— Я государственный служащий, — наконец сказала Ивонн механическим голосом участника телевикторины. — На самом деле меня зовут иначе. Где я работаю — не твое дело. Впрочем, вряд ли ты хочешь знать именно это. Меня, как и тебя, нашел Гектор. Но, опять-таки, ты спрашиваешь не об этом. Тебя интересует моя ориентация. А также — не хочу ли я с тобой переспать.
— Ивонн, я ничего такого не имел в виду! — неискренне запротестовал Люк.
— К твоему сведению, я замужем за человеком, которого горячо люблю, у нас трехлетняя дочь, и я не хожу налево, даже с такими славными парнями, как ты. Так что давай-ка доедим суп, — предложила она.
И тут, как ни странно, оба добродушно расхохотались, после чего мирно разошлись по своим углам. Напряжение спало.
А Гектор? После трех месяцев общения, хоть и урывками, Люку так и не удалось постичь Гектора. Лихорадочный взгляд, непристойные тирады в адрес высокопоставленных мошенников — источника всех зол… Досужие языки в конторе намекали, что Гектор, спасая семейный бизнес, прибег к отточенным за долгие годы службы на «темной стороне» методам, которые даже по крайне сомнительным лондонским стандартам считались бесчестными. Что же повлекло его в крестовый поход против могущественных злодеев — месть или чувство вины? Олли, обычно не склонный сплетничать, не сомневался: познав на собственной шкуре запрещенные приемы городской элиты и отплатив той же монетой, Гектор в одночасье превратился в ангела мщения.
— Он дал обет, — признался Олли на кухне однажды поздно вечером, пока они ждали появления Гектора. — Прежде чем покинуть наш мир, он хочет спасти его. Даже если это его убьет.
Люк вечно беспокоился. С самого детства он тревожился обо всем подряд — примерно так же, как влюблялся.
Он одинаково волновался о том, не отстают или не спешат ли на десять секунд его часы, и о том, куда катится брак, пустой и безжизненный во всем, кроме кухни.
Он беспокоился, нет ли у постоянных истерик Бена иной причины, кроме переходного возраста, и не настраивает ли Элоиза мальчика против отца.
Он беспокоился о том, что хорошо ему только на работе, а за ее пределами — даже сейчас, на улице — в голове у него сплошная неразбериха.
Он беспокоился о том, что зря, наверное, не придавил свою гордость и отверг предложение Королевы кадров походить к психологу.
Он беспокоился о Гейл, о своем влечении к ней и ко всем девушкам, похожим на нее, — к девушкам с огоньком в глазах вместо мрачного облака, которое окутывало Элоизу даже в самые солнечные дни.
Он беспокоился о Перри и старался ему не завидовать. Люк гадал, какая ипостась одержит верх в чрезвычайных обстоятельствах — бесстрашный искатель приключений или наивный университетский моралист. И есть ли вообще разница?
Он с тревогой думал о неизбежной дуэли между Гектором и Билли-Боем Мэтлоком: кто из них сорвется первым? Или притворится, что сорвался.
Покинув безопасную сень Риджентс-парка, Люк смешался с толпой воскресных покупателей, жаждущих скидок. Расслабься, сказал он себе, все будет в порядке. За штурвалом не ты, а Гектор.
По пути он отмечал все, что бросалось в глаза. После Боготы городские приметы приобрели для него особое значение. Если меня похитят — это последнее, что я увижу, прежде чем мне завяжут глаза.
Китайский ресторан.
Ночной клуб.
Книжный магазин.
Запах молотого кофе, который я чувствовал, когда боролся с нападавшими.
Занесенные снегом сосны на картине, которую я увидел в витрине сувенирного магазинчика, прежде чем меня оглушили.
Дом номер девять, в котором я заново родился. Три ступеньки до двери. Теперь веди себя как нормальный человек.
Глава 9
Гектор и Мэтлок между собой не придерживались формальностей — возможно, так у них издавна повелось — лишь кивок и молчаливое рукопожатие двух ветеранов и давних противников, готовящихся к очередному раунду. Мэтлок пришел пешком — шофер высадил его на углу.
— Красивый ковер, Гектор, — сказал он, медленно оглядываясь и, судя по всему, укрепляясь в худших своих подозрениях. — Когда речь о соотношении цены и качества, против Уилтона[7] не попрешь. Добрый день, Люк. Кроме вас двоих никого? — Он передал Гектору свое пальто.
— Прислугу я отпустил на ипподром, — откликнулся тот.
Мэтлок был широкоплечий здоровяк, большеголовый и на первый взгляд добродушный; ходил он слегка пригнувшись, как бывший регбист-форвард. Его мидлендский акцент, если верить гулявшим по первому этажу слухам, звучал очень отчетливо, пока лейбористы находились у власти, но теперь, когда им грозило поражение на выборах, куда-то делся.
— Пойдем вниз, если ты не против, Билли, — сказал Гектор.
— Да кто меня спрашивает, против я или нет, — ответил Мэтлок — ни любезно, ни грубо, — первым направляясь вниз по каменным ступенькам. — Кстати, сколько мы платим за этот дом?
— Ты — нисколько. Пока что все расходы на мне.
— Контора платит тебе, Гектор. А не наоборот.
— Как только ты дашь добро на операцию, я выставлю счет.
— А я его тщательно проверю, — ответил Мэтлок. — Ты, никак, пристрастился к выпивке?
— Здесь раньше был винный погреб.
Они уселись. Мэтлок занял место во главе стола; убеждённый технофоб Гектор на сей раз изменил привычкам и устроился слева от него, перед магнитофоном и компьютером. А слева от Гектора, в свою очередь, примостился Люк. Таким образом, всем троим был прекрасно виден плазменный экран, который ночью установил незримый Олли.
— Ты успел продраться через весь материал, который мы на тебя свалили, Билли? — сочувственно осведомился Гектор. — Прости, что оторвали от гольфа.
— Если то, что ты мне прислал, — это все, то успел, спасибо, Гектор, — отозвался Мэтлок. — Хотя в твоем случае, как показывает практика, «все» — понятие весьма относительное. Кстати, я не играю в гольф. И не люблю конспекты, особенно твои. Я бы предпочел побольше исходных данных и поменьше вывертов.
— Тогда почему бы не поправить ситуацию и не ознакомиться с данными прямо сейчас? — все так же ласково предложил Гектор. — Надеюсь, мы еще не забыли русский язык, Билли?
— Разве что ты, пока охотился за барышами.
Они похожи на старую семейную пару, подумал Люк, когда Гектор нажал кнопку на магнитофоне. Каждая новая ссора — повторение какой-то из предыдущих.
Один звук Диминого голоса запускал в воображении Люка цветную киноленту. Каждый раз, прослушивая кассету, которую скромник Перри протащил контрабандой в сумке с туалетными принадлежностями, Люк представлял себе, как Дима прячется в лесу возле «Трех труб», стискивая в ладони диктофон, — достаточно далеко от дома, чтобы избежать реальных или воображаемых «жучков», но достаточно близко, чтобы успеть добежать до телефона, если Тамара снова позовет.
Он слышал, как ветер обдувает Димину сверкающую лысину. Видел, как качаются над ним верхушки деревьев. Улавливал шуршание листьев, журчание воды — и думал: это тот же самый тропический дождь, под которым он мок в колумбийских джунглях. Записал ли Дима свое послание за один раз — или понадобилось несколько сеансов? Приходилось ли ему подкреплять себя глотками водки в промежутках, чтобы преодолеть воровские инстинкты?
Вот его отрывистая русская речь сменяется английской — вероятно, таким образом Дима напоминает себе, кто его слушатели. Он обращается к Перри. К Перри во многих лицах.
Английские джентльмены! Пожалуйста! Вы играете честно, у вас страна закона. Вы честные, я вам верю. И вы тоже поверите Диме.
Дальше по-русски, но столь грамматически правильно и изысканно, как будто — так кажется Люку — Дима старательно избавляется от лагерного налета, готовясь войти в круг эскотских леди и джентльменов.
Человек по имени Дима, ведущий специалист Братства Семерых по части отмывания денег, финансовый гений в свите ретрограда-узурпатора, который называет себя Князем, желает засвидетельствовать свое почтение знаменитой британской секретной службе и предложить некую ценную информацию в обмен на надежные гарантии со стороны британского правительства. Пример.
Слышится лишь шум ветра; Люк представляет, как Дима вытирает пот и слезы огромным шелковым платком — Перри неоднократно упоминал о платке, — а затем отхлебывает из бутылки и делает шаг навстречу бесспорному, непоправимому предательству.
Пример. Операции преступного синдиката, так называемого Братства Семерых, включают следующее. Первое: транспортировку и ребрендинг запрещенной ко ввозу нефти с Ближнего Востока. Эти перемещения мне известны. В дело вовлечено множество коррумпированных итальянских и британских юристов. Второе: использование грязных денег для многомиллиардных закупок нефти. В данной сфере специалистом был мой друг Михаил, известный как Миша, представитель Семерых. С этой целью он проживал в Риме.
Снова пауза — возможно, безмолвный тост за упокой Мишиной души — и резкий переход на ломаный английский.
Пример третий. Левая регистрация. Африка. Сначала мы превращаем черное дерево в белое. Потом черные деньги — в белые. Нормально. Просто. Много, много русских преступников в тропической Африке. Еще один интересный новый способ заработка — черные алмазы. Четвертый пример: левые лекарства, сделано в Индии. Совсем дрянь, ничего не лечит, тошнит, иногда убивает. Русское правительство имеет очень интересные отношения с индийским. Русские воры — очень интересные отношения с индийскими. Дима знает много людей, англичан тоже, связанных через эти отношения и некоторые частные финансовые операции в Швейцарии.
Надо же о чем-то поволноваться. Поэтому Люк ужасно переживает за Гектора — мол, что-то он сегодня не в форме.
— Громкость нормальная, Билли? — спрашивает Гектор, останавливая запись.
— Громкость что надо, спасибо. — Мэтлок слегка подчеркивает слово «громкость», словно намекая, что по поводу содержания у него иное мнение.
— Тогда продолжим, — говорит Гектор (по мнению Люка, чересчур кротко).
Дима с явным облегчением переходит на родной язык.
Пример. В Турции, на Крите, Кипре, Мадейре, на многих прибрежных курортах стоят левые отели, без туристов, которые приносят еженедельно двадцать миллионов черных долларов дохода. Эти деньги также отмывает человек по имени Дима. Некоторые британские риелторские компании также участвуют в незаконном процессе. Еще пример. Коррумпированные члены Евросоюза принимают личное участие в противозаконных поставках мяса. Они сертифицируют поставляемое в Россию мясо как высококачественный, очень дорогой итальянский продукт. Организацией процесса также занимался мой друг Миша.
Мэтлок поднимает руку, и Гектор снова нажимает на «паузу».
— Что такое, Билли?
— Он читает с листа.
— И в чем проблема?
— Ни в чем. Но хотелось бы знать, кто написал текст.
— Мы предполагаем, что его жена Тамара.
— То есть она сказала ему, что говорить? — уточняет Мэтлок. — Что-то мне это не нравится. А кто научил ее?
— Может быть, перемотать вперед? Там всякая ерунда о том, как наши коллеги из Евросоюза травят людей. Если это не по твоей части — скажи, не стесняйся.
— Сделай одолжение, давай по порядку, Гектор. А выскажусь я, пожалуй, потом. Не уверен, что нам требуются разведданные по поставкам мяса в Россию, но уж будь покоен, я не премину это выяснить точно.
С точки зрения Люка, история, которую собирался поведать Дима, была чудовищна. Пережитые злоключения отнюдь не притупили его ощущений. Но оставалось лишь гадать, какой вывод сделает Мэтлок. Дима вновь призвал на помощь Тамарин английский.
Система такая. Первое. Князь за взятку договаривается с чиновниками в Москве, чтобы это мясо называлось «гуманитарной помощью». Это значит, что оно — только для нуждающихся элементов общества. Мясо, которое для благотворительности, не облагается в России налогами. Второе: мой друг Миша, который недавно погиб, закупает много туш в Болгарии. Это мясо опасно есть, оно испорченное и очень дешевое. Третье: мой друг Миша, который погиб, договаривается с очень продажными чиновниками в Брюсселе, что все болгарские туши будут снабжены сертификатом Европейского союза, где говорится, что это — высококачественное итальянское мясо, соответствующее лучшим европейским стандартам. В знак благодарности я, Дима, лично кладу сто евро за тушу на швейцарский счет очень продажного брюссельского чиновника и двадцать евро за тушу на швейцарский счет очень продажного московского чиновника. Чистая прибыль Князя за вычетом всех расходов — тысяча двести евро за тушу. Потом, может быть, пятьдесят человек в России, дети тоже, болеют и умирают от плохого болгарского мяса. Это примерная цифра. Официально эту информацию отрицают. Мне известны имена подкупленных чиновников, а также номера их банковских счетов в Швейцарии.
И — сдержанный постскриптум, очень высокопарный:
Личное мнение моей супруги Тамары Львовны таково, что незаконное распространение некачественного болгарского мяса при посредничестве нечестных европейских и русских чиновников должно обеспокоить добросердечных христиан по всему миру. На то Божья воля.
Неуместное вмешательство Бога в процесс на секунду вызвало общее замешательство.
— Кто-нибудь может объяснить, что такое «левый отель»? — Мэтлок первым нарушил тишину. — Мне доводилось отдыхать на Мадейре. Ничего особенно левого в моем отеле не наблюдалось.
Люк, торопясь защитить безответного Гектора, решил лично растолковать Мэтлоку, что такое левый отель.
— Кто-то покупает участок отличной земли, обычно у моря, Билли. Платит наличными и строит пятизвездочный отель. Или даже несколько. За наличные. Плюс, например, пятьдесят бунгало, если есть место. Привозит отличную мебель, посуду, фарфор, белье. Официально отныне отели битком набиты, но на самом деле там ни души. Если звонят из турагентства, им говорят: извините, мест нет. Каждый месяц к банку подъезжает бронированный автомобиль и выгружает деньги — плату за номера и бунгало, все, что якобы оставлено в ресторанах, казино, клубах и барах. Через пару лет курорт, у которого такое безупречное финансовое прошлое, можно выгодно продать.
Нет ответа — разве что покровительственная улыбка Мэтлока растягивается во всю ширину.
— В общем, «левыми» бывают не только отели. Взять хотя бы загадочно безлюдные поселки для туристов — наверняка вы такие видели в турецких долинах, на взморье. Точно так же можно использовать виллы — да что угодно, лишь бы оно сдавалось в аренду. В том числе прокат машин, если удастся подделать нужные документы.
— Как ты себя чувствуешь сегодня, Люк?
— Благодарю, Билли, прекрасно.
— Мы подумываем представить тебя к награде за беспримерное мужество, слышал?
— Нет.
— Секретная награда, никакой огласки. Не из тех, что можно вешать на грудь в День ветеранов. Это небезопасно. И к тому же противоречит традиции.
— Конечно, — неуверенно ответил Люк, думая, что, с одной стороны, медаль наверняка обрадует Элоизу, а с другой стороны, уж больно это похоже на очередную уловку Мэтлока. Тем не менее он собирался сказать нечто подобающее случаю, выразить удивление, благодарность, радость, но обнаружил, что Мэтлок уже о нем забыл.
— Если отсечь всякую муру, Гектор, что я сделаю преохотно, то до сих пор речь здесь шла, по моему скромному мнению, всего-навсего о международном мошенничестве. Согласен, конторе как бы положено интересоваться международным мошенничеством и отмыванием денег. Мы боролись за это право в трудные времена и получили его. Я имею в виду несчастливый период застоя после падения Берлинской стены, пока Бен Ладен не выручил нас одиннадцатого сентября. Мы боролись за место на рынке отмывания денег точно так же, как за кусок Северной Ирландии. Мы хватались за что угодно, чтобы оправдать наше существование. Но это в прошлом, Гектор. А сейчас все иначе; в современном мире, нравится тебе это или нет, у нашей с тобой родной Организации есть куда более насущные хлопоты, нежели вмешательство в сложную систему лондонских финансов, благодарю покорно.
Мэтлок замолчал, ожидая непонятно чего, видимо аплодисментов, но Гектор, судя по каменному выражению лица, был далек от того, чтобы устраивать овацию, поэтому он перевел дух и продолжил:
— Что касается современности, то в нашей стране существует обширная, единая, чертовски богатая братская организация, которая направляет свои усилия на проблему организованной преступности — а ты, как я полагаю, намерен заняться именно этим. Молчу уже об Интерполе и многочисленных конкурирующих американских агентствах, которые наступают друг другу на ноги, выполняя одну и ту же функцию и вместе с тем стараясь не нанести ущерб благополучию своей великой нации. Вот что я хочу сказать, Гектор, — и, пожалуйста, не перебивай — я хочу сказать, что не понимаю, зачем меня сюда вытащили как на пожар. Ты утверждаешь, что дело срочное, хотя для кого — большой вопрос, по-моему. Может быть, ты даже и прав. Но наше ли это дело, Гектор? Разве наше?
Вопрос был, несомненно, риторический, поскольку Мэтлок на этом не успокоился:
— Или, может быть, Гектор, ты на свой страх и риск браконьерствуешь в охотничьих угодьях братской организации, с которой мы долго и мучительно, отвоевывая каждый шаг, определяли границы территорий? Если так, то вот тебе мой совет: собери материал, который ты мне только что показал, и все остальное, чем ты располагаешь, и немедленно передай братской организации, приложив письмо с глубочайшими извинениями за то, что ты нарушил священные границы чужих полномочий. А когда ты это сделаешь, я добьюсь, чтобы вы с Люком — и кто еще там прячется у вас в чулане — получили в награду две недели заслуженного отпуска.