Я дошла до забора с накинутой маскировочной сетью и уже примерялась, как бы половчее перелезть, когда меня окликнули.
— Мам, — гибкая фигурка перескочила через ограждение.
Алиска подошла ближе, украдкой посмотрела на змееныша и вздохнула. В последний раз я столько вины в глазах видела, когда, открывая банку с какао, она немного не рассчитала силу и рассыпала порошок по всем горизонтальным поверхностям в комнате: кровати, письменному столу, кошке, ее лежанке, свежевыглаженному белью. Зачем понадобилось тащить какао в комнату, моя дочь объяснить не могла, но со всем своим рвением кинулась исправлять ситуацию до прихода родителей, втирая коричневый порошок мокрой тряпкой в подушки, простыни, книги, кошку. Помню, я ругалась, а Кирилл смеялся. Святые, как он смеялся! Это воспоминание одно их тех, что будут согревать меня до конца жизни.
Алиса почесала Невера под подбородком, тот разок шикнул, для приличия махнул хвостом, а потом довольно прищурился.
— Зачем вам это все понадобилось, скажи на милость? — спросила я, облокачиваясь на деревянный забор.
— Давно знаешь? — еще больше поникла Алиса.
— С того момента, как ты мне подмигнула, там, — я кивнула, — над порезанным и давящимся кровью парнем.
— Угу. — Она не подняла головы.
— Лишенного привела ты. Со взрослым земля детей зверя бы не пустила, только с ребенком в качестве питомца. Но отец не назвал тебе цели, так ведь? — Она не ответила, но я и не нуждалась. — Не зря же он вызывал вас накануне. Кирилл и совпадение — вещи несовместимые. Дело не в просьбе явиди и посвящении, они удачно подвернулись, не будь Невера, был бы другой новорожденный.
Она ничего не ответила, рука, трепавшая змееныша, упала. Воздух наполнился тягучим, как кисель, ожиданием. Нехорошим ожиданием. Обреченным. Так ждешь конца и заранее готовишь себя к неудаче. Нам обеим придется выпить горькое лекарство до капли и молиться, чтобы оно помогло.
— Вас встретили, кто-то, принесший вещь Видящего, так? Вы рисковали, убирая следы, — я коснулась льняных волос, — ты была закрыта, а Угрим и тот третий нет. Это было нагло, на глазах у всех. Там, на прогалине, магию применял один человек, стоит подумать об этом, и все становится на свои места. — Белесые прядки качнулись, змееныш жизнерадостно булькнул, вытянул лапку и попытался поймать одну из них. — Я не разбираюсь в магии, но о двойных заклинаниях слышала. Остановить кровь, труп Видящего вам не нужен, и убрать следы у тела, заморозить лишенного и подчистить рядом с исполнителем. Все были слишком ошарашены, чтобы прислушаться к его магии, да и зачем, когда результат виден всем. Знал бы Адаш, как близко он был к правде…
— Мам, — попросила Алиска, — давай уж сразу к главному.
— Ты не сидела на полигоне под присмотром Угрима.
— Ну-у, почти не сидела. — Она ухватилась за верхушку забора.
— Тимур.
Имя упало меж нами, как камень. Мало созданий в этом мире, по ту и по эту его сторону, видевших страх на лице Легенды зимы. Страх и решимость.
— Ты свернула ему шею, — добавила я.
— И что? — Дочь дернула плечом. — А надо было пожалеть? — Она подняла голову и посмотрела мне в глаза. — Он хотел убить тебя. Остальное не имеет значения.
— Ты слышала наш разговор, — поняла я.
Она не ответила. Напряженная поза, вызывающий взгляд. От моего ответа будет зависеть многое, если не все. Алиска, будь ты хоть трижды дочерью демона, все равно остаешься подростком, неуверенным, вызывающим, бесстрашным и неосторожным, старающимся доказать всем остальным, что уже взрослая.
Я не стала ничего говорить, притянула ее к себе и зарылась лицом в волосы. Моя дочь не человек, моя дочь — хищник, убийца. Но она моя! Точка. Обсуждать больше нечего. Я принимаю ее такой, какая она есть. Я вступаю на эту дорогу с открытыми глазами и жаловаться на последствия не буду.
— Тебя не видели? — обеспокоенно спросила я.
— Тайка видела, — вызов в голосе сменился радостью, — но эта тетёха так перепугалась, что сбежала с острова детей. Получилось лучше, чем мы планировали, отцу она пока нужна живая. — Алиса отстранилась, вгляделась в мое лицо с подозрением, и тень недоверия отразилась в ее глазах. — Отец сказал: ты не выдержишь. Исчезнешь или отвернешься. Не потому, что не любишь, а потому, что не сможешь так жить. Он говорил, чтобы я была готова…
— Твой отец мужчина, — кивнула я, — умный, нет, умнейший из всех, кого я знаю, но… — Я хмыкнула и, в свою очередь, спросила: — Ты бы отвернулась от меня? Я же слабый человек.
— Не-а, — она сморщила нос.
— Я знаю, кто ты. Я еще буду ругать тебя и злиться, радоваться вместе с тобой. Это нормально. Я твоя мать, и никакими умными фразами твой отец этого не изменит. Ты моя Легенда зимы, что бы это ни значило. — Я прижала ее к себе, Невер протестующее пискнул.
— Я помогаю отцу, — она потерлась головой о мое плечо, — и мне это нравится, — она отстранилась, и частичка прежней вины вернулась в глаза, — нравится притворяться, лгать, подталкивать. Тайка злилась на Вадима, и уговорить ее притвориться влюбленной ради мести не составило труда, подать идею свидания на озере в то утро, когда все будут заняты на посвящении, подтолкнуть их в нужное время в нужное место.
— Будь осторожна, — я сжала ее руки, — она знает, кто ее подставил.
Алиса кивнула, без всякой бравады, медленно и серьезно.
— Видящий очнулся? Кровь подействовала? — спросила я, полагая, что одного врага в лице родственницы Прекрасного демона моей дочери хватит и новыми обзаводиться рановато.
— Противоядие, — поправила Алиса, — смешанное с кровью. Жив. Демоны — создания трудноубиваемые.
Змееныш булькнул и завозился в рюкзаке.
— Кирилл заполучил в должники бывшего врага, а это дорогого стоит. — Я положила руку на чешуйчатую головку, успокаивая. — Что нам ждать от жизни дальше?
— Твои друзья идут, — ушла от ответа Алиска, крепко обняла меня вместе с Невером и попросила: — Держись, мама!
Я смотрела ей вслед, пока ближайшая постройка не скрыла от меня стройную фигурку с белой косой.
— Ты тоже держись, Алиска.
Filii de terra всегда было островком безопасности, всегда останавливало убийц, всегда защищало малышей, хранило наше будущее. Охраняло от жестокости мира и взрослых. Но его магия не учитывала, что рано или поздно мы сделаем убийц из собственных детей.
2 Бездомные
Мы вынырнули ранним вечером. Я прекрасно помнила слова целителя, переданные через старшего сына, но кое-что мешало принять «добрый совет». В Юкове остался человек, за которого я несла ответственность. Константину стоило выражаться более определенно. Неясная и отдаленная угроза настораживала, но не пугала. Своим спутникам я не сказала о предупреждении ни слова. Я была из тех людей, которым надо один раз увидеть, чем сто раз услышать.
В нашей тили-мили-тряндии начало темнеть, тогда как у людей стояла глубокая ночь. К Юкову подошли примерно часов через шесть по внешнему времени и меньше чем через час по внутреннему. Мы повторили мой путь того дня, когда я чуть не загнулась в переходе, пересекли около двадцати километров по бездорожью человеческого мира, в темноте, изредка подсвечиваемой луной, когда ветер разгонял осенние тучи. Контраст по сравнению с вечным летом filii de terra был разительным.
Мы вынырнули дважды: первый — с самой глубины мира, с острова детей на крестовую стежку Бесова, второй — оттуда, из нашей тили-мили-тряндии в мир людей. Кувырки из мира в мир оставили неприятные ощущения головной боли и ломоты в костях. Радовало то, что, если я все же сломаюсь на третьем, будет кому вытащить. Да и потом, последний переход ведет в Юково, одно это придает сил.
Темнота позволила явиди не менять обличья и, слившись с миром черной чешуей, скользить среди деревьев и кустов, иногда меж них мелькали горящие медью глаза. Говорили мало, произошедшее на острове оставило у всех разные и неоднозначные впечатления. Мы с Веником оставили там что-то очень дорогое, а Пашка была рада, что ее ценность восседает в рюкзаке за спиной. Ночью Невер предпочитал бодрствовать, из тьмы на нас смотрела насыщенная зелень двойных вертикальных зрачков.
До Юкова мы не дошли. Пашка насторожила уши, Веник замер, предупреждающе подняв руку, даже змееныш сжался, не издавая ни звука. В отличие от спутников я ничего не видела и весь путь держалась за падальщиком след в след, который даже одним глазом видел больше, чем я двумя. Когда выдерживать темп становилось не по силам, он тут же замедлялся, давая мне время отдохнуть. Я каждый раз благодарила святых за то, что нечисть не нуждалась в словах.
Замерев, я вглядывалась в ночную тьму, глаза различали очертания веток и стволов, луна как раз скрылась за тучами.
Ни звука, ни движения. Мы были здесь одни. Или так казалось.
Ни звука, ни движения. Мы были здесь одни. Или так казалось.
— Пахнет кровью, — прошептал гробокопатель, — не свежак. Выпустили не менее пяти часов назад.
В это время мы как раз вынырнули из Бесова к людям и взяли юго-западное направление.
Веник присел, ссутулился, тряхнул головой и по-звериному скользнул вперед, лишь белая повязка выдавала его движения в темноте. Змея прошуршала следом. Я не торопилась, не собираясь соперничать с нечистью.
Первое тело мы нашли на дороге, когда до границы перехода оставалось не более километра. Я почувствовала, как в груди поворачивается что-то острое, что-то, заставляющее меня дрожать.
Я предвкушала кружку горячего чая, бутерброд, теплый душ и мягкую кровать. Свою постель в спальне, обклеенной вырезками пейзажей из туристических каталогов, проклятой иконой в углу под потолком с темными балками. Вместо этого осторожные шаги, жесты и мертвое тело на старой грунтовке.
Я становлюсь черствее, но то, что убитый не человек, задранный забавы ради кем-то из наших, скорее напугало, чем утешило. Лучше бы случайная жертва, да простят меня святые. Луна вынырнула из-за рваного края тучи, тускло освещая часть дороги. Мужчина в спортивном костюме лежал на боку. Пять страшных длинных ран шли от лба и заканчивались на середине грудной клетки. Над остывшей и свернувшейся кровью вились мошкара и мухи.
— Чумной Петр, — кивнула Пашка.
Я знакома отнюдь не со всеми в Юкове лично и здороваюсь не с каждым встречным, и каждый встречный тоже не спешит протягивать руку, но лица и морды успели примелькаться.
Чумного Петра, разносчика из рода моров, я видела не раз. Людей он не ел, этим и запомнился. Он предпочитал наблюдать, как они умирают от болезни и смаковать симптомы. На этой почве он одно время сотрудничал с черным целителем. Петра очень расстраивало, что сейчас из заразившихся от чумы умирает каждый десятый, а не выживает каждый сотый, как в Общую эпоху, еще называемую подаренным временем.
Следующий труп лежал метров через двадцать. Молодая обнаженная девушка. Очень красивая, по крайней мере, тело, так как головы на причитающемся месте не было.
— Ариша, — верхняя губа Веника задралась, обнажая желтоватые клыки, — ее я узнаю с закрытыми глазами.
О единственном на ближайшие десять стежек суккубе я слышала: слава святым, в силу ее природы интересовалась она исключительно мужчинами.
Еще два тела через десять шагов. Горячий комок шевельнулся в груди, когда я видела знакомые и незнакомые лица. Соседи, враги, друзья. Гробокопатель скалился и принюхивался, теребил повязку. Пашка была более эмоциональна, хвост метался из стороны в сторону, чешуйки стояли дыбом, ноздри раздувались, движения стали размытыми. Змееныш, чувствуя состояние матери, сидел тише воды, ниже травы. Я не видела в темноте, но непонятно откуда знала, что он свился в комочек, прижимая ушки к голове, прикрывая светящиеся в темноте глаза.
Тишина, горячий комок в груди и мертвецы.
Но даже тогда я не пожалела, что ослушалась целителя. Я забыла о его словах и не вспоминала еще долго.
Первое тело одного из напавших на стежку мы нашли чуть в стороне, голые ноги скрывались в кустах на обочине. Очень характерное, надо сказать, тело. Не так давно другой, но точно такой же обнаженный мужчина с лапой вместо руки и ядом на когтях уже нападал. Пашка приподняла гротескно увеличенную кисть, принюхалась и кивнула.
Лишенный схватился с кем-то, вскрывшим ему грудную клетку, и превратил органы в кашу. Будь он сотни раз хищником, человеку с такими повреждениями не выжить. Рядом, раскинув руки в стороны, лежал мужчина. Нижняя его часть отсутствовала. Но мне и верхней хватило за глаза. Седая шевелюра, застывшие глаза, мозолистые руки старого книгочея, строившего в моем доме лестницу. Борис. Комок в груди стал почти осязаемым.
Я сглотнула горечь и подняла голову, всматриваясь во мрак. Там, впереди, с минуты на минуту должна ожить стежка, всколыхнется туман non sit tempus, а в животе совьет тугой узел тревога. Хотя куда уж туже.
С земли метрах в пятидесяти дальше по дороге поднялись белые огоньки. Нет, не огоньки. Глаза. Одна пара, вторая, третья. Там, где до входа на стежку оставалось не более трехсот метров, кто-то был. Кто-то почти невидимый в темноте, кто-то, сотканный из теней.
— Гархи! — рыкнул падальщик, содрал надоевшие бинты и отбросил их в сторону. Рана выглядела страшненько, но тут некого пугать или очаровывать.
Я прикусила губу. Мне не доводилось встречаться с этими тварями, созданными с помощью магии и для убийства магов, но уж страшных рассказов наслушалась по самую макушку. Да что в нашем глухом Юкове произошло? Лишенные разума и тени, орудия убийства, а не случайные хищники.
Трио белых потусторонних глаз выстроились в линию на дороге. Я прижала руки к огненному шару на груди, пальцы наткнулись на кругляшок монеты. Огонь был настоящим, а не эфемерным ощущением. Металл раскалился настолько, что я удивилась, как кожа еще не пошла волдырями. Пальцы сжали амулет. За спинами у гарх что-то колыхнулось, сухой запах горячего песка ударил в ноздри. Мелкие частицы пылевого смерча висели в воздухе, находясь в постоянном движении, мчались, сталкиваясь и рассыпаясь в прах, чтобы тут же собраться и взлететь. Защитный периметр! Они активировали заклинание.
Нападение наверняка было внезапным, наши понесли потери, но смогли отступить за периметр. Значит, все опоры до сих пор живы, а нам достался сюрприз.
— Назад — скомандовала Пашка, щелкнув хвостом. — Недобитки или ловчие ямы?
Веник зарычал. Ответа мы не знали. Одно дело схватиться с выжившими после атаки на стежку, другое — напороться на ловушку, оставленную для припозднившихся путников. В хрониках эпохи Истребления, во времена, которые проклинают, таких секретов вокруг стежек могли поставить не один и не два, да и вылезти из них могло что-то похуже.
Гархи не торопились. Поджарые звериные силуэты, неторопливые шаги, одна из теней совсем по-собачьи поджала лапу и наклонила голову. Звуков они не издавали, не могли.
— Справимся? — спрашивает гробокопатель с сомнением, вставая рядом. — Положим, от двоих отобьемся. А она? — кивок в мою сторону.
«А она нет», — чуть не ответила я, даже учитывая нож и стилет.
Был вариант. Я чувствовала его кончиками пальцев, сжимающих амулет. Он был готов в любой момент провести меня сквозь хаос песчаного смерча, окружившего Юково. Меня и тех, кто со мной: Веника, Пашку, Невера и… трех теней-убийц. Сомневаюсь, что гархи вежливо подождут, пока мы минуем переход, делая вид, что наша встреча была ошибкой. Тут уже есть такие, кто заплатил за безопасность остальных очень дорого, там, чуть раньше на дороге валяются, никуда больше не торопятся и звездное небо рассматривают.
— Варианты? — Веник напрягся, тени сделали еще несколько шагов вперед.
— Уходим. — Явидь собралась, как пружина.
У нечисти время, прошедшее с момента принятия решения до его осуществления, измеряется не секундами, не ударами сердца, а чем-то мимолетным и стремительным. У них так много и так мало времени на самом деле. Я не успела выпустить из пальцев амулет, как ноги потеряли опору. Луна ушла за тучи, и нас накрыла темнота. Спустя мгновение я осознала, что мужчина держит меня на руках и бежит. Бежит назад, прочь от перехода, прочь от такого близкого и далекого дома.
Я вцепилась гробокопателю в шею, молясь про себя, чтобы ему не пришла в голову идея бросить балласт и, пока гархи радуются столь щедрому подарку, получить фору. И чтобы тени оказались хоть немного медленней падальщика.
Не оказались.
Зашипела явидь. Веник вскрикнул. В следующую секунду я ударилась боком об землю, выставленная вперед рука хрустнула, как сухая ветка, боль желтой вспышкой ослепила мгновением позже.
Взвыв, я перекатилась на спину, села, прижала запястье к груди и стала раскачиваться из стороны в сторону, монотонность движений помогала унять боль. Небо расщедрилось, осветив лунным светом грунтовку. Увиденное заставило меня застонать, но уже не из-за руки: если ничего не предпринять, болеть вскоре станет нечему.
Падальщик упал не просто так, одна из гарх, оказавшись быстрее товарок, в прыжке дотянулась до мужчины. Острые когти оставили на его спине три глубокие борозды, тут же наполнившиеся кровью. Прежде чем упасть, гробокопатель отшвырнул меня в сторону. На ногах, точнее хвосте, осталась лишь Пашка. Змея с ходу смела тварь, намеревавшуюся повеселиться на спине падальщика, и тень гротескно уродливой собаки без единого звука улетела в темноту. Зато подоспела та пара, что бежала следом. Гархи налетели на явидь, свиваясь в единый шипящий клубок, брызнула кровь.
С тихим рычанием, несмотря на раны, стал подниматься гробокопатель, следующую тень Пашка швырнула прямо к нему. Тварь приземлилась в полуметре от Веника, встав на широкие, как чайные блюдца, лапы. Пронзительно заверещал Невер. Поверх моей собственной боли наложилась чужая, не менее настоящая.