— Тут еще и старинная усадьба есть поблизости? — восхитилась я.
— Самой усадьбы давно нет, — покачала головой Катька. — Пожгли ее после революции. То ли сами хозяева, чтобы большевикам не досталось, — то ли те сожгли, я не интересовалась. Но развалины остались. Если хотите, я вам их покажу, — не слишком охотно предложила нам Любка и, как бы отдавая дань истине, добавила: — Там красивое место. Излучина реки. Только мрачно очень. Так и кажется, что сейчас от развалин духи прежних хозяев прилетят и за собой утащат. Кстати, местные болтают, что там на развалинах видели призрака.
— Б-р-р! — вздрогнула Катька. — Зачем ты нас пугаешь? У меня прямо мороз по коже пробежал!
Но Любка в ответ только весело расхохоталась.
— Лично я ни в какие привидения не верю и знаю только одно, что там рыба отлично ловится, — сказала она.
Упоминание о рыбе вызвало у наших мужчин значительно больший интерес, чем развалины какой-то усадьбы с привидениями. Прапор тут же принялся вспоминать, прихватил ли он с собой спиннинг. И где бы можно было накопать червей для наживки. Любка вызвалась сопровождать нас на прогулку к реке. Видно было, что она в деревне и в самом деле скучает. Она быстро собрала с собой еды, положила в переносную сумку-холодильник несколько бутылок местного пива и кваса и предложила нам переодеться в купальники, чтобы мы могли искупаться.
День уже клонился к вечеру. Но все равно было еще очень жарко, так что мы дружно потопали переодеваться, радуясь при мысли о скором купании. Дорога до старой барской усадьбы сохранилась еще с прежних времен. Когда-то она была выложена битым камнем. И сейчас хоть и поросла травой, все еще была хорошо заметна. Мы прошли вдоль реки, поражаясь красоте природы и почти полному отсутствию комаров. У реки гулял ветерок, который сдувал противных насекомых к лесу.
— К усадьбе направо, а на реку, на пляж, — налево, — сказала Любка, останавливаясь у развилки.
И в самом деле направо уходила заросшая, но когда-то широкая, выложенная камнем дорога. А налево — узкая тропка, явно протоптанная местными любителями рыбалки.
— Конечно, пойдем на реку! — дружно решили мы и двинулись налево.
У реки мы разделились. Мужики, наспех окунувшись в воду, отправились с удочками к корягам, с которых, как сказала Любка, удить было лучше всего. Потому что там рыба прикормлена. И охотно делает поклевки в привычном месте.
— Тут водится крупный окунь и плотва, — сказала Любка им на прощание. — А если взять лодку, то дальше по реке есть запруда, а в ней ямы, где ловят и сомов. Щуку деревенские рыбаки тоже берут.
Услышав про сома, Прапор даже застонал. Поймать эту рыбу было его давнишней мечтой. Так что мы почти не сомневались, что Прапор купит этот дом, возле которого водятся сомы. А мы под предводительством Любки прошли по берегу реки в противоположную сторону. И вскоре вышли к небольшому пляжу с узкой полоской песка. Тут никого не было, видимо, жители деревни предпочитали более близкий к деревне пляж. Вода в реке была холодной. Так что у нас даже свело ноги. Но мы все равно искупались. А потом развалились на траве и, потягивая пиво, принялись болтать.
Глава 2
Очнулись мы от криков наших мужчин.
— Ой, как поздно! — вскочила на ноги Катька. — Солнце совсем село. И есть хочется.
Но насчет этого мы не беспокоились. Наши рыбаки наудили достаточно рыбы, чтобы хватило для ужина и еще осталось бы про запас.
— А у нас возле дома есть коптильня! — обрадовалась Любка. — Можем в ней закоптить этих окуней. Они не крупные, так что максимум через полчаса будут готовы.
И мы поспешили назад к дому, предвкушая вкус копченой рыбы. Но прежде чем нам удалось отведать рыбки, случилась одна вещь, едва не испортившая нам всем аппетит. Не успели мы разжечь мангал и водрузить туда металлический ящик коптильни с проложенными березовыми опилками и разложенной потрошеной рыбой, как возле дома затормозила машина.
— Кто-то еще приехал, — Катька первой заметила высокий потрепанный джип темно-розового цвета.
Любка выпрямилась и тоже посмотрела на гостей.
— Ой! — произнесла она, побледнев. — Это же они! И чего приперлись?!
Мы не стали уточнять, кто это они. И так все было ясно. По дорожке к дому двигался высокий, слегка грузный мужчина с крепкими крестьянскими руками и слегка угрюмым загорелым лицом. Его спутница рядом с ним казалась еще изящней и стройней, чем была на самом деле. Словно породистая кобылка чистых кровей рядом с рабочим битюгом. Трудно было даже предположить, чтобы у двух таких даже внешне разных людей могло быть что-то общее. Однако не было никаких сомнений, к нам пожаловал бывший Любкин муж со своей новой супругой.
Честно говоря, даже Любка, несмотря на то, что она была моложе своего мужа на пятнадцать лет, подходила этому мужчине гораздо больше, чем его нынешняя спутница. Мне она сразу не понравилась. Вся такая холеная, на лице ни единой морщинки. Сколько же ей лет? Сорок? Сорок пять? Но выглядела она от силы на тридцать с хвостиком. Дольше всех сохраняют молодость и свежесть люди, не принимающие никакие неприятности близко к сердцу. Должно быть, Любима была именно из таких людей. И к тому же, несмотря на внешнюю привлекательность, у нее был холодный и надменный взгляд. А когда она окинула наши нехитрые приготовления к ужину, на лице мелькнула легкая брезгливость, едва заметная, и держалась она всего лишь мгновение. Но каким-то образом одним своим появлением эта женщина умудрилась дать нам понять, насколько примитивно и вульгарно все то, чему мы только что искренне радовались. Пойманная своими руками рыба, простенькая коптильня и нарезанная зелень с огорода были ею осмотрены, взвешены и презрительно отвергнуты.
В отличие от нее, муж Любки оглядел наши приготовления к ужину с одобрением и даже с легкой завистью. И враждебность, отразившаяся у него на лице, была совсем иного плана. Напротив, этот бы и сам не отказался посидеть вот так у мангала. Вместо нас. И его можно было понять: этот дом и все, что находилось в нем и возле него, было приобретено или сделано его собственными руками. Но мужчина взял себя в руки и, кивнув всем нам, сказал:
— Здравствуй, Люба.
Любка в ответ лишь холодно кивнула, молча продолжая сверлить взглядом мужа и его спутницу.
— Виктор, — представился нам мужчина. — Хозяин всего этого.
И он широко обвел дом, пристройки, сад и огород.
— Бывший хозяин! — резко заметила Любка. — И чего ты приперся?
— Как не стыдно! Неужели ты прогонишь меня? — усмехнулся мужчина. — Как ни крути, а мы с тобой не чужие люди.
— Мне помнится, при разводе ты говорил совсем иначе, — хмыкнула Любка. — Тогда я была тебе духовно чужда и никогда не понимала тебя и вообще никогда не устраивала, и терпел ты меня исключительно из жалости.
— Ты не больно-то нагличай! — разозлился Виктор. — Дом — мой. И земля — тоже моя. Я тебе подарил, я могу и отнять.
— А вот и нет!
— Да!
— Нет, я ходила к юристу. Он четко мне сказал: что подарено, обратной силы не имеет!
— Это дом мой! — резко произнес Виктор. — Ты к нему не имеешь никакого отношения!
— Поздно спохватился! Раньше об этом нужно было думать! — вспыхнула Любка. — И вообще, Виктор, ты у меня десять лет жизни украл, а я у тебя только дом забрала. И ты еще права свои на него качаешь! Нехорошо!
— И когда же я их у тебя украл? Когда ты за мои деньги со своими поблядушками-подружками по дискотекам скакала? Или когда целыми днями баклуши дома била? Ни обеда толком приготовить не умела, ни пол помыть. Если бы не твоя мать, давно бы тебя взашей прогнал!
— Так что же сразу не прогнал? — подбоченилась Любка.
Виктор тоже набычился и угрюмо уставился на бывшую жену, которая явно не собиралась ему уступать. И тут неожиданно подала голос его спутница.
— Витя, — звенящим, как колокольчик, голосом, в котором слышался мягкий укор, обратилась она к мужу: — Ты же мне обещал, что не будешь волноваться!
— Волноваться! — заорала Любка, окончательно выведенная из себя этой притворюшей, которая небось сама притащила сюда мужика да еще накрутила его перед этим, а теперь изображала, что она вовсе и не хотела этого. — Волноваться! Как бы не так! И не хрен было вам сюда припираться, тогда и для волнений бы повода не нашлось! Вы что двое думаете, если я одна, то за меня и постоять некому? Да чтобы вы знали — дом уже продан!
— Что?! — дружно воскликнули Виктор и Любима, причем их лица побледнели совершенно одинаково. — Как продан? Кому?
— Вот им! — мотнула головой Любка в нашу сторону. — Они купили!
— Ты не имеешь права! — неожиданно тонко взвизгнула Любима, причем из ее глаз выплеснулась настоящая ненависть. — Девка!
— Если я девка, так ты просто старуха! — крикнула Любка. — И убирайтесь отсюда!
— Ты не имеешь права! — неожиданно тонко взвизгнула Любима, причем из ее глаз выплеснулась настоящая ненависть. — Девка!
— Если я девка, так ты просто старуха! — крикнула Любка. — И убирайтесь отсюда!
— Да, — неожиданно подал голос Прапор. — Правда, дом я уже сторговал. И задаток внес. Так что извините, но вас тут видеть мы не хотим.
— И кто же меня выставит с моей же земли? — подбоченился Виктор.
— Мы, — шагнул к Прапору Женька.
А Женька, чтобы кто знал, только в спокойном состоянии кажется увальнем и лентяем. Если его хорошенько разозлить, кулаки у него сжимаются, напоминая пудовые гири. А тело, казавшееся безвольным минуту назад, превращается в отличную боевую машину, действующую наподобие тарана. Прапор же и в мирном настроении производил впечатление человека бешеного. Хотя на самом деле был мягок, словно котенок. Но насупленные брови и горящие из-под них темные глаза в сочетании с широкими плечами и высоким ростом кого угодно введут в заблуждение. А после целого дня, проведенного на солнце, рожа у Прапора покраснела, как свекла.
Во всяком случае, Виктор, трезво оценив свои шансы, что ему не выстоять против двух более молодых и разгоряченных соперников, благоразумно решил немного отступить.
— Ребята, — произнес он уже гораздо более мирным тоном, — нам нужно кое-что обсудить. Этот дом я выстроил своими руками. Вот этими самыми руками!
И он потряс мозолистыми руками рабочего человека с зажившими на них следами от старых производственных травм.
— Зачем же вы его, в таком случае, бывшей жене подарили? — подала голос Мариша.
— Помрачение на меня нашло! Она все кричала: либо квартиру давай, либо дом! Вот я тогда и подумал: дом я для двоих строил. Будет, пожалуй, справедливо, если я ей его оставлю.
— Так в чем же дело? — насупилась Катька. — Вы и оставили. Что же теперь спохватились?
— Говорю же, как помрачение это мое прошло, я за голову-то и схватился! — ответил Виктор. — Ё-моё, думаю, что же я наделал! Да я любой себе дом купить могу. Только они мне и даром не нужны. А это же мой дом, я сам его строил, никому ни гвоздика не доверил вбить. Не потому, что денег не имел мастеров нанять. А хотелось все самому сделать! Тут же земля моих предков, тут вся моя родня по округе разбросана. Вы поймите, тянет меня сюда! Почти три месяца с собой боролся, а теперь чувствую — все! Не могу больше. Верни ты мне, Любка, дом. А я тебе деньгами за него выплачу!
Любка, казалось, заколебалась. Но тут же нахмурилась и произнесла:
— Ты сам сказал, что дом для нас с тобой строил. А теперь, что же это выходит, ты в нем со своей старой шваброй жить станешь? Так? Нет уж! Фигушки! Продан дом!
— Ты не бурей! — снова завелся Виктор. — Не бурей! Я тебе хорошие деньги за него дам.
Но тут снова вмешался Прапор, испугавшийся, что приглянувшийся ему дом рядом с речкой, рыбалкой и прочими удовольствиями уплывет у него из-под носа. А ведь он даже еще не успел поймать ни одного сома!
— В самом деле, раньше нужно было думать! — сурово сказал он Виктору. — А теперь поздно. Дом я уже купил. Обратного хода сделка не имеет.
Виктор явно расстроился. Что чувствовала его Любима, сказать было трудно. На ее бледное лицо так и не вернулись краски. Оно было белым, словно простыня. Я даже удивилась, эта женщина вовсе не показалась мне способной сопереживать своему мужу с его крестьянской закваской в его упорном стремлении вернуть себе свою собственность. Дело тут явно было в чем-то другом. А если Виктор может, как он говорит, купить себе другой дом и получше, то к чему все эти страсти? Итак, Любиме нужен был именно этот дом. Но почему — он? Этого я понять никак не могла.
— Милый, ты не должен так волноваться! — произнесла Любима. — У тебя давление подскочит.
— Хорошо, — послушно отозвался Виктор. — Не буду, ты, как всегда, права, милая.
После этого он повернулся к своей бывшей жене и спросил:
— Но хоть переночевать ты нам разрешишь?
Судя по Любкиному лицу, ей страшно хотелось дать этой паре неприятных людей от ворот поворот. Но ответить на вежливую просьбу хамским отказом она не смогла. И через силу, но все же кивнула в знак согласия. Виктор слегка повеселел. И, пробурчав:
— И на том спасибо! — двинулся в сторону дома.
Любима двинулась за ним, грациозно переступая длинными ногами в туфлях на шпильках и изо всех сил стараясь не испачкать свой светлый шелковый брючный костюм ни о рыбьи потроха, выброшенные кем-то прямо на землю, ни о груду еще не чищенной картошки, которая лежала на столе.
— Мы поселимся в северной спальне! — сообщил Любке Виктор.
— И не думайте! — фыркнула Любка. — Внизу все комнаты заняты моими гостями. Раз вы уж навязались на нашу голову, ступайте себе наверх.
— Но там нет мебели! — возмутился Виктор.
— Не хотите спать на полу, можете вообще проваливать! — последовал ответ. — Скатертью дорога. Никто плакать не станет.
— Мы поспим на полу, — быстро произнесла Любима, тронув своего снова наливающегося злостью мужа за локоть. — Это очень полезно для твоего позвоночника.
Мы с Маришей недоуменно переглянулись. Однако какая заботливость! Неужели эта стройная изысканная дамочка в самом деле влюблена в этого мужлана? Да что у них может быть общего в конце-то концов?
— Он явно в нее по уши влюблен! — шепнула нам Катя.
Забравшись наверх, Виктор не торопился спускаться, о чем-то шушукаясь там со своей кралей. Любка же вышагивала внизу, грозно хмуря брови и явно матерясь про себя.
— Может быть, попросить Прапора с Женькой, чтобы они все-таки выставили отсюда эту парочку? — предложила ей Катька.
Но Любка в ответ помотала головой.
— Поздно, — сказала она. — Иначе что же это получится? Сама Виктора укоряла, а потом вроде него решения, как перчатки, менять стану? Нет, раньше мне нужно было думать. А теперь уж придется терпеть. Но ничего, с утра пораньше я скажу, чтобы они уматывали. И вы меня поддержите, хорошо?
Мы дружно кивнули. Еще бы не поддержать! Да такое соседство было прямой угрозой для наметившейся сделки между Прапором и Любкой. Однако дальше все пошло мирно. Виктор со своей супругой привезли с собой целый багажник вкусностей и выпивки. У нас тоже было замариновано мясо для шашлыков. После того как рыбка закоптилась, мы выложили ее на блюдо и водрузили на вытащенный в сад и уже накрытый стол. Тут было прохладно и очень приятно. Вскоре все расселись вокруг него. И если вначале в воздухе витало неприязненное отчуждение, то после пары выпитых рюмок все оживились, хотя вряд ли в глубине души стали лучше относиться друг к другу.
Прапор кидал опасливые взгляды на Виктора, явно прикидывая, насколько велики шансы удержать за собой приглянувшийся дом. Любка сверлила мрачным взглядом свою соперницу, а та смотрела по сторонам с отсутствующим видом, так что по ней ничего невозможно было понять. Принявший на грудь Виктор начал просить прощения у своей бывшей жены, заверяя, что найдет ей отличного парня в женихи. Любка досадливо морщилась, но потом слегка оттаяла. Теперь наступил черед Любимы затрепетать от гнева. Один Женька лопал за троих и явно чувствовал себя превосходно. Несмотря на напряженность, мы с удовольствием прикончили изумительно нежную и вкусную копченую рыбку, потом сжевали все шашлыки и сами не заметили, как наступила ночь, а бутылок спиртного на столе существенно убавилось.
— Спать охота! — зевнув, сонно пробормотал Женька. — А это все, — и он махнул рукой на остатки застолья, — завтра с утра уберем.
Мы не спорили. День закончился, и мы неожиданно поняли, как сильно он утомил нас. Только Любка выразила желание немного прибрать стол. Впрочем, мыть посуду она тоже не отважилась, а ограничилась тем, что просто сбросила все объедки в компостную кучу и собрала грязные тарелки в тазик, залив их водой с моющим средством. Виктор к этому времени уже храпел в мансарде. Любима, судя по тому, что ее нигде не было видно, тоже находилась там. Пожелав друг другу спокойной ночи, мы разошлись по комнатам. Прапор и Катька отправились в ту самую северную спальню, которую хотел занять Виктор. Мы с Маришей заняли вторую спальню, а Женя рухнул на диван в гостиной, заметив, что устроился лучше всех.
Любка выбрала себе для сна довольно странное место — веранду, заявив, что не привыкла спать в духоте, там ее всегда мучают кошмары.
Сначала я думала, что от усталости моментально усну. Но не тут-то было. Проворочавшись без сна добрых два часа, я поняла, что в словах Любки был резон. Остальные, немного побродив, вроде бы тоже уснули. А мне все не спалось. Виктор, руководствуясь непонятными причинами, поставил во всем доме окна без форточек. Да что там без форточек — окна тоже не открывались. Должно быть, вентиляция дома, по мысли строителя, должна была осуществляться исключительно за счет открытых дверей. Но согласитесь, довольно странно спать ночью, пусть даже и в деревне, с открытой дверью. На улице пошел дождь, но дышать легче не стало.