Но тут показывается невысокая фигурная постройка фитнес-центра, и становится ясно: это именно тот дом. Опасный дом Светланы Бизяевой.
Ада сжимается… Не пойду! Шага в ту сторону больше не сделаю!
Но и Виктор останавливается у бордюра. Пережидает, пока по проулку мчатся элегантные «мустанги», «мерседесы», «ситроены»… Переходит на другую сторону к башне ельцинских времен. Из двадцать первого века в двадцатый… Ада почти сомнамбулически – за ним. Отрешенно слушает переговоры по домофону, но когда и со второго раза войти не удается, и владелец квартиры продолжает терпеливо объяснять бестолково суетящемуся Витьку, что дверь сразу дергать не надо, до нее доходит: голос хозяина ей знаком.
– Ты что, к следователю меня привел?! – хватает она за рукав бывшего мужа.
Тот выпускает ручку только-только ему поддавшейся тяжеленной железной двери, и она медленно захлопывается.
Витек в третий раз набирает номер квартиры и, не отвечая на Адин вопрос, велит:
– Теперь сама объясняйся!
Но говорить не приходится. Когда вслед за хозяйским «нажимаю» раздается жужжание, Ада секунду пережидает и только тогда тянет дверь на себя. Витек, подтолкнув даму, быстро шмыгает в расширяющийся прогал. Какое уж тут – ladies first…
Отпустить ручку и остаться на улице?
Сбежать!
Но ноги сами ведут Аду в подъездную темноту. Может, там – ее счастье? Идет вслед за Витьком. Он сворачивает направо, к обшарпанной, неуютной лестнице. Лифт игнорирует… А, всего лишь на второй этаж надо подняться…
Дверь в холл придерживает… знакомец. Коренастый, широкоплечий, одетый не по-домашнему: начищенные коричневые мокасины, серые брюки из вельвета в широкий рубчик, твидовый пиджак… Прямо профессор, а не следователь…
Не касаясь гостей, он пропускает их мимо себя… Аккуратно придерживает дверь, чтобы она закрылась без стука. Редко кто из мужиков так делает. Еще один плюс…
И сам не издает ни звука, пока они все не оказываются в его квартире. Ни вопроса, ни хотя бы удивления на лице… А ведь Ада слышала: Витек его не предупредил, что придет не один.
– Глеб Сорокин… – Хозяин протягивает руку Аде. Крепко и нисколечко не больно сжимает ее ладонь.
Уставившись в пол, она называет себя. Хмурится по привычке, хотя теплая сухая рука, ласковый баритон, вежливое обхождение уже ослабили ее оборонную настороженность. Как падающий ствол может ненароком подпереть покосившийся забор, так и Ада, не найдя опоры в бывшем муже, готова прислониться к Глебу. Сколько ни декларируй свое одиночество, сколько им ни кичись, а человек – существо стадное. Особенно женщина…
– Вот, смотри! – Прямо в прихожей Витек сует Глебу Адин мобильник, тыкает кнопки, но никак не попадет на нужный файл.
– Это ваш телефон… – не спрашивает, а утверждает Глеб, поймав наконец Адин взгляд.
Сыщик, как и было сказано. Сам понял, что Витек никак не может быть хозяином такой изящной розовой вещички. Без допроса догадался, почему он не один приперся.
– Пошли на кухню. Но сперва расскажите, в чем дело. – Глеб подхватывает Аду под локоть и ведет на солнечный свет.
Мужское прикосновение… Властное и мягкое одновременно. Олег точно так же подсаживал ее в свою машину… Случайно вместе вышли из Никиного дома. Пару недель назад это было, а кажется – в другой жизни…
– Да это моя бывшая… – торопливо небрежничает Витек. – Она парикмахерша… И Мазур, и Бизяева – ее клиентки…
Столько обидной брезгливости в этих его «моя бывшая», «парикмахерша»…
– Я стилист и косметолог, – поправляет Ада. – С дипломом… – Не оправдывается, а просто информирует. Глебово внимание, обходительность уже подпитали ее – есть силы противостоять хамству бывшего мужа. – Я случайно оказалась на месте преступления. Встреча была назначена заранее… Прихожу, а на звонок никто не отвечает. Я толкнула дверь Никиной квартиры… На всякий случай… Оказалось – не заперто… И там, внутри… Чисто машинально засняла это на мобильник. Угадала, что понадобится… – Ада наконец решается посмотреть в глаза Глебу. Чуть-чуть, самую малость улыбается, уловив подстегивающее внимание.
И осекается… Абсолютно логичное, естественное в тот момент действие сейчас вдруг не кажется таким… Она начисто забывает о том, с каким упоением наблюдала за процессом… Как будто там, и потом у Светланы Бизяевой была не она. Для женщины прошлого нет.
Господи, так я же могла закричать, позвать на помощь… Спугнуть преступников… Только сейчас это приходит Аде в голову. Не само появляется – она прочитывает в лице Глеба вопрос: почему не вмешалась? И никакого осуждения вдобавок.
– Не помню, почему не закричала… – отвечает Ада. – Может, спазм в горле от страха… У них были такие зверские лица… Особенно у того, который душил… Огромный, сильный…
На секунду Ада замолкает, вспомнив брезгливость в лице бугая… Презрение палача к жертве за то, что та даже не сопротивляется…
– Он бы и меня убил, если б заметил… Если б я обнаружила себя… Как только у меня хватило смелости не сбежать сразу, а снимать… Я не отдавала себе отчет, что это убийство… Я не понимала, – повторяет Ада и сама верит, что так оно и было. – Он бы и меня… Кха-кха, – кашляет она, пытаясь что-то сделать с пересохшим горлом.
– Конечно, конечно… – бросает Глеб. Мгновенно наливает воды в чистую чашку, подает осипшей Аде и продолжает просмотр.
Когда короткий ролик заканчивается, он включает его снова. Ловко разбирается в чужом аппарате. Потом отходит к окну и молча глядит на башню напротив. На дом Светланы Бизяевой.
Что он там высматривает? О чем думает?
– Так что мне делать? – встревает Витек. – Эта… наследила у обеих клиенток, – даже не скосив взгляд на Аду, продолжает он. – Если напишу докладную, то меня сразу снимут с дела. С моего первого самостоятельного дела, – ноет он.
Глеб оборачивается. Справа и чуть впереди от него – виноватая Ада, слева – испуганный Витек. Треугольник. И во главе он, хозяин.
– Я сейчас скопирую ролик, и сотрем его с вашего телефона, – несердито приказывает Глеб. Пара шагов, и он приобнимает Аду. – И никогда никому не говорите, что причастны к этой съемке. Хорошо?
Словно загипнотизированная заботой, Ада послушно кивает и вслед за мужчинами идет в комнату к компьютеру. Молча наблюдает, как Глеб настраивает на ее телефоне «блютус» – она и не знала, что в нем есть эта опция… Услужливо сообщает секретный пин-код для доступа к своей «вертушке» и в первый момент даже не жалеет о пропаже, когда видит, как он нажимает «удалить»… Словно этим движением он устраняет, зачеркивает все прошлые невзгоды, обещая ей безопасное, безоблачное будущее…
Стоя рядом с Глебом, приблизившись к нему почти вплотную, она вдруг улавливает какую-то вибрацию… Уставшее от передряг подсознание вмиг подсовывает радужную интерпретацию. Он не остался равнодушен… Он возбудился…
Не отказываясь от своей фантазии, Ада ревниво наблюдает, как Глеб достает из кармана пиджака оживший мобильник и сразу отвечает:
– Через минуту перезвоню.
Ада подглядывает: на экране три буквы «Анж». Странно…
Говорит он нейтральным голосом, по которому никак не догадаешься, кто ему позвонил… По службе? Или жена? Не похоже, что жена есть. Квартира никак не проговаривается, что тут постоянно обитает женщина.
Может, любовница…
«Анж»… Неужели Анжела? Да не может быть! – отбрасывает она ревнивое прозрение.
– Никому ничего не пиши, – вставая со стула, велит Глеб Витьку. – Никаких докладных. Делай свою работу и не болтай. Если что, я прикрою. Ну, вам пора. – Он протягивает руку Витьку и, пожав ее, опять приобнимает Аду за талию, нисколько не комплексуя из-за ее роста. – Я с вами свяжусь…
Он же не спрашивал мой номер?! Досада суживает глаза, морщит лоб, но тут Ада вспоминает – он мне уже звонил…
Она расслабляется… «Я с вами свяжусь», – мысленно повторяет она, интонацией утепляя его слова.
Ее греет эта стандартная мужская фраза, которая чаще всего значит прямо противоположное сказанному…
38. Анжела
– Учти, я в Париже застряла… – вместо «здрасьте» извещает Анжела, услышав в трубке Глебово обещание перезвонить через минуту.
Разорять его не хочется, а у самой сил нет снова набирать его номер. Автоматический вызов за границей не работает, и надо во столько циферок правильно ткнуть… Да и русские операторы почти одинаково дерут что со звонящих, что с принимающих звонок. Так что экономия выходит плевая…
– Не клади трубку, я коротко… – с надсадой хрипит она. – Позвони Катюхе… Не надо меня сейчас встречать… Отсюда почему-то ее телефон недоступен… А у меня температура, блин, зашкаливает… А тут еще вулкан чертов раздухарился… Все рейсы отменены… Запиши номер…
Вырубив связь, Анжела и сама отключается. Выпадает из зверской реальности… Хорошо хоть французский джентльмен уступил сидячее место. Зал отлета битком набит. Все хмуро суетятся, куда-то звонят, нервничают. В противоход нарастающей панике апатия Анжелы выглядит как спокойствие.
Вырубив связь, Анжела и сама отключается. Выпадает из зверской реальности… Хорошо хоть французский джентльмен уступил сидячее место. Зал отлета битком набит. Все хмуро суетятся, куда-то звонят, нервничают. В противоход нарастающей панике апатия Анжелы выглядит как спокойствие.
Через какое-то время инстинкт самосохранения срабатывает, и, очнувшись, она сосредоточенно слушает аэропортовское объявление. Требуют получить багаж и… Следующий шаг, рекомендуемый пассажирам рейса «Париж – Москва», не удерживается в ее голове… Она представляет себя с двумя огромными чемоданами и комодиком, который купила в мебельном рядом с домом Тапира… Удачный парижский шопинг. Если б знала…
Сама испекла пирожок, сама и кушай!
Куда деваться с таким багажом? От ужаса в голове наступает просветление. Страх убивает бактерии, провоцирующие панику. Ремиссия? Да хоть черт в юбке! Надо успеть воспользоваться.
И Анжела действует. Высматривает носильщика, сулит ему двойной тариф, и они вместе спешат к ленте с движущимся багажом. Смуглый силач явно колониального происхождения ловко выхватывает и умещает на своей большущей тележке все указанные Анжелой тяжести. «В камеру хранения?» – подсказывает он следующее действие. Еле поспевая за прытким носильщиком, Анжела соображает, сколько ему предложить, чтобы он согласился сам постоять в очереди… Которая, должно быть, немаленькая… Но вот что значит правильный выбор. Носильщик берет у нее билет и, выпятив грудь с жетоном, прорывается через нервную змейку из людей, выстроившихся перед дверью хранилища.
Анжела было за ним, но тут слышит зов своего мобильника. Тапир?! – радостно екает сердце, и, не взглянув на дисплей, чтобы не спугнуть везение, она кричит: «Алло!» Ей кажется, что кричит, – на самом деле горло издает еле слышный сип.
– Бизяев.
Отрывистый бас… Как топором по башке. Палец тянется к кнопке «выйти», но, промахнувшись, нажимает на громкую связь. И начальственный голос вещает уже для всех:
– Узнали что-нибудь? Ваш Сорокин темнит… Что там за шум? Вы где?
Недовольство, транслируемое прилюдно, действует как вожжа. Подхлестывает…
Сорокин? Мой? А, это он про Глеба. Я что, сторож ему? Ну я покажу этому Рюриковичу!
Анжела выбирается из толпы, сосредоточивается, чтобы отключить звуковую трансляцию, и язвительно спрашивает:
– Ваши бугаи не доложили вам, что я в Париже застряла? Кстати, спасибо за заботу…
– Какую заботу? Какие бугаи? Вы пьяны? – выходит из себя Бизяев.
– Будете хамить – отключусь!
Угроза действует. Нахрапом не получилось, и Бизяев начинает говорить как нормальный человек. Как отец, которому необходимо выяснить, кто убил его дочь. Сухо извещает, что никакой слежки, тем более за границей, он не устраивал… Говорит скупо, нисколько не оправдываясь. И Анжела ему верит.
Кто тогда за ней следил? Ее личные враги? Но они бы не стали о ней печься, не вынесли бы из машины и не привезли бы к Тапиру… Странно все это… Придется выяснять… Глеб поможет, но и Бизяевым нельзя пренебрегать…
Бизяев… Ведь сперва обрадовалась, что ему плохо, что Ника хоть так отомщена… Противный мужик… Но сейчас где-то внутри даже сочувствие шевелится… Сострадание врагу… Бывшему врагу?
Ничего нет в мире постоянного – ни хорошего, ни плохого. Все в движении. Кроме смерти.
– Извините, я больна… Да еще тут коллапс из-за вулкана… Выберусь отсюда, выясню хоть что-то и сразу вам позвоню… Но кто мог за мной следить? – бормочет Анжела, уже отключив связь.
Минут через пять, за которые ей сильно плохеет, носильщик возвращается с квитком на сданный багаж и, улыбаясь, заглядывает ей в глаза. Мол, как оцените мою расторопность? Мелочи в кошельке нет: железные еврики в Москве нигде не берут, да и не любит она лишнюю тяжесть таскать, поэтому все сразу раздает на чай.
Так, тут осталась небольшая пачечка из нескольких сотенных и одной бумажной пятидесятки. Она и идет в дело. Приходится переплачивать – сдачу в этой ситуации не потребуешь. По молодости лет и по бедности, бывало, жлобилась. Экономила на чаевых тайком, когда никто из знакомых не видит и если с этим человеком вряд ли еще пересечешься. Но от себя не скроешься. Сама-то все знаешь… Пожадничаешь – и будто ударяешь себя по гордости. А без нее – никуда. Без нее спину прямо не удержишь. Какое-то время потом неизбежно горбишься…
Французик, обрадованный вознаграждением, сливает инсайдовскую информацию: в здешних гостиницах мест нет, да и полетов теперь дня три-четыре точно никаких. Почти вся Европа замерла. Вулкан может еще целый год извергать тучи пыли. «Вулкан Эйяфьядлайёкюдль». Он четко, изящно гордясь собой, выговаривает непроизносимое название. Аристократ в своем роде… (Потом, когда коллапс сойдет на нет, напишут, что только пять тысячных процента людей в мире способны правильно произнести это слово. И что вряд ли пепел, извергаемый в небо, был так опасен для самолетов.)
И вот носильщик с редкими способностями ведет Анжелу к справочной стойке, где записывают номер ее мобильника. Обещают известить, когда она сможет вылететь в Москву. Потом щедро оплаченный спаситель сажает ее, уже мало что соображающую, в такси. Она говорит адрес Тапира и всю некороткую, с частыми пробками дорогу от «Шарль де Голля» до улицы Арсеналь самозабвенно жалеет себя. Надо бы известить Тапира, что возвращаюсь… Но он же не может не знать про вулкан! Он должен был сам примчаться в аэропорт и забрать ее… Или хотя бы позвонить, справиться, как там она…
Хотя страшно хочется прилечь – переодеться в пижаму и согреться под пуховым одеялом, – Анжела не радуется тому, что вот, уже приехали… Несколько шагов от такси до двери во второй подъезд четырехэтажного дома даются с трудом. Мешает, раздражает все, что превращает кулему в соблазнительную леди, – жмут брючки в облипку, подворачивается нога на высоком каблуке, стринги больно врезаются между ягодиц… Она долго ждет ответа на звонок в домофон. Лучше бы предупредить Тапира, что вернулась. Мало ли что… И только после повторного безответного набора открывает дверь своим ключом.
В квартире гулкая тишина…
Даже хорошо, что его нет дома. Значит, не соврал про дела…
Все-таки кто за мной следил? Зачем?
На ватных ногах Анжела тащит себя в сторону кухни, заваривает полезный имбирный чай, который сама же привезла из Лондона, давясь, выпивает две большущие кружки. Из последних сил возвращает на верхнюю полку жестянку из лондонского «Фортнум энд Мэйсон», такого же стильно-помпезного, как наш «Елисеевский», тщательно моет использованную посуду – хозяина злит малейшая неаккуратность. Поскандалить может даже из-за не убранной в ящик ложки. Чистой.
Слежка как-то связана с убийством Ники?
Бизяев про Глеба знает… использует меня, чтобы контролировать следствие…
А что, если кто-то через меня за Бизяевым наблюдает?
Глеб придумал, что Нику и Светку убил один маньяк… Нашел доказательства?
Ни одного толкового ответа на ум не приходит… Даже систематизировать информацию не получается. Надо передохнуть.
И Анжела, сама не зная почему, идет не к спальне, а прямо в одежде бухается на узкий желтый диванчик в самой дальней зашторенной комнате, закрывается колючим пледом и засыпает в скрюченной, неудобной позе. Вроде бы прикорнула ненадолго.
Буду послушной. Духом кротости, а не палкой по кости.
Может, Тапир меня пожалеет…
39. Глеб
12.53. Глеб автоматически фиксирует время. После отзвона Анжеле он варит кофе, второй раз за утро. Надо прочистить мозги.
Ситуация…
Первый обжигающий глоток, второй… И ничего, можно жить дальше. Как будто горючего в машину залили…
За столом не сидится. Продолжая заправляться, Глеб ходит туда-сюда. Из кухни в кабинет жены – бывший кабинет бывшей жены, который он так и не обжил, обратно на кухню, потом в спальню. Застывает у окна. Оттуда торчит, напоминает о себе махина напротив. Взбадривает.
Во-первых, надо обдумать, что делать с полученным роликом? Как его задействовать с профитом для себя? Нет, это позже. Это не горит. Сперва – просьба Анжелы.
«Позвони Катюхе…» Легко сказать… Ведь уже умолчал про свое знакомство с Анжелой. Что теперь о нем подумает Екатерина Лавринец? С этой дамочкой надо ухо востро держать… Ее последней видели у Светланы Бизяевой… Она что-то заметила?
А, позвонить ей из автомата… микрофон накрыть носовым платком – голос тогда не опознать… известить, что Анжелу встречать не надо, и дело с концом!
Черт, это же звонок на мобильник… По уличному телефону, кажется, не соединяют, так что надо с домашнего или со служебного… Следы все равно останутся. Никакого инкогнито не получится. И Анжелу придется предупреждать, чтоб она не проговорилась подруге о наших отношениях. Которые пока очень по-разному можно оценивать… С моей стороны – типа первая любовь… Первая и последняя… А с ее? Нормальный секс… Но это пока… Пока она меня еще совсем не знает…