Тави и Ронго, издав радостные крики, попрыгали в воду и принялись за поиски. Они, как мне показалось, необыкновенно долго разыскивали подходящий экземпляр, совещаясь и отвергая мелочь. Им хотелось найти для меня достойного противника, ведь я был больше их ростом и казался сильнее.
Эти подводные егери выследили, наконец, нужную дичь и, одобрительно улыбаясь, кивали головами, сидя на рифе. Они уже разозлили осьминога, проплыв несколько раз над трещиной. Пришел мой черед. Все было необыкновенно просто по их понятиям, каждый мальчишка на островах проделывал все это несчетное количество раз просто так, для забавы.
Я нырнул к расщелине, закрыв глаза и прикрыв их рукой, как делали Ронго и Тави. Возле самого дна что-то туго, как резиновым жгутом, перетянуло мне руку повыше локтя, затем сдавило шею, грудь. Я испугался до ужаса. Не прошло и нескольких секунд, а мне уже не хватало воздуха, я задыхался. Схватив ногу спрута, я попытался ее оторвать, а она придавила мне пальцы к ребрам так, что что-то хрустнуло во мне. Потеряв счет времени, закусив губы, я вырывался. Одну руку мне удалось немного освободить, я ухватился за что-то скользкое, плоское. Попав в объятия осьминога, я закрыл глаза, теперь же я открыл их и увидел отвратительную голову с огромным клювом и большими человечьими глазами. Чудовище смотрело на меня пристально и насмешливо.
«Что, попался!» — говорил этот взгляд.
Нащупав ногой скалу, я стал отталкиваться от нее, но осьминог так сдавил меня, что я едва не раскрыл рот, чтобы закричать в воде. А Тави и Ронго все не было. Я чувствовал, что теряю сознание, что сейчас мои легкие наполнятся водой.
Осьминог беззвучно хохотал мне в лицо, нагибаясь все ниже, ниже…
Больше я ничего не помню.
Очнулся я на рифе. Как из непроглядного мрака, возникли передо мною две коричневые фигурки. Они застыли, стоя надо мной. И вдруг запрыгали, захохотали, стали меня тискать, поднимая на ноги. Но я еще долго лежал и кашлял, выплевывая соленую воду, и жадно дышал и не мог надышаться чудесным воздухом, насыщенным запахами моря, солнца, водорослей.
Тави показал мне осьминога. Страшное чудовище, чуть не убившее меня, оказалось на суше таким жалким, маленьким, щупальца у него безжизненно повисли, только глаза казались живыми и смотрели зло, враждебно. Почему-то мертвый спрут напоминал мне капитана. У того также была страшная мертвая хватка, когда он был уверен в своей силе, и казался хилым и слабым, оказавшись побежденным.
Ребята насадили весь улов на острогу, взяли ее на плечи. Прыгая с камня на камень, мы отправились к стоянке. Возле хижины братья разыграли перед родителями целое представление, изображая охоту на осьминогов. По тому, как они часто выкрикивали мое имя и тыкали в меня пальцами, я понял, что они сверх меры превозносят меня, как выдающегося охотника за осьминогами. Тави упал на песок и, весь извиваясь, стал изображать мою борьбу с осьминогом. Выходило, что я разделался с ним еще под водой. Ронго прыгал вокруг и выкрикивал недостающие пояснения.
Родители ахали, качали головами и улыбались. Мне кажется, все это делалось для того, чтобы сгладить мою неудачу.
На ужин Хуареи подала щупальца осьминогов, сваренные в морской воде. Хозяева ели с аппетитом розовое мясо. Взял и я кусочек, стал вяло жевать, вспомнив клюв и огромные глаза, насмешливо глядящие на меня. Все-таки я съел кусок и потянулся за вторым, мясо осьминога напоминало ножки белых грибов.
„Лолита“
Необыкновенно быстро пролетели десять дней беззаботного житья на коралловом острове. Еще несколько раз мы отправлялись на риф охотиться за осьминогами. Я уже довольно смело бросался в объятия спрутов, но никогда это не доставляло мне особого удовольствия. Но, как мальчишке, мне не хотелось отставать от товарищей и тем более выказать трусость. Но в этой игре-охоте я всегда оставался «наживой» и не мог убить осьминога, перекусив его переносицу зубами. Ронго и Тави посмеивались над моей непонятной брезгливостью и с видимым удовольствием приканчивали осьминогов.
На восьмой день после возвращения на остров погода стала портиться. Небо подернулось оловянной дымкой, ветер стих, только прибой загрохотал сильней. Где-то недалеко бушевал ураган. Сахоно покачивал головой и подолгу стоял со своими соплеменниками, видимо обсуждая, будет или не будет буря. В конце концов они, наверное, решили, что ураган пройдет стороной. Это было видно и по их поведению: никто из них не убрал копру в мешки, не укреплял стойки хижин, построенных из пальмовых листьев. Женщины весело судачили, собравшись возле костра наших соседей. С Ронго, Тави и другими ребятами мы охотились на морских черепах в лагуне. Нам удалось загнать в сеть черепаху килограммов на сорок. С криком и смехом мы выволокли добычу на песок и перевернули на спину. В это время кто-то из ребят крикнул и показал рукой в океан.
К острову приближался большой корабль с убранными парусами. Он шел очень быстро, видно на нем стояли мощные двигатели, и вел его между рифов очень опытный лоцман… Минут через двадцать корабль уже вошел в лагуну. Низко сидящий в воде, выкрашенный под цвет океана, он был очень красив со своими гордо откинутыми назад мачтами. Бушприт поддерживала фигура женщины. На носу была надпись золотыми буквами «Лолита».
«Лолита» неслась прямо на нас. Внезапно мачты у нее задрожали, и она остановилась в двадцати метрах от берега, в клюзах загрохотали цепи, и в воду полетели сразу два якоря.
Я рассматривал шхуну, стоя на коралловой глыбе…
Так вот какая она, «Лолита»! Никогда бы не подумал, увидев в порту этот красивый корабль, что на нем плавают морские разбойники.
Но никого похожего на пирата я пока не видел. По палубе пробегали матросы в серых робах, крепили снасти и выполняли еще какую-то будничную работу. Наконец палуба опустела, остались только несколько матросов, да вахтенный штурман в белом костюме расхаживал по крылу низкого мостика. К штурману подошел матрос и тотчас же опрометью бросился к рынде — колоколу, висевшему сбоку рубки. Над островом разнесся тревожный звон, и на палубу высыпала команда, очень многочисленная даже для такого большого корабля. Над фальшбортом мелькали темные лица, бескозырки с белыми чехлами. Матросы строились на шканцах — посередине корабля. Засвистел боцман, и матросы замерли, повернув головы в сторону рубки. Оттуда шел низенький офицер, смуглый, во всем белом, с золотыми нашивками капитана на рукавах, похожий на японца, а рядом с ним вышагивал… Ласковый Питер. На нем была белая рубаха и красные шорты. Он увидел меня, наклонившись, что-то сказал капитану «Лолиты», затем помахал мне рукой, провел пальцем по шее и, улыбаясь, показал на рею грот-мачты.
За ним на некотором отдалении два матроса с автоматами, висевшими на шее, волокли по палубе полуголого истерзанного человека со связанными впереди руками, узкоплечего, похожего на мальчика. Лицо связанного показалось мне знакомым. Он торопливо вертел головой, будто искал кого-то, чтобы позвать на помощь. Где же я встречался с этим несчастным человеком?
«Да это же наш штурман с «Ориона», У Син! — узнал я, наконец, человека со связанными руками. — Бедняга, он тоже спасся, доплыл до одного из островов или его спасли, чтобы казнить!»
Мне припомнился весь разговор с капитаном, обвинявшим его в гибели «Ориона». Наверное, штурман что-нибудь подстроил, чтобы корабль пошел на дно с грузом оружия. А может быть, действительно его снесло на рифы ветром и течением? Но нельзя же убивать человека, не разобравшись. И такого хорошего человека!
«Правда и мужество победят!» — говорил как-то мне он. Какая же это правда?!
Все, что прежде было смутной догадкой, теперь становилось понятным. Передо мной стояло действительно пиратское судно, раз на нем убивают людей. У Сина подвели к грот-мачте и привязали к ней. Капитан остановился перед строем и стал выкрикивать что-то хриплым отрывистым голосом, показывая на У Сина. Когда он замолчал, из строя вышел матрос, похожий на гориллу. У него были непомерно широкие плечи, маленькая голова и руки ниже колен. Эта горилла в матросской форме быстро, как заправская обезьяна, забралась на нижнюю рею грот-мачты и перекинула через нее линь с петлей на конце.
У Сина отвязали от мачты и поволокли к петле. Он успел что-то крикнуть, собрав последние силы. В его голосе не было мольбы о пощаде, он, видно, бросал какие-то справедливые гневные слова в лицо капитану «Лолиты» и Ласковому Питеру, потому что оба они закричали в ответ, замахали руками. Матрос-горилла набросил приговоренному петлю на шею и вместе с автоматчиками потянул за другой конец веревки.
Тави и Ронго стояли, полураскрыв рты. В их глазах застыл ужас. Сахоно дышал так, будто только что спасся от барракуды. Жена сидела на корточках, закрыв лицо руками.
Ветер раскачивал повешенного.
По свистку боцмана матросы расходились по кубрикам. Ласковый Питер крикнул мне, остановившись у фальшборта:
— Эй, мой мальчик! Видел, как пляшут на рее?..
Надо было бежать с этого острова куда угодно, как угодно!
Я схватил Сахоно за руку и стал упрашивать его, умолять сделать это немедленно. Как ни удивительно, Сахоно понял мою странную смесь слов, скорее догадался, что мне тоже грозит смерть, и стал говорить что-то успокаивающее, похлопывая меня по ладони руки.
Я подбежал к лодке, но Сахоно осторожно взял меня за плечи и показал глазами на небо и море, Я понял, что выйти из лагуны сейчас нельзя. Лодку разобьет в щепки в полосе прибоя или перевернет вдали от острова.
Ветер налетал порывами и неистово трепал кроны пальм. Порыв ветра ураганной силы унес нашу хижину, построенную из пальмовых листьев. Над лагуной парила чья-то циновка. Сахоно бросился к лодке.
Разговоры о погоде, приход «Лолиты», а затем казнь У Сина отвлекли главу семейства от насущных дел. Теперь он наверстывал упущенное.
Напрягая все силы, мы вытащили до половины лодку на берег, привязали ее веревкой к ближайшей пальме.
Ветер стих, и я, несмотря на протесты хозяина, стал перетаскивать его мешки с копрой под защиту коралловой глыбы. Мне помогали Тави и Ронго. Когда мы перетащили все мешки, Сахоно иронически улыбнулся. Нашу работу он считал попросту ненужной, видно рассуждая, что если мешки снесет в лагуну, то копра ведь не утонет и утром ее можно спокойно выловить, к тому же мешки с метками.
Мы очень удобно устроились за глыбой. Я удивился беззаботности своих друзей. Сахоно уже улыбался, рассказывая что-то смешное, а жена и сыновья покатывались со смеху. Затем они обратились ко мне. Я понял, что они успокаивают меня, говорят, что такого человека, как Ласковый Питер, мне бояться не следует, а наказан, наверное, очень плохой человек. В конце концов улыбнулся и я, чем вызвал общий взрыв восторга.
Ветер с ревом и свистом кидался на наш крохотный островок. Орехи, как пушечные ядра, проносились над нами и падали в побелевшую от пены лагуну. «Лолита» приплясывала на мелкой волне, металась из стороны в сторону, сдерживаемая двумя якорями.
Я смотрел на шхуну и желал ей всяческого зла. Как мне хотелось, чтобы не выдержали цепи и ее бы вынесло в океан, как мой плот!
Словно в ответ на мои мысли из выхлопной трубы на корме шхуны показался дымок; заработали дизели, помогая пиратскому кораблю увереннее держаться против ветра.
Огибая глыбу, в лагуну полилась вода. Как же была велика волна, если она перекатилась через рифы и у нее еще хватило силы захлестнуть остров!
Скоро полил тропический ливень такой силы, что водяные струи закрыли все вокруг, превратив день в кромешную ночь.
Буря продолжалась часа четыре. Ветер стих так же внезапно, как и налетел. Улеглись волны в лагуне, на ее свинцово-серой поверхности плавали кокосовые орехи, немудреный скарб полинезийцев и множество белых кусочков копры: кто-то из земляков Сахоно понадеялся на авось и не спрятал урожай от ветра.
Перед заходом низко над гребнями волн расходившегося океана показалось солнце, пообещав на завтра хорошую погоду.
Неунывающий Сахоно послал своих сыновей на пальмы, и вниз полетели гигантские листья для постройки новой хижины. Мы соорудили ее быстро. В одном из мешков было кокосовое волокно, из него получилась хорошая сухая подстилка, и все улеглись на ней. Семья полинезийцев быстро уснула, только мне не спалось. Я смотрел на силуэт корабля со страхом думал о завтрашнем дне.
Все огни на «Лолите» были погашены, светились только несколько иллюминаторов. Послышалась джазовая музыка, потом проигрыватель замолчал и кто-то хриплым голосом запел под аккомпанемент банджо. Жутко было слушать эту невеселую песню и видеть, как на рее чернеет мертвый штурман У Син.
Магнитная мина
На следующее утро, так же как и после первого небольшого шторма, над островом сияло солнце, на небе не было ни облачка, и только прибой напоминал о пронесшемся урагане.
На «Лолите» утром шла уборка, ее мыли и скребли, подтягивали тали, подкрашивали борта. Еще уборка не кончилась, как раздались частые, тревожные удары в рынду. Серые люди заметались по палубе, занимая места по боевой тревоге. Неизвестно откуда в руках у каждого появились автоматы, на баке, возле брашпиля, оказалась пушка, на крыше рубки — крупнокалиберный пулемет.
Учения продолжались минут пятнадцать. Ласковый Питер стоял возле пушки и подавал команды.
После отбоя боевой тревоги с «Лолиты» спустили баркас, затарахтела лебедка и в баркас стали грузить длинные ящики. Загруженный баркас с десятком людей направился к берегу. Затем были спущены на воду четыре шлюпки, которые до отказа заполнили матросы. Они пошли вслед за баркасом. Пристали все они недалеко от нашей хижины.
Нечего и говорить, что все, кто был на берегу, махнув рукой на свои дела, смотрели, что делается на шхуне.
На берегу матросами командовал маленький, подслеповатый с виду малаец с боцманской дудкой на груди. Говорил он вполголоса, прохаживаясь в разноязыкой толпе, и каждое его слово мгновенно исполнялось. За ним, как собака, двигался человек, похожий на гориллу. Вот боцман сказал что-то вьетнамцу, пившему сок из кокосового ореха, вьетнамец кивнул и продолжал пить, тогда боцман мигнул «горилле», и тот ударил человека с орехом в лицо своим пудовым кулаком, и вьетнамец полетел в лагуну. Этого, казалось, никто не заметил. Я подал ему руку. Он выбрался на берег, кивнул мне, улыбнулся и стоял, сплевывая кровь.
Матросы разгрузили ящики и стали их открывать. В одном лежали немецкие автоматы. Видно, ящик побывал в воде, потому что вороненую поверхность автоматов покрывала рыжая ржавчина.
В другом ящике оказались коробки с патронами, в третьем были пистолеты. Матросы подходили к бидону с оружейным маслом и наливали его в кокосовую скорлупу и уносили.
Я заметил, что на меня стали поглядывать. Наверное, причиной этого были мои выгоревшие добела волосы. Ко мне обращались на разных языках, хлопали по плечу.
«Хорошо бы стащить пистолет, — думал я, расхаживая среди пиратов, — или автомат и коробку патронов в придачу, я засяду среди коралловых глыб возле канала, пусть тогда подойдут ко мне…»
— Ты что ходишь, как в оружейном магазине? — услышал я немецкую речь. На меня пристально смотрел сидящий на песке странный тип с облупившимся носом, на его красном, потном лице клочками торчали сивые волосы, во рту поблескивали золотые зубы. — Садись, парень. Ты что, не узнаешь меня?
Я покрутил головой.
— Мы никогда не встречались с вами.
Он подмигнул.
— В Сингапуре я заходил на ваш злосчастный «Орион», ты подавал еще мне кока-колу. Конечно, я тогда был одет несколько иначе. Мы оформляли вот этот груз.
Он подбросил на руке какой-то металлический предмет, похожий на круглую буханку хлеба. Такие же «буханки» были и в руках у других матросов, они терли их масляными тряпками и с любопытством поглядывали на нас. Был среди этой группы матросов и маленький вьетнамец, которого ударил человек-«горилла». Мне показалось, что он особенно внимательно слушает и приглядывается ко мне.
Краснорожий сунул мне в руки «буханку».
— Бери клочок кокосового волоса и три маслом с песком, он здесь как наждак. Знаешь, что это за штука?
— На железные булки похожи…
Он захохотал, откинувшись на песок.
— Пропади ты совсем со своими булками, — сказал он, вытирая на глазах слезы.
— Я говорю, они только похожи на булки, — поправился я, — наверное, морские буйки.
— Попал пальцем в небо. Это, брат, такие буйки и такие булки! Ну, ну, пошевели мозгами. С виду ты умнее.
— Похожи еще на мину.
— Почти угадал. Это, молодой человек, морская магнитная мина. Не слыхал о таких? Да где тебе!
— Слыхал.
— Не может быть. Разве в России есть магнитные мины?
— Есть, и получше этих. Наши партизаны приладят парочку к фашистскому поезду с танками или еще с чем, и все летит к дьяволу!
— О-о! Да ты партизан! К дьяволу! Это верно! Все летит к дьяволу от этой булки. Надо только поставить детонатор вот сюда и сунуть в трюм к борту, застучали часики, и через определенный срок — взрыв в океане. Ха-ха-ха! Словом, несчастный случай. Никаких хлопот. А то надо команду высаживать на шлюпки или топить вместе с коробкой. Не совсем приятное занятие, а главное — о нас начинает идти дурная слава, в то же время мы совсем не плохие ребята. Мы тоже партизаны. Ха-ха-ха!
Я стал тереть корпус мины масляной тряпкой и слушать болтовню краснорожего пирата.
— Как вы допустили, что У Син потопил такую бригантину? Больше всех виноват, конечно, ваш капитан, как это вы его зовете? Ах, да! Ласковый Питер! Здорово придумали! Если бы он меньше доверял черномазым, то мне не пришлось бы отскребать ржавчину в воскресенье. Все добрые католики сегодня молятся богу, прощают грехи ближним своим, — он опять засмеялся. — А мы вместо молитвы должны готовить для ближних вот эти подарочки. Ха-ха-ха! Задал же нам работы ваш проклятый У Син. Пришлось сгонять целую флотилию ловцов жемчуга и вытаскивать эти игрушки. Хорошо, хоть на мелком месте затонула шхуна. Выловили почти все. «Орион» был хорошим транспортным судном. Команда же доброго слова не стоила. Не то, что наши молодцы! Ха-ха-ха! Ты не особенно ее три да не вздумай крутить там, сбоку, — предупредил краснорожий. — Погладь немного, смажь — и все. Им ржавчина нипочем, да наш боцман любит порядок. Смазывай погуще и опять заворачивай в бумагу.