Пальцы слегка закололо, будто занемела рука. Больше ничего не происходило.
– Вот твой «Мартель», – незнакомец поднял с земли пластиковый пакет, на который Максимка не обратил внимания, продемонстрировал плоскую стеклянную бутылку. – Ничего сложного. Запомни, все перестанет действовать нынче в полночь. Предметы, вещи, что ты, гм… наколдуешь, исчезнут также. Сказку про Золушку знаешь? Вот так и бабочки…
– А он все сможет?
– Все, что сумеешь представить.
– Прикольно, – усмехнулся Максимка. – Я подумал, вы меня накажете…
Незнакомец невесело улыбнулся в ответ:
– Ты правильно подумал.
И исчез.
Максимка не понял – как, просто с каким-то хлопком ресниц того не стало.
Заброшенная трансформаторная будка, выбранная под эксперимент, напоминала оптовый склад. Под ногами валялись груды сникерсов, упаковки с колой, сырокопченая колбаса, банки черной и красной икры, брикеты мороженого, блоки сигарет. Когда шоколад полез в уши, а от колы началась икота пузырями, Максимка изобразил несколько сотовых телефонов, пару ноутбуков и здоровенную плазменную панель. Незнакомец не обманул. Чудесный апельсин являл любую цацку, желаешь – поштучно, желаешь – мелкими партиями. Остановиться Максимка смог, только когда снаружи появился лакированный черный джип, едва уступающий размерами самой трансформаторной будке. Откинувшись на кожаном сиденье, Максимка заключил, что непостижимым образом вытащил тот самый счастливый билет и жизнь удалась. Хотелось похвастаться перед остальными.
Сперва Максимка решил подкатить к детдому на машине, но передумал: водить не умел, да и правил не знал. Возвращаться пешком было лень. Он нашел иной способ перемещения, простой и элегантный: сжал апельсин рукой и… очутился в спальне мальчиков.
С порога бухнул на стол пакет со снедью:
– Хавайте!
И залюбовался произведенным эффектом. На вопросы не отвечал, так, уклончиво, откуда – от верблюда, жрите, мол, пока дают.
Хлопнул Санька по плечу:
– Пойдем, погуляем!..
Гулять Максимка решил непременно к центру города. Туда, где стояли наряженные елки, переливались красками гирлянды и били фонтаны огней. Туда, где кипела настоящая жизнь. Скоро стемнеет и станет особенно здорово. Только один вечер такой в году, завтра будет уже не то, пропадет предвкушение. Максимка спешил, боялся не успеть. Теперь-то он выпьет свой праздник до капли.
Путь лежал через гаражи. Обычно детдомовские не совались туда поодиночке, опасаясь схлестнуться со шпаной из соседних домов. Зато бандой ходили, где хотели. И редко кто отваживался оспаривать это право. «Детдомы» дрались отчаянно и жестоко, с пеленок привыкнув выгрызать себе место под солнцем. И как бы меж собой друг к другу ни относились, за своих стояли до полусмерти.
Уверенность переполняла, хлестала через край, и Максимка без колебаний двинулся через кооператив напрямик, даже желая встречи с местными. Так оно и случилось. Максимка завидел их издалека, стайку, гоняющую по кругу бутылку портвейна. Он мог бы легко уклониться от встречи, пройти по соседнему проезду. Но упрямо двинулся вперед, не обращая внимания на Санька, тревожно вцепившегося в рукав куртки. Зацепка последовала незамедлительно.
– Эй, пацанчик! Хиляй сюда! Есть чо?
– Хрен в очо, – Максимка презрительно сплюнул.
– Ух ты, какой дерзкий…
Его обступили полукругом, несколько раз толкнули, сорвали шапку, чтобы не убежал.
– С какого района?
Упражнений с чужой шапкой Максимка знал два: «собачка» и «дискотека». Сейчас Максимка должен будет канючить свое имущество обратно, покорно снося тычки и оскорбления. Шапка будет ходить по рукам до тех пор, пока присутствующим такое развлечение не наскучит. И те всем колхозом не спляшут на ней танец победы. Весело же, правда?
В левую руку отдалось привычным покалыванием. А правой Максимка извлек из косого курточного кармана совсем не игрушечный пистолет модели изобретателя Макарова. Стрелять Максимке довелось единожды, но зато от души. На день милиции в детдом приезжали шефы из РОВД. Проводили эстафету, «Зарницу» и возили в закрытый тир. Поэтому Максимка вполне уверенно снял пистолет с предохранителя и дослал патрон.
– Э, пацан, ты че? Мы пошутили…
– А я – нет, – процедил Максимка. – Шапки свои сюда, быстро! – И, видя, что компания не торопится воспринимать его всерьез, без колебаний шарахнул в воздух. – Сейчас по ногам начну шмалять, козлы!
На землю полетели однотипные китайские вязанки, неизвестно за что прозванные в народе «пидорками». Санек собирал трофеи.
Максимка огляделся по сторонам и определил весь букет головных уборов в вязкую незамерзающую жижу, скопившуюся под протекающей бочкой-маслосборником, куда сливали отработку, помывочный бензин и бог весть что еще. Старательно распределил по поверхности и притоптал ботинком.
Местные притихли. Со смесью недоверия и ненависти провожали обидчика глазами. Второй выстрел заставил их втянуть головы в плечи, то Максимка эффектно хлопнул опустошенную бутылку.
– А сейчас сделали так, чтобы я вас искал! – и повел стволом из стороны в сторону. – Всосали, нет?..
Упрашивать никого не потребовалось.
Максимка чувствовал себя героем. Приосанился, грудь выпятил колесом, даже походка преобразилась, раньше таскался носом вниз, а теперь вышагивал гордо, глядя поверх голов. Из никчемыша, жалкого воробышка, подбирающего крохи, он на глазах превращался в хозяина жизни, который мог все.
Сначала Максимка с Саньком завернули в «Макдоналдс» и обожрались там так, что едва выползли из-за стола. После наигрались в автоматы. До икоты, до звона в ушах, до потери пространственной ориентации. Затем обкушались еще и мороженого. Санек не задавал вопросов. Для него само внезапно свалившееся счастье было важнее причины, его объясняющей. Долго гуляли по улицам, глазея на витрины дорогих бутиков. И если Санек с обычным праздным любопытством, то Максимка уже нет. Он примерялся, изучал, какие блага можно взять от жизни еще.
В одном из кафе Максимка увидел Лену. Та сидела с каким-то невзрачным кавалером за столиком напротив окна. Кавалер захватил Ленины ладони и о чем-то непрерывно говорил. Стихи читал, наверное. Рядом в вазе сиротливо стояла одинокая роза.
Так вот на кого Лена их променяла. Хотя, что значит «променяла»? Кому они, нафиг, нужны? Трудные, дерзкие, злые. Кто ж по собственной воле с ними останется? Да еще в Новый год? Разве что Баба Галя. Так уж сложилось. Мужа у нее нет, дети взрослые, разъехались. Да и не сладилось у нее с детьми своими, сама рассказывала. Осталась она в детдоме одна на всех. Такая вот семья… А Лена – что? Практику доработает свою и не вспомнит…
Ну и пусть! Максимка проглотил комок. Беспомощно огляделся. Он не хотел больше оставаться здесь, но и уйти просто так не мог. Взгляд его упал на витрину ювелирного магазина напротив. Там в золоченом ведерке, трогательные и роскошные, стояли белые тюльпаны, каких Максимка и не видел никогда. Все произошло как-то само собой. В руках вдруг оказалась охапка таких же.
Велел Саньку:
– Поди, отнеси.
А сам остался снаружи, словно наблюдая сцену немого кино. Лена смутилась, неловко приняла цветы и обернулась к нему. Помахала рукой. Максимка не ответил, остался стоять, как стоял. После развернулся и зашагал прочь.
Важно первым отвести взгляд, первым уйти. Чтобы не думать, что тебя бросили. Никогда. Никогда.
Вернулись на такси. Поначалу горбоносый водила отказывался везти наотрез, долдонил: «двойной счетчик» – и все. Понятно, много ли возьмешь с двух пацанов? Пока Максимка не вытащил из кармана ворох мятых пятитысячных купюр. Швырнул небрежно: газуй, мол, дядя!
Их отсутствия никто не заметил: в детдоме кипела суматоха. В большом зале накрывали длинный стол. Туда же притащили цветной телевизор и магнитофон с колонками. Старшие, выставив на дверях стрему, осторожно вскрывали пачки с соком и бодяжили дешевой водкой. Такие пачки помечали особенным образом и отставляли в сторонку. Праздник обещал быть веселым.
Все собрались ровно в десять. В десять ноль одну зычным своим голосом Галина Арнольдовна кратко подытожила события года уходящего, зачитала поздравление с годом наступающим, предупредила о неотвратимой каре за распитие спиртных напитков и возвестила о долгожданном начале банкета.
Максимка почти ничего не ел. Что, пожалуй, было не странно. Потягивал неправильный сок и думал. Он вновь ощутил себя на уроке математики, на одной контрольной, когда случайно на перемене подсмотрел решение в учительской тетрадке. Все чего-то пыхтели, пыжились. Отличники, так те больше других. А он, махровый троечник Изотов, сделал работу за пятнадцать минут и поплевывал в потолок. Такого чувства собственного превосходства, пусть краткого, но чрезвычайно яркого, Максимке больше испытывать не доводилось. До сегодняшнего дня.
В новогоднюю ночь все втайне ждут чуда. И только он знает, что чудо будет только у него.
Максимка бросил взгляд на часы – почти половина двенадцатого. Праздник выходил на финишную прямую. Пора. Пришло время загадать то самое желание, главное. В голове шумело. То ли от неправильного сока, то ли от ответственности момента. Вдобавок, вокруг бегали, кричали, грохотала музыка. Максимка крутил волшебный апельсин в пальцах и не мог собраться с мыслями.
Разозлившись, ушел в спальню. Уселся на кровать. Чего же он хочет? Ну, счастья. Чтобы все было хорошо. Чтобы у него была семья. Настоящая. Чтобы… Максимка прикрыл веки, стараясь задержать пойманное ощущение. Однако ничего не происходило. Он попробовал снова и с тем же эффектом. Может, волшебство перестало работать? Нет. Запрошенный чемодан денег апельсин выдал мгновенно.
Максимка обхватил голову руками. Так, спокойно! Нужно просто представить. Просто представить…
Вот, мама. Это такое теплое облако, что часто являлось в снах. Как мама выглядела, Максимка не знал. Да и это и не важно. Главное, что она его любит больше всего на свете, и он больше всего на свете любит ее.
– Ну давай! Давай же! – Максимка бессмысленно сжимал оранжевый шарик.
Теплое облако апельсин сделать не мог. Да и живого человека, наверное, тоже. Это же не палка колбасы.
И тут на ум пришли слова незнакомца. Про наказание, и про то, что можно представить… Максимка вдруг все понял, каким-то глубинным чутьем ощутил, боясь себе признаться…
Слишком просто все выходило, слишком гладко. С какой это стати ему, детдомовскому волчонку, преподнесли такой роскошный подарок. Ведь даже в самых добрых сказках награду предстояло заслужить. Так то еще в сказках. А в доброту реального мира Максимка отучился верить давно.
Чего стоят все эти блага, все несметные богатства, если через несколько минут они истают без следа? Теоретически можно было, конечно, положить деньги в банк или обменять, скажем, на алмазы. Но это только теоретически. Что может успеть мальчик без родителей вечером тридцать первого декабря? Да и не о том Максимка думал сейчас.
Он поджал колени и тихо завыл. Затянул на одной ноте протяжно и бессмысленно.
Несколько людей, живущих вместе, еще не семья. А дом – не просто квартира или жилплощадь. Мамино теплышко не купить даже за все золото мира. Это не вещи.
Распахнулась дверь.
– Чего сидишь? – позвал его кто-то. – Новый год уже!..
Максимка на ватных ногах вышел к столу. Музыку выключили, что-то говорил телевизор.
Нет! Не может быть! Так – слишком плохо, слишком жестоко. С детьми так не поступают, да еще в Новый год.
– Я все понял. Все понял, – шептал Максимка, как заклинание. – Ну пожалуйста! Ну что тебе стоит? Ну?..
Забили куранты. Все заорали: «Ура!»
Сердце тревожно застучало. Кто-то ввалился в зал в костюме Деда Мороза, и Максимке на миг почудилось, что это тот самый, встреченный… Но увы! Дедом Морозом оказалась Баба Галя. Как и полагается заведующей в соответствующих обстоятельствах, была она с красным носом, в съехавшей набекрень бороде, слегка принявши на грудь и с мешком подарков.
В отчаянии Максимка забился в самый дальний угол. Он сжимал апельсин до тех пор, пока из него не потек сок…
Проснулся Максимка совершенно разбитым. Что-то с ним произошло вчера, что-то плохое. Максимка пытался вспомнить, но не мог. Болела голова, саднило во рту. Максимка поморщился и приклеился лбом к холодному оконному стеклу. Стало немного лучше.
Прибежал Санек, покрутился немного для вида и робко заглянул в глаза:
– Пойдем в «Макдоналдс» сегодня? А в автоматы?..
– Нет! – зло отрезал Максимка.
И пошлепал в умывалку. Долго плескал в лицо ледяной водой. Лучше бы вообще не было вчера. И апельсина этого.
– Ненавижу! – Максимка зажмурился и скрипнул зубами. – Ненавижу!..
– Кого ненавидишь-то?
Позади, привалившись спиной к стене, стоял давешний незнакомец. Голову чуть склонил набок, руки скрестил на груди. Максимка не испугался, даже не вздрогнул.
– Всех! И себя. И вас… Вас – больше всего!
Незнакомец усмехнулся.
– За что же?
– За то… За то, что вы не делаете лучше! Можете и не делаете!
Незнакомец дернул плечом в излюбленной своей манере и вздохнул:
– Ты за полдня понял то, на что иным требуется жизнь. Получил урок, жесткий, но необходимый. Пусть ты еще не осознал того, но ты изменился. И уже не станешь таким, каким мог бы. Дело в том, что лучше – это не всегда приятно. Это, как правило, наоборот.
– Приятно, – передразнил Максимка. – Да лучше б вы меня убили! Хлопот меньше…
Тщательно вытерся вафельным полотенцем и направился к выходу. Разговаривать он больше не хотел. От души брязнул дверью на прощание.
Незнакомец остался недвижим. Некоторое время стоял, не меняя позы, потом, неуловимо изменившись в лице, так с разворота впечатал в стену кулак, что по полу разлетелись осколки кафельной плитки и цементное крошево.
Троллейбусную остановку оккупировала галдящая ребятня: детский дом ехал в цирк. Редкие пассажиры жались в сторону и со смесью восхищения и сочувствия взирали на Галину Арнольдовну, в одиночку отважившуюся сопровождать такое локальное стихийное бедствие. На самом деле, неуправляемая с виду толпа подчинялась четким стайным законам. За малышней приглядывали старшие, всякий видел краем глаза соседа. Баба Галя вообще может уснуть, никто не отобьется, не потеряется и не отстанет. Разве что только по собственному желанию. Но тут уж, как говорят: вольному воля. На цепи никого не держат.
Подкатил полупустой троллейбус. Максимке досталось место у окна. Он смотрел на грязные сугробы, на сонных дворников, собирающих мусор и пустые бутылки, оставшиеся после ночных гуляний. Даже гирлянды мерцали как-то тускло. От праздника не осталось и следа. Проносящиеся пейзажи как нельзя более соответствовали настроению, на душе было гадко и тоскливо.
– Цирк! – прохрипел динамик, выдернув из невеселых размышлений.
Салон разом опустел. Максимка встрепенулся и заспешил было за своими. Но чья-то рука легла на плечо, удержала: