Здесь в 1721 г. проходили торжества по случаю окончания Северной войны и заключению мира со Швецией. Здесь 22 октября 1721 г. Петр I принял титул императора. На колокольне храма были укреплены часы, снятые, между прочим, с Сухаревской башни в ненавистной Москве.
В отличие от городов Древней Руси, развивавшихся стихийно, длительно и органично, Петербург создавался в исторически короткий срок по регулярному плану. В 1714 г. в целях ускорения строительства был принят указ, воспрещающий возводить где-либо помимо Петербурга каменные дома. И ведь действительно – не возводили.
В 1716 г. был утвержден первый план застройки Петербурга. По этому плану, согласно желанию Петра, центр столицы располагался на Васильевском острове, омываемом двумя главными рукавами невской дельты. Весь остров должен был пересекаться прямоугольной сетью улиц-каналов – идея, особенно полюбившаяся Петру, который уже мысленным взором видел лодки, скользящие, как в Амстердаме, по застроенному образцовыми домами острову.
Васильевский остров до наших дней сохранил планировку петровского времени – пронумерованную сетку пятнадцати улиц-линий. Линии эти при Петре были просеками в густом лесу, а на месте этих просек по замыслу царя должны были появиться каналы. По этим неосуществленным каналам пролегли улицы, названные линиями.
Увы, затея так и не была доведена до конца, и долго еще многострадальные жители Васильевского острова вынуждены были не входить, а пробираться в свои дома через глубокие рвы и высокие насыпи. Но жаловаться и перечить царю никто не смел. Каналы были засыпаны лишь в 1767 г. по указу Екатерины II.
Существует крайне живучая легенда – гибель чуть ли не миллионов подневольных рабочих на строительстве нового города. В большинстве своем эти выводы базировались на свидетельствах иностранцев, слабо разбиравшихся в реальной ситуации и, вероятно, не питавших особых симпатий к России и ее царю-реформатору. Но даже они оценивали количество людских потерь в пределах 30–100 тысяч.
Строительство города с 1704 по 1717 г. в основном выполнялось силами «работных людей», мобилизованных в рамках натуральной трудовой повинности. Работы велись преимущественно «вахтовым методом»: мобилизованный работник отрабатывал два-три месяца, после чего уходил домой. Количество людей, ежегодно высылаемых на строительство, было не менее 24 тысяч.
Вопреки распространенным легендам работа строителей Петербурга оплачивалась. Труд оценивался в 1 рубль в месяц – стандартная плата за работу в тот период. Так что ужасов, расписываемых позже в самых мрачных красках, не было, но и особой гуманности тоже не наблюдалось. К слову сказать, веком раньше на строительстве Версаля во Франции погибло ничуть не меньше рабочих, но легенд о «дворце на костях» почему-то не возникло.
Для отдыха царя в 30 км от Петербурга устроили мызу, которая получила название «Петергоф» – «Петров двор». Через несколько лет на берегу залива царь решил строить парадную загородную резиденцию, которая стала именоваться так же.
По замыслу Петра весь этот грандиозный комплекс должен был стать своеобразным памятником победе России над Швецией, ведь и сама резиденция находилась на берегу Финского залива, отвоеванного у шведов. В 1714 г. на естественной террасе, которая возвышалась над берегом, началось строительство дворца, внизу перед ним должен был раскинуться огромный прекрасный парк с прудами и фонтанами.
Официальное открытие летней резиденции состоялось в августе 1723 г. Император и гости прибыли в Петергоф из Кронштадта, где проходил большой морской парад. По воспоминаниям присутствовавших на этом приеме, гости прибыли к дворцу по морскому каналу, при этом флотилия, пришедшая в Петергоф, насчитывала 115 судов. Петр сам с гордостью показывал гостям дворцы и фонтаны. А вечером состоялся грандиозный фейерверк. Цель Петра – удивить, поразить иностранных гостей великолепием и роскошью своей резиденции – была достигнута.
В том же 1724 г. была основана Петербургская академия наук, в ее состав вошла и Кунсткамера в комплексе с библиотекой в новом великолепном здании. По сути, еще нигде в Европе не было ничего подобного.
Дела семейные
А ведь были еще и чисто семейные заботы: любимая сестра Наталья, которую нужно было выдавать замуж, единственный сын, официальный наследник российского престола Алексей, которому следовало подобрать подходящую партию, да не из русских боярышень, а из какого-нибудь европейского королевского дома.
С сестрой Петру повезло: она любила старшего брата без памяти и поддерживала все его начинания. Правда, политика Наталью не интересовала совершенно, а вот история и литература – напротив. Она самостоятельно выучила несколько языков (в том числе английский, что тогда было большой редкостью) и в конце концов стала одной из образованнейших женщин своего времени.
Портрет Петра Великого. Художник П. Деларош, 1838 г.
Когда Петруша женился, Наталье было шестнадцать лет – с молодой царицей Евдокией они были ровесницами. Общего языка, естественно, не нашли: особым умом Евдокия не блистала, а мужа ревновала к сестре бешено. А потом умерла царица Наталья Кирилловна…
Брат поддерживал: брал с собой в поездки в Воронеж, в Архангельск, один раз даже привез к своей «любезной Аннушке» на Кукуй…
С Аннушкой тоже не заладилось – слишком уж они были разные. Но, по-видимому, именно расчетливой немке принадлежала идея выдать Наталью за австрийского эрцгерцога. Уже и портрет Натальи Алексеевны был отослан, и свадьба вроде бы ладилась, но…
Но одновременно Петр устраивал свою личную жизнь. После ссылки постылой жены Евдокии в монастырь все заботы о маленьком царевиче Алексее приняла на себя Наталья. Какое уж тут замужество! Царевича она любила нежно и трепетно, старалась, чтобы они с отцом были как можно ближе друг к другу, ограждала от слишком назойливого внимания бояр к наследнику престола, который вполне мог вернуть им любезную старину.
Помогала чем могла: вытаскивала боярышень из теремов на ассамблеи, лично показывала пример новой моды, затягиваясь до полуобморока в жесткий корсет, что при ее пышных формах было непросто. Даже театр организовала в Преображенском дворце, для которого сама же и писала пьесы в стихах.
Переехав вслед за братом в Петербург, Наталья и там создала общедоступный – для благородной публики – и бесплатный театр. Для него в 1714 г. было построено специальное здание с партером и ложами. Кроме того, она основала и первую в России богадельню для содержания старых и убогих мирянок.
Именно Наталье Петр доверил свою «мариенбургскую полонянку» – Марту Скавронскую, будущую жену и императрицу. Наталья крестила Марту: крестным отцом был царевич Алексей. Царевна же обучала Екатерину русскому языку и обычаям страны, горевала вместе с ней, когда ее дети умирали в младенчестве.
Весной 1711 г. Петр взял Екатерину с собой в Прутский поход. Датский посланник, бывший свидетелем тогдашних событий, так записал эту историю: «Вечером незадолго перед своим отъездом царь позвал своих племянниц и сестру свою Наталью Алексеевну в один дом в Преображенскую слободу. Там он взял за руку и поставил перед ними свою любовницу Екатерину Алексеевну. На будущее, сказал царь, они должны считать ее законною его женой и русскою царицей. Так как сейчас ввиду безотлагательной необходимости ехать в армию он обвенчаться с нею не может, то увозит ее с собою, чтобы совершить это при случае в более свободное время. При этом царь дал понять, что если он умрет прежде, чем успеет жениться, то все же после его смерти они должны будут смотреть на нее как на законную его супругу. После этого все они поздравили [Екатерину Алексеевну] и поцеловали у нее руку».
Наталья Алексеевна безропотно отошла в тень, счастье Петруши было для нее превыше всего. Беспокоило ее только одно: растущее непонимание между отцом и сыном. По воспоминаниям придворного врача того времени, великая княжна Наталья, умирая, сказала царевичу Алексею:
– Пока я была жива, я удерживала брата от враждебных намерений против тебя; но теперь умираю, и время тебе самому о себе промыслить; лучше всего при первом случае отдайся под покровительство императора.
Умерла царевна в 1716 г. 43 лет от роду после продолжительной болезни. Венценосный брат ее находился на ту пору в Данциге вместе с супругой. Горе его по получении известия о кончине сестры было велико и неутешно.
Ее предчувствия оправдались: цесаревич Алексей вскоре упокоился рядом с ней на том же кладбище. А Петр с ее смертью потерял последнего своего настоящего друга и близкого человека. Именно после этого он и стал тем самым «неистовым государем», которого уже никто не мог ни сдержать, ни переубедить.
Судьба наследника
Царевич внешне не походил на отца и, вопреки сложившемуся о нем в истории мнению, был умен: в этом мы можем положиться на свидетеля самого верного и беспристрастного, на самого Петра, который писал сыну: «Бог разума тебя не лишил». В устах царя-плотника это была высшая похвала. И действительно, царевич Алексей охотно учился… если это не стоило большого труда, то есть очень любил читать, умел пользоваться прочитанным и, главное, сознавал необходимость образования, в том числе и знания иностранных языков.
Ее предчувствия оправдались: цесаревич Алексей вскоре упокоился рядом с ней на том же кладбище. А Петр с ее смертью потерял последнего своего настоящего друга и близкого человека. Именно после этого он и стал тем самым «неистовым государем», которого уже никто не мог ни сдержать, ни переубедить.
Судьба наследника
Царевич внешне не походил на отца и, вопреки сложившемуся о нем в истории мнению, был умен: в этом мы можем положиться на свидетеля самого верного и беспристрастного, на самого Петра, который писал сыну: «Бог разума тебя не лишил». В устах царя-плотника это была высшая похвала. И действительно, царевич Алексей охотно учился… если это не стоило большого труда, то есть очень любил читать, умел пользоваться прочитанным и, главное, сознавал необходимость образования, в том числе и знания иностранных языков.
Но вот самих иностранцев царевич не жаловал, и немудрено: до девяти лет он все-таки находился при матери, которая, как и все ее окружение, люто ненавидела Немецкую слободу, разлучницу Анну Монс и всех иноземцев заодно. Отец бывал наездами – редким, нежданным и не слишком приятным гостем, который, впрочем, обращал на маленького сына очень мало внимания.
Царевич не был склонен к переменам, не разъезжал без устали из одного конца России в другой, не любил моря, не любил войны. Идеальный царь для русских бояр. Да вот только Петр во что бы то ни стало стремился переломить кроткий характер сына, приобщить его к своим делам, заразить своими увлечениями. Долг вроде бы велит повиноваться отцу, но… «Повиноваться надобно, когда отец требует хорошего, – говорили вокруг, – а в дурном как повиноваться?»
Портрет царевича Алексея Петровича в латах. Художник К. Б. Франке, ок. 1710–1718 гг.
Если бы Алексею дали волю, он, подобно своим предкам, охотно проводил бы все время в молитвах и чтении священных книг. Но воли не было, точнее, была стальная воля отца, повелевшего перелить церковные колокола на пушки. Как это пережить, как разделять такие убеждения глубоко религиозному человеку, каким всегда был царевич?
От участия в Полтавской битве юношу спасла болезнь: не в пример своему отцу Алексей был подвержен всевозможным недомоганиям, иногда, впрочем, вымышленным. Но в мае 1709 г. Алексей действительно тяжело болел: отводя новонабранные полки к отцу в Сумы, подхватил там злокачественную лихорадку. Едва поправившись, он был вынужден надолго уехать за границу: во-первых, учиться, а во-вторых, жениться на какой-нибудь иностранной принцессе.
Наказ от отца сыну заключался в следующем письме:
«Зоон! объявляем вам, что по прибытии к вам господина князя Меншикова ехать в Дрезден, который вас туда отправит и кому с вами ехать прикажет. Между тем приказываем вам, чтобы вы, будучи там, честно жили и прилежали больше учению, а именно языкам, которые уже учишь – немецкий и французский, так геометрии и фортификации, также отчасти и политических дел. А когда геометрию и фортификацию окончишь, отпиши к нам. За сим управи бог путь ваш».
Портрет Шарлотты-Кристины Софии Брауншвейг-Вольфенбюттельской с арапчонком. Гравюра Х.-А. Вортмана по оригиналу И.П. Люддена, ок. 1830 г.
«Отпиши» означало конец учебы и женитьбу. Для того и был командирован в Германию Меншиков – правая рука и доверенное лицо царя Петра. Преобразователь России меньше всего при этом был склонен спрашивать мнение собственного сына, хотя сам в молодости довольно настрадался от навязанного ему матерью и боярами брака без любви.
Алексей понимал: противиться воле отца бессмысленно. Прикажет – на лягушке придется жениться.
Так что Меншиков принялся усердно искать невесту наследнику русского престола. И нашел ее в 1710 г. Принцесса Шарлотта Брауншвейг-Вольфенбюттельская была сестрой Елизаветы, супруги австрийского императора Карла VI. Алексей внешне очень ласково и внимательно относился к предполагаемой невесте, но это было сплошным притворством: он лишь искал способа отсрочить ненавистный брак с иноземкой.
Он написал отцу, что выбор будущей московской государыни – дело великой государственной важности и надо бы посмотреть еще и других принцесс, дабы выбрать самую подходящую. Царевич надеялся, что таким образом он получит возможность уехать в Москву и уже там уговорит отца дозволить ему взять супругу из русских боярышень.
Тщетные надежды! Воля отца, чтобы сын женился только на иностранной принцессе, была непоколебима. Алексей смирился, да и Шарлотта нравилась Алексею больше других. «Дом наших сватов – изрядный», – писал Петр своему Сенату.
Надо думать! Австрийский двор был одним из самых церемонных и самых богатых в Европе. Шестнадцатилетняя принцесса Шарлотта была приучена жить в роскоши, имела многочисленную прислугу, целый штат придворных дам. Она и представить себе не могла, какая жизнь ждет ее в далекой России, и наивно мечтала, что со временем тоже станет императрицей, как ее старшая сестра. Жених был тих и кроток, да и лицом довольно красив. Очень многие принцессы в Германии завидовали Шарлотте.
В августе 1711 г. в Дрездене состоялось бракосочетание. Молодая жена сохранила лютеранское вероисповедание, но дала обещание воспитывать будущих детей в православии.
А через три дня царевич получил приказание отца… немедленно отправиться в Россию и там заведовать продовольствием для армии. Такой «подарок» царственного свекра шокировал не только новобрачную, но и весь императорский двор.
Лишь через полгода принцесса встретилась со своим мужем, приехав к нему в армию. В каких условиях пришлось там жить Шарлотте, остается только догадываться. Три месяца спустя Петр отправил сына в действующую армию, а принцесса целый год была вынуждена жить в одиночестве в заштатном прибалтийском городе Эльбине, не имея иногда денег на самое необходимое.
Петр тем временем официально женился на «друге Катеринушке» и стал отцом долгожданного сына Петрушеньки – «шишечки», как его называли счастливые родители. Понадобилось вмешательство ближайших советников Петра, чтобы разъяснить царю щекотливость ситуации. Принцесса Шарлотта наконец прибыла в Северный Парадиз – Санкт-Петербург, где ее встретили льстивые, раболепные придворные и… известие о том, что ни мужа, ни свекра она не увидит: оба – в очередном военном походе.
Наконец Алексей вернулся в Петербург. Полгода они с принцессой Шарлоттой смогли провести вместе, и народу наконец объявили долгожданную весть: ее высочество в тягости и к середине года родить изволит, если на то будет Божья воля.
12 июля (в день Петра и Павла!) в присутствии трех высокородных свидетельниц Шарлотта родила дочь Наталью. Имя, очевидно, было выбрано для того, чтобы угодить свекру. Впрочем, новоявленный дед добродушно попенял невестке, что внук его обрадовал бы больше, чем внучка. И Шарлотта обещала, что следующим будет мальчик, «ежели ваше царское величество соизволит мне с мужем разлучаться реже».
И хотя царевич Алексей по-прежнему не слишком много времени уделял жене, она выполнила свое обещание и через год, в 1715 г., родила сына, царевича Петра, будущего императора Петра Второго. Но принцесса слишком быстро поднялась с постели, у нее открылась родильная горячка, и врачи объявили положение Шарлотты безнадежным.
22 октября Шарлотта скончалась в возрасте всего лишь двадцати одного года. Царевич находился при ней до последней минуты, три раза падал в обморок от горя и был безутешен. В такие минуты сознание проясняется: супруга его была «добрый человек», а если «сердитовала», отталкивала от себя, то не без причины: грехи были на душе у царевича, а он был также «добрый человек».
На следующий год умерла любимая тетка, Наталья Алексеевна, и царевич решился скрыться от деспота отца в Вене. 26 сентября 1716 г. Алексей выехал из Петербурга в сторону Риги вместе с любовницей Ефросиньей, ее братом и тремя слугами и… исчез где-то в Европе.
В начале 1717 г. начали приходить указания на следы беглеца: они вели в Вену. Алексей действительно благополучно добрался до австрийской столицы, где передал вице-канцлеру письмо следующего содержания: «Я ничего не сделал отцу, всегда был ему послушен, ни во что не вмешивался, ослабел духом от преследований, потому что меня хотели запоить до смерти. Отец был добр ко мне. Когда у меня пошли дети и жена умерла, то все пошло дурно. Царица с князем Меншиковым постоянно раздражала отца против меня, оба люди злые, безбожные, бессовестные. Я против отца ни в чем не виноват, люблю и уважаю его по заповедям, но не хочу постричься и отнять права у бедных детей моих, а царица с Меншиковым хотят меня уморить или в монастырь запрятать…»
В Вену с требованием выдачи царевича явился Петр Толстой. Он заявил, что Россия готова объявить Австрии войну, если дело не решится мирно, путем переговоров. Австрийцы немедленно раскрыли секрет местонахождения царевича, и вице-король Неаполя сообщил Алексею, что, если он не подчинится воле отца и не вернется на родину, его разлучат с Ефросиньей.