— Что?! – сказал я с вызовом. – Что я, по-твоему, должен был делать?!
— Мы потом обсудим, что ты должен был делать, – с нажимом проговорила она, – а пока задействуй капсулу.
— Хорошо, – я откинул крышку, размышляя о том, что она имела в виду — хочет устроить мне проблемы с БИГ? Угрожает?
Я нажал на кнопку, но ничего не произошло. Мы продолжали оставаться в этом мире.
— В чем дело? – нахмурилась Кэт.
— Откуда мне знать. Не работает.
— Попробуй снова…
После нескольких неудачных попыток, Кэт потребовала:
— Дай сюда.
Конечно, у нее тоже ничего не вышло. Капсула переноса не работала. Собственно, я предполагал, что она заблокирована. Но расстраивать их раньше времени было ни к чему.
— Мы пойдем наверх, – пробормотал Виталик и бросил взгляд в серое небо на недосягаемой высоте.
— Как?! – опешила Кэт.
— Я помогу, – просто сказал сталкер…
Он тащил Кэт на поясном ремне. В жизни я такого не видел. Одной рукой сталкер продолжал цепляться за почти гладкую стену, другой подтягивал к себе девушку; внимательно наблюдал за тем, чтобы она закрепилась на очередном уступе или в расщелине, затем совершал очередной рывок.
Меня стала пробирать дрожь. О сталкерах я всякого наслушался, еще в инженерном училище при центре БИГ-а, но чтобы такое. Это уже чересчур. Наш Виталик даже на человека не похож. Монстр какой-то, в самом деле.
— Про меня не забудь, скалолаз! – крикнул я на всякий случай. Хотя при мысли о том, что мне придется карабкаться по отвесной скале, становилось очень не по себе…
Виталик вернулся за мной, как и обещал. Наше путешествие к краю пропасти заняло не меньше часа. Когда мы перевалили через край и, изможденные, стараясь отдышаться, упали на каменистую землю, чужое светило уже клонилось к закату.
Кэт отлучилась за ближайшую скалу.
Виталик стоял, вглядываясь в горизонт — сканировал пространство. После того, как оборудование приказало долго жить, последним из группы оставалось надеяться только на сталкера. Над его худенькой фигуркой носились в предзакатном небе, шелестя крыльями, странные твари, похожие на летучих мышей — существа иного мира. Судя по поведению Виталика, их можно не опасаться. Любой сталкер чувствует опасность.
Сейчас, кстати, мы это проверим! Я извлек из внутреннего кармана куртки семизарядный игл. Передернул затвор. И пошел к сталкеру, держа игл в вытянутой руке.
— Почему? – сказал он. После чего я выстрелил ему в затылок. Виталика отшвырнуло на несколько метров. С тошнотворным стуком он упал лицом на острые камни, вокруг его головы стала быстро растекаться темная лужа. Я схватил убитого за ноги и потащил к расщелине. Сорвался в пропасть бедолага. Со всяким может случиться.
Тут я услышал отчетливый шорох, повернулся к скале. И успел заметить, как метнулась за нее Кэт. Она все видела.
— Проклятье! – прорычал я и ринулся следом. Так и знал, что с этой девицей будут проблемы. Ко всему прочему, у нее биговская подготовка. Значит, придется повозиться.
Она обрушилась на меня сверху, спрыгнула с какого-то уступа. Ей почти удалось сбить меня с ног. Будь я чуть легче, и уже лежал бы на земле, но, по счастью, во мне было почти сто килограммов веса, а тяжелое оборудование, которое я таскал за группой, сделало меня очень крепким. Я двинул ей локтем под ребра, так, что она охнула, развернулся и изо всех сил ударил рукояткой игла в лоб. Кэт успела отклонить голову, и рукоятка прошла вскользь, лишь немного оцарапав кожу. Она предприняла целую комбинацию ударов. Большинство я успешно блокировал, но один в солнечное сплетение, все же, пропустил. Задохнулся. И едва успел отпрыгнуть — она била ногой в голову, слева. Мимо. Кэт присела в боевой стойке, держа кулаки на уровне груди, немного покачиваясь, словно готовая к атаке кобра. Вот только нападать на меня ей не порекомендовал бы даже самый искушенный инструктор БИК по рукопашному бою — когда тебе в грудь нацелен крупнокалиберный игл, с которым впору охотиться на мамонтов, лучше сдаться на милость победителю. Но она оказалась настолько неразумной, что кинулась на меня. Был ли виною тому ее вспыльчивый характер или просто глупость — не знаю. Только я немедленно нажал на курок. Заряд угодил ей в живот. Не то чтобы я хотел, сделать ее смерть мучительной из каких-то мстительных и садистских побуждений, просто прежде, чем она умрет, мне необходимо было выговориться. А от нашей группы осталась только Кэт.
Убедившись, что она не представляет опасности, я присел рядом со смертельно раненой девушкой на корточки. Офицер Арцыбашева, вне всяких сомнений, умирала. Ее губы окрасились красным, на них вздувались и лопались крупные пузыри. В глазах застыло страдание обреченного человека. Если вам доводилось видеть этот взгляд, вряд ли когда-нибудь вы сможете его забыть.
— Они связались со мной пару месяцев назад, – проговорил я, – сказали, что им не нравятся пришельцы из нашего мира, которые таскаются повсюду в еще неосвоенных мирах. Просили помочь. Я немного подкорректировал настройки, и вся наша группа оказалась в расщелине, на высоте трехсот метров. Странное дело, топограф немного ошибся. На карнизе должен был остаться только я.
— Как ты-ы… — выдавила она с трудом и закашлялась. Из ее рта выплеснулось сразу очень много крови.
Я испугался, что она умрет, так и не дослушав мою исповедь, и заговорил быстрее:
— Вы, в группе, всегда относились ко мне свысока. Считали меня человеком второго сорта. Скажу тебе начистоту. Я никогда не думал, будто мое призвание — вечно таскать за вами технику. Я достоин большего. Я всегда это знал.
— Пре… преда…
— Предатель?! Нет. Предательство совсем не моя стихия. Какой из меня предатель? Вы меня вынудили. Обращаясь со мной, как со швалью, как со скотом, недостойным вас. Особенно ты, Кэт. Ты была хуже всех. Эти твои взгляды. И как ты разговаривала со мной. Всего один раз ты помогла мне, после этого дурацкого эпизода на Сириусе. А остальное время. Холодный тон. Презрение. Понимаешь меня теперь?
Она сделала слабую попытку подняться, и бессильно упала обратно, на каменистую почву. Я почувствовал к ней уважение. Я и предположить не мог, что Кэт окажется настолько упорной. Мне всегда казалось, что надменная маска скрывает слабость характера. А она, глядите-ка, даже умирая, пытается что-то предпринять для спасения.
— Для них было очень важно, чтобы никто из нас не вернулся. Знаешь почему? Они уверены, что тогда наше правительство сочтет программу слишком опасной, на время прикроет финансирование, и человечество отстанет в деле освоения новых миров. А они первыми застолбят участок. Понимаешь, что происходит? Мы только-только идем по этому пути, а они уже столбят миры, включая их в свою систему. Еще ты, наверное, хочешь узнать, что они пообещали мне, если я сдам группу?
Кэт выглядела изможденной, умирающей, было заметно, что она испытывает тяжкие страдания, но глаза ее горели жгучей живой ненавистью.
— Ух, ты, – сказал я, – скажи, ты что, и вправду, думала, будто я отдам тебе капсулу там в пропасти? – Поскольку она не отвечала, я продолжил: — Они пообещали мне бессмертие. – Я улыбнулся: — Осознаешь, красотка Кэт? Я получу бессмертие, а ты через пару минут отправишься в черную пустоту. Есть в этом некая высшая справедливость. Ну, хватит. Прощай.
Я встал, навел игл на ее голову, и выстрелил.
Ждать пришлось недолго. Они пришли за мной очень скоро. Тело Кэт еще не успело остыть, а они уже вынырнули из пустоты. Как и в прошлый раз — неожиданно. Когда кто-то вдруг оказывается перед тобой, в первый момент возникает чувство, что испытываешь галлюцинации. Привыкнуть к такому невозможно.
— Я выполнил свою часть договора, – сказал я.
В моем мозгу всплыла серия устойчивых образов — мы всегда общались только так — они сказала мне, что благодарны за то, что я сделал и намерены воздать мне по заслугам и наградить заслуженным бессмертием.
Если бы я только знал, что мои наниматели понимают под бессмертием. Священный храм в одном из миров, где вплавленный в ледяную глыбу я должен буду провести целую вечность. Сознание мое благодаря вживленным в мозг электронным устройствам то угасало, то вновь вспыхивало пламенем жизни.
В те краткие мгновения, когда я приходил в себя и видел толпы паломников, пришедших поклониться предателю своей расы, меня охватывал такой непомерный ужас и такое глубокое раскаяние, что единственным моим желанием со временем стала жажда смерти.
Но они не давали мне избавления от страданий, справляя странные обряды у подножия моей необыкновенной тюрьмы. Они возлагали увядшие венки и гниющую пищу к основанию ледяной глыбы, в которую был заключен Предатель, и желтые глаза паломников при этом отражали религиозный экстаз. Они видели ту же истину, что и я…
Департамент переселения
Из Департамента переселения я вернулся подавленным. По дороге только и думал о том, как сообщить эту новость Дане. Моя жена и так не справлялась с эмоциями, постоянно говорила о том, что потом ничего не будет, что она боится, боится, боится… И я должен быть с ней, сейчас и потом, всегда должен быть рядом.
Иногда она впадала в состояние, близкое к истерике, заходилась в крике, обвиняла во всем меня, кричала, что я ничего не чувствую. И тогда я думал о том, что пусть бы уж лучше скорее это случилось, чем жить вот так, в ожидании неизбежного, наблюдая, как она постепенно сходит с ума…
Терпеть ее поведение — вот, в чем действительно заключался кошмар. Вот если бы ее сознание было устроено по-другому. Добавить бы ей хотя бы капельку здравого смысла. И наша жизнь, точнее то, что от нее осталось, превратилась бы в обоюдный покой и счастье.
Я испытывал дискомфорт, но все же находил в себе силы — прижимал Дану к груди, чувствовал, как стучит ее маленькое сердечко, и радовался, что у нас еще есть способность понимать друг друга. И что мы можем потратить оставшееся время, радуясь мгновениям ее стремительно истекающей жизни на этой Земле.
Катер опустился на парковочный магнит. Я откинул дверцу, выбрался наружу. На улице было ветрено и сыро. С серого неба сыпали в лицо капли мелкого дождя. Пригибаясь, я побежал к подъезду. Тяжелая подъездная дверь при моем приближении распахнулась. Навстречу выкатился дворецкий, поскрипывая гусеницами.
— Добрый вечер, господин Белов.
— Привет, – буркнул я. Мне куда больше нравился прежний, живой дворецкий. Но его, как и многих других, забрали почти полгода назад — программа Большого переселения, как ее называло правительство.
Живых людей теперь почти всюду заменили дешевые роботы. Производить дорогие модели для нужд исчезающего человечества — в этом нет никакого смысла.
Электронный ключ щелкнул в замке. Я торопливо ввел код. Дверь в квартиру распахнулась.
Дана ждала меня. Обняла. Прижалась всем телом.
— Где ты был так долго, малыш?
— Зашел в магазин после работы, – соврал я. – Ты же знаешь этих механических продавцов. Я уже думал, мне придется там заночевать.
— Купил что-нибудь?
— Нет. Плюнул, и поехал домой, к тебе…
— Сегодня случилось кое-что… — она подняла на меня полные слез глаза.
— Что? – Меня охватило дурное предчувствие. Сейчас она закатит глаза, будет говорить все быстрее и быстрее, потом начнет метаться по комнатам и кричать. А я буду чувствовать, что виноват перед ней. Нелепое чувство. Бессмысленное, как сама жизнь в привычном человеческом понимании.
— Олеся… — сказала она и замолчала.
— Что Олеся? – Впрочем, я знал ответ. Олеся была ее лучшей подругой. Они общались с Университета.
— Ее нет.
— Как это?
— Переселение! – Она произнесла это с такой интонацией, что стало очевидно — сообщи я ей известие сейчас, и у нее начнется истерика. Но когда-то же надо ей сказать. Ведь все уже решено. Я сам все решил.
Я медленно снял плащ, повесил на вешалку и обернулся к ней. Я смотрел на нее, не отрываясь, почти минуту. Потом проговорил чуть слышно:
— Я был…
Она попятилась, как будто это я угрожал ей чем-то. Я ощутил боль. Несмотря ни на что, она оставалась моей женой, моей женщиной. Я почти ничего не сказал, а она все поняла. Наверное, потому, что каждый день думала об этом, ожидала, когда это, наконец, случится, и меня вызовут в Департамент. Чтобы там вручить полис на переселение.
— Давай обойдемся без истерик, – попросил я.
— Ты был там, да? Был?! Скажи! Да или нет?!
— Да, – быстро ответил я. – Нам дали три дня.
— Боже мой, – проговорила Дана, – боже мой… я знала, я все время знала, что это произойдет. Но мне отчего-то казалось, что это случится не скоро, что у нас еще есть… хотя бы полгода … Давай уедем куда-нибудь! – выкрикнула она. – Умоляю тебя. Поедем в горы. Там воздух чище. Там с нами все будет в порядке.
— От этого вируса нет спасенья. Ни в горах. Ни под водой. Ты же знаешь, как мучительна смерть для тех, кто заразился. А мы просто уснем. И переместимся в другую реальность. Туда, где нам будет хорошо. Где мы будем вдвоем. Всегда вдвоем.
— Ты в это веришь?!
— Конечно, верю, – я постарался говорить, как можно спокойнее. – И потом, мы ничего не сможем с этим поделать. Есть постановление правительства. Если мы не пойдем на это добровольно, мы нарушим закон. И тогда, знаешь, что будет?
— Знаю! Я видела! Видела, как они тащили парня из девятой квартиры. Они не знают жалости… У них нет милосердия.
— Они, они, они… — Я помассировал виски. – Да кто они? О какой жалости ты говоришь?! Они — просто запрограммированные на выполнение определенной задачи механизмы. А Иван… Не знаю, о чем он думал. Ему дали возможность спокойно уйти, без страданий. Переселиться. Да успокойся же, в конце концов.
У Даны сделалось такое лицо, что я испугался. Неужели опять нервный срыв?!
— Даночка, – я попытался обнять супругу, но она вырвалась. – Давай лучше я расскажу тебе, что я видел… Только представь себе. У нас будет возможность выбрать любую страну мира, любой райский уголок. Они загрузят наши психоматрицы в компьютер. И мы с тобой окажемся на земле обетованной. Я видел. Там было множество людей. Их можно было наблюдать на огромном экране. Они счастливы. Они действительно счастливы. Они смеются. Общаются друг с другом. Они и думать забыли о своей прежней жизни в этом убогом теле, обреченном на старение и умирание. Только подумай. Ты снова будешь молодой. Тебе будет семнадцать лет. Ни одной морщинки. Гладкая кожа. И целая вечность впереди…
Она молчала, угрюмо разглядывая узор на пластиковом полу. Правильный узор, состоящий сплошь из геометрических фигур.
Этой ночью мне приснился сон. Я снова стоял в центральном зале Департамента переселения, перед плазменным монитором во всю стену. На нем отображался сидящий в кожаном кресле седоволосый господин — привычный для всякого россиянина образ давно обитающего в виртуальном мире президента.
— Я хочу, чтобы меня окружала такая же реальность, какую я покинул, – говорил я, – чтобы там была такая же квартира, как моя, такой же город, в котором я жил, пусть там будут другие страны и континенты. Я хочу ходить на работу. И выпивать время от времени с друзьями. Хочу любить свою жену ночью. А иногда днем. И ездить с ней в отпуск, куда-нибудь к морю… В сущности, я не прошу чего-то необыкновенного. Это же пустяк для вас.
Правда?
— Странные существа люди, – сказал мой собеседник. – Всю жизнь мечтают о чем-то недостижимом. Спроси их, к примеру, нравятся ли вам острова Карибского моря, где под пальмами, на белом песке, можно загорать под лучами жаркого солнца, и они не задумываясь, ответят — нравятся. А как только начинается предметный разговор, и речь заходит о том, где они хотят жить, вдруг выясняется, что им дороже всего на свете то существование, которое они вели. И это неудивительно, мой друг, ведь каждый созидает для себя ту действительность, о которой мечтает, погружается в ту реальность, которой он достоин. И кому какое дело до того, что этой жизни на самом деле нет, как нет уже очень давно ничего. А есть только летящий через бездны космоса гигантский компьютер, в который загружено сознание всего человечества…
Я проснулся оттого, что ощутил легкое прикосновение к ребрам. Перекатился на бок.
— Ты что? – Дана не спала.
— Что?
— Ты чего-то испугался?
— Просто мне стало щекотно.
— Я боюсь, Игорек, действительно боюсь…
— Я тоже.
— По тебе это совершенно незаметно. Ты ведешь себя так, как будто ничего не случилось.
— Это потому, что бояться бессмысленно. Мы все равно ничего не изменим. Надо просто жить, и получать удовольствие от жизни.
Она задумалась. Прижалась ко мне:
— Ты абсолютно прав. Дай пощекочу еще.
— Не трогай! – я вскочил с кровати. – Послушай! Почему ты всегда делаешь не то, что нужно! Почему ты никогда не бываешь разумной?! – Голос мой в тишине прозвучал резко. Намного резче, чем бы мне того хотелось.
— Да что с тобой?! – Она расплакалась. – Что с тобой такое?! Я просто хотела тебя погладить.
— Ладно, – смягчился я, присел на край кровати и положил ладонь ей на голову: — Не обижайся. Меня тоже переполняют эмоции… У меня их столько. Если бы ты только знала. Эмоции, – повторил я. – Иногда я думаю, что без них было бы намного лучше. Иногда… наслаждаюсь тем, что я чувствую…
Я лег рядом с Даной. Она положила голову мне на плечо. Так мы и лежали, время от времени переговариваясь о всяких пустяках, до самого утра…
Три дня прошли незаметно. Мы занимались в эти три дня самыми простыми вещами — любили друг друга, смотрели телевизор, она читала мне вслух написанные недавно стихи, еще мы гуляли по дождливым улицам, покупали еду в супермаркете, а по вечерам пили вино. На второй день, даже умудрились так напиться, что с утра я почувствовал симптомы похмелья. Что было более чем странно. Я никогда не ощущал ничего подобного. Пожалуй, я был счастлив в эти три дня. Если, конечно, я правильно понимаю, что такое счастье. Слишком уж это понятие нерационально…