Несмотря на базовое юридическое образование, вновь избранный президентом Владимир Путин позволяет себе публично намекать на причастность Ходорковского к убийствам, которые ни разу не вменялись ему в вину. При этом на втором году второго процесса над Ходорковским Путин в интервью «Коммерсанту» безмятежно заявил, что вообще ничего не знает о втором процессе[5]. А через 10 дней на встрече с российскими и иностранными политологами его интонации резко изменились. Адам Михник, который задал премьер-министру вопрос о судьбе Ходорковского, рассказал после встречи: «Меня поразило, как сразу изменилось его лицо, как к нему прилила кровь. Со страстью он начал говорить: „Шеф его охраны убивал людей! Разве он мог не знать этого! Мы же не дети!“ До этого он был в прекрасной форме, расслабленный, остроумный. А тут сразу стал очень жестким и в то же время проявил глубокие эмоции: тема его очень задела лично»[6]. В России, где любое слово Путина не остается неуслышанным, такое заявление, к тому же не первое, в разгар судебного процесса вряд ли можно считать невмешательством в судебные дела. О деле Алексея Пичугина, того самого «шефа охраны», приговоренного к пожизненному заключению при весьма сомнительной доказательной базе его причастности к убийствам и исчезновениям людей, знает еще меньше людей, чем о деле Ходорковского, что Путин неоднократно и умело использует в разговоре с «народом» и с иностранцами.
В этой истории есть что-то глубоко личное, поэтому у меня и многих других наблюдателей нет сомнений, что Ходорковский — личный узник Путина. Или, если угодно, личный узник силовой корпорации, возглавляемой Путиным.
С 2003 года Михаил Ходорковский и Платон Лебедев сидят за решеткой. За это время у них подросли дети, а у Ходорковского еще и родилась внучка. Младшей дочери Платона Лебедева было две недели, когда его арестовали. У него четверо детей от двух браков, как и у Ходорковского. Младшим детям Михаила Ходорковского в 2003 году было по четыре года, они двойняшки. В воспоминаниях Глеба и Ильи папа — вовсе не олигарх, а просто арестант.
Из восьми с лишним лет в изоляции они провели в лагере, то есть не в тюремной камере, а в специальной зоне для осужденных преступников, немногим больше года по приговору первого суда: восемь лет лишения свободы по обвинению в мошенничестве и недоплате налогов. И по приговору второго суда с середины июня 2011 года снова находятся в лагере. С Ходорковского и Лебедева власти требуют солидарно взыскать порядка 17 млрд рублей, и это при том, что одновременно был отобран и разрушен ЮКОС.
Общая сумма налоговых претензий к ЮКОСу с учетом штрафов и пеней за 2000–2003 годы составила 582 млрд рублей, а с учетом претензий к дочерним обществам — 703 млрд рублей, или более $25 млрд по тогдашнему курсу. Причем только за 2002 год налоговые претензии к компании, включая налоги, штрафы и пени, достигли 111 % валового дохода компании. По данным ЮКОСа, налоговые претензии за 2004 год значительно превысили выручку компании за тот же год. Такие невероятные суммы объясняются беспрецедентным в России уровнем штрафов, примененных к компании Ходорковского, — 40 % от основной суммы долга вместо обычных 20 %. Эти захватывающие дух цифры — крупнейшие в российской истории штрафы и пени.
Приговор Ходорковскому и Лебедеву по первому делу вынесли 31 мая 2005 года. Видимо, чтобы добить подсудимых, еще до вынесения приговора президент Путин в июне 2004 года заявил, что компанию разрушать не будут, а уже 24 июля 2004 года было объявлено о принудительной продаже нефтедобывающего предприятия «Юганскнефтегаз» (ЮНГ) — жемчужины ЮКОСа. При этом процедура банкротства в тот момент еще не была запущена. Лучший актив ЮКОСа достался государственной компании «Роснефть», председателем совета директоров которой моментально стал, разумеется, тот самый Игорь Сечин[7].
Процедура банкротства будет запущена позднее, в 2006 году, в тот момент, когда активы ЮКОСа — и это подтверждено российскими судами — все еще превышали его обязательства, что делает процедуру изначально незаконной. Но Кремль стремился как можно быстрее стереть само название «ЮКОС» из истории, из упоминаний, из прессы. С таким же рвением стирали это название со всей продукции марки «ЮКОС», в Нефтеюганске замазывали стенды, срывали рекламу, меняли униформу и на билбордах поверх замазанного «ЮКОС» писали «Роснефть». Законность или незаконность происходившего определялась уже не в судах, а только в одном месте и одним человеком: в Кремле, Путиным.
Даже у не симпатизирующих Ходорковскому сторонних наблюдателей возникли сомнения: действительно ли дело в недоплате налогов или это, в сущности, политическая история с ярко выраженной коммерческой составляющей? В конце концов, государство каждый год, точнее, несколько раз в год проверяло ЮКОС. Откуда взялись эти миллиарды недоплаченных налогов? И почему не наказаны налоговики, которые или фальсифицировали отчетность, или плохо работали? И если государство действительно хочет получить с нефтяной компании недоплаченные налоги, то просто глупо ее гробить на волне поднимающейся цены на нефть. И уж точно не стоит обескровливать компанию, отнимая у нее в счет погашения задолженности лучший актив, если есть и другие активы и все еще есть деньги на счетах. Если, конечно, дело в налогах. А вот если дело не в налогах, а в том, чтобы устранить собственников и завладеть их активами, тогда точно надо сажать владельцев, выдвигать несоизмеримые требования, отнимать лучший актив, дербанить компанию на части и разбирать по знакомым. Даже не национализировать (поскольку в таком случае государство платит компенсацию), а фактически экспроприировать в интересах узкой группы «физических лиц», которые «многие годы занимаются бизнесом в сфере энергетики», как прокомментировал сам Путин смену собственников ЮНГ во время своего визита в Германию в декабре 2004 года. Фактически президент лукавил, поскольку через подставную фирму один из лучших нефтяных активов в стране оказался в собственности госкомпании «Роснефть». Но по сути он сказал правду: этот актив оказался под прямым контролем по крайней мере одного сильно приближенного к Путину физического лица — Игоря Сечина.
Запад съел эту историю, не поперхнувшись. Сначала Путин одним окриком пресек довольно хилые, надо признать, попытки российских предпринимателей встать на защиту коллеги. Потом пригласил к себе иностранных инвесторов и успокоил: Ходорковский — это особый, единичный случай. Довольно точно реакцию Запада на первое дело против Ходорковского и Лебедева охарактеризовал Эрик Берглоф, директор Стокгольмского института переходных экономик:
«Международный бизнес удивительно быстро подписался на официальную версию дела Ходорковского, которую предложили власти России. Да, они, возможно, не в восторге от того, как проходил сам судебный процесс, но они приняли объяснение, что Ходорковский, безусловно, является преступником. Конечно, мы привыкли к тому, что деловые люди могут быстро менять свое мнение, но то, с какой скоростью они проделали на этот раз, просто поразительно. Это прагматизм в чистом виде и высочайшей концентрации… Полагаю, что (западный) бизнес теперь будет стараться работать в России с государственными, а не с частными структурами, особенно в сырьевых областях. К тому же мы видим, что само российское правительство все более активно пытается утвердить себя как главного игрока на этом рынке. В таких условиях более тесное взаимодействие с государством является вполне естественной реакцией для западного бизнеса»[8].
Поскольку в отличие от других российских нефтяных компаний ЮКОС в 2002-м раскрыл структуру собственности, то владельцы, у которых отняли компанию, известны поименно. Большей частью акций ЮКОСа владела Группа МЕНАТЕП, акционерами которой были семь физических лиц: Михаил Ходорковский (контролировал 59,5 % акций), Леонид Невзлин (8 %), Платон Лебедев (7 %), Владимир Дубов (7 %), Михаил Брудно (7 %), Василий Шахновский (7 %). Я отлично помню этот список с соответствующими долями около каждой фамилии, поскольку он был опубликован в газете «Коммерсант», где я тогда работала, и стал сенсацией. Ни одна такого уровня компания России до этого не «открывалась». Кто-то неназванный скрывался за цифрой 4,50 %, около этой цифры фамилии не было. Позже узнала, что этим инкогнито был Алексей Голубович, который ушел из компании в 2001 году, но оставался акционером.
И вот как любопытно сложилась судьба акционеров. Двое в тюрьме — Ходорковский и Лебедев. Четверо — за границей. Они уехали по согласованию с Ходорковским, некоторые еще до его ареста, другие уже после. Ходорковский, очевидно, надеялся сохранить компанию и контроль над ней собственников, пусть даже из-за границы. А Голубович — единственный из акционеров, кто согласился свидетельствовать против Ходорковского.
И вот как любопытно сложилась судьба акционеров. Двое в тюрьме — Ходорковский и Лебедев. Четверо — за границей. Они уехали по согласованию с Ходорковским, некоторые еще до его ареста, другие уже после. Ходорковский, очевидно, надеялся сохранить компанию и контроль над ней собственников, пусть даже из-за границы. А Голубович — единственный из акционеров, кто согласился свидетельствовать против Ходорковского.
В общей сложности по делу ЮКОСа в той или иной форме российской прокуратурой преследовались и преследуются более 60 человек (как сотрудники ЮКОСа, так и нет), включая всех акционеров, за исключением Голубовича, который спокойно может жить и продолжать заниматься бизнесом в России.
Платона Лебедева после приговора по первому делу отправили в колонию в поселке Харп Ямало-Ненецкого округа. Это — Западная Сибирь, 60 километров за полярным кругом, восемь месяцев в году зима с морозами до минус 59, а летом температура поднимается до плюс 30.
Ходорковского сослали в Краснокаменск. Это Забайкальский край, Восточная Сибирь, до китайской границы — 90 километров. От административного центра — Читы — Краснокаменск отделяют почти 600 километров. От Москвы до Читы лететь шесть часов. Недалеко от места, где возникла Краснокаменская колония, в 60-е годы прошлого века обнаружили залежи урана. Добыча и переработка, крайне вредные для здоровья, требовали рабочей силы. Отсюда и колония, и не стоящая ничего жизнь заключенных. Сейчас заключенных не используют на рудниках, открытая разработка вроде бы законсервирована, хотя отвалы не законсервированы, неподалеку стоят тележки для вывоза урана, на которых табличка: «Осторожно, радиоактивно!» Закрытая разработка продолжается. И колония осталась на том же месте: около тысячи заключенных, сидят они в основном за кражи, от трех до пяти лет.
За вычетом года и девяти месяцев в колонии (на январь 2012 года), все остальное время, то есть более шести лет, Ходорковский и Лебедев находились в тюрьме — сначала в Москве, потом в Чите, а затем снова в Москве, в Матросской Тишине, в разных корпусах, в гораздо более жестких условиях содержания, нежели в колонии. Ходорковский не жаловался на условия и рассказывал о бытовых подробностях неохотно.
МБХ: Здесь, в СИЗО 99/1, в бытовом плане — «шоколад», даже по сравнению с Читой, где специально под нас с Платоном Лебедевым делали блок.
Нас трое (обычно четверо). Камера — метров 16–18 (с учетом санузла). Санузел выделен загородкой (не до потолка и без двери) с занавеской. Там обычный унитаз, раковина с горячей и холодной водой. Все достаточно новое и чистое. Телевизор (небольшой), холодильник (старенький, но хороший), вентилятор. Четыре койки в два яруса. Металлические. Как в купе поезда, но металл. Окно заклеено непрозрачной пленкой, две решетки (до и после стекла). Форточку можно открывать. Душ раз в неделю. Все чистое. Белье (постельное) меняют. Оно тоже старенькое, но чистое.
Ларек раз в месяц. Без «яств», но все есть. Молоко, кефир, сметана, яблоки, морковь, апельсины и т. д. Это единственное, что в других тюрьмах лучше, так как там больше «сидельцев» и есть «заинтересованные лица». Кроме этого — передачи из дома, но там почти ничего нельзя, а что можно, то безжалостно «шинкуют». Так что одно удовольствие — что из дома. Но это очень важно.
В суде без питания, иначе в сон клонит. Ем вечером. Прогулки — два раза в неделю по одному часу (из-за судов). Гуляю, как кот, на крыше нашего корпуса. Но сверху еще один навес, так что без солнца. Увы. Играет радио. Зверею от попсы и идиотских «писем в эфире».
Работать не мешают, только с доступом к информации беда.
Телефоны в этой тюрьме администрацию пугают куда больше, чем портрет Путина на туалетной бумаге. Проверено, правда, не мной.
Обыски каждый день — и личный, и в камере. Вежливо, но подробно. В общем — образцовая тюрьма.
Меня не «прессуют», и вообще здесь этого не любят. Если надо «прессануть» — вывезут. Примеры есть. Назад примут уже без синяков.
Ночью свет горит.
Тюремная кормежка — дерьмо. То есть, не сомневаюсь, жиры и углеводы в норме, но готовят… Так что берем ее редко, хотя бывает. Но это блажь. В лагере жил на той самой «баланде» — и ничего. Правда, на воздухе. Баланда и камера — думаю, было бы тяжело.
Второй судебный процесс над Ходорковским и Лебедевым начался 3 марта 2009 года. На сей раз им пытались публично, в открытом процессе, втолковать, что в промежутке между 1998 и 2003 годами они «в составе организованной преступной группы» украли сами у себя 350 млн тонн нефти. А они, изучив 188 томов уголовного дела, пытались в суде выяснить, что же именно имеет в виду обвинение и как оно себе это представляет.
Разумными эти обвинения счесть довольно затруднительно. Для сравнения: вся годовая добыча нефти в России в 2001 году составляла 341 млн тонн, а суммарная цифра добытой ЮКОСом и его тремя дочерними предприятиями нефти за указанный в обвинении период, по официальным данным, 345,44 млн тонн. То есть, по версии обвинения, господа стырили все, что добыли, и еще чуть-чуть, что в денежном эквиваленте сопоставимо с выручкой компании за те же годы. В 2003 году ЮКОС по добыче вышел на первое место в стране с результатом 80,75 млн тонн, это около 20 % всей добытой в России за год нефти. Получается, что Ходорковский и Лебедев каким-то незаметным для окружающих, в том числе для правительства, образом украли 20 % российской нефти. Причем у самих себя. Или в правительстве сидят идиоты, или идиоты сидят в прокуратуре. При всем желании невозможно физически украсть 350 млн тонн нефти и чтобы при этом компания продолжала получать прибыль и выплачивать дивиденды. К тому же под чутким присмотром аудиторов и налоговиков.
Если считать новые обвинения разумными или не лишенными основания, то это автоматически отменяет приговор по недоплаченным налогам, то есть по первому делу, по которому подсудимые уже отсидели полный срок. Потому что если они так виртуозно все сами у себя украли, то на что по первому обвинению за все те же годы начислялись и доначислялись миллиардные налоги, и с чего они не доплатили налоги, и вообще, за что сидят-то? Обвинения по второму делу противоречат не только части обвинения по первому, но и официальной позиции Российской Федерации в Страсбурге («ЮКОС против РФ»).
«Базовая конструкция здесь такая: если первое дело, за неуплату налогов, повлекло довольно суровое наказание, то, безусловно, тот бизнес, с которого не были уплачены налоги, был легальным, он не может рассматриваться как хищение, воровство и т. д.»[9], — вполне логично заметил председатель Российского союза промышленников и предпринимателей Александр Шохин.
Бывший на момент ареста Ходорковского премьер-министром Михаил Касьянов, выйдя из зала суда, где он летом 2010 года выступал свидетелем со стороны Ходорковского и Лебедева, сказал, что кража 350 млн тонн нефти — это абсурд, «они издеваются, когда заставляют серьезно это обсуждать». Дважды председатель Центрального банка России и председатель совета директоров ЮКОСа (в 2004 году) Виктор Геращенко в суде выразился еще конкретнее, назвав новые обвинения против Ходорковского и Лебедева «чушью собачьей». Ни бывший министр экономического развития, а ныне президент и председатель правления Сбербанка Герман Греф, ни бывший заместитель председателя российского правительства, и позднее (вплоть до 31 января 2011 года) министр промышленности и торговли Виктор Христенко, вызванные свидетелями в суд по настоянию защиты Ходорковского, никогда не слышали о том, чтобы в России пропали 350 млн тонн нефти. В вызове в суд премьер-министра Путина, его заместителя Игоря Сечина и министра финансов Алексея Кудрина, с которыми нынешний заключенный Ходорковский неоднократно общался по делам лично, судья Виктор Данилкин отказал.
График появления уголовных дел против Ходорковского и Лебедева определяется не вновь открывшимися обстоятельствами, не логикой расследования, которая очевидно отсутствует. Не стоит заблуждаться: если бы произошло чудо и провалилась история с якобы украденными 350 млн тонн нефти, то появилась бы какая-нибудь другая, не менее экзотическая история и был бы новый процесс.
На мой взгляд, судьба этих двух бизнесменов зависит, в сущности, от простой вещи: поверит ли Путин, что, окажись на свободе, они не будут представлять опасности для тех людей, которые отдали приказ их посадить, и для тех людей, которые завладели активами ЮКОСа. Это — одни и те же люди. И ставки реально высоки. Государственная компания «Роснефть», владеющая ныне лучшими активами ЮКОСа, в мгновение ока из весьма посредственной вышла в лидеры рынка. Сравните: с 1998 до 2003 года показатели по добыче нефти этой компании выросли с 12,5 до 19,6 млн тонн в год. А в 2005-м она показала результат 74,6 млн тонн за год. Что произошло в 2004-м? Да, «Роснефть» получила «Юганскнефтегаз». Ходорковский в интервью Sunday Times в мае 2008 года прямым текстом назвал председателя совета директоров «Роснефти» Игоря Сечина организатором «наезда» на ЮКОС и его владельцев: «Он организовал первое дело против меня из жадности, а второе — из трусости».