Экипаж достиг границ «Желтой колючки» на другой день после полудня. Фургон с багажом (и солидным довеском в виде связанного Лероя) опаздывал примерно на полчаса, но и он вскоре должен был подтянуться.
Не хотелось даже временно обременять Рыжую типом вроде Лероя, но Чад был не настолько жестокосерден, чтобы бросить его связанным на дороге, где никто не проезжал порой неделями. Приходилось тащить своего недруга за собой и потом еще посылать кого-то за лошадью (утром ее не обнаружилось поблизости, а разыскивать не было времени). Чад намеревался, как только лошадь будет найдена, вернуть Лерою его арсенал разряженным и отправить подобру-поздорову.
Вообще казалось странным, что отец связался с таким подонком. Не выжил ли он из ума? Всем давно уже известно и то, где Чад пропадал и что как раз туда он снова направляется. Совсем ни к чему было устраивать эту демонстрацию силы, а именно так и можно расценить появление Лероя в лагере посреди ночи с дурацким требованием ехать на свидание с отцом.
Правда, Лерой мог устроить все это по собственной инициативе. Отец скорее съездил бы в «Желтую колючку» убедиться, справедливы ли слухи. Он и теперь может быть там, поджидая гостей.
Однако он ведь назначил награду за сведения о сыне и среди нанятых им ищеек был Лерой. Не погнушался отправить за сыном вонючего козла, продажную душонку, ничтожество, у которого только и достоинств, что медвежья сила. Не потому ли, что сам уже не выезжает без трех-четырех до зубов вооруженных телохранителей? Те по крайней мере хоть моются! Нет, эта история с Лероем в самом деле дурно попахивает.
Пока Чад размышлял, экипаж подкатился к крыльцу. В дверях стояла Рыжая. Она выглядела очень взволнованной, то ли потому, что много лет не видела племянниц, то ли потому, что Стюарт в самом деле нагрянул и устроил ей нагоняй за то, что приютила его сына.
Не то чтобы Чаду совсем не хотелось видеть отца, но он думал, что встреча состоится не сразу, и надеялся, что успеет как-то подготовиться. — Въезжая в Трентон, он знал, что слух о его возвращении не замедлит достигнуть Стюарта. Он пошел на это сознательно. Вечно быть в бегах невозможно, когда-то придется возвращаться, хотя бы на время.
Пара ковбоев подскочила взять под уздцы лошадей и помочь сестрам спуститься из экипажа. Первой на крыльцо поднялась старая дева (до спешивающегося Чада донесся вопрос: «Как тебя зовут?» — и ответ: «Мэриан»). Он бросил взгляд через плечо.
Рыжая заметно приободрилась, вероятно, от того, что Мэриан и сама выглядела не лучше.
— Добро пожаловать, Мэри! — воскликнула она, порывисто обнимая племянницу. — Помнится, в детстве я звала тебя именно так.
— Не помню.., но так меня называла и мама. — Мэриан робко улыбнулась тетке.
— Жаль, что так вышло с Мортимером.
— Да, это был несчастный случай.
— Что ж, я рада, что могу приютить вас двоих. Живите здесь, сколько пожелаете. Чувствуйте себя как дома.
— Спаси…
— Что это? — раздался от экипажа высокий резкий голос Аманды. — Какой жалкий домишко! И я должна здесь жить?!
Рыжая вспыхнула до корней волос, а Чад внутренне содрогнулся. На этот раз Аманда превзошла самое себя. Она вела себя не просто грубо, а поистине бесстыдно.
— Это правда, мой дом не так внушителен, как ваш в Хейверхилле, — сказала Рыжая с достоинством, — зато он лучше многих в наших местах. Покойный муж вложил в него столько сил…
— Мог бы и побольше! — перебила Аманда, не скрывая пренебрежения. — Впрочем, ничего лучшего я и не ожидала. Все, что попадалось нам по дороге, не стоило доброго слова.
Чад понял, что сейчас сожжет все мосты между собой и Амандой. Он уже открыл рот, чтобы посоветовать ей заткнуться, но Мэриан опередила его:
— Не могла бы ты на пять минут воздержаться от хамства, сестричка? Или это выше твоих сил?
Задохнувшись от негодования, Аманда вскинула руку, явно собираясь влепить ей пощечину. Не хватало только драки в день приезда! Чад бросился вперед, собираясь перехватить руку, но Мэриан превосходно обошлась без посторонней помощи. Очевидно, она знала, чего ожидать, потому что толкнула сестру всей ладонью в грудь.
От толчка Аманда повалилась с крыльца навзничь.
Глава 18
Последовало по крайней мере полминуты пронзительного крика. Как человек воспитанный, Чад вынужден был помочь Аманде подняться. Благодарности не последовало, да он и не ждал. Встав на ноги, Аманда принялась отряхиваться, попутно осыпая сестру оскорблениями, а Рыжая во все глаза смотрела на нее, слишком растерянная, чтобы что-то предпринять.
Мэриан словно и не слышала шума. Обняв потерявшую дар речи Рыжую, она мягко повлекла ее в дом. Чад счел за лучшее последовать их примеру.
За порогом открылась картина, резко отличавшаяся от того, к чему он успел привыкнуть. Рыжая или опустошила кладовые, или скупила все безделушки в округе. Повсюду красовались кружевные салфетки, фарфоровые фигурки, перламутровые шкатулки и тому подобное. Вместо простых и практичных занавесок окна украшал белоснежный тюль, дощатые полы были покрыты ковром, оленьи рога над камином уступили место горизонтальному зеркалу в позолоченной раме. На стенах появилось несколько новых картин (самая солидная из них не так давно висела в кабинете доктора Уилсона).
Невольно возникал вопрос, во что обошлись Рыжей все эти попытки придать дому лоск более цивилизованных мест, приветить племянниц, создав уголок наподобие того, к которому они привыкли.
Чад, однако, предпочел бы прежний незатейливый уют. Куда приятнее расхаживать по дому без страха разбить что-нибудь хрупкое, а в такой тесноте только и жди беды. Вот и видно, до чего Рыжая нервничала в ожидании встречи — совсем потеряла чувство меры.
Разглядывая гостиную, просто невозможно было не наткнуться взглядом на мужчину, что раскинулся на диване в самой непринужденной позе, словно был здесь хозяином. Был он высок, статен, черноволос и по-мужски красив. Не замечать его было делом нелегким, и все же Чад сделал такую попытку. Трудно сказать, как долго длилось бы молчание, но Рыжая прервала его, чтобы представить гостю племянницу.
— Познакомьтесь с Мэриан, Стюарт. Мэриан, это Стюарт Кинкейд, сосед и владелец самого большого ранчо в округе.., да что там, во всем штате!
— Еще нет, но так и будет. Мисс Лейтон, рад познакомиться!
Гость учтиво поднялся и принял руку Мэриан с таким видом, словно собирался облобызать, но в конце концов решил ограничиться рукопожатием. Чад незаметно перевел дух.
— Я тоже рада, мистер Кинкейд, — сказала Мэриан.
— Ваша тетушка была настолько любезной, что ввела меня в курс ваших трудностей.
— Трудностей?
— В пути, — поспешно пояснила Рыжая. — Чад сообщил мне о них телеграфом.
— Чтобы тяготы дороги скорее забылись, я готов устроить большое барбекю, — провозгласил Стюарт. — Увидите, как мы умеем встречать гостей.
— Как.., провинциально с вашей стороны! — процедила Аманда, входя (она так толкнула плечом дверь, что та с треском ударилась о стену, отлетела назад и захлопнулась). — Тетя Кэтлин, мне нужна ванна! Я хочу сказать, горячая ванна. Надеюсь, здесь есть где подогреть воду?
— Прошу извинить, — сказала Рыжая, снова заливаясь краской. — Я должна показать племянницам комнаты и помочь распаковать вещи. Стюарт, прошу отужинать с нами.
Когда женщины вышли, в гостиной повисло настороженное молчание. Отец и сын пристально изучали друг друга.
Чад скучал по отцу и, хотя ни за что бы в этом не признался, рад был повидать его снова. Стюарт был так высок, что, будь он на ногах, возвышался бы над сыном на несколько дюймов, и это при том, что и сам Чад вполне вышел ростом. В пятьдесят два года отец еще и не начал седеть и обладал шевелюрой столь же густой и черной, как и сын. Но на этом сходство кончалось. Не только рослый, но и на удивление статный, он был шире в плечах, крепче сложением — настоящий гигант. По крайней мере таким видел его Чад, и, если это было заблуждением, оставшимся с детских лет, он не имел ничего против такого заблуждения.
Главное отличие, однако, заключалось в характере. Стюарт был упрямец, и мало кто мог похвастаться тем, что заставил его изменить свое мнение. Хотелось верить, что на этот раз это случится, но скорее всего разговор мог привести к новой ссоре.
На людях Кинкейды никогда не ссорились, несмотря на то что их конфликты при таких мощных глотках неизбежно становились достоянием всей округи. И уж тем более они не ссорились при женщинах. Однако вскоре после того, как поле битвы очистилось, Стюарт подал первую реплику:
— Вот, значит, где ты прятался!
— Я не прятался, а оказывал помощь, — возразил Чад. — Мне пришлось укрываться здесь от бури, и, когда выяснилось, что Рыжая не тянет одна, я предложил ей присмотреть за ребятами. Надеюсь, ты не поставишь это ей в вину.
— Чего ради? Рыжая — добрая женщина и к тому же работящая. Это сколько же надо сил, чтобы биться вот так, одной, без мужа…
— Чего ради? Рыжая — добрая женщина и к тому же работящая. Это сколько же надо сил, чтобы биться вот так, одной, без мужа…
Стюарт запнулся и прокашлялся, видимо сообразив, что уклонился от темы.
— Здесь все еще невпроворот работы, — сказал он тем не менее. — Вот, думаю прислать одного из своих ребят.
— По-твоему, я не справляюсь?
— Только не надо сразу становиться в стойку! Ты справишься с чем угодно и отлично знаешь, что мне это известно.
Чад повел плечами, подошел к камину и посмотрел на отцовское отражение, чтобы не обращаться к Стюарту прямо. Встреча проходила в лучшей обстановке, чем он ожидал, и не хотелось все испортить. Правда, до сути дела пока не дошло, они все ходили вокруг да около.
— Зря ты послал этого.., вонючку.
— То есть?
— Лероя найдешь в фургоне, среди сундуков. Придется попотеть, пока развяжешь.
— Ах это! — Стюарт расхохотался. — Вчера вечером мне что-то не терпелось.
— Я так и подумал. Не понимаю, как ты мог снова связаться с таким подонком. Это недостойно тебя.
— Лерой целую неделю болтался вокруг, клянчил работу, — объяснил Стюарт. — Я пристроил его, чтобы отправить с глаз долой. По правде сказать, мне и в голову не пришло, что все так повернется. Я думал, раз уж ты соизволил приехать в Трентон, появишься и дома, а Лерой, раз дельце не выгорело, двинет дальше и перестанет коптить здесь небо. Кто мог ожидать, что ты соберешь целый караван и поползешь черепашьим шагом?
— Я не собирался, так вышло. Одна из сестер наотрез отказалась сесть верхом, как все нормальные люди.
— Эта крикунья?
Чад поморщился. Стюарт, конечно, отлично слышал устроенный Амандой тарарам. Да и не только он. Очень может быть, что и объездчики в поле слышали ее крики. Сам не зная зачем, он выступил в защиту Аманды:
— У нее есть причина злиться — сорвали с места, потащили в другой штат, в незнакомые места. А она, между прочим, с большим удовольствием осталась бы дома. Не все любят менять обстановку. Ничего, вот приживется здесь — и станет шелковой.
— Ну да, как же! Где это видано, чтобы мегера становилась шелковой? Давненько я не слыхал такого злого языка. Бьюсь об заклад, испорчена до мозга костей! Правда, прехорошенькая. Ты небось уже положил на нее глаз?
— Так, немножко.
— Совсем немножко?
— Ну да.
— Тем лучше. С мегерой лучше не связываться.
— Отец, я же объяснил, почему она такая! Да и вообще, с каких пор ты разбираешься в мегерах?
— С тех пор как прожил два месяца под одной крышей с твоей будущей тещей.
Чад не удержался от смеха. Если дочь поражала пустотой взгляда, то мать — непрестанной болтовней. Он был в ее обществе только трижды, но и за это время чуть не спятил. Бедный отец!
Стюарт тоже хмыкнул, но потом нахмурился. Еще ничего не было высказано, ничего не было решено — оттаяв так скоро, он перестал бы себя уважать. Настал час перейти к основному вопросу.
— Ну и как, возвращаешься?
— Только если ты дашь слово, что оставишь выбор за мной.
— Мы же еще не поговорили!
— Я говорил, но ты не слушал.
— А ты не дал Луэлле и шанса завоевать твое сердце, — резонно возразил Стюарт.
— Мне хватило пяти минут, чтобы понять, что я не желаю прожить с ней всю жизнь.
— Но она же красавица!
— Так женись на ней сам!
— Еще не хватало!
— Почему нет? «Она же красавица», — передразнил Чад.
— Для меня она слишком молода.
— А для меня слишком глупа. Может, решим наконец, что никому из нас она не подходит, и отправим ее с мамашей восвояси? Кстати, неужто они все еще на ранчо?
— Нет, — буркнул Стюарт, — в конце прошлого месяца я отправил их домой. Правда, Луэлла готова была болтаться у нас хоть до скончания века, но ее папаша в конце концов рассердился и потребовал своих дам назад. Только поэтому я и не оглох.
— Значит, я могу спокойно возвращаться? Что ж, так тому и быть. Вот налажу все у Рыжей — и домой.
— Я же сказал, что пошлю одного из…
— Отец, я не брошу дело недоделанным.
— Вижу, что у тебя на уме, — нахмурился Стюарт. — Хочешь остаться, чтобы на свободе поухаживать за мегерой.
Как можно ставить крест на женщине вот так сразу, не дав ей и шанса, сердито подумал Чад.
— Давай наконец договоримся! Я буду рад получить твое одобрение, но.., знаешь, как говорят? На нет и суда нет.
— Не забывай, что приведешь жену под мою крышу. Это значит, что у меня есть в этом вопросе кое-какое право голоса.
— А кто сказал, что приведу? Я с радостью выстрою для своей жены собственный дом, и тогда тебе не придется терпеть ее в своем.
С минуту Стюарт раздумывал над услышанным, потом вдруг усмехнулся:
— А что, идея мне нравится! Живи как хочется, и если тебе не по душе размах моей империи, просто наделай мне внуков, да побольше. Уж они помогут деду расширить границы.
— Хочешь внуков — дай мне возможность жениться на ком хочется, иначе дождешься их не скоро.
— А ты не забудь заглянуть в гости. — Стюарт наконец улыбнулся и дружески хлопнул сына по спине.
Если это был ответ, то весьма уклончивый, но Чад и не ждал ничего другого. Отец любил оставлять для себя запасной выход. Пусть его! Главное, что они снова на дружеской ноге.
Глава 19
Рыжая как раз спускалась по лестнице с намерением уделить капельку внимания и другим гостям, когда наверху поднялся шум. Пришлось повернуть назад. Возле одной из комнат, выделенных для племянниц, она наткнулась на Эллу Мей. При виде Рыжей горничная пожала плечами:
— На вашем месте я бы не вмешивалась. Знаете, как говорят: воспитывай дитя, пока оно лежит поперек лавки, потом будет поздно.
Рыжая заколебалась, покусывая губу. Шум был такого рода, что вмешаться хотелось.
— А если они.., скажем, исцарапают друг друга?
— Пусть, — невозмутимо ответствовала горничная. — Кошки в переулке только и делают, что царапаются, и ни одна еще от этого не умерла. Не бойтесь, девчонки не умеют как следует драться, так что до тяжких телесных повреждений не дойдет.
— Понятно…
Слово вырвалось само, но понятно не было. За дверью дрались совсем не девчонки, а взрослые женщины. Это, а также то, что совсем недавно случилось у дверей дома, давало понять, что по крайней мере с одной из новообретенных племянниц будут проблемы. Проблем Рыжая не боялась, вот только до сих пор не сталкивалась с такой, как эта.
Это все братец, думала она растерянно. Его вина.
Рыжая никогда не обольщалась насчет Мортимера, в том числе его отцовских качеств. Он просто не мог стать хорошим, разумным отцом — как не был хорошим братом. С ранних лет он избрал подругой детских игр сестру-двойняшку Рыжей, а ее самое просто не замечал и если удостаивал внимания, то только чтобы напомнить, до чего она ему чужая. Этим он взрастил в ней ненависть, которая не остыла и в разлуке. Если история повторилась с детьми Мортимера, жаль бедняжку Мэриан.
Невыносимые отношения в родном доме вынудили Рыжую искать прибежища на стороне, где угодно, лишь бы подальше от брата. Не питая ни капли любви к Фрэнку Данну, она приняла его предложение только потому, что он готовился перебраться на Запад. Для Рыжей это был благословенный путь к иной жизни, возможность начать все сначала так далеко от ненавистного Мортимера, как только позволяла жизнь. И судьба улыбнулась ей. На Западе, все еще по-настоящему диком, она нашла мир и покой, а с ними отчасти и счастье. Чтобы забыть окончательно, Рыжая разорвала все связи с семьей и очень надеялась, что они никогда не будут возобновлены.
Конечно, нет ничего доброго в том, чтобы бессовестно воспользоваться чувствами хорошего человека. Но она воздала Фрэнку сторицей, став образцовой женой. Всю душу вложила она в новый дом и ни разу не упрекнула мужа за то, что по его вине осталась бездетной (по крайней мере так утверждали доктора). Он сам упрекал себя, а потому был вдвойне ласков с Рыжей. Иными словами, брак удался вопреки всему. До самого последнего дня Фрэнк Данн считал себя счастливчиком.
Сама Рыжая не могла бы, положа руку на сердце, назвать себя счастливицей, но понимала, что и ей можно в чем-то позавидовать. Никогда она не давала волю грешным мыслям, и если другой заставлял сердце биться чаще, это было ее — и только ее — секретом.
Ох уж это сердце! Когда накануне вечером Стюарт Кинкейд постучал в дверь и, можно сказать, напросился на ужин, оно забилось как сумасшедшее. Один Бог знает, как Рыжей удалось продержаться весь вечер, ни разу не выставив себя дурочкой.
Ну не то чтобы совсем уж ни разу… Она хихикала, когда он шутил, и порой краснела как девчонка, чего до сих пор за ней не водилось. Она то и дело запиналась в разговоре. Хорошо хоть, не побила тарелки! Но ведь до сих пор ей ни разу не приходилось бывать со Стюартом наедине — всегда кто-нибудь находился поблизости.
Рыжая ожидала, что так оно будет и в этот вечер, ведь на ужин был приглашен не только сам Стюарт, но и его провожатые. Откуда ей было знать, что им по штату не положено есть за одним столом с хозяином? Короче, так уж вышло, что, спустившись к ужину, она обнаружила в столовой только одного гостя и совершенно растерялась.