Ну, а пока дорога была вполне сносной. И даже невзирая на вчерашние ночные переживания, можно было считать этот этап самым хорошим из тех, что прошли. Солнце светило ясно, но не палило. Леса еще не сбросили листву, и долина переливалась яркими осенними красками, выглядела мирно и безопасно. Бродяжник прекрасно знал дорогу, вел уверенно, и хоббиты с благодарностью думали, что без него бы они опять заблудились. Временами он намеренно петлял, чтобы замести следы.
— Билл Хвощ наверняка выследит, где мы свернули с Тракта, — сказал он. — Хотя сам за нами, по-моему, не пойдет. Местность тут он знает неплохо, но также знает, что в лесу ему со мной тягаться нечего. Боюсь только, он выдаст нас. А те, кому он о нас скажет, где-то поблизости. Пусть думают, что мы пошли к Кривке.
То ли благодаря искусству Следопыта, то ли по другой причине, но за весь день они не видели, не слышали и не встретили ни двуногих (если не считать птиц), ни четвероногих, кроме лисицы и нескольких белок. На следующий день они взяли курс прямо на восток, и все вокруг по-прежнему было тихо и мирно. На третий день после выхода из Пригорья они вышли из леса — и назад не вошли. Местность здесь окончательно понизилась и выровнялась, но идти стало труднее. Пригорье осталось далеко позади, началось дикое бездорожье и пошли Комариные Топи.
Почва была сырой, полосами росли болотные травы, между ними то и дело встречались лужи и болотца, в камышах верещали мелкие пичуги. Идти приходилось осторожно, искать сухие участки, стараясь не промочить ноги и не сбиться с курса. Сначала они шли бодро и сразу покрыли довольно большое расстояние, но постепенно их передвижение стало медленным и даже опасным. Болота были коварны и изменчивы, даже Следопыты не знали здесь постоянных троп. Путников замучила мошкара: она тучами носилась в воздухе, лезла в волосы, забиралась под штанины и в рукава.
— Меня живьем едят! — восклицал Пин. — В этих Комариных Топях больше комарья, чем воды!
— Интересно, чем они питаются, когда не могут добыть хоббита? — спросил Сэм, расчесывая шею.
Первый день в этом отвратительном безлюдном месте дался им очень тяжело. Место для ночлега было сырым, холодным и неудобным, а ненасытные насекомые не давали спать. Вдобавок, в камышах и в осоке во множестве водились какие-то неприятные твари, сродни сверчку и, по-видимому, зловредные. Всю ночь они беспрестанно скрипели: «Кр-р-ровицы-крр-р-рович-ки!» От этого помешаться можно было, хоббиты еле выдержали.
Следующий, четвертый, день пути был ненамного легче, и ночь ненамного спокойнее. «Кровопросцы», как их прозвал Сэм, отстали, но комары висели над ними по-прежнему.
Когда Фродо лежал ночью на траве, усталый до того, что не мог закрыть глаза и заснуть, ему показалось, что далеко-далеко на востоке мелькнула какая-то вспышка, потом еще и еще — много раз. Это не мог быть рассвет, до которого оставалось еще несколько часов.
— Что там за свет? — спросил он Бродяжника, который встал, вглядываясь в ночь.
— Не знаю, — ответил тот. — Очень далеко, не разберу. Как будто молния отскакивает от верхушек холмов.
Фродо снова лег, но ему еще долго виделись белые вспышки и на их фоне — высокий темный силуэт Бродяжника, молча вглядывавшегося во тьму. Потом он заснул неспокойным сном.
На пятый день, пройдя совсем немного, они оставили позади последние болотца и заросли камыша. Начался подъем. Вдали на востоке прорисовались крутые холмы. Самый высокий стоял отдельно от остальных. Верхушка у него была словно срезанная.
— Это Заверть, — сказал Бродяжник. — Древний Тракт, который мы оставили далеко справа, обходит ее с юга, почти у самого подножия. Мы туда должны дойти завтра к полудню, если никуда не свернем. Надо постараться.
— Почему? — спросил Фродо.
— Да потому что неизвестно, что мы найдем, когда доберемся туда. Там Тракт близко.
— Но мы ведь надеялись встретить там Гэндальфа?
— Надеялись, но надежды совсем мало. Если он вообще пройдет здесь, он может миновать Пригорье и не знать, что мы тут. Встретиться мы можем, только если случайно подойдем одновременно; долго ждать друг друга и ему, и нам одинаково опасно. Раз Всадники не нашли нас в Пустоши, значит, вернее всего, тоже пойдут к Заверти. С нее далеко видно. В этих землях полно птиц и зверей, которые тоже могут нас заметить издалека, хотя бы сейчас, когда мы так открыто стоим. Не всем птицам можно верить, а есть шпионы и похуже их.
Хоббиты с опаской покосились на дальние холмы. Сэм поднял глаза в блеклое небо, словно думал, что над ними уже летают враждебные ястребы или орлы.
— Ну, ты умеешь нагнать страху, Бродяжник! — сказал он.
— Так что ты предлагаешь? — спросил Фродо.
— Наверное, вот что, — медленно и словно неуверенно ответил Бродяжник. — Лучше всего нам пойти отсюда прямо на восток, как можно прямее, и выйти к холмам, которые стоят ближе к Заверти. Там я разыщу тропу, которая подводит к Заверти с севера и при этом прячется за камнями. Ну и — будь, что будет!
Целый день, пока не наступил ранний холодный вечер, они шли и шли. Под ногами было суше, растительность постепенно исчезала. На болотах позади залег плотный туман. Изредка в воздухе разносились жалобные крики незнакомых птиц. Когда круглое красное солнце скатилось в плотный сумрак на западном горизонте и наступила мертвая тишина, хоббиты подумали о том, как весело светили им когда-то в закатных лучах окна Торбы.
В конце дня им попался ручей, который сбегал с Угорья и пропадал в болотистой низине. Они пошли вдоль него и только когда стемнело сделали привал на его берегу в чахлом ольховнике. На фоне ночного неба перед ними уже вырисовывались хмурые безлесые спины холмов.
В эту ночь они выставили часового, а Бродяжник, по-видимому, так и не ложился. Луна прибывала и всю первую половину ночи обливала землю холодным сероватым светом.
Утром с восходом вышли в дальнейший путь; было свежо, даже морозно, небо светилось бледной голубизной. Хоббиты чувствовали себя бодро. Они уже втянулись в ходьбу и могли долго пробыть на ногах на скудном рационе — в Хоббитшире они сказали бы, что так можно ноги протянуть. Пин вдруг заявил, что Фродо стал вдвое толще того хоббита, которого все знали раньше.
— Чепуха, — сказал Фродо, затягивая пояс. — От меня на самом деле намного меньше осталось. Если процесс похудения не прекратится, я стану призраком.
— Кончайте говорить об этих вещах! — неожиданно рассердился Бродяжник.
Холмы приближались, — неровная гряда высотой почти в тысячу локтей, в гребне которой были провалы и проходы, ведущие на восток; хоббиты видели заросшие развалины старинных укреплений, обомшелые остатки стен и рвов, древней каменной кладки.
К ночи они добрались до западных склонов, где разбили лагерь. Была ночь 5-го октября, прошло 6 дней от выхода из Пригорья.
Утром они обнаружили первую хорошую тропу после Кривки. Повернув по ней направо, они пошли к югу. Тропа хитро петляла, словно сама старалась, чтобы ее не было видно ни сверху, ни из долины. Она ныряла в провалы и овраги, прижималась к крутым склонам под карнизами, а там, где шла по ровному и более или менее открытому месту, была с обеих сторон обложена рядами крупных валунов и обтесанных камней, которые скрывали путников, как хорошие заборы.
— Интересно, кто прокладывал эту тропу и зачем? — сказал Мерри, когда они проходили по одному из таких проходов, между особенно крупными и тесно составленными камнями. — Мне это место не нравится. Какой-то могильный вид. Кстати, на Заверти есть Могильники?
— Нет. Могильников нет ни на Заверти, ни на соседних холмах, — ответил Бродяжник. — Нуменорцы здесь не жили. В последние годы существования их государства они защищали холмы от нападений Чернокнижника из Ангмара, но недолго. Тропу проложили, чтобы подходить к укреплениям, она шла вдоль стен. А совсем давно, когда было основано Северное Королевство, на Заверти построили большую дозорную башню и назвали ее Ветрогорной Башней, Амон Сул. Она была разрушена и сожжена, от нее только неровное каменное кольцо осталось, как корона на макушке старой горы. Когда-то она была высокая и красивая. Говорят, что на ней Элендил ожидал прихода Гил-Гэлада с запада. Это было в дни Последнего Союза.
Хоббиты уставились на Бродяжника. Оказывается, он знал не только тропы дикого Глухоманья, а и древние легенды.
— Кто был Гил-Гэлад? — спросил Мерри.
Бродяжник задумался и не ответил. Вдруг кто-то вполголоса проговорил:
Все с изумлением обернулись к Сэму, так как декламировал именно он.
Все с изумлением обернулись к Сэму, так как декламировал именно он.
— Давай дальше! — сказал Мерри.
— Я дальше не знаю, — сказал Сэм, краснея. — Я это выучил у господина Бильбо, когда мальцом был. Он мне разные такие сказки рассказывал, знал, что я про эльфов слушать не устану. Он меня читать выучил. А сам каким грамотеем был! И умел сочинять стихи. Это тоже он сочинил.
— Он этого не сочинял, — сказал Бродяжник. — Это часть запева старинной «Песни о гибели Гил-Гэлада». Но песня на древнеэльфийском языке; Бильбо, как видно, перевел ее. А я не знал.
— Там много было, — сказал Сэм. — Все про Мордор. Я дальше не учил, меня аж дрожь пробрала, так страшно. Никогда не думал, что самому придется туда идти!
— Идти в Мордор! — воскликнул Пин. — Хоть бы до этого не дошло!
— Не произносите здесь громко это название! — сказал Бродяжник.
Солнце было уже высоко, когда они, наконец, добрались до южного конца тропы и в бледном прозрачном свете октябрьского солнца увидели серо-зеленый вал, словно мост, переброшенный на северный склон горы. Решили засветло взойти на вершину, потому что на открытом месте скрыться все равно было негде, оставалось надеяться, что ни враги, ни их шпионы за ними не наблюдают. Никакого движения на холме не замечалось. Если даже Гэндальф был где-то неподалеку, он не подавал признаков жизни.
За западным отрогом горы Заверть была небольшая котловинка, похожая на чашу с травянистыми краями. Туда даже ветер не залетал. Решили оставить там Сэма и Пина с пони и всей поклажей, а Бродяжник, Фродо и Мерри пошли в гору. Через полчаса их проводник уже вскарабкался на самую вершину, еще через некоторое время к нему присоединились измученные и задыхающиеся Фродо и Мерри — последний участок подъема оказался крутым и каменистым.
На вершине, как и говорил Бродяжник, они увидели большое кольцо древней каменной кладки, местами разрушенное, местами заросшее жесткой травой. Но в центре были грудой навалены битые камни со следами недавнего огня — черные от копоти. Трава вокруг них выгорела до корней, а по всей площадке сморщилась, почернела и тоже местами обгорела, будто пламя лизало всю вершину. Никаких следов живого существа не было.
Отсюда открылся широкий вид на почти голую равнину, в которой только на юге виднелось пятно леса, а за ним блеск, будто там была вода, но очень далеко. Лента старого Тракта вилась у южного подножия гор. Тракт перебегал с холма на холм, выбегал в долину и исчезал в темнеющей дали на востоке. Тракт был пуст. Предгорья казались отсюда темно-бурыми, за ними поднимались серые громады, над которыми клубился туман, а из тумана и облаков, словно частокол, торчали вверх белые вершины, с трудом различимые в такой дали и высоте.
— Ну и тоска! — сказал Мерри. — Как тут неприветливо! Ни воды, ни укрытия. И ни следа Гэндальфа. По-моему, он не виноват, что не дождался, — если даже приходил.
— Интересно, — задумчиво сказал Бродяжник, оглядываясь. — Если он был в Пригорье через день или два после нас, то сюда он пришел бы раньше, ибо когда надо, он может ехать очень быстро.
Вдруг он наклонился и посмотрел на верхний камень в груде: он был плоский и светлее остальных, без копоти. Бродяжник поднял его и стал внимательно разглядывать, вертя в пальцах.
— Его положили совсем недавно, — сказал он. — Что ты скажешь об этих знаках?
На плоской нижней стороне камня Фродо увидел царапины.
— Вроде штрих, точка и еще три штриха, — сказал он.
— Левый штрих может быть руническим «Г», — видишь справа две тонкие черточки? — сказал Следопыт. — Такой знак мог оставить Гэндальф, хотя точно сказать нельзя. Царапины тонкие и наверняка свежие. Может быть, они означают что-то совсем другое и к нам не имеют отношения. Рунами пользуются Следопыты, они иногда сюда заходят.
— А что они могут означать, если их оставил Гэндальф? — спросил Мерри.
— Я бы сказал, что написано «Г-Три», — сказал Бродяжник, — и означает это, что Гэндальф был здесь третьего октября. Прошло уже три дня. Еще это может означать, что он спешил и был в опасности: написать длиннее и понятнее не успевал или побоялся. Если так, то и нам надо быть настороже.
— Мне хочется думать, что эти знаки нацарапал он, что бы они ни означали, — сказал Фродо. — Просто спокойнее знать, что он с нами на одной дороге, пусть впереди, пусть сзади.
— Может быть, и так, — сказал Бродяжник. — Я верю, что он здесь побывал, и думаю, что не ошибаюсь насчет опасности. Здесь бушевало пламя, — я вспоминаю огни, которые мы видели три ночи назад над восточным горизонтом. Догадываюсь, что здесь на вершине на него напали, но чем кончилось, не знаю. Его здесь нет, а нам надо теперь самим поостеречься и поскорее пробираться в Райвендел.
— Как далеко до Райвендела? — спросил Мерри, уныло оглядываясь по сторонам. С Заверти мир казался огромным и пустынным.
— Насколько мне известно, дальше «Покинутой Корчмы», которая находится в дне пути от Пригорья, никто дорогу на восток не мерял, — отозвался Бродяжник. — Кто говорит, далеко, кто — близко. Странная это дорога, и каждый, кто на ней оказывается, мечтает поскорее дойти до цели, независимо от того, мало или много времени у него в запасе. Если бы я шел один в хорошую погоду и без помех, то мне хватило бы двенадцати дней до Брода через Гремучую, которая течет мимо Райвендела, пересекая Тракт. А всем нам понадобится не менее двух недель пути, если учесть и то, что мы не всегда сможем идти по дороге.
— Две недели! — воскликнул Фродо. — За это время может многое случиться.
— Может, — сказал Бродяжник.
Они молча постояли на вершине, у ее южного края. В этом пустынном месте Фродо впервые осознал свою безнадежную бесприютность и огромную опасность. Ну почему судьба не оставила его в мирном родном Хоббитшире! Он смотрел на проклятый Тракт, который мог ведь вести на запад, домой. И вдруг заметил на нем черные точки. Две медленно двигались с востока на запад, и еще три — им навстречу с запада на восток. Он вскрикнул и схватил Бродяжника за руку.
— Смотри, — сказал он, показывая вниз.
Бродяжник молниеносно бросился на землю за разбитыми камнями, увлекая за собой Фродо. Мерри шлепнулся рядом.
— Что это? — прошептал он.
— Не знаю, но боюсь, что самое худшее, — ответил Бродяжник.
Они медленно подползли опять к самому краю кольца и стали вглядываться вдаль сквозь щели между двумя неровными камнями.
Было уже не так светло, как утром, ибо тучи, надвигавшиеся с востока, скрыли солнце, а оно и без того клонилось к закату. Они все видели черные точки, но ни Фродо, ни Мерри не могли точно определить их форму, лишь подсознательно чувствовали, что там, внизу на дороге, у подножия горы собираются Черные Всадники.
— Да, — сказал Бродяжник, чье острое зрение исключало ошибку. — Это враги!
И они поспешно спустились с горы к друзьям.
Сэм и Пипин времени не теряли. Они осмотрели котловину и склоны рядом с ней, нашли неподалеку овражек с родником и около него следы не более чем двухдневной давности. В самой котловинке были остатки костра и приметы чьей-то недолгой стоянки, а за скатившимися со склона камнями Сэм нашел небольшой запас аккуратно сложенного топлива.
— Интересно, не Гэндальф ли сюда приходил, — сказал он Пипину. — Тот, кто оставил дрова, наверное, собирался вернуться.
Бродяжник их открытиями очень заинтересовался.
— Надо было мне не спешить и осмотреть здесь все, — сказал он, тотчас же направляясь к роднику.
— Этого я и боялся, — сказал он, вернувшись. — Сэм с Пином затоптали все вокруг, земля мягкая, теперь следов не разберешь. Здесь недавно были Следопыты, они заготовили дрова. Но есть свежие следы, оставленные день или два назад тяжелыми сапогами. Следы одной пары я разглядел точно, но похоже, что их здесь было больше.
Он замолчал и озабоченно задумался. Все хоббиты вдруг мысленно представили себе Всадников в плащах и сапогах. Если они нашли эту котловинку, то чем скорее Бродяжник уведет хоббитов отсюда, тем лучше. Сэм, услышав новость о том, что враги скачут по дороге и находятся всего в нескольких милях отсюда, недовольно оглядывался.
— Может, лучше побыстрее отсюда смыться, господин Бродяжник? — с нетерпением спросил он. — Уже поздно, и эта яма мне совсем не нравится: как-то здесь жутко.
— Да, надо немедленно что-то решить, — ответил Бродяжник, вглядываясь в небо и оценивая время и погоду. — Мне это место тоже не нравится. Но знаешь, Сэм, — проговорил он, подумав, — ничего лучшего для ночлега поблизости нет. До ночи нам нет смысла двигаться. Сейчас нас не видно, а двинемся — могут сразу заметить. Уйти отсюда можно только в сторону от нашего направления, назад на север, — но там местность такая же. Чтобы укрыться в зарослях к югу отсюда, придется пересекать Тракт, а за ним следят. На севере же на много миль тянется голая пустошь.