— Свидетельство о рождении Гримальской Алены Алексеевны, тысяча девятьсот девяносто пятого года рождения, мать — Кальченко Любовь Витальевна, отец — Гримальский Алексей Игоревич. Денег не предлагаю — вы человек обеспеченный, а Алена скромный, неприхотливый ребенок.
— Как… — выдохнул Аспирин.
Пришелец поднялся, убирая «ксивник» за пазуху — вместе с футляром.
— А вот так, Алексей Игоревич. Были пути к отступлению, но вы отказались. Теперь прощайте, надеюсь, надолго.
— Это фальшивка! — Аспирин кинулся к дивану и схватил бумажку. Имена и даты были не вписаны чернилами, как когда-то в метрике самого Аспирина, а впечатаны на скверной печатной машинке, и только подпись начальника ЗАГСа — от руки.
— Это фальшивка. Это просто смешно.
— Не смешно, — пришелец остановился перед раскрытым пианино, где на клавиатуре все еще покоилась голова фарфоровой куклы. — Потому что это подлинный документ — во всяком случае, в книге гражданского состояния города Первомайска сделана соответствующая запись.
— Не было… — Аспирин от возмущения захлебнулся. — Я никогда не был в Первомайске…
— Были в Крыму. Вместе с Любой.
— Ложь! Подстава! Я эту, — Аспирин завертел головой в поисках девчонки, но ее уже не было в комнате, — я ее… перестаньте! Забирайте! Убирайтесь оба!
Гость положил руки на клавиши. Возник аккорд. Аспирин вздрогнул. Пальцы гостя, длинные и загорелые, с белыми шишками суставов, метнулись по клавиатуре, и Аспирин замолчал, потому что от этих разрозненных звуков у него мороз продрал по коже.
— Я ведь предупреждал, — тихо сказал пришелец. — Она, конечно, не подарок. Но теперь, если вы каким-то образом обидите новоявленную Алену Алексеевну… Слышали у Земфиры — «Но у тебя СПИД, а значит, мы умрем»? Слышали, вы ведь ди-ждей…
Он снова коснулся клавиатуры. Аккорд; антикварные часы конвульсивно дернули маятником и пошли быстрее обычного — будто демонстрируя усердие.
— Вы ее тут не пропишете! — выкрикнул Аспирин. — Ясно? Я квартиру специально завещаю… детскому фонду! Вы ее не получите!
— Заткнитесь, — устало бросил босоногий, выходя в прихожую.
Девчонка стояла спиной к зеркалу, по-прежнему бледная как смерть, в залитой кровью футболке. Губы ее шевельнулись. Слов Аспирин не понял.
— Да, — сказал босоногий. — Держи.
Снова сунул руку за пазуху и вытащил маленький прозрачный пакет. Протянул девчонке. Зависла длинная пауза; Аспирин видел, что в протянутой руке пришельца — запаянные в полиэтилен струны. И что девчонка хочет взять их, но почему-то боится подойти к человеку в свитере и принять пакет из его рук.
Босоногий разжал пальцы. Пакет медленно — или так показалось Аспирину — упал на облицованный плиткой пол.
— Прощай, мелкая, — сказал босоногий. — Счастливого краха иллюзий.
Он вышел, прикрыв за собой дверь, и в квартире сразу же потеплело.
* * *— Мне там все пришлось постирать, — сказала Алена. — Футболку… и штаны тоже. Я там на батарее повесила… Ничего?
Она стояла перед Аспирином, завернувшись в белое полотенце, и казалась младше своих лет.
— Ничего, — сказал Аспирин отстраненно. Он сидел на полу и бездумно перебирал диски. Музыкальный центр ждал, терпеливо выдвинув пустой язык.
— Я могу в кресле спать. Как вчера, — пробормотала Алена.
— Зачем же в кресле, — все так же отстраненно отозвался Аспирин. — Выбирай лучшую кровать… Все твое, чего стесняться, — он обвел рукой комнату. — Твоя квартира… вернее, не твоя, а твоих хозяев. Тебя-то, наверное, дальше служить пошлют…
— Ты ничего не понял, — шепотом сказала Алена.
Он посмотрел на нее. Девочка плотнее запахнула полотенце.
— Я немножко есть хочу, — сказала еще тише. — Можно, возьму себе хлеб с маслом? Там на кухне есть, я купила…
— Алена, — Аспирин оставил диски, потянулся к девчонке, почти коснулся ее плеча, но в последний момент задержал руку. — Давай по-хорошему.
— Давай, — она улыбнулась с готовностью, как будто этих слов и ждала.
— Прости, что я тебя ударил, — сказал Аспирин через силу.
— Ничего, — девчонка покладисто кивнула. — Я понимаю. Ты испугался…
— Испугался?!
— Ты все время боишься. И не мудрено. Здесь плохо у вас. Даже Мишутка чувствует, он такой грустный… Можно, я и для него возьму меда?
— Можно, — меланхолично отозвался Аспирин. — Вот скажи мне, Алена… Тебя, наверное, запугали? Не зря ты так трясешься при виде этого…
— Не надо о нем, — тихо попросила Алена. — Не сейчас.
— Значит, ты тоже боишься…
— Боюсь, — грустно призналась девочка.
— Что там у них, банда? Секта? — осторожно предположил Аспирин. — Гипноз? Демонов вызывают, нет?
Алена взобралась на кресло и села, укрыв полотенцем колени, похожая на маленький махровый сугроб.
— А ты демонов боишься? — спросила, глядя Аспирину в глаза.
— Да чего их бояться, — Аспирин хихикнул. — Людей бояться надо. Таких, как этот твой…
— А он не человек.
— Демон? — Аспирин хихикнул снова. — И ты с ним говорила на языке демонов?
Девочка помолчала, разглядывая свою левую руку с заусеницей на указательном пальце.
— У тебя маленькие ножницы есть?
— В ванной, — механически ответил Аспирин. — Признайся, вы с ним все разыграли? Он бы тебя все равно не забрал, ведь так?
Девочка боком слезла с кресла и направилась в ванную. Край полотенца волочился по полу.
— Забрал бы, — сказала, не оборачиваясь. — Ты, конечно, трус и предатель, но ты мне еще раз помог.
И дверь ванной закрылась на защелку.
Вторник— Итак, дорогие мои, утро вторника — это утро вторника, это всегда печально, потому что начинается рабочий день, но есть одно маленькое обстоятельство, которое должно вас и меня утешить — утро вторника это все-таки не утро понедельника, а значит, на один маленький шаг — на один день — мы стали ближе к нашей заветной цели, то есть к субботе…
Такую пургу он гнал на автомате, не задумываясь. Он мог бы болтать то же самое во сне или под наркозом. Кто-то из его прияталей-завистников однажды заметил, что словоиспускание Аспирина не имеет отношения к высшей нервной деятельности — это акт физиологический, как чихание или дефекация, и приносит поэтому чисто плотское наслаждение.
В чем-то приятель-завистник был прав.
— Во-от, у нас есть первый звоночек… Так… Кто у нас на линии? Инночка у нас на линии, здравствуйте, Инна. Вы сейчас дома или на работе? Дома? Видите как, вся страна вам завидует, потому что страна как раз на работе… Правила игры вам известны. Я напомню для наших слушателей: Инна должна отгадать слово, которое я задумал. Инночка, у вас есть минута, вы задаете мне вопросы, я отвечаю… Итак, время пошло!
Сегодня был вторник, с восьми вечера предполагался «Куклабак». Накануне Аспирин думал, что не уснет, тем не менее отключился уже в полпервого — и в шесть утра вскочил, как ошпаренный.
Алена спала в кресле, завернувшись в полотенце, прижав к груди светло-коричнего медведя с пластмассовыми глазами. В ванной сушились на батарее футболка, джинсы, полосатые носочки и белые трусики. Аспирин долго стоял, глядя на все эти тряпки, пытаясь понять, что теперь делать, куда бежать и к кому обращаться…
В восемь утра у него был эфир. В полвосьмого удалось переговорить по телефону с Вискасом.
— Правду надо было выкладывать с самого начала, — Вискас был раздражен и не скрывал этого. — А то придумал какую-то вроде чужую девчонку, которую ты вроде как из жалости подобрал…
— Она мне не дочка! Говорю тебе — подстава… Ксива поддельная… Говорят по-тарабарски… Албанцы какие-то… Они меня прикончат, а квартиру унаследуют — через нее…
— Параноик, — Вискас угрюмо сопел в трубку. — Ты ж не забытый пенсионер, ты на виду, какого черта им так рисковать?
— А вот когда ты в морге увидишь мой труп…
— Съешь тазепама и дай мне поспать. Я ночью работал, блин.
И Витя Сомов бросил трубку.
Аспирин чувствовал себя ужасно и потому не стал садиться за руль — вызвал такси. До эфира оставалось двадцать минут; девочка, завернутая в полотенце, проснулась и подняла голову.
— Я ухожу, — сказал ей Аспирин. — Одевайся и марш на улицу. Одну в квартире я тебя не оставлю.
— А куда мне? — спросила она сонно.
— Куда хочешь. Гуляй на детской площадке. Детям полезен свежий воздух… Быстрее, у меня машина под домом!
— Можно мне с тобой? — спросила девочка из ванной.
— Нет. Я иду на работу.
— Ой, у меня брюки не высохли…
— Надевай как есть. Или иди без штанов.
— Можно, я останусь…
— Нет.
— А можно, я посижу у тебя на работе? Тихо-тихо…
— Я сказал, где ты будешь сидеть! — рявкнул Аспирин, нащупывая в кармане куртки ключи. — Во дворе на лавочке!
Девочка вышла из ванной. Темные пятна на футболке отстирались не совсем — если присмотреться, было видно, куда капала кровь из разбитого носа. Аспирин поморщился.
— Что стоишь?
Он вытолкал ее из квартиры и мысленно вздохнул с облегчением: какая-никакая, а подвижка. Девчонка за дверью, ее сомнительное свидетельство о рождении у Аспирина в сумке. Какие есть рычаги давления на него? Да никаких… Почти.
— Погоди! Я Мишутку забыла…
— Перетопчешься! — Аспирин уже вызывал лифт.
До эфира оставалось двенадцать минут. Машина ждала у подъезда.
— Сиди здесь, — он подтолкнул девчонку к лавочке.
— Можно мне все-таки с тобой?
— Нельзя!
Он захлопнул дверцу машины. Водитель ехал лихо, где надо, выезжал на встречную, где надо, разворачивался через двойную осевую — сам Аспирин никогда бы так не решился. На студии его встретили упреками; он захлопнул за собой звуконепроницаемую дверь, упал в кресло перед микрофоном, натянул наушники и с ходу забарабанил:
— Ну, с добрым утречком, мои любимые! С вами ди-джей Аспирин, а это значит, что скучные часы в офисе, за монитором, за рулем, за рабочим столом, на трудовом, короче, посту станут чуть менее серыми, чуть более цветными, потому что с вами «Лапа-Радио»! Лапа-Радио протягивает мягкую лапу, касается ваших ушей, и вот первая ласточка нового часа… глоток энергии в начале дня: Верка Сердючка уверяет вас: все будет хорошо…
Он отключил микрофон и выслушал поток брани от режиссерши. Велел принести себе кофе. Сказал, не удержавшись:
— Если бы ты знала, Юлька, что со мной было, ты бы не матюкалась…
На закономерный Юлькин вопрос, что было, Аспирин только вздохнул и покачал головой.
Шло время. Крутилась попса. Звонили ПТУшники и требовали еще попсы. Аспирин жевал бутерброды, пил кофе и думал, что попса накрыла всех, даже молодежь, и что вечером к «Куклабаке» будет прикольная команда, поймавшая модную хип-хоповую волну. Ребята сняли два клипа, но на телевидение им не пробиться никогда, потому что попса накрыла всех… И мысль его пошла по кругу, как трамвай.
К концу четвертого часа он забыл о девчонке и о своих проблемах. Он вообще ни о чем не думал. Слова лились из него, как подслащенная вода.
— Ваш первый вопрос, Инночка?
— Это мужского рода или женского?
— Браво! Вы настоящий филолог! Это среднего рода, это «оно».
— Это на улице или дома?
— И там и там, бывает, попадается, случается и там, и там… Дальше?
— Это твердое или мягкое?
— Хм… Смотря как. Бывает твердое. Но не очень. Ножом его можно резать, поддается.
— Это одушевленное или нет?
— Ого, Инночка… Как же вы одушевленное будете резать ножом? Скажем так: это было когда-то одушевленным, а теперь нет… Дальше?
— Это стоит или лежит?
— Обычно лежит…
Пауза. Сопение.
— Инночка, время истекает, мы все ждем вашего ответа — или новых вопросов… Если вы угадаете — сегодня сможете пойти в кино, вас уже ждут два билета… Осталось немного… О, я слышу сигнал! Время истекло! Что я задумал? Что это?
— Может, скамейка? — предположила невидимая Инночка.
Даже режиссерша, ко всему привычная, закатила глаза.
— Гм, — сказал Аспирин. — Инна, я все-таки думаю, что вы заслужили эти билеты. Дорог не результат, дорого старание. Кроме того, вы знаете слово «одушевленное»… Я задумал сало, сало я задумал, вот так просто, так просто… Оставайтесь на линии, сейчас вам объяснят, где вы сможете забрать ваш выигрыш!
Включился прогноз погоды. Опять грозы и ливни. После прогноза пойдет блок рекламы на пять минут, и Аспирин сможет выкурить сигаретку под кофе…
Телефон в кармане рубашки задергался и заиграл тему из «Звездных войн».
— Аспирин, мать твою! Ты что, не выключил мобилу?
— Не ори, Юлька, мы не в эфире, — пробормотал он, выуживая трубку из кармана. Номер на табло был незнакомый. — Алло!
— Леша, — Аспирин не сразу узнал голос консьержа Васи. — Тут у вас… короче, такое у вас в квартире, надо, чтобы вы приехали…
— Что? — прошептал Аспирин, обмирая.
— Вроде воры…
Аспирин вспомнил, что опять забыл включить сигнализацию.
— Вызывайте ментов, если воры…
— Они так кричат…
— Воры?!
— Да… Я думал… вы там никого в квартире не оставляли?
Перед глазами у Аспирина мелькнуло жалобное лицо Алены — как она смотрит вслед отъезжающей машине…
— Девочка… — пробормотал он.
— Девочка ваша здесь, я ее к себе забрал… в будку… А там… так вызывать милицию?
— Вызывай! — рявкнул Аспирин. — Сразу надо было!
«Конец разговора», высветила трубка.
* * *У подъезда стояла милицейская машина и «Скорая помощь». И толпа любопытных — как же без них.
— Алеша, это у вас?
— Что случилось?
Из дверей парадного как раз выносили носилки, накрытые простыней. В первую секунду Аспирину показалось — все, труп. Потом он разглядел желтоватое, залитое кровью лицо. «Труп» вполголоса ругался и стонал.
— Это ваша пятьдесят четвертая?
Дверь в квартиру оказалась приоткрытой, на пороге стояла Алена, и она вовсе не казалась испуганной. Наоборот, заулыбалась, увидев Аспирина:
— А тут такое было!
Коврик перед дверью был усыпан не то стружками, не то опилками. Высверлили замок?
Дверь приоткрылась. Выглянул круглощекий милиционер:
— Вы хозяин?
— Я хозяин, что случилось?
— Войдите…
Аспирин вошел — и чуть не грохнулся в обморок. Прихожая была заляпана кровью. Кровь на зеркале, на полу, на стенах, на мебели… Алена стояла тут же, ничуть не смущаясь.
— Убрали бы ребенка, — буркнул мент. — Все-таки…
— Иди на улицу, — сказал Аспирин резиновыми губами.
— Я там весь день проторчала, — огрызнулась Алена. — И чего я тут не видела? Ну, кровища…
Аспирин поймал взгляд мента.
— Современные дети, — пробормотал сипло. — Фильмы, игры… кровища…
— Документы, — потребовал мент нелюбезно.
Аспирин отыскал в куртке водительские права. Мент изучал их долго и подробно, скептически хмурился, будто не желая верить подлинности документа.
— Документы на ребенка есть?
Аспирин едва не взвыл. Переглянулся с Аленой (та улыбалась). Нашел в сумке свидетельство о рождении, запаянное в ламинат. Мент и его внимательно изучил.
— Документы на квартиру?
— Что здесь произошло? — сказал Аспирин чуть громче и чуть тоньше, чем хотел бы. — Что здесь, у меня в квартире… что случилось?
Из гостиной показался человек в светло-синем халате — он тащил еще одни носилки, на которых тоже кто-то лежал. Носилки с трудом развернулись, оттеснив Аспирина к заляпанной кровью стенке. Аспирин разглядел молодое, с признаками вырождения лицо лежащего — парень был без сознания, поперек щеки его тянулись три глубокие борозды, ухо болталось на лоскутке кожи.
— Мы поехали? — спросил второй человек в халате, ногой придерживая входную дверь.
— Давайте, — сказал мент.
Дверь закрылась.
* * *— А может, они психически ненормальные? — с надеждой спросил Аспирин.
Старший опер брезгливо поморщился. Младший спросил:
— А орудие?
Аспирин в который раз оглядел комнату. Стеллаж с дисками опрокинут, как если бы за него цеплялись, пытаясь подняться. Диван в крови, ковер в бурых пятнах. Все остальное как прежде — книги, картины на стенах, сувенирный подсвечник из Венеции. Ничего не тронуто, не разбито, не сдвинуто с места.
— Вы тут не трогайте до экспертизы, — в который раз сказал младший мент.
— Что же мне, так и ночевать?
— А вы в спальне ночуйте. Там чисто.
— Спасибо, — вздохнул Аспирин.
«Куклабак» на сегодня накрылся. Аспирин перезвонил Фоме, коллеге-сопернику, слезно просил подменить, как-то выкрутиться и что-то придумать. Расписал события сегодняшнего дня в таких красках, что даже Фома, кажется, поверил. Во всяком случае, подменить обещал.
— Подумайте сами, — опер вздохнул. — Мы приезжаем, квартира взломана, крови по колено и два истошных голоса орут из комнаты, что, мол, спасите… У вас дверь в комнату дубовая, хорошая, на двери защелка… Ну, открыли. Шок. Множественные раны, нанесенные острыми предметами — такое впечатление, что их шинковкой полосовали…
— Кто?
— Вот именно, кто?
— Я был в эфире, — быстро сказал Аспирин.
Опер удивленно на него покосился.
— А они что говорят? — спросил Аспирин, желая загладить неловкость.
Опер пожал плечами:
— Один никак в сознание не приходит… А другой говорит, что да, решили взять квартиру, открыли дверь, вошли, и тут на них напало чудовище. Так и говорит — чудовище. С клыками, с когтями. Мохнатое. На задних лапах — ростом с человека.
— Это же белая горячка.
— А орудие? — снова спросил молодой мент.