— Слишком много работаешь? — я пристроилась к ней сбоку, потому как Мара продолжила своё движение.
— И это тоже. Хотя сомнительно, чтобы это была основная причина. В конце концов, я не в каменоломнях вкалываю и не клерком в конторе кручусь, а занимаюсь любимым делом. И если даже и перерабатываю, то только на волне вдохновенья, кода меня несёт, — при этом она ещё больше ускорила шаг, — и бросить дело незавершённым просто нет никакой возможности. На мой взгляд, это не может служить причиной заметных проблем со здоровьем. И твой муж, кстати, со мной согласен.
Ещё бы! У него постоянно имеется отличный пример перед глазами — меня вот тоже бывает так «несёт», когда на волне вдохновенья легко и с песней переделывается куча работы, к которой ещё вчера не знала с какой стороны подступиться.
— Так в чём всё-таки проблема?
— А в том, что любой другой орган можно запросто «починить», а психика — это такая штука… А, ладно, ну их, мои болячки, то же мне тему нашли! Лучше скажи мне, ты поговорила со Стариком У Двери?
— Конечно.
— И запись сделала?
— А как же, — и мне даже не было стыдно, что не спросила разрешения у респондента. Всё равно ему, скорее всего, наши человеческие заморочки будут до лампочки.
— Тогда сделай для меня копию, — неожиданно попросила Мара. — Мне будет приятно её иметь.
— А что так? Он же тут у тебя постоянно, так сказать, «в натуре».
— Постоянно, да ненадолго. Он уже очень-очень стар и как раз на завтра назначен его День Перерожденья. И терять мне его не хочется, он был один из тех драххов, с которыми я начинала работать на этой планете, но и откладывать дальше уже нельзя — для перерождения в диххи в организме должны оставаться хоть какие-то силы. После обеда, в три часа по местному времени у нас будет скромный домашний праздник. Так что — вот так, — она резко остановилась и развела руками.
— Жалость-то какая, — протянула я, даже не пытаясь представить себе, что значит получить вместо друга и соратника, какое-то растение.
— Зато сам он не считает это трагедией и это, пожалуй, плюс. К тому же знаешь, когда уходит дорогое тебе существо, утешаться что в мире ином ему будет лучше — это хорошо, а иметь зримое подтверждение — ещё лучше.
Она резко развернулась, пытаясь спрятать блеснувшие непрошеной влагой глаза и удалилась в хитросплетения лиан, которыми были задекорированы стены одной из лёгких переносных беседок.
Что она имела ввиду? Перерождение — это не смерть. Особенно если учесть тот смысл, который вкладываем в это понятие мы, люди. Или я что-то не так поняла? Нужно будет ту запись, что я сделала, отдать на анализ ксенобиологам, там как раз момент самого перерождения должен был быть запечатлён. Может Кеми? Нет, дорогая подружка предпочитает работать с неразумными формами жизни. Да, ладно, непринципиально, всё равно это будет, только когда я доберусь до своего рабочего места.
Поздним вечером, возвращаясь в отведённый нам жилой модуль, я чуть не наступила на кошку, которая вознамерилась, пользуясь случаем, прошмыгнуть между моих ног в открывающуюся дверь. Где её черти носили больше суток, что она пожрать в это время находила — неизвестно, но вид кошара имела довольный и немедленно, по возвращении, устроилась на коленях Мика, уже успевшего нырнуть в мультимедийные просторы. На моё: «Как день прошёл?», он сморщился, отмахнулся, потом всё-таки буркнул:
— Если я ещё и сейчас об этом думать буду, у меня башка лопнет, — и протянул мне вторую нейроприсоску для создания эффекта присутствия. Первой он с успехом воспользовался сам.
На мониторе мелькали начальные кадры неплохой экранизации мультисюжетного приключалова о выживании группы беженцев на заброшенной космической базе силурийцев. Я уже её видела, но тогда я была одна и почти не вмешивалась в развитие сюжета, теперь же, когда появилась возможность произвольного отыгрыша за двоих персонажей, развлечение пообещало стать ещё более занимательным.
Спустя два часа и треть сюжета, когда мы наконец-то отвалились от медиаприставки, обнаружили, что наглая кошара развалилась поперёк хозяйских колен (обоих хозяев), вытянула во всю длину аномально длинные ноги и преспокойно дрыхнет, даже не допуская мысли, что её с них могут согнать или вообще как-то побеспокоить.
Утро Мика провёл за расшифровкой Мариных снов. Ещё с вечера он обклеил её датчиками для снятия томограммы, настроил логический модуль и теперь имел возможность смотреть немое кино из обрывков сновидений. Немое, потому что снятие зрительных образов происходит намного легче и чётче, чем звуковых. Такое устройство — незаменимый помощник для психологов и психиатров, намного более надёжный, чем собственные сумбурные воспоминания пациентов. Ну и так, для развлечения годится. Даже у меня завалялась где-то пара записей, ещё с тех давних пор когда я сама для себя пыталась уяснить, содержится ли в снах какая-то предсказательная часть. Нет, ну правда, интересно же: сколько столетий люди занимаются их толкованием и неужели нет в этом никакого рационального зерна? Так ничего и не решила — бросила, так и не придя к однозначным выводам.
— Может, расскажешь, что именно выбило тебя из колеи? — я подсела к Мику, который уже с час как закончил работать, но всё ещё находился в некоторой прострации.
— Не могу, — он поднял на меня затуманенные неоформившейся мыслью глаза. — Содержание снов пациента — это такая же врачебная тайна, как всё остальное, что относится к моей профессиональной деятельности.
Мда. Мне бы тоже, наверное, не захотелось, чтобы кто-то подсмотрел ту бредятину, которая иногда мне снится. Но ведь для того, чтобы уяснить суть проблемы совершенно необязательно пересказывать всё в подробностях?
— А если не пересказывая содержание? Только то, что тебя насторожило.
— Резкая граница между сном и сном, — Мика привычно откинулся на спинку стула, кончики ушей, как это обычно бывало в моменты задумчивости, нависли над полуприкрытыми глазами. — Смена сюжета, при том, что тематика остаётся той же самой. Не знаю как объяснить точнее, не пересказывая сюжетов. Вообще, — он пожал одним плечом, — из снов всегда получается довольно хаотичная киношка, но я не первый раз занимаюсь их анализом и здесь нечто совсем другое.
— Кстати, недавно смотрела «Сны Алисы». Такой микс из записи сновидений неупомянутой особы, которая накануне то ли пересмотрела, то ли перечитала «Алисы в Стране Чудес», — а ведь всем известно, что мозг ночью обрабатывает дневные впечатления, так что неудивительно что там то и дело прорастали гигантские грибы, порхали колоды карт, странные зверушки пытались влить в сновидца чай, и в любой момент мог появиться монструозный летающий рот. — Отборная бредятина, но было забавно. Говорят, это теперь новый, концептуальный вид искусства.
— Ай, — он, резким движением отмахнулся от посторонней темы и продолжил рассуждать вслух: — Не будь я уверен в обратном, я бы решил, что некоторые, «неродные» части сновидений ей просто внушили.
— А это так уж невозможно? — я искренне удивилась. Если уж у нас имеется возможность вставлять куски ложной памяти, то поработать со снами — вообще плёвое дело. Вот разве что, кому бы этим заниматься? Мы же всё-таки не на Земле.
— Только не в тот момент. Всю ночь Мара была под наблюдением лично мной настроенной аппаратуры, а я, можешь мне поверить, никакого влияния на неё не оказывал. Не умею, да и оборудование для этого нужно очень уж специфическое.
«Внушённые сны» или «чужие сны». Что-то мне это напоминает? Мелькает что-то неуловимое на границе сознания. Может всплывает та, давнишняя история, когда подобной процедуре подвергся сам Мика? Нет, никак не состыковывается.
— Не хотите присоединиться ко мне за завтраком? — в дверь просунулась голова Мары.
— Не откажемся, — согласилась я, досадуя на то, что её неожиданное появление сбило меня с мысли, а ведь ещё чуть-чуть и я бы поймала за хвост ускользающую идею. Мика только согласно кивнул и с готовностью поднялся, чтобы идти, куда укажут. Подняться-то поднялся, а материалы над которыми работал, прихватил с собой.
— Сегодня, к сожалению, — тараторила Маара, попутно запихивая небольшие кусочки пищи в рот, — я не смогу уделить вам много времени. У нас на сегодня запланировано две утренние церемонии, одна послеобеденная и Большой Вечерний Приём. Закономерный результат того, что вчера я бездельничала — сегодняшний день расписан буквально по минутам.
— Я могу чем-нибудь помочь? — решила я проявить душевную щедрость. Не без умысла, конечно, — познавать новый для себя мир лучше включившись в какую-нибудь осмысленную деятельность, а не наблюдая за всем со стороны.
— Нет, я… а знаешь, да, — неожиданно поменяла она решение и тайком сунула под стол кусочек мяса. — Я буду благодарна, если ты посидишь со Стариком У Двери во время подготовки к церемонии. Понимаешь, обычно это делают либо родственники, либо я сама, а тут просто некому, потому, что я тут выступаю и как что-то вроде родственника и в качестве хозяйки мероприятия. И хотя мне кажется, что мой друг уже в достаточной степени мысленно находится по ту сторону реальности, чтобы начать дёргаться по пустякам и тем самым сорвать церемонию, но мне будет спокойнее, если с ним кто-то будет, а ты ему вроде бы понравилась.
Я откинулась на спинку стула и опустила глаза вниз. Под столом, обвиваясь вокруг его ножек, задрав хвост, кусочничала Бандитка. Вот зараза, а когда я пыталась утром её накормить, нос от миски воротила. Зато теперь понятно, кто тут прикармливает нашу кошару.
— Не вопрос. Что-нибудь ещё? — я подняла взгляд и, пожалуй, слегка удивилась: неужели здесь нет каких-нибудь родственников, друзей, приятелей, просто хороших знакомых, которые могли бы побыть со Стариком в этот ответственный момент? Но перечить и переспрашивать не стала. В конце концов, почему бы и нет? Этот драхх мне понравился, а уж если и он сам не будет возражать против моей кандидатуры, то всё будет просто отлично.
— Да нет, с остальным я, пожалуй, сама справлюсь, — и под стол отправился ещё один кусочек лакомства.
Всё время до обеда я бродила по верхним уровням террас, стараясь, с одной стороны не мешаться под ногами у озабоченных подготовкой праздничных приёмов драххов, а с другой, выбирая наиболее удобное место для съёмки. Эх, мне бы сюда оборудование посерьёзней, хотя бы полупрофессиональное, а то у моего наручного коммуникатора функционал ограничен. Хотя с другой стороны, не факт, чтобы мне разрешили бы им воспользоваться. Дозволения на съёмку-то я ни у кого не спрашивала.
Зато пополнила свою копилку данных, фактов и впечатлений. Сегодняшние утренние церемонии были совсем не похожи на то феерическое празднество, свидетелем которому я стала прошлым вечером. Меньше, спокойней и церемонней, и с меньшим количеством гостей-участников. Зато и видно всё значительно лучше, особенно тот момент, когда главное действующее лицо сбрасывает свои лёгкие, струящиеся одежды, аккуратно перебирается в кадку и замирает на месте. Теперь уже навсегда. Однако, что там с ними происходит, разглядеть в подробностях мне не удалось и оставалось только надеяться, что на послеобеденной церемонии я буду находиться достаточно близко, чтобы увидеть все стадии перерождения.
В увитую ползучими растениями беседку я входила с некоторым трепетом. Вреде бы простое задание: посидеть-поболтать с виновником торжества, чтобы он вдруг не почувствовал себя одиноким и покинутым, однако когда дело дошло до выполнения поручения, я засомневалась. О чём вообще можно говорить с существом, готовящимся покончить с этой прекрасной жизнью и начать принципиально иную?
Зря беспокоилась и заранее подбирала фразы, с которых можно было бы начать разговор. Стоило мне только оказаться на пороге беседки, как я замерла, стараясь не только не двигаться, но и не дышать. Старик У Двери неподвижно, подобрав под себя ноги, восседал на «стуле невесты». Знаете что это такое? Конусообразная подставка, на острие которой установлено сиденье. Крайне неустойчивая конструкция. Одно лишнее движение — и этот драхх летит на пол с почти метровой высоты. А старческие кости — хрупкие. Даже если конкретно у этого нет костей, а их функцию несёт нечто совершенно иное (особенности внутреннего строения жителей этой планеты в один момент выветрились из моей головы), но ни одно живое существо с возрастом не становится прочнее.
— Что? — он раскрыл непроницаемо-чёрные глаза и с любопытством уставился на меня. Я осторожно выдохнула. Сидит — не шатается. Может, это я сама себе страшилок понавыдумывала, а на самом деле сиденье намертво приделано к конусу?
— Вам компания не нужна? — брякнула я самую дурацкую из всех возможных фраз.
— Мне сейчас уже почти ничего не нужно, но ты всё равно проходи. Мне уже не так много осталось и не стоит упускать возможность познать нечто новое, — он чуть склонил голову, невесомый сиреневый пух на голове всколыхнулся волной.
— А мне самой спрашивать у вас что-нибудь можно, или не стоит? — этот вопрос занимал меня и раньше, но Мара, когда я его ей задала, только отмахнулась, мол, это не имеет никакого значения.
— Спрашивай, если тебе хочется.
А мне хотелось, мне ещё как хотелось. Вот только как выразить словами всё то, что меня в данный момент интересовало? Начнём с простого.
— А почему здесь, с вами нет никого из сородичей?
— Родные далеко, и я имею ввиду не только расстояние, — молочно-белая кожа лица его даже не дрогнула. — Я хочу остаться здесь, в Доме Мечты.
М-м? Наверное, это одна из местных заморочек, по поводу того, кому и при каких условиях должны принадлежать диххи. И, если я правильно поняла, то именно поэтому здесь сейчас нет никого из друзей-приятелей.
— Почему?
— Почему я хочу остаться здесь с единственным и самым близким другом? Я думаю, это не нуждается в объяснении. Такие вещи должны быть одинаковы для всех рас.
Ответ из категории «почувствуй себя полной дуррой». Я устроилась на перилах (других сидячих мест здесь предусмотрено не было), уложила хвост на колени и принялась его наглаживать.
— Я думаю, ей тоже тяжело с вами расставаться.
В ответ Старик У Двери разразился длинной тягуче-непонятной фразой, которую мой лингворетранслятор перевёл мне как: «Я же никуда не ухожу, я остаюсь с ней». И было у меня обоснованное подозрение, что умная машинка просто не смогла адекватно передать смысл его речи. Уж слишком длинной была фраза для такого короткого перевода.
— Вы-то может и останетесь, но ей от этого не намного легче. Всё-таки это большая разница, когда друг молчаливо присутствует и когда с ним можно пообщаться.
— Пусть я буду молчать, но почему это должно помешать нам общаться? — он плавно повернул голову в мою сторону и опять уставился на меня непроницаемыми провалами глаз. Вообще-то, не так легко отследить на что именно направлен взгляд существа, у которого не имеется ни зрачка, ни радужки, но сейчас я ни на минуту не сомневалась, что именно на мне сосредоточено внимание Старика.
— Потому, что Мара не драхх, а человек и слышать вас она не будет, — напомнила я ему немаловажный факт. А вот о том, что наша общая знакомая считает верования драххов в лучшем случае мистификацией, упоминать не стала.
— Это не имеет значения. Главное — наличие разума, а не его устройство. Хотя то, что она не верит в мощь разумов диххов — мешает, — упс, а я-то думала, что проявляю деликатность. — Нелегко говорить с человеком, который затыкает уши.
— А сами вы, когда-нибудь слышали?..
— Конечно, — он повёл рукой, не то отметая всякие сомнения, не то усиливая им смысловую нагрузку. Жест получился лаконичным просто до совершенства. — И часто. Но только если ложился спать в клановом саду. Я всё-таки не слухач, чтобы наяву слышать голоса предков.
Я прямо-таки как наяву услышала щелчок, когда все кусочки головоломки встали на свои места: жалобы Мары на самочувствие и нервная природа её заболевания, способность диххов общаться посредством неизвестно чего (назовём, для простоты это ментальными волнами) и их количество, уже давно перевалившее в этой долине за второй десяток, её неверие и их желание поделиться мудростью с благодетельницей. Ух, не зря ведь говорят, что не надо лезть в чужой монастырь со своим уставом.
— А вы способны будете общаться с остальными диххами этой долины?
— Конечно. Ты бы хотела что-нибудь им передать?
— Хотела. Хотела попросить, чтобы вы так не напирали на разум Мары. Всё-таки мы, люди, не слишком привычны к такому способу общения.
Взгляд глаза в глаза и, могу поклясться, что он по-настоящему меня понял и принял мою просьбу. Может быть, это была гениальная догадка, а может быть полная фигня, но мне казалось, что скорее первое, чем второе. По крайней мере, повредить вроде бы ничему не должно. Ведь не должно же?
Негромкая мелодия, наигрываемая на трещотках и колокольчиках, прервала наше занимательное общение. Старик У Двери плавно соскользнул со своего насеста, подхватив по пути начавшее падать сиденье и аккуратно прислонил его к стенке.
— Пошли, — он крепко ухватил меня костлявой рукой чуть повыше запястья и повлёк за собой. Драххов вообще не назовёшь низкорослой расой, а конкретно этот, когда встал, оказался на две головы выше меня. И вообще-то я и сама собиралась напроситься в качестве гостьи, а потому даже и не подумала вырываться.
Саму церемонию я почти не запомнила. Может потому, что не понимала её смысла? Какие-то сложные перестановки, пространные речи «ни о чём», песни, с переводом текстов которых мой лингворетранслятор не справлялся, крошечные порции каких-то сложных кушаний на малюсеньких тарелочках и море одуряющее пахнущих цветов, от запаха которых я даже слегка «поплыла». И только напряжённое лицо Мары, силящейся казаться весёлой и энергичной намертво врезалось в память, да постепенно одеревеневающее тело Старика У Двери и черты его лица, навсегда замирающие в неподвижности. Нет, это не выглядело так, словно он умирает, не уходят в мир иной с таким одухотворённым видом, скорее уж было действительно похоже, что он перерождается к другому, возвышенному существованию.