– С ответом на второй вопрос согласен. А вот с ответом на первый – нет. Прости, Нинея Всеславна, но это римляне говорили, что деньги не пахнут, а для меня пахнут!
– Строг ты, Михайла Фролыч…
– Не в игрушки играем, Гредислава Всеславна! – в тон волхве ответил Мишка.
– А если не в игрушки, – Нинея построжела лицом, – то должен понимать: если узнаешь «кто», то поймешь и чем пахнет!
«И вовсе не обязательно! Сейчас скажет: „мои средства“, и поди угадай, откуда что взялось? Да чего она кружит-то? Если уж начала разговор, так колись. Иначе зачем начинать-то?»
– Хорошо, баба Нинея, оставляю два вопроса: «кто?» и «зачем?».
Нинея снова помолчала, крутя в руке ложку. Все ее поведение настолько не вязалось с привычным образом волхвы, что Мишку даже взяла легкая жуть.
«Сейчас как выкатит такую информацию, после которой либо соглашайся, либо вперед ногами вынесут… Да чего она жмется-то, как школьница на первом приеме у гинеколога? Пивка, что ли, принять для разговору?»
– Ты пей, Мишаня, пей, рыбкой вон закуси…
«Блин, все чует, как голый перед ней! Ну уж хрен вам, мадам Петуховская! Хватит кругами ходить!»
– Благодарствую на угощении, Гредислава Всеславна, но, видать, время для разговора неудачное. Пойду я.
Мишка поднялся с лавки, оправил рубаху под поясом…
– Сядь! Ты мне гонор не показывай, я и не таких видала! Сядь, я сказала!
Мишка опустился на прежнее место, уставился на Нинею в упор.
– Сам сказал, что в правнуки мне годишься, изволь вежливым быть! Забыл, как надо разговор застольный вести?
Мишка сделал постное лицо и елейным голосом пропел:
– По здорову ли, боярыня Гредислава Всеславна? Погодка-то нынче какова, скоро скотину на первую травку выгонять можно будет…
– Не скоморошничай!
Нинея в сердцах стукнула ложкой по столу. Странно было видеть, что она все никак не может выбрать верного тона для разговора. Это Нинея-то! Мишке вдруг стало жаль старуху. Почему она была так уверена, что Мишка поверит ей на слово и даже не поинтересуется, для чего ему подсовывают полсотни учеников? Почему отказ, даже и не отказ, а просто просьба объяснить ситуацию выбивает ее из колеи?
– Баба Нинея, не сердись на меня. Мне ведь тоже трудно. Сама подумай: такое решение на себя взять… Не могу я вслепую. Не хочешь объяснить… или, может, нельзя тебе… Ну и не надо, забудем.
Нинея сидела молча, не глядя на Мишку. Кажется, уловила его жалость к себе, и это раздосадовало ее еще больше. Потом со вздохом поднялась и, ничего не сказав, ушла за занавеску.
«Приехали, сэр, и что теперь прикажете делать? Встать и уйти – дурость. Сидеть и ждать – чего? Закурить бы… Блин! А это-то откуда? Да оттуда же, сэр Майкл, привычное в ТЕ времена заполнение паузы. Вот Нинея-то обалдела бы! Ну что ж, если нельзя закурить, то можно выпить. Пиво, позвольте вам заметить, сэр, отменное, ТАМ такого не варят. И закуска тоже…»
Над головой раздался голос Нинеи:
– На! Узнаешь?
На стол перед Мишкой легла красная шелковая ленточка.
«Ох, мать твою…»
– Узнаешь?
– Узнаю… В Туров ехать? Но откуда? Баба Нинея, откуда…
– Никуда ехать не надо. Это – не зов, это – знак. Теперь веришь мне?
Нинея нависала над сидящим Мишкой, словно собиралась, в случае отрицательного ответа, прихлопнуть его, как муху.
– Я тебе и раньше верил… всегда. Дело же не в недоверии, мне понять надо!
– Ну так понимай: то, что я прошу тебя сделать, нужно княгине Ольге Туровской. Этого тебе хватит?
Мишка чуть не ляпнул «да»
«Тпру, стоять, сэр Майкл! Бабка пытается использовать эффект неожиданности, чтобы не открывать карты до конца. Кто же ей ленточку-то привез? Чудны дела твои, Господи, но и мы, многогрешные, тоже кое-что видали!»
– Это, – Мишка кивнул на ленточку, – знак или приказ?
– А не все равно?
– Нет. Если знак, то тогда это только ответ на вопрос «кто?». Но не на вопрос «зачем?». А если приказ, то вопрос «зачем?» я задавать не имею права. Приказы выполняются, а не обсуждаются.
– Ну и выполняй.
– Не буду!
«Блин, доведу бабку до гипертонического криза, надо срочно объяснять свое поведение».
– Баба Нинея, ты сядь… Кваску испей… Или, может, пивка?
– Изгаляешься, паршивец? А ну пошел вон! Чтобы глаза мои тебя больше не видели! И щенков своих забирай! Чтобы духу вашего…
«Эх! Пропадай моя телега, все четыре колеса!»
– Молчать, баба!!!
Мишка грохнул по столу кулаком, специально попав так, чтобы зацепить по краю ковш с пивом. Ковш полетел кувырком, пиво плеснуло на Нинею, та ошарашенно отшатнулась. Давно, видимо, с ней так никто не обращался, а может быть, и вообще никогда. Мишка ковал железо, пока горячо.
– Забыла, что у воинов тоже есть то, что для бабьего Ума непостижимо? Или не знала никогда?
– Да я тебя…
«Сейчас долбанет… Ну уж нет…»
Мишка широко, изо всей силы махнул рукой над самой столешницей. Посуда и еда полетели в Нинею, та непроизвольно закрылась руками, давая Мишке драгоценные Мгновения. Мишка толкнул старуху на лавку, схватил за руку и, чувствуя, как поднимается внутри лисовиновское бешенство, зашипел, глядя Нинее прямо в глаза:
– Покорности приказам есть предел!!! Мой прадед сотника зарезал за дурной приказ!!! Я Лисовин!!! Можешь меня убить, но куклой…
– А-а-а!!!
Тельце Красавы с разбегу врезалось Мишке в бок, запястье резанула боль – на руке, вцепившись в нее зубами, повис Глеб. Мишка покачнулся, попытался отмахнуться от детишек… и перед глазами все поплыло, Мишка понял, что падает.
«Достала все-таки, ведьма…»
* * *Льющаяся на лицо холодная вода попала в нос, Мишка закашлялся, попытался отмахнуться рукой, не вышло, пришлось отвернуть голову, вода полилась в ухо.
– Хватит, Красава! Очнулся он. Вставай, Аника-воин, вставай, кончилась война.
Мишка разлепил глаза, прислушался к ощущениям – вроде бы все в норме. Сел, попытался отереть лицо рукавом, но тот оказался мокрым.
– Красава, дай ему чем утереться.
Нинея сидела за столом, и вид у нее был довольный до чрезвычайности.
«Ни хрена не понимаю, блин. Она же меня должна была…»
– Вставай, вставай, все хорошо, не бойся.
– А я и не боюсь. – Мишка завозил по лицу поданным Красавой полотенцем. – Сразу не убила, теперь бояться нечего.
– Ну вот и ладно, вставай.
Мишка поднялся, снова прислушался к самочувствию – никаких неприятных ощущений, кроме мокрой рубахи. Огляделся. В горнице прибрано, ни опрокинутой посуды, ни разбросанной еды.
«Долго я в отключке валялся, успели прибраться. Что лее все-таки произошло?»
– Что это было, баба Нинея?
– То, что и должно было быть. Прав Корзень, толк из тебя будет… Лисовин.
– Так ты что, дурила меня?
– Проверяла. – Нинея снова стала доброй, улыбчивой бабушкой. – Обижаешься?
– На вас с дедом обидишься… Вы ведь сговорились? Ну, баба Нинея, сговорились же?
– Догадливый…
– Значит, от моего решения ничего не зависело?
– Наоборот, все зависело. И не только от самого решения, но и от того, как ты его примешь.
– Так я его не принял…
– Правильно, если уж я тебя не смогла уломать, значит, и никто тебя с толку не собьет.
«Врешь, бабка, это ты сейчас все проверкой выставляешь, а был момент, когда ты контроль над ситуацией потеряла. И в то, что я натурально на псих сорвался, ты поверила. Так что не всемогущи вы, баронесса, не всемогущи».
– Ну так как? Примешь теперь учеников?
– Нет.
– Неужто против деда пойдешь?
– Ну почему же? Он сотник, прикажет – я выполню. Но это будет его решение, а не мое. Сотнику виднее, он знает то, чего я не знаю.
«Спектакль, блин. Давненько вы, сэр, в театре не были. Сейчас, по законам жанра, откроется дверь и войдет лорд Корней. „Молодец, внучек! Мы тебя испытывали, и ты испытание выдержал!“ Яволь, герр штурмбанфюрер! Рад стараться! Если еще где дебош с битьем посуды устроить или, скажем, старухе морду набить – со всем нашим удовольствием!»
Не-а, не входит сотник. А что, собственно, изменилось? Ну сказала Нинея, что дед в курсе, а я так сразу и поверил? После всего, что она тут мне изобразила? А ху-ху не хо-хо?»
– Нет, на деда не ссылайся, ты решение сам принять должен, потому что такие дела из-под палки не делаются.
– Тогда убеди, докажи, что я неправ, только ребятишек сначала успокой, напугались, поди.
– За ребятишек не беспокойся, ты Красаве сначала рассказал, как люди срываются, потом сам же и показал, как это бывает, а я ее как раз и поучила, как такого сорвавшегося угомонить.
«Есть контакт! Не уловила старуха фальши, блистать вам, сэр, на подмостках столичных театров!»
Мишка даже слегка поерзал на лавке, чтобы не выдать своей радости.
«Есть контакт! Не уловила старуха фальши, блистать вам, сэр, на подмостках столичных театров!»
Мишка даже слегка поерзал на лавке, чтобы не выдать своей радости.
– А убеждать тебя почти и не надо, – продолжала между тем волхва, – ты сам уже готов ко всему. Помнишь наш разговор о власти, о державе, о том, что Рюриковичи землю на части рвут? Порадовал ты меня тогда, все верно говорил, только об одном забыл.
– О чем же?
– О человеке – о властителе. Таком, которого земля примет, за которого народ подняться захочет. А человек такой есть, ты его даже видел однажды.
«Ну прямо как в стихах: „Я Ленина видел!“ Только вот не припомню что-то».
– Это кто ж такой, баба Нинея?
– Помнишь, княгиня Ольга мне поклон от Беаты передавать велела?
– Помню.
– Беата – бабка княгини. А еще она праправнучка дочери последнего древлянского князя Мала. Князь Мал успел тогда, еще до войны с Киевом, дочку за чешского короля выдать. Так что княжич Михаил Вячеславич потомок древлянских князей.
– По женской линии, – уточнил Мишка.
– Других нет, – признала Нинея с явным сожалением. – Или есть, но про них ничего не известно. Важно не это. Важно то, что его признают князем и Рюриковичи, и древлянские роды, и дреговические.
– Так ты хочешь для него дружину в нашей школе вырастить? – догадался Мишка.
– Не просто дружину – войско для державы! Такое, чтобы ни один из Рюриковичей, ни все они вместе на древние славянские земли посягнуть не могли.
– Хочешь туровскую землю от Руси оторвать?
– Не только. – Нинея как-то невесело усмехнулась. – Но начнем отсюда. Вот тебе и ответ на вопрос «зачем?».
* * *Разговор в тот день у Мишки с Нинеей получился долгим. Нинея рассказала про бояр и боярынь, которые отправились вместе с древлянской княжной в Чешское королевство. Рассказала, как дошла до уехавших страшная весть о гибели Древлянского княжества, как пытались они уговорить чехов на войну с Киевом, как лелеяли планы мести…
Шли годы, десятилетия… Умирали старики, прерывались роды последних древлянских бояр, потомки их забывали свои древлянские корни, не осталось мужского потомства носителей крови древлянских князей.
Мишку поразило то, с какими подробностями и потрясающим «эффектом присутствия» рассказывала Нинея почти двухсотлетнюю историю, словно все происходило на ее памяти.
«Сколько же ей лет на самом деле? Нет, какой бы мощной волхвой она ни была, столько не живут. Но история, сама по себе, выглядит, в общем-то, достоверно, а Нинея вполне может быть внучкой или правнучкой кого-нибудь из тех, оставшихся при чешском дворе, бояр».
По всему получалось, что боярыня Гредислава осуществляет сейчас функции «местоблюстителя Древлянского престола», а брак княгини Ольги и князя Вячеслава Владимировича Туровского – результат весьма непростой интриги с далеко идущими последствиями.
«Время выбрано подходящее: если после смерти Мстислава Владимировича его братья не признают наследником Всеволода Мстиславича Новгородского и начнут борьбу за Киев, им станет не до туровских дел.
Если к совершеннолетию княжича Михайла поднакопить ресурсы, для того чтобы объявить Турово-Пинское княжество независимым, все может получиться. Но какие же силы участвуют в такой серьезной интриге? Если католическая Польша или, чем черт не шутит, вообще папский престол, то вся операция в конечном счете направлена на ослабление Руси. И мне предлагается в этом участвовать? А дед? Он что, не соображает, к чему все это может привести?»
– Баба Нинея, но это же ослабит Русь! Мы же на руку латинянам действовать будем! Ты не думаешь, что все это ими и затеяно?
– А я что, сильно похожа на католичку?
– Но ты можешь и не знать… Политика – такая штука…
– Это ты пока мало что знаешь. – Нинея немного помолчала, а потом завела речь издалека: – Рюриковичи своими усобицами, глупостью, жадностью всем уже осточертели. Одно благо от них – от Степи славянские земли худо-бедно защищают. Мономах молодец, если бы Святославичи в Киеве сидели, давно бы уже все развалилось. Но ему жить осталось недолго, что потом? За власть будут бороться три силы. Первая – Мономашичи, сыновья Владимира, если, конечно, между собой не перегрызутся, но, скорее всего, не перегрызутся – чувствуют опасность. Вторая сила – черниговские Святославичи. Их много, и они уже порезали Черниговское княжество на уделы. Но народ их не любит за то, что не единожды приводили на славянские земли половцев, когда своих сил было недостаточно. Могут и в этот раз такую же пакость учинить. Но есть еще и третья сила – полоцкие князья. Знаешь, почему Полоцк с Киевом на ножах уже больше ста лет?
– Владимир Святой, когда собрался принимать христианство и жениться на цареградской принцессе, отослал свою жену Рогнеду обратно в Полоцк.
– Да не просто жену! – Нинея сердито повела плечами и нахмурилась. – Когда Владимиру Святославичу пришла пора жениться, Ольга Киевская посватала ему полоцкую княжну Рогнеду, но полоцким князьям показалось зазорным отдавать Рогнеду за сына рабыни. Ответили отказом, и отказом грубым. Тогда дядька Владимира Добрыня и киевский воевода Асмунд Полоцк на щит взяли. По приказу дядьки Добрыни Владимир Рогнеду изнасиловал, а потом у нее на глазах киевские варяги ее отца и братьев зарезали.
Нинея рассказывала таким тоном, словно все это произошло не полторы сотни лет назад, а совсем недавно, и не с полоцкой княжной, а близкой родственницей или подругой самой волхвы.
– Увезли Рогнеду в Киев, и Владимир жил с ней, как с женой, а когда уже прожили много лет и сына Изяслава вырастили, взял да выгнал ее, как девку гулящую. Владимир Святой… хрен собачий, чтоб ему на том свете…
Ругнулась Нинея, что называется, от души и с видимым удовольствием. Умение «доброй бабушки» дернуть крепким словцом не то чтобы сильно удивило Мишку, но впечатление произвело. А Нинея продолжила:
– Думаешь, стерпела Рогнеда? Нет! Владимира убить по ее наущению пытались, да не вышло. А ведь заслуживал, паршивец! Но князем был дельным, не отнимешь. Полоцкие же князья с тех пор считают, что у них прав на киевский стол больше, чем у других, потому что они потомки старшего сына Владимира. Вот они-то и могут латинян на помощь призвать. Либо ляхов, либо угров.
«Да, дед с погостным боярином Федором Алексеевичем примерно о том же говорили. И срок боярин Федор называл – примерно десять лет. Мне через десять лет будет двадцать четыре, первому набору „курсантов“ в основном столько же. По нынешним временам зрелые мужчины. И княжич Михаил совершеннолетним будет.
Нинея, значит, рассчитывает дожить? А дед? А князь Вячеслав Ярославич Клецкий? А если все начнется раньше? Помнится, боярин Федор говорил, что на спокойную старость надежды слабые».
– И что же мы во всей этой заварухе сделать сможем?
– Пока – ничего. Но думается мне, что Мономашичи какое-то время у власти продержаться смогут. Нам бы еще лет десять времени выгадать и подготовиться как следует, а потом… Ты сам подумай: природный славянский князь, которого все, кто в светлых богов верует, примут, как своего, и одновременно Рюрикович, которого и христиане признают. Да если еще у него воинская сила будет и держава благоустроенная… Кто с ним справится?
– Так вы не собираетесь языческое восстание устраивать? – Мишка сам удивился прозвучавшему в его голосе облегчению.
– Вот ты чего опасаешься! – Нинея невесело усмехнулась. – Хотелось бы, конечно, державу без попов создать, да только…
Нинея помолчала, а потом произнесла с горечью:
– Не судьба…
– Но все это многолетнее дело: замужество Ольги за Вячеславом, переезд Вячеслава из Смоленска в Туров, были наверняка и другие непростые дела… Ведь не обошлось же без волхвов?
– Умный ты. Верно, не обошлось – есть еще у нас и силы, и влияние, и доброхоты в самых разных местах. И народ еще светлых богов не забыл… Но явно выступить, открыто себя показать мы уже не можем – все дело погубим. Последний случай нам выпадает, другого уже не будет. Да и видение твое о силе, из Степи наступающей… Подтверждается оно. Действительно, времени мало осталось.
– Кем подтверждается? – Мишка от удивления даже чуть привстал на лавке.
– Подтверждается, и всё! – Нинея всем своим видом продемонстрировала, что дальше развивать эту тему не намерена. – Ну так что, берешь учеников?
– Беру, только с дедом поговорить надо. Не так-то это все просто.
– А я и не говорю, что просто. Корзню сейчас и самому нелегко, на него в самом Ратном ножи точат.
«Час от часу не легче, блин! Неужели правда?»
– Кто точит?
– Он сам тебе расскажет. А от нас… – Нинея запнулась, потом поправилась: – От меня. От меня тебе помощь всякая, какая понадобится для воинской школы, будет. Корм для учеников, работники для строительства, брони, оружие…