— Тебе Васька все рассказала?
Она снова промолчала. При чем тут Васька? Это значит только то, что Васька знала и не сказала. В голове бухало, как молотом. «Я бы тоже ничего не сказала. Она не виновата. Не виновата…» Как будто Васька действительно могла быть в чем-то виновата.
— И что ты теперь будешь делать? — спросила она мягко, как будто давала ему шанс сказать: «Нина, прости меня! Я тебя люблю. Я ошибался».
Но он не любит ее больше. И никогда не ошибается.
— Я женюсь на ней, Нина.
Все просто. Как все просто! Конечно, он женится на ней. Как порядочный человек. Он, безусловно, порядочный человек. Только как же будет теперь она, Нина?
— Из-за этого ты не ночевал дома?
— Да. Пойми, я не мог…
Конечно, он не мог. Она понимает. Не мог больше ложиться с ней в одну постель. Может быть, он чувствовал, что с ней что-то не так? Может быть, слышал, как внутри у нее тикает? Крысы бегут с тонущего корабля. Она ощутила, как где-то в углу рта дернулась какая-то жилка.
Он повернулся к ней.
— Нина…
Какие пустые у него глаза. Словно смотрит на нее и не видит.
— Я куплю вам с Димкой квартиру.
Она повернулась и вышла. Добрела до Димкиной комнаты и села на кровать. Он вошел следом.
— Нина, пожалуйста… Послушай… Ты не понимаешь… — И вдруг его прорвало: — Ты не понимаешь! Ты не можешь меня понять! Я всегда, всегда хотел детей — собственных детей. Похожих на меня… — Он осекся. Помолчал. — Я всегда буду помогать вам с Димкой.
— Не нужно.
Не нужно им с Димкой помогать. Они ведь не похожи на него! Зачем он тогда явился? Нина рассчитывала только на свои силы. Знала, что помочь будет некому. И вдруг появился он — влюбленный, благородный. Настоящий принц на белом коне с букетом желтых нарциссов. Больно… Как больно! Не нужно было впускать его в свою жизнь… Лучше бы она умерла! Пусть бы она умерла при родах, вместе с Димкой. «Еще успеешь, — подсказал ей кто-то услужливый в голове. — У тебя рак, милая».
— У меня сейчас туго с деньгами.
Она посмотрела на него, не понимая, что он говорит, и пожала плечами. О чем это он? Какие деньги? При чем тут деньги? Разве это можно решить деньгами?
— Нина! — Он обошел кровать, чтобы взглянуть ей в лицо, но она упорно от него отворачивалась. — Как только закончатся эти дела с магазином… Нужно проплатить заказ, и у Герки какая-то катавасия с долгами. В общем, в самое ближайшее время я куплю вам квартиру.
— Все ясно, Сережа. — Она была спокойна каким-то спокойствием жертвы. — Я тебе уже сказала — нам ничего не нужно.
— Мы ведь продали твою квартиру, когда покупали машину, так? — Это спокойствие его раздражало. И раздражало то, что она ничего не просила, не требовала, не упрекала его, даже не плакала. — Почему я не могу купить тебе другую квартиру?
— Потому, что я не хочу другую. — Она тупо уставилась куда-то в пол, чувствуя, как в груди нарастает какой-то ком.
— Или я отдам тебе машину. — Сергей снова попытался заглянуть ей в глаза.
— Мне не нужна твоя машина, — прошептала она чуть слышно.
— Хорошо. — Он вспыхнул. — Хорошо! Живи здесь! Если тебе так хочется! Я могу жить с Ликой где угодно!
— Сережа, ты меня не понял — я вообще ничего от тебя не хочу. — Она обхватила голову руками, упершись локтями в колени. Только бы не упасть в обморок. Она чувствовала, что еще немного и она не выдержит. Не выдержит.
— Ну, перестань. Брось. — Он сбавил тон и в который раз попытался заглянуть ей в лицо. Сел на корточки, совсем так, как вчера перед Ликой. — Ну, Нина! Так получилось. Пойми, ну, пойми меня. Я тебя очень прошу. Ну что ты молчишь? Я сам не знаю, как это случилось. Но уже ничего не изменишь.
Она молчала. Отчаявшись добиться от нее чего-либо, он встал и с досадой отряхнул брюки.
— Вот деньги. На первое время. — Она услышала, как что-то звякнуло. Потом он вышел. Еще какие-то звуки. Она поняла, что захлопнулась входная дверь. Она все сидела на Димкиной кровати в каком-то оцепенении. Где-то внизу во дворе с силой саданули дверцей, вспутнутые голуби захлопали крыльями, просвистели мимо окна. В гулкой утренней тишине двора был слышен каждый звук. Машина рванула с места, взвизгнув покрышками. «Уехал», — поняла она.
Какое-то время она еще сидела, затем подошла к окну и посмотрела вниз. Машины не было, он действительно уехал. На комоде, придавленные помятой Димкиной юлой, лежали деньги. Она взяла их и машинально пересчитала. Тысяча долларов. Плата за операцию. Плата за предательство. Она равнодушно положила их обратно. Вспомнила, как вчера врач говорила о каких-то хламидиях и герпесе, которые у нее нашли. Она могла заполучить их только от него. Значит, он и раньше… Просто она не знала. Ком все стоял у нее в груди, но теперь прибавилось еще и чувство омерзения. На непослушных ногах она добрела до кухни и поставила чайник. Она сама не знала, зачем это сделала. Есть совершенно не хотелось. Просто нужно было что-то делать. Она вспомнила, как в гимнастике ее учили держать удар. Даже если ты оступилась, упала, сделала все неправильно, ты должна подняться с улыбкой. Улыбаться судьям. Улыбаться залу. Улыбаться сквозь слезы. Держать удар. Она машинально налила себе чашку кофе. Но пить его не стала. Просто сидела и держала чашку в руках. Остывающий кофе приятно согревал. Очень странно, что в разгар лета у нее были такие ледяные руки. Она не понимала, сколько прошло времени — час, два, пятнадцать минут?
Телефонный звонок заставил ее вздрогнуть. Нина несколько секунд сидела с таким видом, будто не понимала, откуда идет звук. Потом поднялась и сняла трубку. «Это звонит Сережа, — была ее первая мысль, — он сейчас приедет. Мне приснился весь этот кошмар».
— Але, але! — надрывалась трубка. — Нинка, это ты? Ничего не слышно…
— Это я, — бесцветным голосом ответила она. — Это я, Вася.
Татьяну Васильеву еще с первого курса института никто не звал иначе, как Вася. Кто первый ее так назвал, сказать трудно, но имя прижилось, и теперь, когда мать звонила ей из родного Днепропетровска и называла Танечкой, она с трудом вспоминала, что Танечка — это она и есть. Высокая, ширококостная, кудрявая шатенка, Вася была сангвиником в чистом виде. С Ниной они познакомились, когда Герка привел ее к Нине на занятия. «Вот, Ниночка, девушка похудеть хочет», — рекомендовал он. Вася занималась в секции пулевой стрельбы, и дома, в общежитии, изнуряла себя всевозможными диетами. Сбросив пару килограмм, она держалась до первой посылки из дому, а потом все начиналось снова. Герка, встречавшийся с Васей и никогда не умевший держать язык за зубами, тут же выложил ей, что «Серега крутит шуры-муры с одной белобрысой скакалкой». Васька, которая все время страстно мечтала похудеть, ужасно заинтересовалась и явилась к Нине на занятия. После тренировки они всей компанией отправились в кафе, где Васька, перед которой стоял одинокий стакан минеральной воды, убитыми глазами наблюдала, как остальные поедают мороженое со взбитыми сливками. Наконец она не выдержала. Подошла к стойке и заказала себе то же самое. Под ироническими взглядами Сергея и Герки она демонстративно шмякнула свою двойную порцию на столик. Пока мальчишки переглядывались, Нина наклонилась к Татьяне.
— Танечка, вы ешьте. Не обращайте внимания на этих придурков. — Она кивнула в сторону ухмыляющегося и корчащего рожи Герки. — Завтра, на тренировке, вы пять раз по столько потеряете.
— Нина, скажите… — Она перешла на шепот, чтобы Герка ее не слышал. — Я похудею?
— Это неправильный вопрос. Слушай, давай на ты? — Васька кивнула. — Так вот. У тебя родители крупные?
— Ну… — Васька задумалась. — Такие, — покивала она, — хорошие… Особенно папа.
— И ты с детства не худая.
— Да что-то я не помню, чтобы была худая. — Васька, похоже, расстроилась.
— Ну, что ты, Тань. — Нина накрыла ее руку своей. — Не горюй! Толстая ты уже не будешь, если хочешь заниматься. Только на весы я тебе смотреть не рекомендую.
— Почему?
— Потому, что вес ты можешь даже набрать. Но это за счет того, что мышцы будут расти. А жира совсем не будет, это я тебе гарантирую. — Она неожиданно подмигнула Ваське и подтолкнула ей вазочку с мороженым. — Ешь!
Они очень быстро сдружились. Вася делала быстрые успехи в своей стрельбе. Сначала она пошла туда, когда всем первокурсникам предложили выбрать секции для занятий физподготовкой. В институте, где учились Сергей Кузнецов, Гера Томашевский и Татьяна Васильева, не было общих для всех занятий физкультурой. Каждый выбирал себе секцию по своим вкусам и способностям. Татьяна Васильева выбрала, честно говоря, по лени — бегать, прыгать она не любила, идти на гимнастику с ее фигурой было просто смешно, скалолазание тоже не привлекало, на шахматы брали только разрядников… Оставались плавание, фехтование или стрельба. Соседки по комнате очень потешались над ней, когда она выбрала стрельбу. Но очень быстро над Татьяной Васильевой перестали подшучивать. Она попала, что называется, в яблочко — оказалась прирожденным стрелком. К концу второго курса у нее был уже первый разряд. На третьем курсе Татьяна проводила в тире почти все свободное время, но к весне, когда все девчонки дружно стали примерять мини-юбки и легкомысленные топики, она загрустила. Набранные за зиму килограммы выпирали во всех местах. Герка с пятого курса, кажется, не обращал на это никакого внимания, но Васька молчала и мрачнела, пока он сам не определил причину ее плохого настроения.
— Вась, ты что, на диету опять села?
Она искоса посмотрела на него — не смеется ли? — и осторожно кивнула.
— Ну и как?
— Что как? — не поняла она.
— Не раздавила?
— Что раздавила?
— Диету свою, дурочка!
Васька размахнулась и сумкой с тетрадками треснула Герку по спине. Тут он и придумал, вместо того чтобы устраивать на улице борьбу сумо, сходить на занятия к Серегиной подруге, посмотреть, попробовать.
К окончанию института Гера предложил Ваське жить вместе, Она легко согласилась, Нина же призналась ей как-то, что ожидала от Герки другого.
— Ты что думаешь, он мне в загс предложит пойти? — смеялась Васька. — Да он больше всего на свете боится печати в паспорте!
— А он не боится, что когда-нибудь ты его пристрелишь?
— Боится, конечно. Вот поэтому и не говорит лишнего.
Когда Гера и Сергей начали свое дело, Васька почти каждый вечер приезжала к Нине — помочь с Димкой, поболтать о своем, о девичьем. Герка с Сергеем до ночи пропадали на своем складе, не гнушаясь никакими заработками, сами разгружали, сами подключали оборудование. И когда наконец появились деньги на собственное жилье, решили купить две квартиры в новом доме. Сначала даже хотели на одной площадке, но таких вариантов уже не оставалось; и они купили в одном подъезде — Сергей с Ниной на четвертом этаже, а Герка — на седьмом. У Нины с Васькой образовался даже своего рода ритуал — гулять по вечерам вместе, а утром, отведя Димку в сад, Нина поднималась к Ваське пить кофе. Тем более, что Васька сейчас не работала — она была на шестом месяце.
— Але, Нин, ты куда пропала? Ты у врача была?
— Была, — едва-едва ответила Нина.
— Слушай, да что с телефоном! Не слышно ничего… — Васька так дунула в трубку, что у Нины зазвенело в ухе. — Ты чего кофе пить не идешь? Или давай я к тебе спущусь.
— Нет, не надо, Вась. — Нина на мгновение замялась. — Я сама сейчас к тебе поднимусь.
У нее просто не было сил сидеть здесь, в этой квартире. Сейчас она поднимется к Ваське как ни в чем не бывало и выпьет с этой толстой веселой слонихой чашку кофе. Так хорошо было жить рядом, ходить друг к другу в гости по пять раз на дню. Скоро этого не будет. Сергей с Ликой будут ходить на седьмой этаж. Может быть, Ваське даже понравится эта Лика, тем более что она тоже ждет ребенка. «Дура! — обругала себя Нина. — Думаешь обо всех гадости. Вот пойди и скажи это Ваське прямо сейчас».
— Привет! Ты чего такая бледная? Сейчас руки вымою и кофе сварю. Если честно, мне не кофе, мне жрать жутко хочется. Нин, как ты думаешь, это ничего, что я столько ем? Может, у меня двойня?
— Ничего, ешь, сколько хочется.
— Давай садись, рассказывай! — Васька занималась каким-то странным делом — перед ней на столе лежала кучка металлических деталей, валялись грязные тряпочки, ершики — непосвященный глаз не сразу бы понял, что Васька чистит оружие.
— Ты что, опять стрелять ездила? — осторожно спросила Нина.
— Ой, какой там стрелять! Меня и близко бы не подпустили.
— А это что?
— «Мартиан», — гордо сказала Васька. — Настоящий «Мартиан» — ты представляешь, на улице нашла! — Она улыбнулась счастливой улыбкой выигравшего в лотерею человека.
— Что значит — нашла? — насторожилась Нина. — Он что, спрятан был? Знаешь, Вась…
— Ну какой там спрятан! На стройке валялся. Грязный, нечищеный. Я вообще его только на картинке раньше видела, а чтобы так… Наверно, выпал откуда-то, когда дом сносили. Я в консультацию иду — смотрю, блестит что-то. Я подошла ближе — лежит…
— В милицию его нужно сдать.
— Может быть, — беспечно согласилась Васька. — Потом… Попробовать хочу. Отличная штука! Знаешь, какая у него дальность боя? «ТТ» ему и в подметки не годится. — Она была вся поглощена сборкой, и зрелище было сюрреалистическое — беременная женщина с огромным животом, в атласном халате грязными руками собирает на кухонном столе, среди изящных кофейных чашек, пистолет. — Ну, вот и все. — Она удовлетворенно повертела его в руках, протерла начисто салфеткой и залюбовалась. — Красавец, просто красавец! Гляди, патроны от «ТТ» идеально подходят. — Она щелкнула обоймой. — Пойду руки вымою. — Она положила пистолет на почетное место, на середину стола. — Нин, чайник поставь! — закричала она уже из ванной.
Нина поднялась, как сомнамбула, и послушно поставила чайник.
— Ну, вот. — Васька вышла свежеумытая, сияя глазами, улыбкой и даже атласным животом.
— Герка что себе думает, — неожиданно горько сказала Нина, — ты так и рожать будешь?
— Как — так рожать? — опешила Васька. — Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, что как порядочный человек…
— Ой, умру! — Васька села и захохотала. — Ты не представляешь! Теми же самыми словами, — заходилась она, — точно так же… Таким же тоном…
— Что точно так же? Вась, ты чего? — недоумевала Нина.
— Точно теми же словами, — отсмеявшись, Васька продолжила: — Он мне сказал, что он порядочный человек и так рожать мне не позволит. Как будто он вообще может запретить мне рожать!
— Ну, так и что?
— Что, что… Меньше по теткам своим ездить нужно было, когда единственная подруга замуж выходила! Расписались, — гордо сообщила она. — Сам потащил. Так и не поняла, чего он так вдруг заспешил? Говорит: «Вдруг со мной что-нибудь случится!» Что с ним может случиться? Вот со мной случилось, так случилось! Нет, может там и вправду двойня, а? Ты смотри, как распирает, — кивнула она на свой живот. — Мигом справку из консультации взяли и расписались. Я вообще не хотела никому говорить, — оправдывалась Васька, — только тебе. Свадьбу мы потом сыграем, когда рожу.
— А почему не сейчас?
— Ты что, сдурела, Нин? С таким пузом и в белом платье. В балахоне, что ли, замуж выходить? Алла Пугачева в лучшие годы! Буду как чучело. Вон рожа в пятнах каких. — Васька надулась. — Я хочу, чтобы все красиво было, платье с кринолином, родители чтоб приехали… Вы с Сережкой будете свидетелями… Или как там их… Которые в церкви короны держат — дружки, что ли?
— Не короны, а венцы. Мы с Сережкой уже вряд ли будем дружками, — сказала Нина как-то излишне спокойно, глядя в район кухонной плиты, потом встала и взяла чайник. — Может, лучше чайку попьем, а, Вась? А то у меня что-то голова болит.
— Это что, — не поняла Васька, — мужу и жене нельзя?
— Не знаю. — Нина с отрешенным видом смотрела в открытый шкафчик. — Заварка где у тебя?.. Мы разводимся, — сообщила она ошеломленной подруге.
— Как разводитесь? — Васька вскочила и подошла к Нине. — Ты что, шутишь?!
— Как все разводятся. Так где заварка?
— Черт с ней, с заваркой! — Васька с треском захлопнула шкафчик. — Что случилось, ты мне можешь толком объяснить?!
— Так, все понятно, — через полчаса подвела итог Васька, вытащив из Нины все подробности. — Скотина он редкостная. Ты про опухоль ему говорила?
— А ты бы сказала? Не уходи, Сереженька, подожди, пока я прооперируюсь, а потом ты меня больную и беспомощную и сам не бросишь. Так, что ли, получается? Вот ты бы сказала?!
— Я — другое дело. — Васька смотрела на Нину сухими горящими глазами. — Я в любой момент могу к родителям в Днепр укатить. Там у нас домина, живи — не хочу. Они только рады будут. А ты вот куда денешься? К отцу, в однокомнатную? Пусть он вам с Димкой квартиру оставляет и сам катится с этой Дикой! Дрянь! — гневалась Васька. — Знала же, что мужик женат!
— Не в этом дело, — устало проговорила Нина. — Он своих детей хочет. Своих, понимаешь? И я бы, наверное, хотела на его месте. Я только об одном тебя попрошу, Вась. — Она запнулась. — Если со мной что-нибудь случится…
— А что с тобой может случиться?! Что ты… — горячо начала Васька.
— Постой, не перебивай. Ты понимаешь, операция и все такое… Если что-нибудь случится, возьми Димку к себе. Ему у тебя будет лучше, тетя Оля такая старая…
Васька уже плакала. Слезы катились по ее лицу и падали на большой атласный живот, и на атласе сразу же образовывались огромные круглые мокрые пятна.
— Перестань, перестань, — просила она, захлебываясь плачем, — все будет хорошо…
Все будет хорошо. Магическая формула всякого несчастья. Никогда уже ничего не будет хорошо. За два дня остаться без работы, без мужа и практически без жилья. Спорить, а тем более судиться за эту квартиру с Сергеем она не будет, что там Васька ни советовала бы. И без здоровья, без которого не нужны никакие работы, мужья и квартиры. Она не хочет умирать, как умирала мама — долго и мучительно.
— У мамы был острый лейкоз. Я тебе не рассказывала. — Нина посмотрела куда-то сквозь плачущую Ваську. — Ее лечили, облучали, все зря. Хотели сделать пересадку костного мозга, но ни у кого не оказалось хорошей совместимости, Даже у меня и у тети Оли. У нее все волосы вылезли. Она после смерти так изменилась, что тетя Оля ее не узнала. И меня тоже будут облучать. Они говорят, что все будет хорошо. — Она взяла со стола пистолет, на который давно смотрела, словно он гипнотизировал ее своим маслянистым блеском, и вертела его в руках. — Ничего не будет хорошо, потому что хорошо уже было, — проговорила она странным голосом, как озвученная кукла. «Может, лучше так — одним махом?» — Она взглянула на пистолет, как будто увидела впервые — его своеобразная грозная красота притягивала к себе, рука пробовала надежность рукояти, палец сам собой скользнул на место — на спусковую скобу.