Урукето ожидал ее, как она приказала, остальные уже отправились в путь. Приказав самцам подниматься наверх, она пошла следом и невольно оглянулась. Зелень внизу – над ней белизна.
Рот ее сам собой открылся от нахлынувших чувств – она заставила себя стиснуть зубы. Довольно. Кончено. Ее город теперь зовется Алпеасак. Пусть зима приходит в Икхалменетс, теперь это не ее забота…
Она стояла наверху в одиночестве и смотрела, смотрела, пока белая шапка над Икхалменетсом не исчезла в волнах.
Глава 6
Саноне не одобрял таких собраний тану. У саску был заведен другой порядок. Мандукто думали головой – не руками же работать тем, кто знал Кадайра, его пути в этом мире и прочие тайны. Когда дело касалось важных вещей, они и думали, и решали. А тут разброд и разговоры. Всякий может высказаться. Даже женщина!
Но на морщинистом смуглом лице Саноне не отражались эти мысли. Невозмутимая физиономия ничего не выражала. Скрестив ноги, он сидел у огня, слушал и наблюдал, но не произносил ни слова. Не время. У него была причина сидеть здесь, хотя он саску, а не тану, и причина эта маячила в темноте, среди женщин, за рядом сидящих охотников. Почувствовав на себе его взгляд, Малаген быстро спряталась в тени. Выражение лица Саноне не изменилось… Не изменилось и позже – хотя ноздри его раздувались от негодования, – когда орда визжащих детей промчалась мимо, засыпав его песком. Отряхнувшись, он обратил лицо к Херилаку, поднявшемуся, чтобы говорить.
– Сделано многое. Вырезали новые шесты для травоисов, починили кожаную упряжь, мяса накоптили. По-моему, сделали все, что нужно было сделать. Говорите, кто знает – что еще не закончено?
Меррис вскочила на ноги, отвечая оскорбительными жестами охотникам, пытавшимся ее остановить. Ростом с любого охотника и не слабее мужчины, эта женщина со дня смерти Улфадана управлялась с хозяйством одна.
– Ты говоришь – уходить из долины саску. А я говорю – остаться.
Женщины вокруг нее молчали, охотники разразились возмущенными воплями. Она подождала, пока голоса умолкли, и вновь заговорила:
– Охотники, у вас рты не с того конца, говорите-говорите, а слышится вовсе не то. Здесь есть еда, в горах хорошая охота. Зачем уходить?
Женщины отозвались одобрительным ропотом, разгорелась жаркая перебранка. Невозмутимый Саноне прислушивался. Подождав немного, Херилак понял, что тишины ему не дождаться, и рявкнул, призывая к молчанию. Ему повиновались – ведь он командовал охотниками в битвах с мургу и они уцелели.
– Здесь не место обсуждать такие вопросы. Тану не убивают тану. И не командуют другими тану. Уйдут те охотники, кто хочет. А те, кто не желает, пусть остаются.
– Только охотники! – прогремела Меррис. – А у женщин больше нет голоса?
Сдержав гнев, Херилак подумал: неплохо бы ей угомониться.
– Пусть каждая женщина разговаривает со своим охотником, пусть все сами решают, чего хотят. Мы собрались здесь для того, чтобы выяснить, готовы ли те, кто хочет уйти из долины.
– А вот я не хочу уходить! – Меррис протолкалась к огню и огляделась. – Разве что меня отсюда выгонят. Что скажет мандукто саску Саноне?
Все с интересом уставились на Саноне. Он поднял руки к плечам ладонями наружу. И ответил на марбаке почти без акцента:
– Саску и тану вместе воевали на берегу, потом воевали здесь, в этой долине. Мы рады видеть тану здесь, но мы отпускаем всех, кто хочет уйти. Тану и саску как братья.
– И сестры, – коротко дополнила Меррис. – Я остаюсь! – С этими словами она повернулась и отошла.
Женщины сочувствовали ей, но молчали. Все они свободны, как заведено у тану, всяк живет сам по себе. Не нравится саммадар – можешь искать новый саммад. Но с охотником – отцом твоих детей – связывает нечто более крепкое. Охотники рвутся в лес, их не остановишь.
Разговор все шел и шел. Костры догорели, дети отправились спать. Саноне терпеливо ждал своего часа и, почувствовав, что он настал, поднялся.
– Я пришел сюда по двум причинам… Могу ли я говорить с тану?
– Не спрашивай, говори, – велел Херилак. – Боевая дружба – прочные узы.
– Тогда я требую, чтобы родившийся здесь мастодонт по имени Арнхвит, через которого с нами говорит Кадайр, остался в долине. Ясно ли это вам?
– Об этом никто и не думал спорить.
– Саску благодарят. Теперь второе. Среди вас есть не тану, но саску. Это Малаген, женщина храброго воина Симмахо.
– Убитого!.. – гневно выкрикнул Невасфар.
Саноне печально кивнул.
– Погибшего в битве с мургу. Но женщина эта, Малаген, жива, и она – саску.
– Теперь она моя женщина, и не о чем говорить! – крикнул Невасфар, шагнув вперед со сжатыми кулаками. – Она уйдет со мной.
– А я слышал, что у тану каждый говорит за себя. Что же ты решаешь за Малаген?
Саноне, прищурившись, смотрел на охотника снизу вверх. Невасфар затрясся от гнева. Взяв его за руку, Херилак успокаивающе сказал:
– Охотник уважает седины. Садись. – Подождав, пока Невасфар, бурча под нос, возвратится на место, Херилак ткнул пальцем в сторону женщины саску. – Хочешь говорить, Малаген?
Со страхом глянув в сторону саммадара, Малаген закрыла лицо руками. Херилак не хотел никаких неприятностей. Женщина, конечно, промолчит – так положено у саску. Он знал, что Малаген решила уйти с Невасфаром. Понимал Херилак, что Саноне внимательно глядит на него, ожидая ответа. Выбирать было не из чего.
– Я не вижу ничего сложного. Разве Саноне не говорил, что тану и саску вместе бились в городе на берегу океана, а потом пришли в эту долину, где снова вступили в бой. И по великодушию своему он сказал, что тану вольны как остаться здесь, так и беспрепятственно уйти отсюда. Мы ведь братья… и сестры тоже. Так говорят и тану. Пусть Малаген уходит с нами, если желает.
Саноне ощутил недовольство, оказавшись побежденным собственными словами, но он не стал проявлять его – просто в знак согласия поднял руку, встал и отправился восвояси. Глядя в удалявшуюся спину мандукто, Херилак надеялся, что саску не сочтут случившееся поводом для раздоров и несогласия. Вместе бились, можно и спокойно расстаться. Он опять повернулся к саммадам.
– Утром уходим. Все ли согласны с выбранным путем? На севере слишком холодно, не стоит возвращаться к заснеженным перевалам. Идем на восток – тем же путем, которым пришли, до великого моря. Там осмотримся и примем решение.
– Там же широкая река. Через нее придется переправляться, – заныл Фракен.
Он был уже стар и немощен, к тому же не пользовался почти никаким уважением. Никто не обращал внимания на его прорицания над совиными шариками.
– Эту реку мы уже пересекали, алладжекс. Сделаем плоты, а мастодонты переплывут сами в нешироком месте. Это нетрудно. Кто-нибудь еще хочет говорить? Значит, решено. Утром уходим.
Как всегда перед дальней дорогой, протестующих и сердито похрюкивающих мастодонтов запрягли еще до рассвета. К восходу все уже было готово. Стоя у тропы, Херилак проводил первого слона взглядом. Путь знакомый, и не в обычае было, чтобы саммадары предводительствовали в пути. С огромным облегчением он заметил Саноне среди провожавших саску. Подойдя к мандукто, Херилак положил руку на его плечо.
– Мы еще встретимся, друг мой.
Печальный Саноне отрицательно качнул головой.
– Не думаю, мой друг. Я не молод и более не хочу покидать нашу долину. Я повиновался указаниям Кадайра, видел такое, чего прежде саску не знали. И теперь я устал. А ты? Мне кажется, что и ты более не пройдешь этим путем.
Херилак грустно кивнул.
– Теперь в этом нет нужды. Я буду искать тебя на небе среди звезд.
– Все мы идем путем Кадайра. Если Керрик жив и ты встретишь его, передай: Саноне от имени всех саску благодарит его за подаренную жизнь.
– Я передам, – ответил Херилак, отвернулся и более не смотрел на долину саску, с которыми многое связывало его народ.
Возле реки он нагнал медленно шествующие саммады, миновал их. Саммад Келлиманса был невелик – всего один мастодонт. Но, проходя мимо, Херилак заметил, что саммад вырос вдвое. Шагая широко, как воин, Меррис вела вперед своего мастодонта.
– Вижу среди тану тех, кто хотел остаться у саску, – сказал Херилак.
Меррис вышагивала, набив рот копченым мясом. Достав изо рта непрожеванный кусок и сплюнув, она заговорила:
– Разве саммадар Херилак не рад меня видеть?
– Ты тану.
– Конечно. Поэтому я и решила, что мне нечего делать в этой тесной долине – работать в полях и судачить о пустяках с женщинами саску. Тану не может жить без леса, тану вольны идти куда захотят.
Херилак был озадачен.
– Тогда зачем ты все это наговорила? Я не вижу причин… – Он недоумевал, пока не заметил хитринки во взгляде женщины. Тут его осенило. Херилак разразился хохотом и одобрительно хлопнул женщину по плечу. – Ты хитра, как женщина, и решительна, как охотник. Ты знала, что Саноне недоволен тем, что Малаген, женщина саску, оставляет долину. И ты лишила его возможности протестовать, прежде чем он решился на это. Ты вовсе не собиралась оставаться!
– Это ты сказал, отважный Херилак. Слабой женщине приходится прибегать ко всяким уловкам, чтобы уцелеть в мире могучих мужчин.
И с этими словами она угостила его не менее дружеским ударом, так что Херилак даже пошатнулся, но не перестал хохотать.
«Понял ли Саноне, что его провели?» – гадал Херилак. Он мог заподозрить это еще вчера, но теперь, узнав об уходе Меррис, конечно же, догадается… Как все-таки хорошо вновь идти. Он тронул металлический нож Керрика, висевший теперь у него на груди, и подумал: жив ли он… Если жив – Херилак разыщет его.
Тропа шла вдоль леса к северу – к броду через реку. Там, возле воды, их дожидались Ханат и Моргил, изгнанные из долины за кражу священного порро. Заметив их приближение, Ханат замахал руками, а Моргил лежал на траве без движения. Херилак встревожился. Может быть, что-то случилось или где-то рядом мургу? Схватив стреляющую палку и копье, он сбежал к воде.
Увидев его, Ханат замахал вновь и грузно осел на землю возле приятеля.
– Что случилось? – спросил Херилак, ожидая увидеть раны и кровь, но не находя их.
– Это порро, – сиплым голосом произнес Ханат, указывая на глиняный кувшин возле входа в шатер. – Плохой порро.
– Надо было думать, прежде чем красть.
– Э-э, украденный порро был вовсе недурен. – Охотник облизал пересохшие губы. – Но вот когда мы сами приготовили его, получилась гадость. На вкус то, что надо, но на следующий день охотник такой больной…
– Значит, вы научились его делать? Как же? – заглянув в горшочек, Херилак понюхал.
– Достаточно просто. Мы следили за ними. Саску такие охотники, что даже не слышали нас. Сделать его легко. Берешь эту штуку, которую они выращивают, – тагассо, кажется… Растираешь, доливаешь воды, выставляешь на солнце, добавляешь мха – и готово.
Моргил шевельнулся и, открыв налитый кровью глаз, простонал:
– Точно, мох – он всему виной. Переложили, должно быть.
Херилак не выносил таких глупостей.
– Саммады уходят.
– Мы пойдем следом. Завтра, должно быть. Все будет в порядке.
– Если вы не будете пить этого зелья, – добавил Херилак, ногой опрокинув горшок с порро. Вонючая жидкость быстро впиталась в песок.
– Это мох, только мох, – пробормотал Моргил.
Глядя на младенца, Керрик встревожился.
– Она что, больна? Открыла глаза и смотрит… По-моему, она ничего не видит.
В ответ Армун заливисто расхохоталась.
– Ты не помнишь, что Арнхвит когда-то смотрел точно так же? С младенцами так всегда бывает. Она будет очень хорошо видеть. Просто нужно немного потерпеть.
– Ну, ты готова идти?
– Я уже не первый день говорю тебе об этом. Мне просто не терпится уйти отсюда.
Она не смотрела на укрытие мургу, но Керрик понимал ее чувства. Он понимал, что сам тянет с уходом, но теперь причин для проволочки не осталось. Все, что они взяли с собой, уместилось на двух травоисах. Малая доля поклажи одного мастодонта… но где его теперь взять? Поэтому пришлось ограничиться тем, что они с Харлом могли увезти. Армун и Даррас позаботятся о младенце, Арнхвит понесет лук и копье. И хорошо, если Ортнар сам одолеет дорогу. Настало время отправляться.
Мухи облепили заднюю часть только что освежеванной туши оленя – путешественники уже не могли взять ее с собой. Самцам понравится. Смахнув мух, Керрик взвалил мясо на плечо.
– Не оставлять же портиться. Отнесу, и пойдем.
Увидев, что отец уходит, Арнхвит окликнул его и пустился вдогонку.
– Не хочется покидать друзей, – сказал он на иилане", когда мать уже не могла его слышать.
Керрик не просил его об этом, но понимание приходит по-разному: Армун никогда не скрывала ненависти к самцам.
– Мне тоже. Но в жизни часто приходится поступать против собственного желания.
– Почему?
– Иногда просто нельзя поступить иначе. Мы должны уйти отсюда, потому что вот-вот могут нагрянуть охотницы и обнаружат нас. А Имехеи не может ходить, и Надаске" не оставит его одного.
– Имехеи заболел? Надаске" не говорил мне.
– Это особая болезнь. Когда она пройдет, он сможет ходить.
– Значит, тогда они разыщут нас. И мы снова будем говорить.
– Будем, – согласился Керрик, не вдаваясь в подробности.
Надаске" сидел у самой воды рядом с неподвижным телом друга и лишь поднял голову, когда они подошли. Он немного оживился, когда Арнхвит принялся рассказывать, как они собирались в дорогу, как он теперь хорошо стреляет из лука и какие острые наконечники у его стрел. Керрик одобрительно поглядывал на сына – совсем иилане". Но будет ли он помнить эти слова вдали от озера и своих приятелей?
– Мокрый-из-моря – могучий воин, – отозвался Надаске", – он уйдет, и нам так будет не хватать мяса, которое он носил-убивал.
Арнхвит горделиво выпятил грудь, не замечая сложных знаков, касающихся размера и количества добычи. Честно говоря, он сумел сразить только одну не очень крупную ящерицу. Керрик глубоко сочувствовал Надаске", скрывавшему под непринужденными словами глубокую грусть и отчаяние.
– Все будет хорошо, – проговорил Керрик. – С тобой и с нами.
– Все будет хорошо, – повторил Надаске", но жесты его выражали полную безнадежность.
Имехеи привычно похрапывал в озере, но одна рука его под водой бессознательно шевельнулась в прощальном жесте.
– Как только мы разыщем безопасное место, вы придете к нам… – произнес Керрик, но Надаске" отвернулся и уже не слушал его.
Держа Арнхвита за руку, Керрик возвратился к своим.
– Поздновато, – буркнул Ортнар, подволакивая вперед больную ногу, – а путь далек.
Нагнувшись, Керрик подобрал шесты травоиса. Его примеру последовал Харл. Тану молча направились в лес. Арнхвит все время оглядывался. Но тропа повернула, и двое его друзей, оставшихся у озера, исчезли за деревьями.
Глава 7
Амбаласи сидела на стволе упавшего дерева на берегу и нежилась в теплых лучах солнца. Такая редкая радость – отдыхать, наслаждаться солнцем, природой, размышлять о могучей реке. Воды реки были коричневыми от почвы; противоположный берег едва виднелся вдали. Течение несло травянистые островки. Небо было безоблачным, однако где-то, должно быть, недавно разразилась сильная гроза – и теперь по реке то и дело величественно проплывали сломанные деревья. Зацепившись за мель, одно из них пристало к берегу неподалеку. С ветвей на землю посыпались крохотные верещащие устузоу.
Пробегая мимо Амбаласи, один из них дернулся, заметив ее движение, – и покатился по песку после щелчка хесотсана. Бурый мех, хватательный хвост. Амбаласи когтем перевернула зверька на спину. Что-то шевельнулось у него на животе, высунулась крошечная головка. Сумчатое с детенышем. Отлично. Сетессеи приготовит образец для исследования.
Вновь усевшись на дерево, Амбаласи удовлетворенно вздохнула. Отсутствие докучливых спорщиц Дочерей во много раз усиливало радость мышления. Здесь гармонию ее трудов не нарушали настырные неумехи, она вспоминала о них только затем, чтобы ощутить блаженство от того, что их нет рядом. Капитан урукето Элем другая – она иилане" науки. Амбаласи умела направлять ее речи. И ненавистное имя Угуненапсы ни разу не прозвучало и не проступило на ладонях за все время долгого путешествия.
Думы Амбаласи нарушил треск ветвей за спиной. Она повернула голову, но так, чтобы одновременно видеть и реку, и джунгли. Подняла хесотсан, но, увидев одну из членов экипажа, опустила оружие. В руках у той был большой струнный нож, с помощью которого она прокладывала себе дорогу в подлеске. Это было нелегко – разинув рот, иилане" шаталась и едва не падала от усталости.
– Прекращение труда! – громко скомандовала Амбаласи. – Живо в воду! Охладись.
Выронив струнный нож, иилане" без сил рухнула в воду. Вынырнув, она показала Амбаласи ладонь, цвет которой означал благодарность.
– Благодари, благодари. Мало того, что мне приходится руководить неумехами, я должна еще и думать за них. Сиди в воде, пока не сможешь закрыть рот.
Амбаласи поглядела на реку: урукето не было видно. Впрочем, это неважно – еще рано, ведь она отпустила их на целый день: порадовать энтиисенатов, наловить рыбки для урукето.
В лесу вновь затрещали ветки, и на берег вышли Сетессеи и две иилане", чем-то тяжело нагруженные. Бросив свою ношу на землю, они присоединились к сидевшей в воде подруге. Сетессеи тоже тяжело дышала, широко открыв рот, но все-таки она перегрелась не так, как остальные.
– Открытие, предсказанное Амбаласи.
– Великолепно. Судя по очертаниям суши и расположению притоков, там должно быть озеро.
– Теплое, кишащее рыбой, окруженное солнечными пляжами.
– Необитаемое?
– Множество всякого рода живности. Кроме сорогетсо.
– Я так и думала. Как и везде. Это озеро – ближайшее к городу. Вынуждена с некоторой неуверенностью заключить, что обнаруженная мной группа сорогетсо – единственная в этих краях. И, уж конечно, на всей реке. Что отсюда следует?