Некоторые в толпе закивали в знак согласия. Другие оставались неподвижными. Но основная масса колебалась. Тут требовалось нечто большее, чем простое увещевание и давление на совесть.
— Дайте мне ключ, — я протянула руку, — я приказываю.
— Мы слушаемся только приказов правителя, — отрезал Игсу.
— Тогда позовите Биру!
— Правитель отдыхает. Ему слишком опасно находиться здесь.
— Тогда не мешайте мне делать то, что он не может!
— У вас кровь, госпожа, — вдруг раздался женский голос.
Я уставилась на протурбийку и не сразу вспомнила о своем ранении.
— Это схуры стреляли в меня. Но я и с ними справилась. Они доберутся и сюда, и вам всем бы лучше подумать, как бороться с ними, чем бить по рукам мне, когда я просто хочу помочь!
— Схуры… сухры рядом… схуры стреляли… — пронеслись шепотки в толпе. Народ заметно заволновался. Даже больше, чем перед лицом пузырчатой болезни.
— Разве вы не видите? — выступил в круг Игсу. Теперь он стоял рядом со мной и Каем, тоже привлекая на себя внимание толпы. — Уважаемая госпожа только приносит нам неприятности. Она разозлила схуров, которых нельзя злить. Теперь она хочет открыть двери, которые нельзя открывать.
— Схуров нельзя злить… — эхом подхватили десятки голосов.
Он повернул голову, окинул нас с Каем торжествующим взглядом и вполголоса скомандовал:
— Взять их!
Мужчины, в числе которых затесались и охранники из свиты Биру, подступили ближе. Перед моими глазами мелькнул заряженный арбалет, но прежде, чем я успела отшатнуться, Кай сделал молниеносное движение. Набросившись на не ожидавшего сопротивления охранника, он выхватил арбалет, ловко перевернул его в руках и нацелил на бывшего владельца, при этом закрывая меня собой.
— Уважаемая госпожа будет делать то, что хочет! — зарычал он, попеременно удерживая на прицеле каждого, кто пробовал пошевелиться. — Если она хочет войти в этот дом, она туда войдет!
Все протурбийцы, даже советники, заметно оторопели. Этого и следовало ожидать. Прежде Кай вел себя тихо и почтительно. Он не привлекал внимания, не так часто показывался на глаза рядом с Биру, как я. Никто не принимал его всерьез. До этой секунды.
Внезапно толпа расступилась. Правитель, собственной персоной, вышел вперед. Советники тут же почтительно склонились перед ним. Мальчик лет пяти шмыгнул из-за массивной фигуры Биру и спрятался за одной из женщин, стоявших неподалеку. Уж не он ли сбегал и позвал принца? В любом случае, появление правителя случилось как нельзя вовремя.
Биру, все в той же одежде, в которой мы совершали прогулку утром, помятый и хмурый, обвел нас взглядом. Алхас подобрался ближе и склонился к его уху. Послышался сбивчивый шепот. Глаза Биру прищурились. Он внимательно оглядел меня, затем Кая.
— Госпожа не войдет.
— Биру! — ахнула я.
Полукровка, обычно такой добрый и готовый исполнить любое желание, оставался непреклонным.
— Госпожа не войдет! — повторил он, а затем добавил тише: — Я не допущу, чтобы ты заболела и умерла. Этого не будет.
Я скрипнула зубами. Расценив это, как готовность уступить, Биру повернулся к своим людям.
— Все в порядке. Я разберусь сам.
Охрана отступила, а полукровка, наоборот, сделал шаг вперед, оттеснив Игсу на периферию круга. Сделал… и уткнулся носом в заряженный арбалет, который нацелил на него Кай. Я не успела моргнуть, как Биру своей мощной лапищей смел оружие в сторону и прошипел на нашем языке:
— Ты хочешь, чтобы тебя растерзали без права пощады, мой друг? Я сейчас спасаю твою… как это говорят? Задницу!
— Биру! — я встала между ними, теперь закрывая собой задрожавшего от ярости Кая. — Мне так много нужно тебе объяснить…
Он перевел на меня холодный взгляд.
— Объяснишь это в моей резиденции, госпожа. Объяснишь, почему ты ранена, куда делся автомобиль и где твоя служанка.
— Мы нарвались на Олимп… — я потупилась, — они знают, кто я… где я… и про сегодняшнее утро тоже теперь знают…
— Что?!
— Но сейчас мне нужно помочь больным детям! — я ткнула его пальцем в грудь. — Больным детям из твоего народа! Народа, который ты так ненавидишь за то, что тебе приходится ими управлять!
— Говори тише, госпожа, — с угрозой рыкнул Биру. Поверх моего плеча он посмотрел на Кая. — И ты помогаешь ей? Зайти в зараженный дом? Ты?!
— Госпожа будет делать то, что хочет, — ответил тот за моей спиной.
Полукровка выдохнул и покачал головой.
— Я не понимаю вас, людей. Хочу этого… но не понимаю.
Он повернулся и протянул советникам руку, обращенную ладонью вверх.
— Ключ.
— Н-но… господин… — заблеял Алхас.
— Ключ!
Получив то, что требовал, Биру передал ключ мне.
— Если ты войдешь, госпожа, мы не выпустим тебя обратно, пока не убедимся, что ты не больна, и не заболеешь. Это может занять несколько дней.
— Я понимаю, — кивнула я, принимая прохладный прямоугольник, — это разумная мера предосторожности. Но я не заболею.
По очереди я посмотрела на обоих мужчин, таких разных по характеру, но таких одинаковых в своей тревоге, и повторила:
— Я не заболею.
Отперев дверь, я приоткрыла ее. Внутри оказалось полутемно. Стало немного жутко. Всего на секунду я поколебалась в сомнениях, правильно ли поступаю. Но потом решительно отмела все ненужные мысли. Я поступаю правильно.
Кай хотел войти следом, но я загородила ему дорогу.
— Ты нужен мне снаружи, — прошептала я, — я боюсь, что они могут запереть нас тут вдвоем и уже не выпустить. Помоги Биру подготовиться к нападению Олимпа. Убеди его… если сможешь. И… дождись меня.
Он ничего не ответил, так и остался стоять с каменным выражением лица, когда я захлопнула дверь.
Шум с улицы сразу стал тише. Я постояла, привыкая к незнакомому помещению, его запахам и обстановке. В жилище лекаря, как и следовало ожидать, пахло травами. Не сказать, чтобы противно, но и не приятно. Скорее, аромат служил напоминанием о том, что здесь лечат болезни. Похоже, мужчина обитал тут один. Ни одной женской вещи не бросилось в глаза. Все строго, только минимум необходимого. Почему же здесь так сумрачно? Зачем на окнах опущены шторы?
Откуда-то из недр дома послышалось хныканье. Я провела рукой по стене, нащупала зону включения света. Яркий источник вспыхнул под потолком, а жалобные звуки стали громче. Ориентируясь на них, я двинулась вперед.
В дальней комнате, оборудованной под смотровую, с двумя обитыми кожей кушетками и рядом полок и шкафчиков, прятались дети. Двое мальчиков постарше сидели на полу, уткнув лица между коленей и закрыв головы руками. Третий, младший, лежал посреди комнаты, раскинувшись, и казался спящим. Я бросилась к нему, положила ладонь на влажный от пота лоб. Ребенок был еще жив, но его температура зашкаливала.
— Кто здесь? — простонал один из старших мальчиков, не поднимая головы. — Выключите свет!
— Это я, аххнур-иги, — поспешила успокоить я его и тут же догадалась: — У вас глаза болят от света? Это вы завесили окна?
— Да… аххнур-иги, выключите его!
Я поднялась с колен и выполнила просьбу. Комната снова погрузилась в мрак. Света, пробивавшегося из щелей в шторах, едва хватало, чтобы различать силуэты.
— Лекарь сказал, что вернется, но не вернулся. Он обещал привести маму… где она?
В его голосе звучало такое отчаяние, что я не сразу подобрала слова.
— Они вернутся позже, когда вы выздоровеете. Им пока нельзя входить. Ваши мамы послали меня, чтобы я помогла вам, потому что меня болезнь не тронет. Давайте-ка попробуем прилечь. Не нужно сидеть на холодном полу.
Но когда я потянула мальчика за плечо, чтобы тот поднялся на ноги и переместился на кушетку, моя голова вдруг закружилась. На миг потеряв ориентацию в пространстве, я больно ударилась об пол рукой и бедром, когда рухнула вниз. Хныкание детей сменилось испуганным молчанием.
— Вы точно не заболеете, аххнур-иги? — послышался настороженный голос.
— Нет, — процедила я сквозь зубы, заставляя себя не обращать внимания на боль в спине, и приняла сидячее положение, — это из-за того, что меня ранили схуры. Мне просто нужно немножко отдохнуть. Как и вам.
Мальчиков пришлось оставить там, где они и сидели. Шатаясь и хватаясь за стены, я обыскала дом и принесла им теплые одеяла и мягкие подушки, помогла обустроить постели на полу. Младшего, лежавшего в беспамятстве, кое-как перекатила на подстилку. Расстегнула на нем одежду, облила водой дрожащее в ознобе тельце, капнула немного на пересохшие губы. Затем напоила и обтерла остальных. Течение болезни было мне знакомо, но и ее исход тоже был известен. Я не тешила себя напрасными надеждами, мне просто хотелось сделать все, чтобы уменьшить страдания больных.
— Как давно вы болеете? — спросила я. — Это ведь случилось не сегодня?
— Как давно вы болеете? — спросила я. — Это ведь случилось не сегодня?
— Мама отпускает меня погостить у бабушки, которая живет в соседнем поселении, — ответил тот самый, старший, мальчик, который пока что чувствовал себя лучше всех. Он лежал на боку и смотрел на меня блестящими в полутьме глазенками, пока я меняла влажные повязки на их лбах. — Мы промочили ноги на болотах и остались у нее на ночь. А утром отправились обратно, но по пути Миссу уже стало плохо. Он едва мог идти, тогда мы его понесли. Как только показались дома, стали звать на помощь. Выбежал лекарь и позвал нас к себе. А потом вдруг убежал. А потом пришли вы, аххнур-иги…
— Зачем вы только пошли на эти болота, — покачала я головой.
— Это самый короткий путь и там не ходят схуры, — пожал мальчик плечами, — и мы увидели, что из земли торчат кости. Стало жуть как интересно…
Я уронила руки на колени. Любопытные мальчишки полезли трогать кости и подцепили заразу с останков. Потом отправились к бабушке. Я похолодела. Похоже, под угрозой эпидемии находилось не одно, а целых два поселения. Наверняка, старушка тоже слегла после ухода детей.
— Отдыхайте, я сейчас приду.
Я поднялась на ноги и побрела к входной двери. Прислушалась. Криков с улицы больше не доносилось. Я приложила ухо к прохладной поверхности. Нет. Тишина. Я постояла так еще немного, а потом не выдержала и позвала:
— Кай!
На миг мне стало страшно, что там, по ту сторону, совсем никого нет. Кто знает, что сделали с Каем после того, как за мной захлопнулась дверь? Послушает ли его Биру? Почему, вообще, я решила, что он будет до сих пор стоять тут? Может, мне уже никто не откроет и за мной никто не придет?!
— Кай! — позвала я громче, стараясь не паниковать.
— Да. Я здесь, — послышался его приглушенный перегородкой голос.
— Ох, спасибо звездам, ты здесь… — выдохнула я, сама не понимая, с чего меня вдруг так бросило в жар от облегчения.
Я прижала ладонь к двери, словно через нее таким образом могла докоснуться до Кая. Мне бы хотелось, чтобы сейчас он оказался рядом и обнял меня. Он всегда давал мне моральные силы, когда мои собственные истощались.
— Я отходил поговорить с лекарем, — заговорил Кай. — Ты должна меня послушать…
— Подожди. Мне тоже нужно кое-что сказать, — перебила я, — дети гостили у бабушки. Наверняка она уже больна. Пусть пошлют кого-то в то поселение. Эпидемию нужно остановить любой ценой.
— Хорошо, с этим я разберусь. Меня больше волнует твоя рана, белоснежка. Я не успел обработать ее. Как ты себя чувствуешь?
— Отлично, — соврала я, глотая слезы, — я совсем забыла о ней, пока помогала детям. Ты знаешь, они все горят.
— Тебе нужно проверить, идет ли кровь, — заговорил Кай деловым тоном, будто специально не хотел давать мне повод раскиснуть от сочувствия. — Если идет, ее нужно остановить. Промой рану. Лекарь сказал, что у него есть банка с зеленой крышкой. Найди ее. Там мазь, которую надо нанести. Одной рукой будет неудобно, но ты справишься. Большим и средним пальцем соедини края раны, указательным нанеси мазь. Подожди, пока немного подсохнет и сдигайся дальше. Это продезинфицирует ткани и остановит кровотечение, если оно еще есть.
— Мне нужно что-то, чтобы сбивать температуру, — попросила я, — те ягоды, которые ты мне давал, когда я болела… помнишь?
— Помню. Про них я тоже спросил. Они должны быть в кладовой. Посмотри сушеные связки. Порция должна быть в два раза меньше, чем я давал тебе.
— Хорошо, — я кивала, хоть Кай и не мог меня видеть, — я все поняла. Я все сделаю.
Он помолчал.
— Если хоть что-то пойдет не так, белоснежка… только скажи, я вышибу эту дверь и вынесу тебя оттуда.
Я улыбнулась.
— Спасибо, Кай.
Банку с зеленой крышкой я отыскала без труда, ягоды — тоже. Поставила завариваться отвар, а сама отправилась в ванную. Включила свет только здесь, чтобы видеть себя. Со стоном боли стянула испачканную куртку. Плечо покрылось засохшей коркой, но еще слегка кровоточило. Я огляделась вокруг, отыскала полотенце, запихнула его конец в рот и стиснула зубами. Еще не хватало, чтобы мои невольные стоны напугали детей. Поглядывая в зеркало, промыла рану на лопатке, избегая поднимать глаза выше и смотреть себе в лицо. Я выполнила все точь-в-точь, как сказал Кай, словно это был нерушимый ритуал.
А когда вернулась к больным детям, обнаружила, что младший уже не дышит. Течение его болезни было острым и коротким. Он сгорел от жара, когда пузырьки едва появились на шее и груди. Я согнулась над его телом, засунув кулак в рот, чтобы сдержать спазмы, подкатившие к горлу.
— Миссу умер, да? — приподнял голову старший мальчик.
— Нет. Он спит, — коротко ответила я, стараясь, чтобы голос не дрожал.
Ребенок поерзал на постели и, похоже, не поверил ни единому слову.
— Может… вы унесете его спать в другое место?
Я присела напротив него и привалилась спиной к стене. Слабость никуда не делась. Наоборот, голова кружилась без остановки. Притворяться больше не имело смысла.
— У меня нет сил, — призналась я, — нам всем придется остаться здесь.
11
К вечеру пошел снег. Он валил крупными хлопьями, а поднявшийся ветер закручивал их в белые вихри и горстями швырял в разные стороны.
Кай стоял спиной к дверям дома, где закрылась Дана с детьми, и смотрел прямо перед собой. Он даже не морщился, когда ледяные крошки вместе с очередным порывом стихии секли его по лицу, густо покрывали голову и плечи. Казалось, он сам превратился в снежное изваяние и навсегда застыл в одной позе: со слегка расставленными ногами и арбалетом в опущенной вниз руке.
В нескольких шагах перед ним, лицом к дому, стояли два протурбийца, оставленные советом для охраны всех входов и выходов из помещения. Тоже вооруженные арбалетами, с приказом стрелять, если кто-то попробует покинуть здание без особого на то разрешения, они то и дело переступали с ноги на ногу, морщились и отплевывались от снега и отряхивали свои меховые накидки.
На Кая мужчины смотрели с примесью недоверия и суеверного страха.
— Настоящий схур… стоит и не двигается… говорят, их ничто не берет… а может, так и замерз стоя?
Он слышал их перешептывания, но никак не реагировал.
Сквозь вой ветра почудились шаги, но из-за метели трудно было что-то разглядеть. Сначала Каю подумалось, что идут несколько человек, но из сумерек, освещая себе путь фонарем, выступил только молодой советник Игсу. Как и в прошлый раз, когда Кай застал его пристающим к девушке за углом дома, полы черной одежды протурбийца хлопали на ветру, придавая тому схожесть со зловещей птицей.
Короткими фразами Игсу поинтересовался у охраны, все ли было спокойно. Затем взгляд его желтых глаз переместился на Кая.
— Стоишь. Здесь… — заложив руки за спину, советник приблизился и по-кошачьи сощурился, разглядывая собеседника, — ночью станет еще холоднее. Ты замерзнешь и умрешь.
Кай продолжал смотреть перед собой и молчать.
— Знаешь, кого ты мне напоминаешь, уважаемый господин? — продолжил Игсу. Последние слова он выделил особой, полной ненависти, интонацией. — Серого кихута. Слышал о таком?
Так как никакой реакции не последовало, советник заметно разозлился.
— Маленькая невзрачная птичка, — начал он бросать слова в лицо Каю, в надежде добиться хоть каких-то эмоций в ответ. — Самец так самоотверженно сторожит гнездо, когда самка высиживает яйца. Он приносит ей еду и отгоняет хищников. Иногда ценой своей жизни. Но когда птенцы появляются на свет, самка убивает самца. Потому что он больше ей не нужен. Она улетает и никогда не возвращается на это место. — Игсу рассмеялся. — Подумай над этим, пока сторожишь гнездо.
Он выждал еще немного, затем фыркнул и отвернулся.
— Оставайтесь здесь. Чуть позже вас сменят, — приказал охране, поигрывая фонарем в руках.
Кай едва заметно выдохнул, борясь с желанием размазать советника по стенке, но в это время на месте Игсу появился правитель. Биру, закутанный в теплые одежды, в сопровождении двух охранников, наверняка оставался в тени и слышал весь разговор, но предпочел не вмешиваться. Он подошел, оглядел Кая и демонстративно вздохнул.
— Мой советник прав в одном. Сколько еще ты тут простоишь, мой друг?
— Сколько потребуется, — отозвался тот.
— Ну брось, — усмехнулся полукровка. — Ты серьезно собрался стоять здесь всю ночь? В такой холод?
Настал черед Кая усмехнуться.
— Это еще не холод.
— Да? — Биру вскинул бровь. Он выглядел заинтригованным. — Ты прав. Я мало что знаю о холоде. И о голоде. И о том, как любить одну-единственную женщину настолько, чтобы ночь напролет стоять у ее дверей. Только вот что, мой друг. Я знаю, что людям нужно отдыхать точно так же, как и протурбийцам.
— Я не уйду, пока они здесь, — кивком головы Кай указал в сторону протурбийцев, оставленных по приказу совета.