– Что тебе стоит посмотреть в окно, прежде чем одеваться? – недоумевала Мариша.
На что папа с чувством собственного достоинства, которое он не терял никогда, отвечал, что он именно так и делал.
– И там светило солнце, клянусь тебе! Просто за то время, что я одевался, собрались тучки.
В принципе такое запросто могло быть, потому что папа никогда-никогда-никогда не собирался меньше часа. А за час наша питерская погода способна и не на такие метаморфозы.
Мариша помогала папе где могла и когда могла. Но она и сама чувствовала, что мрачные мамины предсказания сбываются самым неприятным для нее образом. В быту папа оказался настоящим ребенком и даже хуже того. Потому что ребенка можно было просто взять за руку и отвести туда, куда нужно, а папа еще имел свои принципы, свои представления о том, как нужно поступать в том или ином случае, и требовал, чтобы с его мнением обязательно считались, даже если дочь настаивала сделать по-иному.
– Я лучше знаю! Жизнь прожил!
В результате всех этих бытовых трудностей, беготни и хлопот Мариша похудела на три килограмма и чувствовала себя не лучшим образом. Да еще мама регулярно ехидно осведомлялась, долго ли ее дочь собирается мучить себя ради человека, который за всю жизнь пальцем о палец ради нее не ударил.
– То, что он платил на тебя алименты, так это просто потому, что иначе он не мог. Времена тогда были такие, что не заплати он алименты вовремя и в полном объеме, его советская власть посадила бы за решетку!
– Мама, я не ради алиментов.
– Тогда что ты от него хочешь? Надеешься, что наследство и квартиру он тебе оставит? Тоже не факт! Я узнавала, у него есть еще ребенок.
– Ну при чем тут квартира!
Поняв, что с этой стороны ей дочь не урезонить, мама попыталась использовать свое испытанное оружие – обиду.
– Интересно мне знать, ради меня ты бы стала так стараться? Или оставила бы меня помирать в грязи, одиночестве и запустении, а сама помчалась бы к своему ненаглядному папочке?
– Мама, типун тебе на язык.
– Не пойму, чем он тебя улестил! – не сдавалась мама. – Меня-то ты на дачу загнала, за тридевять земель, а его поближе к себе поселила.
– Мама, он сам так захотел – жить со мной рядом! И позволь тебе напомнить, желание жить на свежем воздухе было тоже целиком и полностью твоим. И квартиру я тебе поменять предлагала, но ты всякий раз находила предлог, чтобы остаться на прежнем месте. Дескать, магазины и поликлиника тебе там знакомы. А отец даже из другого города не побоялся сняться и ко мне поближе переехать.
Мама в ответ обиженно вздыхала и, прибегая к испытанному средству, уверяла, что у нее сильно кружится голова и сейчас она точно потеряет сознание. Голос у нее при этом был такой слабый, что у Мариши у самой сердце щемило. И приходилось или мчаться к маме, а это не такой уж близкий путь, или просить соседей, чтобы те заглянули к маме и проверили, жива ли еще старушка. Хотя Мариша в душе понимала, что ее мама просто притворяется, но у нее крошечное сомнение оставалось. А вдруг нет? Вдруг маме и впрямь стало плохо после их эмоционального разговора? Ведь это же мама, и мама безмерно любимая, которой Мариша могла простить все на свете, даже такое негативное отношение к ее отцу.
Зима в плане лавирования между своими родителями для Мариши была самым сложным периодом. Потому что в теплое время года мама жила на даче практически безвылазно, лишь изредка одаривая своих близких телефонным звонком. Там у пожилой дамы было много дел в огороде, в саду и просто по хозяйству, поэтому мамино недовольство несколько заземлялось. И Марише доставалось от нее негатива поменьше. Но этой зимой мама перебралась в город, поручив свой курятник, собак и прочую живность соседям, которым за эту услугу обещала весь доход от птицы в виде яиц и цыплят.
– И молоко от коз, и шерсть от овец, пусть берут все, мне не жалко. Даже ягнят с козлятами, если без меня родятся, пусть тоже забирают!
Марише даже казалось, что на столь радикальные меры ее мама пошла исключительно для того, чтобы быть ближе к дочери и внукам и контролировать влияние своего бывшего мужа на их неокрепшие умы.
– Что бы ты мне ни говорила, а человек он дурной!
– Не может он быть совсем плохим, раз уж ты когда-то за него замуж вышла.
– Дурой я тогда была! Полной дурой! А ты моих ошибок не повторяй. И что с того, что по документам он тебе отцом числится, а твоим детям – дедом? Держись от него подальше! Ах, как жаль, что ты мне сразу же не сказала, что этот человек вновь нарисовался в нашей жизни!
И теперь Марише приходилось всякий раз изворачиваться и придумывать отговорки, чтобы навестить папу, не уведомляя об этом маму. Это ей удавалось далеко не всегда. И всякий раз, когда маме доводилось узнать о том, что ее дочь была у «этого человека», настроение у женщины портилось конкретно. Причем у мамы словно бы чутье просыпалось: стоило Марише пойти к отцу, как мама уже звонила ей.
– Ты где? – подозрительно осведомлялась она. – Почему не дома? Куда идешь?
И Мариша знала, если сказать правду, мама немедленно примется «умирать», лишь бы не допустить очередной встречи дочери с отцом. Чего в этом было больше, материнской ревности или заботы, Мариша сказать затруднялась. Сдавалось ей, что того и другого поровну. А еще примешивались чисто женская вредность и мстительность. Мама не могла забыть Маришиному отцу его многочисленных измен и развода. И поэтому при всяком удобном случае старалась ужалить его побольнее. А если такой случай слишком долго не подворачивался, фабриковала его сама.
Мама всячески подчеркивала, что запретить Марише общаться с отцом, конечно, она не может, но ей это будет очень неприятно. Причем красок в описании своих ощущений она не жалела. И с короткого поводка дочку не спускала.
Вот и сейчас, стоило Марише выйти из школы и направиться в сторону папиного дома, как у нее в кармане немедленно раздалась вибрация. Почти не сомневаясь, кто это ей может звонить, Мариша извлекла смартфон. Конечно, это была мама. И конечно, она хотела знать, где находится ее ненаглядная дочь.
– Я в школу ходила, относила подарки для ребят Донбасса, – быстро сказала Мариша и, даже не ожидая вопроса, куда она направится дальше, добавила: – Сейчас по магазинам, а потом домой. Вернусь, позвоню тебе на домашний телефон. Или у тебя ко мне что-то срочное?
– Нет. Ничего срочного.
– Тогда до вечера?
Но от мамы не так-то легко было отделаться.
– А ты точно только в магазины идешь? – спросила она с тревогой в голосе.
– А куда еще?
– Мало ли…
– Ладно, мама, я уже вхожу в магазин, тут люди, неудобно говорить.
Получив интересующую ее информацию, мама не стала настаивать на продолжении разговора и отключилась. А Мариша, и впрямь забежав по дороге в магазин, поспешила к отцу. Несмотря на то что сегодня обошлось без материнского выговора, на душе у Мариши все равно было несладко. Сколько еще ей придется врать и выкручиваться, добиваясь возможности повидать своего отца? А потом, повидав его и будучи уличенной в этом, каяться и извиняться, словно это невесть какой тяжести проступок?
– Надоело! – бурчала Мариша. – Что я ей, девочка? Чего она мной все время манипулирует? В конце концов, я уже не ребенок! Хватит ей мною помыкать.
И все же Мариша знала, что никогда не отважится на открытый бунт против матери. Не потому, что боялась, а потому, что любила эту чудаковатую и не всегда добрую к окружающим женщину. Любила и принимала ее такой, какая она есть. Да и вообще, не так уж долго им осталось быть вместе на этом свете, так не стоит ли немножко подвинуться, чтобы дать маме ощущение уверенности в том, что дочь у нее полностью под контролем и, стало быть, той ничего не грозит?
Покончив с покупками, которые просил ее сделать отец, Мариша изо всех сил спешила к его дому. Еще на подходе она подняла глаза и убедилась, что окна папиной квартиры ярко освещены. Свет горел и на кухне, и в большой комнате, и даже в маленькой.
– Транжира!
Мариша не могла сдержать улыбки. Несмотря на все свои ошибки, совершенные им по жизни, в том числе и по отношению к старшей дочери, отец вызывал у Мариши чувство нежности и стремление защитить его. Пусть он был старше Мариши, пусть он был ее отцом, но в душе он был и оставался сущим ребенком, не способным даже хорошенько позаботиться о самом себе. И нежность, которую испытывала к своему отцу Мариша, отчасти проистекала еще и от этой его беспомощности.
К своей маме Мариша таких трепетных чувств не испытывала. Мама всегда могла позаботиться не только о самой себе, но и о своих окружающих. А вот отец не умел. Значит, это должна была сделать она – его дочь. Мама могла воображать себе всякое, но Мариша точно знала: она заботится о своем отце вовсе не из чувства долга, а просто потому, что ей приятно общение с этим человеком. И каждую минуту, проведенную с ним вместе, она воспринимает как нежданный подарок судьбы, свалившийся на нее пусть и несколько с запозданием.
Что послужило причиной тому, что отец оставил столицу и перебрался в Питер, Марише так и не удалось выяснить. Несколько раз Мариша пыталась подступиться к этому вопросу и узнать, что же приключилось, почему от папы ушла его жена. Но отец неизменно уходил от прямого ответа. Он лишь сказал, что эта женщина ему изменила и он больше знать ее не хочет.
Только измена – изменой и развод – разводом, но ведь в Москве оставалась младшая дочь папы – Алиска, с которой папа был много ближе, нежели с Маришей. Почему же папа не остался в Москве с Алиской? Ответа на этот вопрос отец ей упорно не давал. В конце концов Мариша поняла, что отцу не хочется говорить на эту тему, и больше с вопросами к нему не приставала.
Поднявшись на лифте на нужный этаж, Мариша позвонила в дверь. Позвонила один раз, второй, потом третий. Никто не открывал. И даже звуков, которые бы говорили о том, что ей собираются открыть, изнутри не доносилось.
– Заснул, что ли?
В принципе такое запросто могло случиться. Как уже говорилось, родитель ее отличался редкой рассеянностью. И иной раз, пригласив к себе гостей, умудрялся забывать об этом вплоть до их появления на пороге. И потому неоднократно случалось так, что отец в домашних брюках и подтяжках встречал гостей, явившихся к нему при полном параде, с тортом, коньяком и букетами. В таких случаях отец звонил Марише, интересуясь, что же ему предпринять.
К удивлению Мариши, после переезда отец совсем недолго пробыл один. У папы в их городе оказалось изрядное количество старых друзей и знакомых, которые, узнав о его приезде, поспешили нанести ему визиты, а потом стали бывать у него регулярно. И Марише иной раз даже казалось, что отец лишь делает вид, что забыл о том, что пригласил их к себе. А на самом деле ему элементарно не хочется возиться с приготовлениями к приему гостей. Он ждет до последнего, а когда гости все же появляются, звонит Марише, и та решает проблему.
Но сейчас в квартире было тихо. Похоже, включив иллюминацию повсюду, папа сладко спал. Отчаявшись его добудиться, Мариша пошарила по карманам и нашла ключи. Риелтор дала им при передаче квартиры три комплекта, и один из них отец тут же торжественно вручил Марише.
– Чтобы ты всегда могла бывать у меня, – заявил он ей в тот раз.
Это прозвучало очень приятно для слуха Мариши, но, увы, оказалось не совсем правдой. Иногда случалось и такое, что дверь в папину квартиру бывала закрыта изнутри на задвижку. И тогда, потоптавшись перед дверью, Мариша вынуждена была уходить ни с чем. Папа потом объяснял, что спал и не слышал звонков.
– Так ты не закрывай на задвижку, если ложишься вздремнуть!
Папа обещал, но раз за разом ситуация повторялась. И наконец Мариша поняла, что иногда папа просто не хочет ее видеть. Бывали у него и такие моменты.
Но сейчас дверь поддалась усилиям Мариши и приоткрылась. И в тот же момент Мариша услышала за своей спиной чей-то голос:
– Добрый вечер!
Обернувшись, она увидела сухонькую старушку, которая жила в квартире напротив и, как казалось Марише, испытывала нешуточный интерес к ее папочке. Впрочем, Мариша могла понять соседку. Несмотря на возраст и тросточку, ее отец мог считаться завидным кавалером. Он обладал мягким бесконфликтным характером, практически не пил, смешно шутил и выглядел очень даже неплохо для своего возраста.
Это в первый момент после долгой разлуки он показался Марише сгорбленным и одряхлевшим, но постепенно к папочке вернулись жизненные силы. И временами Мариша даже обнаруживала в квартире предметы женского туалета. То шелковый шейный платочек, то мягкие мохеровые носочки веселой расцветки, то расческу или помаду. Конечно, могло быть и так, что эти предметы забывали у отца его старые друзья и знакомые, являвшиеся к нему с женами. Но почему-то визитеры мужского пола свои вещи у отца дома никогда не забывали.
Мариша тоже поздоровалась с соседкой, которая с любопытством смотрела на нее.
– А вы к папочке?
– Да.
– А его нет. Он ушел.
– Ушел? – удивилась Мариша. – Куда ушел?
– Ну, этого я уж не знаю, да только ушел. И не один.
Последняя фраза была произнесена столь многозначительно, что Мариша невольно спросила:
– А с кем же он был?
Соседка поманила ее к себе поближе, а потом прошептала:
– С девушкой!
– Да вы что? У папы кто-то есть?
Соседка покачала головой:
– Вряд ли это была его подружка… Ну, в том плане, в каком вы спрашиваете. Слишком молоденькая. Моложе даже вас, милочка.
Слышать, что ее считают молоденькой, было очень приятно. Такое Мариша была готова слушать хоть целый день. И поэтому сейчас ей стоило некоторого труда вернуться к теме своего интереса:
– А как она выглядела?
– Очень хорошо! – с жаром воскликнула соседка. – Такая красотка! Загляденье!
– Вот как… Молодая и красивая.
– Я вам ее сейчас опишу. Вдруг вы ее знаете?
Мариша молча кивнула в знак согласия.
– Длинные светлые волосы, в хвост забраны. Сама стройная. Лицо такое симпатичное, взгляд открытый. Только вот одета как-то странно.
– И в чем же странность?
– Обычно такие красивые девушки сознают, что они красивы. Стараются как-то подчеркнуть свою красоту. Юбочка пышная, каблучок на ножке, ленточки всякие, сумочка симпатичная. А эта девушка хотя на личико была очень даже ничего, а вот мужчин ее вид вряд ли цеплял.
– Да почему же?
– Потому что совсем просто одета. Куртка какая-то бесформенная, типа аляски, грязно-зеленого цвета. На ногах рейтузы. Ботинки, в каких только Северный полюс штурмовать. Шарф вокруг шеи намотала в пять рядов, самой шеи и не видать. Насчет груди я вообще молчу. И не рассмотреть, есть она там или нет. Со спины посмотришь: то ли девушка, то ли какой-то пацан. Личико только красивое, что да, то да.
– А вы эту девушку тут раньше видели?
– И много раз, – подтвердила соседка. – А до нее другие захаживали. Ваш папенька говорил, что это дочери его знакомых. Только сколько же у него знакомых?
Мариша автоматически пожала плечами. Когда отец звал ее в гости, чтобы знакомить со своими старыми друзьями, она шла без всякого восторга. Нет, они были славные дядьки, но почти все либо старше отца, либо одного с ним возраста. И жены их были тоже в возрасте. И ни одной молодой женщины, насколько Мариша помнила, ей в гостях у отца видеть до сих пор не доводилось.
Но если у отца есть подружка или даже подружки – это его личное дело. Конечно, Мариша не одобряет, потому что связь с молодой женщиной – это для такого потрепанного организма всегда лишний стресс, но если отцу хочется… Что же, его дело.
Сейчас Маришу интересовало другое:
– А давно они ушли?
– Давно. Уже больше часа – это точно. Может быть, даже около двух.
И заглянув к себе в квартиру, где у нее прямо напротив входной двери висели круглые часы с большими стрелками, она подтвердила:
– Уже даже больше двух часов.
Ничего себе! Два часа! Хотя в том, что ее отец забыл о встрече с дочерью, для Мариши не было ничего удивительного. При папиной рассеянности было бы удивительно, удержи он такой пустяк в своей памяти. Но куда же отец направился? Обычно он избегал так надолго покидать свою квартиру. И даже походы в магазин старался сделать как можно короче. Или это с ней, с Маришей, он торопился домой? А вот с какой-то молоденькой девушкой мог спокойно гулять по темным улицам города часами?
И нечто похожее на ревность внезапно больно царапнуло Маришино сердце.
Глава 2
Мариша ждала отца уже целый час. И тревога, которая вначале была совсем легкой, все больше сгущалась. Отец не возвращался, он не отвечал на звонки, а между тем погода на улице была совсем не прогулочная. За окном дул пронизывающий ветер, было чертовски холодно, да еще временами сыпал ледяной дождь. А ведь сейчас был декабрь. Обычно в эти дни деревья и улицы одевались в снежные наряды, готовясь к главному празднику в году, которым для подавляющего большинства россиян до сих пор остается Новый год.
И пусть Церковь сколько угодно твердит, что праздник – это и не праздник вовсе, а самое настоящее бесовское искушение для православных людей, которым в строгий Рождественский пост приходится делать выбор между обильным застольем и своими принципами, но пусть их. Новогодний праздник все равно продолжает победно шествовать по всему постсоветскому пространству.
Но в этом году природа словно бы нарочно решила испортить петербуржцам праздничное настроение. Снег выпадал всего пару раз, да и то таял немедленно. Температура держалась по большей части плюсовая, шли дожди, и вдобавок ко всему дули такие сильные ветры, что уже несколько раз смыкали затворы дамбы, препятствуя воде Финского залива захлестнуть город. Если бы не эта несколько лет назад все же предусмотрительно достроенная властями города защита, Питер бы обязательно посетило очередное наводнение.