– Да как бы не в последний, – покачал головой участковый. – Детей избить – это тебе не в «трезвяке» ночевать.
Он взял Василия под руку, повернулся и повел наружу. Виталька видел, что на поясе участкового болтались наручники и дубинка – редкость для улыбчивого парня при исполнении, который обычно встречался во дворах вообще с голыми руками. Милиционер ими не воспользовался. Пока что.
– Не унывай, парень, разберемся! – крикнул ему участковый. – Орехи крепче, чем кажутся!
4
Станция «Авиамоторная», Московская Зона, первый день
16 марта 2014 г.
20:19
Настойчивый голос с нотками возмущения заставил Ореха отвлечься от воспоминаний и вспомнить, где он находится.
– Я повторяю свой вопрос, – громко сказал худой человек в пиджаке советского покроя. – Кто из вас сталкер Орех?
Оторвавшись от холодной стены, Орех подошел к нему. За то время, что он провел в своих мыслях, на станции, очевидно, многое переменилось: в центре собрались человек тридцать, внимавших каждому слову худощавого. Похоже, в тесном микросоциуме уже появились свои лидеры и изгои. Были пастухи и были овцы, не хватало лишь стимула. Длинной, окованной железом палки, с помощью которой можно было бы направлять толпу.
– Сталкер Орех, – говорил худощавый. – Кто тут сталкер Орех?
Его приверженцы свирепо озирались по сторонам, выискивая непонятного им носителя странной клички.
– Это я, – сказал Орех, которому надоели подобные проявления страха, грозящего перерасти в психоз и охоту на ведьм в узком пространстве. – Вы что-то хотели?
– Не говори с ним, парень, – насмешливо предложил белобрысый. – Пошли его в…
– Попрошу не перебивать! – сверкнул глазами худощавый. – Сейчас я говорю! Пацан, это ты сталкер Орех?
– Я уже это сказал, – ответил Орех спокойно. – С кем имею честь?
– Надо было слушать, когда я называл себя! – взвился человек в пиджаке. – Меня зовут Митрофан Иванович! А к тебе у меня вопрос! Почему ты дал по радио совет не приходить на эту станцию?! Те хачи, что канал захватили, признались, что уже шесть часов прошло, как они его повторяют! Как нас теперь спасут, ты, щенок низкорослый?
Внутри Ореха наступила ледяная тишина, все его мысли и тревоги словно вымерзли и рассыпались в труху. Он изучающе осмотрел Митрофана Ивановича.
– У тебя слишком длинное имя, – сказал он. – Замучаешься повторять. Я буду называть тебя Метанол. Так гораздо короче.
Кто-то в толпе прыснул со смеху. Метанол в возмущении набрал воздуха, чтобы сказать что-то в ответ, но не нашел слов и начал сдуваться. Жест выглядел бы театральным, если бы не был слишком естественным.
– Кто здесь слышал о Зоне? – громко спросил Орех, глядя вокруг себя. – Зона, сталкеры. Кто-нибудь что-нибудь знает?
Никто не подал голос, не ответил «да» или «нет». Орех и не ожидал положительного ответа. Будь на этой станции еще хоть один бывший сталкер, он бы хранил молчание. Но отрицательных ответов тоже не было – никто не хотел прослыть дураком, признавшись, что не имеет понятия о том, что случилось. На словах, конечно, они давно выяснили, что виноваты правительство, этнические группы, террористы – возможно, даже называли конкретные имена и предлагали пути справедливого наказания, подразумевавшего массовые меры воздействия, для верности прихватывавшие всех, кто похож. По существу же никто не мог выдвинуть никаких идей.
Рассказать людям про Зону все, что ему было известно, означало стать растерзанным обезумевшей толпой. Орех не захотел допускать такой ошибки и внимательно следил за своими словами.
– В Москве происходит аномальная природная реакция на некоторые внешние раздражители, – произнес Орех, успев дважды обдумать эту фразу в голове и убедиться, что она звучит достаточно расплывчато. – Сталкеры – это специально обученные люди, которые могут перемещаться по этой территории. Я – один из них, хотя мои навыки крайне малы.
– Подробнее, пожалуйста!
– Где обучают сталкеров?
– Кто ты такой, парниша?
– Тихо! – заорал Метанол. – Сейчас стоит другой вопрос, и я уже повторяю! Почему ты велел никому не приходить сюда?
– Потому что помощь не придет, – со злостью ответил Орех. Жалкие попытки Метанола показаться агрессивным выводили его из себя. – Спасатели на всех не разорвутся, и если они попытаются пролезть на «Авиамоторную» с земли, то попросту погибнут под новым обвалом или в аномалиях.
– Каких еще аномалиях? – спросил белобрысый, но Метанол снова его прервал:
– И наша участь будет лучше, если нас вообще не будут спасать, так?
Орех тяжело вздохнул.
– Фильмы американские смотрел? – спросил он.
– Что? Какие фильмы?..
– Если смотрел, то должен понимать, что самое главное при кризисе – это если президент жив. А наша задача – выдохнуть с облегчением. Ты чувствуешь облегчение, так ведь?
Поднялся страшный гвалт, однако целью словесных атак был Метанол, а не Орех. Он пытался что-то объяснять, но его уже никто не слушал. Его авторитет лопнул как мыльный пузырь от одной лишь шутки. Белобрысый с двумя-тремя единомышленниками посмеивался в сторонке и показывал Ореху поднятый большой палец.
– С меня ничего не спрашивайте! – крикнул Орех. – Я Зону не устанавливал.
– Что нам теперь делать?
– Не знаю я, – отрезал Орех. – Поверьте, я тут заперт вместе с вами. Если бы я мог найти выход, я бы нашел.
– Ну хоть какие-то шансы есть?
– Тоннель, по которому пошли те трое. Но они не вернулись, и вы все слышали, как они кричали. Значит, там опасно. Все просто. Туда идти нельзя, и мы не пойдем.
– И что ты предлагаешь сделать? – спросил белобрысый.
– Ждать, – ответил Орех.
– Чего?
– Пока аномалии в тоннеле не изменят свое положение. Если просто посидеть несколько часов, то, наверное, аномалии переместятся, и можно будет попробовать найти проход. Жаль, что у меня нет рабочего детектора…
– Какого детектора, каких аномалий? – произнес кто-то. – Ты что несешь? Дуй в тоннель и прокладывай дорогу, коротышка!
Орех не стал искать в толпе говорившего. Он предпочел обратиться ко всем сразу.
– Если вы хотите, чтобы я действовал как сталкер, то я и буду так действовать, – сказал он со злостью. – Когда сталкеры вынуждены двигаться наугад, не зная фарватера, они просто ведут перед собой «отмычку». Так мы называем человека, который идет первым, чтобы в случае чего первым умереть и дать понять остальным, что сюда ходить не стоило. Потому что если умирает опытный сталкер – это смерть всей группе. Лучше пусть умирает один слабый, чем все сразу. Я могу пойти вперед и найти вам выход, без проблем, могу прямо сейчас. Но мне для этого понадобятся «отмычки». Есть добровольцы сдохнуть во имя остальных? Обещаю, я внимательно изучу ваши кишки на стенах и набросаю примерную карту рельс и шпал, на которые нельзя наступать. Имея карту запретных участков, мы вычислим разрешенные. Вы хотели моей помощи? Я могу предложить только это.
Тихий ропот послужил ему ответом. Орех ждал любой более однозначной реакции. Пока что люди были ошеломлены, и вряд ли монументальностью его имиджа. Скорее, они просто поняли, что произошло с теми, кто пошел в тоннель.
– Браток, я все понимаю, – сказал белобрысый. – Но раз опыта у тебя, по твоим словам, хоть отбавляй, то почему ты сам не хочешь пойти первым? Почему это станет смертью всей группы?
– Моя смерть ничего не даст, – ответил Орех. – Вы не сможете понять ее причин. Но я все равно никому не предлагаю идти туда. Я не хочу, чтобы умер хоть кто-то. Лучше подождать, как я и сказал. Аномалии свежие, долго на одном месте не провисят. Завтра путь в тоннеле точно изменится. Может, уже тогда получится проползти вдоль стен до соседней станции.
– Я тебя услышал, – сказал белобрысый и достал из кармана нож. – Извини, но не вариант. Ползи туда прямо сейчас.
Стоявший сзади него парень вытащил дубинку, в которой Орех узнал взятый с тела полицейского трофей.
Люди испуганно расступились, но никто не сказал слова в защиту Ореха.
– Ладно, я могу пойти, – сказал Орех, нащупывая в кармане пистолет. – Но ты знай – если я пройду, то обратно не вернусь. За таким, как ты, – точно.
– Не страшно, – пожал плечами белобрысый. Ты уже объяснил схему, спасибо. «Отмычек» тут полно. Не вернешься за нами – я отправлю за тобой тех, кто тут остался. Будут на твоей совести.
– По-твоему, эти люди испугаются твоего ножа? – спросил Орех.
– Испугаются, – кивнул белобрысый, нисколько не смущаясь окружавшей его толпы, которая пребывала в пассивном состоянии. – Я, когда чем-то недоволен, могу многое.
– Не сомневаюсь, – произнес Орех, большим пальцем правой руки снимая пистолет с предохранителя. – Только ты одного не учел. Сейчас в недовольном состоянии пребываем все мы. И мы все тоже готовы на многое.
Внезапно зазвонивший терминал взвинтил напряжение до предела. Белобрысый вздрогнул, моргнул, словно ему на миг стало стыдно за свое поведение. Метанол подбежал к телефону, снял трубку, приложил к уху.
Внезапно зазвонивший терминал взвинтил напряжение до предела. Белобрысый вздрогнул, моргнул, словно ему на миг стало стыдно за свое поведение. Метанол подбежал к телефону, снял трубку, приложил к уху.
– Алло! – сказал он. – Нам нужна помощь. Если…
Он умолк, вслушиваясь в слова.
– Повторите, – произнес он и через несколько мгновений повернулся к Ореху. – Это вас, молодой человек.
Продолжая держать руку на пистолете, Орех подошел к телефону, левой рукой принял трубку у Метанола.
– Я слушаю, – сказал он.
– Привет, братишка, – послышался голос Борланда. – Как там, не обижают?
Орех облегченно прикрыл глаза, словно с небес к нему спустился батальон пышногрудых девиц из штата спасателей Малибу.
– Пока не сильно, – ответил он. – Но мне не помешал бы выход.
– Выход там, где вход. Ты далеко от рельсов?
– В метре.
– Отойди еще немного. И не подходи к ним минуты три.
Связь прервалась.
Орех повесил трубку, не понимая, что означал странный совет, но и не особо пытаясь его понять.
– Что? – спросил Метанол. – Что тебе сказали? За нами придут?
– Отойдите от путей, пожалуйста, – попросил Орех. – Сейчас что-то будет.
– Что будет?!
В глубине тоннеля послышался громкий треск, затем пронзительный свист. Дикий грохот разряжающихся аномалий стал для Ореха еще одним предупреждением, чтобы отпрыгнуть подальше. Все последовали его совету.
Не сбавляя умеренной скорости, на станцию влетел поезд, чей головной вагон пылал как факел. Впереди себя он толкал кучу металлического мусора, обрывки проводов и еще непонятно чего. Дойдя до завала на противоположной стороне, состав врезался в него. Два вагона чуть подскочили, сошли с рельс, но тут же остановились, соприкоснувшись верхними краями с колоннами «Авиамоторной». Из-под разрушенного завала хлынул поток воды.
Люди в ужасе столпились у центра станции. Орех заметил, что состав был чуть короче обычного. Спустя минуту к платформе подъехал и недостающий вагон, который, похоже, двигался за счет инерции. Он плавно стукнулся в родной состав и тоже остановился.
В следующий момент в нем сработал механизм аварийного открытия дверей, активированный изнутри. Створки разъехались в стороны, и на платформу вышел Борланд.
– Быстро! – приказал он. – Все бежим в тоннель! У нас несколько минут, прежде чем аномалии снова проявятся.
Он глянул на Ореха, чуть улыбнулся и тут же перевел взгляд ему за спину.
– И еще у вас потоп, – добавил он. – Чем вы тут занимались, что Всевышний решил наслать на вас сразу и потоп, и меня?
5
Белка, Одесская область
8 декабря 2008 г.
17:21
Отхлебнув чаю, участковый вытер губы салфеткой и отломил половинку печенья. Глядя на него, Виталька задумался, бывал ли тот у них в гостях раньше. Если да, то должен был оценить сам факт наличия в доме салфеток. Как и заметить новую, чистую скатерть, свежие шторы и многое другое, чем Виталька облагораживал жилище, вот-вот грозящее стать чужим.
– Значит, так, Виталий, – сказал милиционер. – Ты должен понять две вещи. Первая: я пришел не как знакомый дядя в погонах, а как дознаватель. Твой отчим сейчас в очень плохой ситуации. Нам с тобой надо прояснить некоторые моменты, чтобы знать, возбуждать уголовное дело или нет. Он избил подростков. Пусть вы все мните себя взрослыми – поверь, ваше мнение тут ничего не решает.
Виталик тупо помешивал ложкой чай в кружке, глядя в одну точку. Он старался не пропустить ни единого слова.
– И вторая вещь, – продолжал участковый. – Есть ряд смягчающих обстоятельств. Не панацея, но все же есть. Прежде всего, Василий утверждает, что он тебя защищал от пятерых гопников. То есть тебе угрожала опасность, а на твоем лице я вижу следы физического насилия. Это аргумент в вашу пользу. Только не говори, что с лестницы упал, – я просто выплесну этот чай тебе в рожу.
Виталик молчал.
– Кроме того, серьезных правонарушений за твоим отчимом не замечалось. Ключевое слово тут – «серьезных». Семья ваша однозначно считается неблагополучной. Вася любит приложиться к бутылке, это все знают. Но то не особо важный аргумент в наши времена. На момент нападения он точно был трезв. Главное, что у него на иждивении находится один несовершеннолетний крепкий орешек, не имеющий иных родственников. Крепкий ведь, да?
Ничего не ответив, Виталька чуть покраснел. Участковый откинулся на спинку стула.
– И есть еще пункт, – вымолвил он. – Говорят, ты что-то ему сказал насчет его погибшего сына. Это так?
Виталик кивнул.
– Что именно ты ему сказал?
– А это важно?
– Очень важно. Здесь очень бы пригодился фактор аффекта. Но нужно установить очередность. Мужики путаются в показаниях. Кто-то утверждает, что ты сказал Василию, что его сын его бы презирал, затем ты подскочил к нему и ударил. А кое-кто другой говорит, что это избитые пацаны начали выкрикивать непристойности про Сергея, чем оскорбили его светлую память и взбудоражили твоего отчима так, что тот перегнул палку. И ты попытался его остановить, взывая к уважению к памяти Сергея, чтобы твой отчим не убил малолетних дебилов на месте. Я вот не пойму, где тут правда. Ты мне не поможешь?
Залпом допив чай, Виталик встал, повернулся к раковине и принялся мыть кружку. На милиционера он не оглядывался. Он точно знал, что не было «кое-кого другого», кто предоставил бы такую трактовку событий. Но намекнуть участковому на эту мысль означало отправить отчима в места не столь отдаленные.
– Что-то припоминаю, – уклончиво сказал он. – Он не любит, когда кто-то рядом плохо отзывается про Серегу. Сразу закипает и себя не контролирует. Делает все, что в его силах, чтобы сдержаться. Но тут уж смотря по ситуации. Если, скажем, кто-то провоцирует и угрожает его семье, тем, кто еще жив…
– Достаточно, – кивнул участковый. – Я понял. Хорошо. Всего этого может оказаться достаточно, чтобы Василий сегодня же вернулся домой. А может и не оказаться. Я могу отказать в возбуждении уголовного дела, если буду уверен, что родители пацанов не нарисуют жалобу наверх. Тут уже как фишка ляжет. А нарисовать они могут, без вопросов. Даже не потому, что имеют право, а потому что им это выгодно. Ходят слухи, что столичные скоро начнут строить на перевале ипподром. Недвижимость тут сильно в цене подскачет, похлеще лошадей. Если Ваську застегнут, то в доме и на прилежащем к нему участке останешься только ты. А так как тебе нет восемнадцати, на тебя быстро оформят попечительство. За три года до совершеннолетия тебя выжмут и превратят в тряпичную куклу. А после и веревочки обрежут, отправив в свободное плавание по реке. Ты понимаешь меня?
– Понимаю.
– Словом, я пишу про аффект. И еще. Нам всем бы очень помогло, если бы вдобавок оказалось, что пацаны угрожали Василию ножами.
Виталик вернулся на свое место, чтобы скрыть дрожь в коленях.
– Какие ножи? – спросил он.
– Да вот не знаю какие, – пожал плечами дознаватель. – Вроде бабки, что через дорогу картошкой с медом торгуют, видели, как что-то там в лучах блестело. А может, показалось. Или попросту врут.
– Так на месте были ножи или нет?
– Не было. – Участковый пристально смотрел на парня. – Хотя мужики твердят, что были. Но они ведь хотят, чтобы Ваську выпустили, так ведь? И не заинтересованы в том, чтобы помогать молодым оленям избежать наказания. Им с ними в одном классе не учиться. Времена сейчас сложные, у поколений пропал общий язык, работы нет, погода паршивая, заняться нечем… Кто знает – вдруг мужики не врут, и у ребят и впрямь были ножи?
– Это уже разбой получается, – заметил Виталька.
– Так точно. Разбой. И, что интересно, это сразу сняло бы с Васьки все обвинения. А пацаны встанут на учет. Или же окажется, что ножей и в самом деле не было, мужикам все привиделось, и судьба твоего отчима будет зависеть от достаточности других смягчающих факторов. Ну, так что?
– Что «что»? – спросил Виталька.
– Ты точно никакого оружия на месте драки не видел?
– Нет.
– Ты уверен, что их там не было?
– Я не сказал, что их там не было. Я говорю, что не уверен. Солнце било в глаза, когда я лежал на земле, глаза опухли от фингалов, я ничего не соображал. А когда пацаны заорали, что мой покойный брат был не очень хорошим человеком, я и вовсе взбеленился. Но сделать ничего не успел – мужики оттащили моего отчима, а парни уже лежали.
Дознаватель с досадой облизнул губы и хлопнул по столу.
– Ясно, – сказал он и полез в свой портфель, откуда достал пачку бумаги и шариковую ручку. – А теперь еще раз, в письменном виде…
Когда участковый ушел, Виталька добрел до своей кровати и без сил повалился на нее, зарывшись лицом в подушку. Так он лежал, казалось, целую вечность. Его то и дело одолевали видения. Сводный брат стоит рядом, в военной форме, с улыбкой космонавта на загорелом от свежего воздуха лице, держа фуражку крепкими от ежедневной работы руками, знавшими и древко лопаты, и цевье винтовки. «Я горжусь тобой, братишка», – говорит он, и черты его лица приобретают странное, немного нелепое выражение, словно Сережа знает некие тайны мироздания, доступные лишь мертвым…