По-видимому, со всеми происходило то же самое: под взглядом Владычицы каждый почувствовал, что ему предлагают выбор между страхом и Тьмой, стерегущей их впереди, и тем, что им сильнее всего хотелось. Предмет желаний ясно представился внутреннему взору, и чтобы достичь его, надо было всего лишь сойти с дороги, переложить на плечи остальных свое Дело и борьбу с Сауроном.
— Я тоже считаю, что то, что мне открылось, должно остаться моей тайной, — сказал Гимли.
— А мне все это показалось странным, — сказал Боромир. — Может быть, это было испытание, она хотела прочитать наши мысли, задумав что-то свое; я бы сказал, что она нас искушала, предлагая то, что якобы могла бы дать. Стоит ли говорить, что я просто не стал ее слушать. Люди из Минас Тирита не нарушают обещаний.
Но чем искушала Владычица его самого, он не открыл.
Фродо вообще говорить не хотел, хотя Боромир его упорно расспрашивал.
— Она дольше всех смотрела на тебя, невысоклик! — говорил он.
— Да, — сказал Фродо. — Но то, что мне при этом открылось, останется во мне.
— Берегись! — сказал Боромир. — Не верю я этой эльфийке и не пойму ее замыслов.
— Не смей плохо отзываться о госпоже Галадриэли! — сурово произнес Арагорн. — Ты не знаешь, что говоришь! Ни в ней, ни в этой Земле нет Зла: сюда его человек может принести только в себе. Тогда пусть он побережется! Сегодня я впервые буду спать спокойно с тех пор, как ушел из Райвендела. И я хочу заснуть крепко, совсем крепко, чтобы хоть на время забыть свои горести! Устал я душой и телом… — Он вытянулся на своем ложе и мгновенно заснул.
Вскоре спали и все остальные, спали крепко, ничего не слыша, не видя даже снов. Проснувшись, они увидели, что уже светлый день, солнце греет лужайку перед их шатром, и фонтан сверкает в его лучах, поднимаясь и опадая.
Несколько дней они провели в Лотлориэне, хотя сколько — сказать потом не сумели бы. Погода почти все время была солнечной, только иногда на деревья проливался мелкий дождик, после которого все становилось еще чище и свежее. Воздух дышал прохладой, словно ранней весной, но все-таки была зима, и они ощущали ее глубокий и задумчивый покой. Им казалось, что они только едят, пьют, спят и гуляют под деревьями — и больше они ничего не хотели.
Владыки не призывали их, а с эльфами они почти не могли объясниться, не зная языка; Халдир попрощался с ними и опять ушел к северной границе, где держали крепкую стражу с тех пор, как Отряд принес недобрые вести из Мории. Леголас почти все время проводил с галадримами и только первую ночь проспал со всеми в шатре, хотя иногда приходил поесть и поболтать. На прогулки, ко всеобщему изумлению, он часто брал с собой Гимли.
Теперь и на прогулках, и во время бесед друзья все чаще говорили о Гэндальфе. Каждый вспоминал все, что знал о маге и чему был свидетелем.
По мере того, как они излечивались телом от усталости, боль утраты в сердце становилась все острее. Они часто слышали, как эльфы упоминают имя мага в нежных и грустных песнях, и знали, что эльфы оплакивают его, хотя слов песен, конечно, не понимали.
— А Мифрандир, Мифрандир! О серый странник! — пели эльфы, ибо так им нравилось называть Гэндальфа. Но если рядом был Леголас, он отказывался переводить друзьям их песни, говоря, что не сумеет, что горе еще слишком свежо, и от таких слов хочется не петь, а плакать.
Фродо, как умел, попробовал выразить свою печаль неуклюжими словами. На него очень редко нападала охота складывать песни или стихи. Даже в Райвенделе он предпочитал не петь, а слушать, хотя в его памяти накопилось уже много стихов, сложенных другими в разное время. Но сейчас, когда он сидел у фонтана в Лориэне и слушал голоса эльфов, его мысли невольно сложились в песню, и она даже показалась ему красивой. Однако, попытавшись спеть ее Сэму, он не нашел в ней ничего, кроме клочьев воспоминаний, поблекших, как осенние листья. Вот эта песня:
— Еще немножко, господин Фродо, и вы перещеголяете своего дядюшку! — восхитился Сэм.
— Сомневаюсь, — ответил Фродо. — Это пока лучшее, что у меня получилось.
— Знаете, что, хозяин, — попросил Сэм, — если вам еще захочется когда-нибудь этим заняться, не забудьте про фейерверки, пожалуйста! Вот, например, в таком роде:
Вообще-то, фейерверки заслуживают стихов получше…
— Нет, Сэмми, оставь эту тему себе. Или пусть ею займется Бильбо. Хотя… нет, я и произнести этого еще не могу… Мне нестерпимо думать, что надо будет такую весть принести старику!
Однажды Фродо и Сэм гуляли по лесу в тихих прохладных сумерках, но оба почему-то не были спокойны: Фродо вдруг показалось, что их прикрыла тень разлуки. Он понял, что близится время уходить из Лотлориэна.
— Ну, что ты теперь скажешь об эльфах, Сэм? — спросил он. — Я уже тебя об этом спрашивал давным-давно. С тех пор ты ближе их узнал.
— Конечно, узнал! — ответил Сэм. — И понял, что эльфы бывают разные. Они все, конечно, эльфы, но друг от друга отличаются. Вот здешние — совсем не бездомные, а вроде нас. Они, по-моему, сильнее приросли к своей земле, чем хоббиты к Хоббитширу. То ли они создали эту землю, то ли эта земля их создала — ну, вы меня понимаете, хозяин. Здесь так удивительно спокойно, будто ничего не происходит, и похоже, никому не хочется, чтобы что-нибудь случилось. Если в этом есть какое-то волшебство, то оно так далеко запрятано, что до него не дотянешься. Ну, это я так думаю.
— Как же не дотянешься, если оно здесь везде и во всем? — сказал Фродо.
— Везде-то везде, а не видно, чтобы кто-нибудь колдовал, — сказал Сэм. — Помните, какие фейерверки Гэндальф показывал? Такого ничего здесь не увидишь. Интересно, почему нас Владыки не зовут? Мне кажется, что Она может удивительные чудеса делать, если захочет. Вот бы поглядеть на эльфийское колдовство, господин Фродо.
— А я не хочу, — сказал Фродо. — Мне и без него неплохо. И не хватает мне не фейерверков Гэндальфа, а его самого, с его бровями и вспышками гнева. Я бы его голос услышать хотел!
— Тут вы правы, хозяин, — сказал Сэм. — Но вы не думайте, что здешних в чем-то виню. Мне и раньше часто хотелось посмотреть настоящее волшебство, как в сказках рассказывают. А так, лучшей земли, чем эта, наверное, не найти. Здесь сразу будто и дома живешь, и на праздник приехал… Я понятно выражаюсь? Уходить отсюда я совсем не хочу — и вместе с тем начинаю соображать, что если нам надо уходить, то чем скорее, тем лучше. Потому что, как говорил мой Старик, если дела не начинать, то его и не кончишь. И я понимаю, что здешний народ не очень нам поможет со всем своим волшебством! Когда мы отсюда уйдем, нам еще больше будет не хватать Гэндальфа.
— Боюсь, что ты прав, Сэм, — сказал Фродо. — И все же очень надеюсь, что Владычицу эльфов мы обязательно увидим до того, как уйдем.
Не успел он закончить, как, словно в ответ, появилась Владычица Галадриэль. Высокая и красивая, вся в белом и сама светлая, она подходила к ним из-за деревьев, но ничего не сказала, только знаком поманила их за собой и, повернувшись, повела к южному склону холма Карс Галадон.
Пройдя сквозь высокую зеленую изгородь, они очутились в садике на замкнутой площадке. Деревьев на ней не было. На открывшемся небе белым огнем горела над западным лесом вечерняя звезда. Вниз по длинной лестнице спустились они за Владычицей в глубокий зеленый овраг, по которому протекал говорливый ручей, по-видимому, тот, что начинался от фонтана. Около ручья на дне оврага на низком каменном постаменте в форме ветвистого дерева стояла большая, но неглубокая чаша, а рядом с ней — серебряный кувшин.
Галадриэль наполнила чашу до краев водой из ручья, потом легко дохнула на воду, а когда поверхность воды успокоилась и застыла, произнесла:
Галадриэль наполнила чашу до краев водой из ручья, потом легко дохнула на воду, а когда поверхность воды успокоилась и застыла, произнесла:
— Это Зеркало Галадриэли. Я привела вас сюда посмотреть в него, если захотите.
В овраге было темно и совсем тихо. Лесная Владычица, стоявшая рядом, казалась очень высокой и очень светлой.
— Зачем нам смотреть, и что мы увидим? — с трепетом спросил Фродо.
— Я могу приказать Зеркалу показать многое, — ответила она. — Могу показать тебе то, что ты хочешь. Но само Зеркало иногда показывает странные и неожиданные вещи без всякой просьбы, — и это может оказаться полезнее, чем то, что мы хотим видеть. Что покажет Зеркало, если дать ему свободу, мне неизвестно. Оно может явить прошлое, настоящее и будущее. Причем даже мудрейшие не всегда скажут, было это или будет. Хочешь посмотреть?
Фродо промолчал.
— А ты? — повернулась она к Сэму. — Мне кажется, это как раз то, что у вас называют колдовством, хотя я не совсем понимаю это слово, тем более что вы называете им и козни Врага. Но пусть будет колдовство, если хочешь. Колдовство Галадриэли. Ты же сам говорил, что хочешь увидеть эльфийские чудеса?
— Говорил, — отозвался Сэм, слегка дрожа от страха и любопытства. — Если позволите, я загляну в него, Госпожа. Мне бы увидеть, что дома делается, — добавил он, обращаясь к Фродо. — Мы уже страх как давно оттуда ушли!.. Но здесь, может быть, опять только звезды покажут или такое, что я и не пойму.
— Может быть, — тихо засмеялась Галадриэль. — Но все же иди, посмотри, что сможешь увидеть. Воду руками не трогай!
Сэм влез на постамент и нагнулся над чашей. Темная вода казалась твердой, и в ней отражались звезды.
— Так я и думал, опять звезды, — сказал он. И вдруг ахнул. Зеркало посерело, потом прояснилось. Теперь в нем светило солнце и веял ветер, раскачивая ветки деревьев. Но прежде, чем Сэм разобрался в том, что увидел, в Зеркале снова стало темно, и ему показалось, что он видит Фродо, крепко спящего под большим темным утесом, и лицо у него бледное-бледное. Потом он увидел самого себя в темном коридоре на длинной лестнице и понял, что очень спешит и что-то ищет, но что — не мог догадаться.
Видение пропало и, как бывает во сне, вернулась первая картина. Сэм снова увидел деревья. Только теперь они были дальше, и он понял, что они не раскачиваются от ветра, а падают; деревья рубят, и они валятся на землю.
— Да что же это? — возмущенно вскричал Сэм. — Кто дозволил Теду Пескунсу деревья валить, где нельзя?! Это же дорога за Мельницей к Приречью, их посадили, чтобы тень была! Эх, попадись он мне сейчас, уж я бы его самого свалил!
Но тут Сэм заметил, что Старой Мельницы больше нет, а вместо нее строится большой дом из красного кирпича. На стройке работает много народу, уже торчит кирпичная труба, и черный дым от нее заволакивает поверхность Зеркала.
— Худо в Хоббитшире, — сказал Сэм. — Элронд знал, что говорил, когда собирался господина Мерриадока домой отправить. — И вдруг горестно вскрикнул и отпрянул от Зеркала: — Не могу больше! Домой надо. Они перекопали всю Пронырную улицу, там мой бедный Старик уходит с Кручи с тачкой, все свое барахло везет. Я должен вернуться!
— Ты не можешь пойти туда один, — сказала Владычица. — Перед этим ты сам решил, что без хозяина домой не вернешься. Тогда ты еще не смотрел в Зеркало; но допускал, что в Хоббитшире может случиться беда. Помни, что Зеркало показывает разные события, и не все из них уже произошли или происходят. Некоторые не сбываются. Их удается предотвратить, если тот, кто понял предупреждение, не свернет с верного пути. Зеркало — опасный советчик!
Сэм опустился на землю и закрыл лицо руками.
— Не надо было мне сюда идти, и не хочу я больше никакого колдовства! — сказал он. Потом замолчал, и когда заговорил снова, в его голосе слышались слезы. — Да, я пойду домой по длинной дороге вместе с господином Фродо и не иначе. Только бы когда-нибудь вернуться в Хоббитшир! Если все будет так, как мне показали, кое-кто за это крепко получит!
— Ты и теперь не хочешь заглянуть в Зеркало, Фродо? — спросила Владычица Галадриэль. — Хотя ты говорил, что не хочешь смотреть на волшебство, тебе и без него неплохо.
— Ты советуешь мне посмотреть? — спросил Фродо вместо ответа.
— Нет, — сказала Галадриэль. — Я ничего не советую. Я не советник. Может быть, ты что-нибудь узнаешь. Так можно увидеть и плохое, и хорошее; и то, и другое может оказаться полезным, а может и нет. Видеть — само по себе и хорошо, и опасно… Но я думаю, Фродо, что тебе хватит ума и смелости рискнуть, иначе я не привела бы тебя сюда. Поступай, как знаешь.
— Я посмотрю, — сказал Фродо, взобрался на постамент и нагнулся над темной водой.
Зеркало сразу же прояснилось, и он увидел сумрачный пейзаж. На фоне бледною неба грозно поднимались темные горы. Длинная серая дорога исчезала за горизонтом. По дороге медленно двигалась маленькая фигурка, увеличиваясь по мере приближения. Вдруг она напомнила хоббиту Гэндальфа, и он чуть не закричал от радости, собираясь позвать мага по имени, — потом увидел, что на идущем не серый, а белый плащ, и в руке у него белый Жезл. От плаща словно исходило сияние. Лица странника Фродо не разглядел — он ушел за поворот, так и не подняв головы, и в душе хоббита зашевелилось сомнение: кого он видел? Гэндальфа в его давних странствиях или Сарумана?..
В Зеркале появилось новое видение, очень ясное. По своей маленькой комнатке взволнованно ходил взад-вперед Бильбо. Стол был беспорядочно завален листами бумаги; в окна барабанил дождь. Видение было кратким, почти мгновенным, и некоторое время Зеркало ничего не показывало.
Затем перед Фродо быстро замелькали короткие картины, и он понял, что видит отдельные события великой Истории, в которую попал. Сначала был туман. Туман разошелся, и невиданное зрелище открылось ему, но он сразу узнал: это Море. На него спустилась Тьма. Море взъярилось, и грянула великая Буря. Потом в кроваво-красном свете заходящего в тучи солнца с запада выплыл большой корабль с рваными парусами. Возникла широкая река, текущая через многолюдный город. Потом — семибашенная белая крепость. А потом — другой корабль, с черными парусами, но в ярком свете утра; и вода сверкала под солнцем, и на флаге корабля было изображено сверкающее белое дерево. Вспыхнул огонь и заклубился дым, это было сражение, и кроваво-красное солнце закатилось, сменившись серым туманом, в который уплыл маленький кораблик, мигая огоньками. Кораблик исчез.
Фродо, вздохнув, собирался уйти от Зеркала, но оно вдруг почернело, словно открылась черная дыра, и уже Фродо смотрел в пустую Тьму, а в ней появился Глаз. Он приближался из глубины, рос, пока не заполнил почти всю поверхность Зеркала. Фродо стало так страшно, что он прирос к месту, не в силах даже крикнуть. Глаз был обрамлен пламенем, а сам был желтый, как у кота, блестящий, напряженно живой и следящий, со зрачком пустым, как окно в ничто.
Затем Глаз стал поворачиваться, словно кого-то разыскивал, и Фродо с ужасом понял, что ищут именно его. И еще понял, что Глаз пока не может его увидеть, — увидит только, если Фродо сам захочет открыться Врагу. Кольцо, висевшее на цепочке у него на груди, стало страшно тяжелым, будто огромный камень, и тянуло его голову вниз, пригибая шею. Зеркало словно нагрелось, и от воды поднялись струи пара. Фродо поскользнулся, клонясь вперед…
— Осторожно, — тихо сказала Галадриэль. — Не тронь воду.
Страшное видение исчезло, и Фродо обнаружил, что смотрит на прохладную серебряную чашу, в которой мерцают отражения вечерних звезд. Он, дрожа, отшатнулся от Зеркала и посмотрел на Владычицу.
— Я знаю, что тебе открылось в последнем видении, — сказала она, — ибо это и меня тяготит. Но не бойся! Не думай, что землю Лотлориэна охраняют и оберегают от Врага только песни под деревьями и тонкие стрелы эльфийских лучников. Я открою тебе, Фродо, что даже сейчас, говоря с тобой, я вижу Черного Властелина и знаю, о чем он думает; вернее, знаю все, что касается эльфов в его мыслях. А он тянется к моим мыслям и хочет увидеть меня — но эта дверь закрыта!
Владычица подняла белые руки и протянула их на восток, как бы отстраняясь. Любимая вечерняя звезда эльфов, Эарендил, светила с высоты настолько ярко, что от фигуры Владычицы на землю падала легкая тень. Луч эльфийской звезды скользнул по кольцу на ее пальце — и белый камень в нем засверкал, словно в блестящий золотой ободок, облитый серебряным светом, упала сама Звезда. Фродо с восхищением смотрел на это кольцо, потому что вдруг ему показалось, что он понял.
— Да, — сказала Галадриэль, отвечая на непроизнесенный вопрос. — Эту тайну нельзя выдавать, и поэтому Элронд не мог тебе сказать о нем. Но нельзя его и скрыть от Несущего Кольцо, тем более, что он видел Глаз. Да, в стране Лориэн на пальце Галадриэли хранится одно из трех. Мне доверен Нэний, что значит Алмаз. Враг подозревает, но не знает — еще не знает.