Малышка оказалась не нужна родному отцу и лишь поэтому была отдана на воспитание бабке. Та с радостью приняла из рук деревенской женщины маленький сверток и поклялась сделать все, чтобы внучка была счастлива. До сих пор она свято держала слово.
Анастасия так и не увидела своего отца и не имела ни малейшего желания узнать о нем побольше. Она даже не ведала, жив ли он еще. Да и какая разница! Человек, отказавшийся от своей плоти и крови, не существовал для нее. И если в ее сердце еще оставалась горечь, если в душе она плакала кровавыми слезами, то никому и никогда этого не показала. Только Марии было известно, что таит внучка под приветливой улыбкой. Старухе стоило взглянуть в глаза любого человека, чтобы определить, что тот ощущает и чувствует. От нее ничего нельзя было скрыть и бесполезно даже пытаться. Но Мария, к сожалению, не могла ответить на многие вопросы, шедшие вразрез с философией ее вольнолюбивого бесшабашного народа, и, когда затруднялась что-то объяснить внучке, всегда использовала неизвестного русского в качестве своеобразного козла отпущения. Вот и сейчас она поспешно напомнила Анастасии:
— Что ни толкуй, но ты все равно не такая, как мы. Кровь — не водица, она сразу сказывается! Но может, это не так уж и плохо? Ты в жизни ничего не украла, не лгала гаджо, чтобы выманить пару-тройку монет, хотя у нас это считается делом чести и предметом хвастовства, однако ты презираешь за это цыган. Ну разве не глупо? Посмотри на себя — цыганка и цыганка, хотя… что поделать, дочь своего отца. Тот тоже был слишком благороден, чтобы совершить позорный, по его мнению, поступок. Ничего не попишешь. Будь благодарна за то, что я ни разу не попыталась пересилить тебя, сломить твой дух и поучить палкой, как добывать хлеб насущный. Значит, ты унаследовала от родителей лучшие качества, а за это судить невозможно. Будь по-твоему. Я смирилась.
— Но я никогда не хотела отличаться от вас! Просто не могу воровать, попрошайничать и распутничать!
— Знаю, — мягко ответила Мария. — Против природы не пойдешь.
— Но что, если Иван пригрозит убить меня, когда я всем скажу, что покидаю табор?
— На этот раз я придумала кое-что другое. Постараюсь убедить его, что девушка с разбитым сердцем принесет табору одни беды и несчастья и чтобы не ждал удачи. Ну а потом напомню, что ты в любое время можешь оставить своего гаджо и вернуться к нам. Кстати, Анастасия, запомни, что это прекрасный выход из положения, если твой муж станет плохо с тобой обращаться. И к тому же о Николае больше волноваться не придется. Наш договор с Лаутару потеряет силу, если ты свяжешься с чужаком. Уж тогда можешь делать все, что заблагорассудится. Снова выйдешь замуж, если пожелаешь, или останешься соломенной вдовой. Сама поймешь, как поступить и каким путем отправиться. Так что выбирай.
— Но я не умею привораживать мужчин и ничего не знаю о том, как их чаровать. Все это мне непонятно. Как лучше поступить, ведь я совсем неопытна! Ты слишком многого ждешь от меня, бабушка. Я словно птичка в клетке, бьюсь о прутья и не знаю, как вырваться.
— Ни на секунду не сомневайся в себе, дитя мое, — утешила бабушка, снова сжимая ее руку в своей. — Взгляни на себя. В этом таборе еще не бывало женщины красивее. Великолепные черные волосы матери, чуть волнистые, до пояса, в самый раз для того, чтобы любой мужчина разума лишился. А кожа! Ни у одной цыганки нет такой! Совсем как у отца, белая и нежная, а глаза синие, словно море в ясную погоду. И душа у тебя добрая, сострадательная, а дар провидения не хуже, чем у матери. Как часто она осмеливалась вступиться за какого-нибудь одураченного беднягу гаджо перед всем табором! Сколько неприятностей из-за этого вынесла! Как поносили ее здешние сплетницы, как пытались очернить злые языки! Ты в точности такая же. Достаточно мужчине взглянуть на тебя, чтобы влюбиться без памяти. Ведь немало их вздыхает по тебе! Просто ты ничего не желала замечать, поскольку до сих пор тебе было все равно. Но теперь… теперь нужно действовать без промедления.
— Не представляю, как можно все успеть за такой короткий срок. Два месяца…
— Неделя, — отрубила Мария и плотно сжала губы.
— Но…
— Неделя, внучка, и не больше. Ждать невозможно. Это мое последнее слово. Завтра же отправляйся в тот городок и обойди каждую улицу. Внимательно огляди каждого мужчину, который встретится и понравится тебе. Пусти в ход все женские приемы, чтобы он к тебе подошел. Если сделаешь достойный выбор, приведи его ко мне. Я сразу скажу, хороший ли он человек. Ты ведь знаешь, я никогда не ошибаюсь.
— Так уж важно, какой я сделала выбор? — бросила Анастасия. Кого-то другого это могло бы и смутить, но только не Марию.
— Собираешься беззастенчиво использовать этого беднягу, чтобы потом без помех вернуться в табор? Дитя, дитя, ты слишком торопишься. Впереди еще много всего. Только ты можешь ответить, Анастасия, сумеешь ли жить с мужчиной без любви, беззастенчиво лгать ему и пускать пыль в глаза. Мне это не составило бы ни малейшего труда, но я не ты. Что ни говори, а ты не цыганка. На моем месте ты предпочла бы счастье в браке, выйти замуж один раз и навсегда. Может, так оно и лучше.
Мария, разумеется, была права. Переходить от одного брака к другому ничуть не легче, чем ложиться в постель каждую ночь с новым мужчиной. Анастасия по крайней мере особой разницы не видела. Любовь должна быть вечной, иначе это не любовь. Но лишь немногим выпадает счастье найти такую. Повезет ли ей? До сих пор она не видела того, на ком можно было остановить взор.
Но, к прискорбию, она не представляла, как на таких жестких условиях отыскать возлюбленного. Мария на этот раз превзошла себя! Жених, да еще и англичанин, которого необходимо удержать.
Она уже хотела выпросить больший срок, но одного взгляда на лицо бабки оказалось достаточно, чтобы девушка поспешно прикусила язычок. Худые высохшие пальцы снова сжались с невероятной для такой старухи силой.
— Я должна еще кое в чем признаться тебе, дитя мое. Слишком долго я молчала и об этом. Больше нет сил. Это место — мое последнее прибежище. Отсюда я не уеду. Путь мой закончен, и странствия больше не манят…
Анастасия нахмурилась. Сначала ей показалось, что Мария собирается остаться с внучкой и ее английским мужем, которого еще предстоит найти. Но, как бы девушка ни хотела этого, Иван ей ни за что не позволит. Потерять живой талисман? Немыслимо! И как бы ей ни было тяжело, она все-таки напомнила:
— Ты сотни раз сама говорила, что Иван не разрешит тебе покинуть табор, раньше придушит собственными руками!
Мария иронически улыбнулась:
— На этот раз даже он бессилен, Анастасия. Конец. Людям моего возраста нужно лишь одно — небольшой клочок земли, где можно улечься на вечный отдых, и я знаю такое место. Оно здесь, неподалеку. Мое время настало.
— Нет! Нет!
— Тише, дитя моего сердца. Тише. Не плачь и не скорби. Тут не о чем рассуждать и спорить. Против природы нет оружия. И у меня нет желания влачить эту жизнь и дальше. Оттягивать неизбежное. Я с радостью открою объятия смерти, чтобы покончить с болью, терзавшей меня все эти последние годы. Устала, детка. Я устала. Безмерно. Просто сначала хотелось бы видеть, что ты пристроена, иначе не лежать мне спокойно в земле сырой. Нет, перестань, детка. Для слез нет причин. Что значит еще одна смерть какой-то старухи? Уйду, покинув земную юдоль, и освобожу тебя.
Анастасия прижалась к бабке, обняла, спрятала лицо на плече, чтобы та не видела ее глаз, из которых безостановочно лились соленые струйки. За что? Почему ее единственный родной человек должен уйти? Мария предсказала ей печаль. Но она ошиблась. Впервые ошиблась. Печаль и тоска — совсем не то, что сейчас испытывает Анастасия. Просто мир ее внезапно обрушился. Рухнул и разлетелся в пыль. Вынести такое поистине невозможно. Как она останется одна?
Девушка была безутешна, но ради спокойствия Марии постаралась поднять голову и улыбнуться.
— Я сделаю все ради тебя, — поклялась она. — Больше у меня никого нет. Как ты сказала, так и будет.
— Знаю, дитя, знаю, — тяжело вздохнула Мария. — Теперь видишь, почему я так спешу выдать тебя замуж? Если у Ивана останешься только ты, распрощайся со свободой. Он никогда не отпустит тебя. Но пока он считает, что у него есть я, у тебя еще есть шанс. Обману беднягу в последний раз. Ну а теперь ложись. Уже поздно, а тебе нужно хорошенько выспаться, чтобы утром иметь ясную голову и румяное личико. Завтра ты изберешь свою судьбу.
Глава 12
— Интересно, в чьей кровати ее застали на этой неделе? Ну и штучка!
— Развлекала лорда Мэлдона. Обучала его вставлять стрелу в свой колчан. Честное слово, я думал, у него в голове остались мозги. Неужели не понимает, что она насквозь прогнила? Столько мужчин перебрала, что наверняка заполучила сифилис в бесплодной попытке перещеголять придворных дам Карла Второго!
Девушка была безутешна, но ради спокойствия Марии постаралась поднять голову и улыбнуться.
— Я сделаю все ради тебя, — поклялась она. — Больше у меня никого нет. Как ты сказала, так и будет.
— Знаю, дитя, знаю, — тяжело вздохнула Мария. — Теперь видишь, почему я так спешу выдать тебя замуж? Если у Ивана останешься только ты, распрощайся со свободой. Он никогда не отпустит тебя. Но пока он считает, что у него есть я, у тебя еще есть шанс. Обману беднягу в последний раз. Ну а теперь ложись. Уже поздно, а тебе нужно хорошенько выспаться, чтобы утром иметь ясную голову и румяное личико. Завтра ты изберешь свою судьбу.
Глава 12
— Интересно, в чьей кровати ее застали на этой неделе? Ну и штучка!
— Развлекала лорда Мэлдона. Обучала его вставлять стрелу в свой колчан. Честное слово, я думал, у него в голове остались мозги. Неужели не понимает, что она насквозь прогнила? Столько мужчин перебрала, что наверняка заполучила сифилис в бесплодной попытке перещеголять придворных дам Карла Второго!
— А почему ты вообразил, что у Мэлдона его нет?
— Хм-м… но теперь это уже не имеет значения. Ах, разнообразие в наши дни — штука опасная. Чем порхать с цветка на цветок, лучше иметь постоянную любовницу и жить спокойно. Дольше протянешь, клянусь Богом!
— Но если тебе довольно и одной, почему не жениться?
— Господи, вот уж никогда. Ничто так быстро не сводит в могилу, как надоедливая жена! А ты, прежде чем так меня пугать, лучше язык бы себе откусил! Недоумок! И потом что общего имеет брак с золотым правилом, которому должен следовать каждый мужчина: содержи одну женщину и не будь слишком переборчив. Пора бы и тебе ему следовать!
Кристофер Мэлори краем уха прислушивался к болтовне приятелей, не придавая ей особого значения. Он уже пожалел, что захватил их с собой: не стоило этого делать. Они требуют, чтобы их развлекали, ухаживали, баловали, и, не получив желаемого, по всей видимости, уже умирают от скуки. Вот и сейчас, вместо того чтобы найти себе занятие, притащились за ним в кабинет, расселись, как у себя дома, и перебирают старые сплетни. Как только не надоест?
Но он приехал сюда не для того, чтобы ублажать бездельников. Дважды в год приходилось посещать Хаверстон, выслушивать отчеты управляющего и просматривать счетные книги, с тем чтобы как можно скорее убраться отсюда. Именно это он и пытался сделать сегодня вечером. Поскорее покончить с этим и отправиться в Лондон. И не то чтобы в столице его ждали дела, обязательства или любимая женщина. Просто в Хаверстоне ему было не по себе. Стены словно давили, воздуха не хватало, и уже через неделю на него нападала гнетущая тоска.
Да и кому бы понравилось это темное, мрачное место с вышедшей из моды мебелью, уродливыми серо-коричневыми обоями, пыльными занавесками и угрюмыми слугами, отделывавшимися односложными ответами. «Да, милорд, нет, милорд» — большего от них не дождешься. Конечно, можно бы все здесь переделать, обставить комнаты заново, но к чему трудиться, если он все равно не имеет ни малейшего желания здесь жить? Торчать с утра до вечера за книгами и слушать жалобы управляющего? Нет уж, увольте! Он — лондонский житель! Ах, скорее бы вдохнуть воздух столицы!
Конечно, поместье неплохое, большое и доходное, казалось, чего бы еще искать, но ему оно совершенно ни к чему. Кристофер не просил его, не добивался и совсем недавно еще не знал о существовании Хаверстона. У него самого было прекрасное имение в Рэдинге, которое он тоже редко навещал, поскольку не питал пристрастия к мирной сельской жизни, а кроме того, и наследственный титул виконта. Хаверстон был подарен ему в знак благодарности вместе с новым титулом маркиза за нечаянно-негаданно совершенный подвиг — Кристоферу посчастливилось спасти жизнь его величества.
Нет, он совершенно не намеревался пожертвовать собой ради короля, так как по природе не годился на роль героя. Все произошло совершенно случайно, как бывает в плохих романах. В один прекрасный день он вышел из завязшего в грязи экипажа на дорогу, чтобы размять ноги, когда мимо пронеслась обезумевшая лошадь. Кристофер, не раздумывая, бросился на помощь. Ему удалось остановить несчастное животное, но конь сбросил седока прямо на него. Кристофер мешком свалился на землю, придавленный немалым весом всадника.
По странной шутке Госпожи Удачи неизвестный оказался самим королем, охотившимся в соседнем лесу, где его лошадь испугал неожиданно выскочивший из-под копыт кролик. Король Георг, разумеется, не знал, как выразить свою признательность, и объявил молодого человека величайшим героем наших дней. Конечно, разубеждать короля никто не имел права, а тот был безгранично щедр и великодушен. Вот так Кристофер стал первым маркизом Хаверстоном.
Его управляющий, Артемус Уиппл, сидел сейчас напротив в глубоком кресле и жадно прислушивался к пересудам, вместо того чтобы обратить внимание на хозяина. Кристоферу пришлось дважды окликнуть его, чтобы отвлечь от оживленной беседы, и еще раз повторить вопрос.
Уиппл, дородный мужчина средних лет, достался Кристоферу вместе с усадьбой, и тот не нашел причины сменить управляющего. Да и к чему? Доход Хаверстон приносит неплохой, даже если расходы и превышают всякое воображение. Правда, у Артемуса на все находилось весомое оправдание, но все же некоторые траты были настолько непозволительными, что требовали пояснения.
— Пятьдесят фунтов батракам за вспашку и посев? Вы что, везли их из самой Америки?
Саркастическое замечание явно пришлось не по вкусу управляющему. Он густо покраснел и поджал губы.
— Это правда, цену они заломили выше некуда, но поверьте, милорд, последнее время подрядить людей для работы здесь становится все труднее. Откуда-то расползлись идиотские слухи, что Хаверстон — проклятое место, где водятся духи, и даже хозяин не желает здесь жить.
— Какой бред! — воскликнул Кристофер, закатив глаза к небу.
— Вот как? — вмешался Уолтер Ките. — Первая по-настоящему интересная новость, которую я услышал со дня своего приезда сюда. И что это за дух?
Чье-то привидение? Что, бродит по ночам и пугает челядь?
Уолтер, самый младший из троих друзей, в свои двадцать восемь лет не выносил даже намека на женитьбу. В этот момент его пудреный парик небрежно сполз набок, после того как его владелец рассеянно поскреб в голове. Хотя в то время такие огромные парики носили исключительно в официальных случаях и на дворцовых приемах, Уолтер подражал старой гвардии, чопорным аристократам, никак не желавшим расстаться со старинной модой, и не выходил из гардеробной без такового. Конечно, с его стороны это было не чем иным, как мальчишеским тщеславием, поскольку его собственные тусклые и довольно редкие каштановые волосы не шли ни в какое сравнение с красотой искусственных, особенно в сочетании с живыми зелеными глазами.
— Чье? — переспросил Уиппл с непонимающим видом, словно не ожидал дальнейших расспросов, и, честно говоря, Кристофер особенно и не допытывался правды, сразу же соглашаясь с приведенными доводами относительно неоправданно больших расходов.
— Вот именно, чье? — настаивал Уолтер, решив добиться истины. — Если место проклято, значит, здесь обитает призрак.
Побагровев еще больше, Уиппл сдержанно сообщил:
— Честное слово, понятия не имею, лорд Ките. Я не обращаю внимания на суеверия крестьян.
— Да это и не важно, — добавил Кристофер. — Никаких призраков здесь нет.
— Ну и сухарь же ты. Кит, — вздохнул Уолтер. — Если бы у моего дома были какие-то кровавые предания, я все отдал бы, чтобы их узнать и повторять всему свету.
— Я не считаю этот дом своим, Уолтер.
— Но почему?
Кристофер небрежно пожал плечами:
— Я живу в Лондоне, а это просто… просто усадьба. Здесь мне все противно.
Дэвид Резерфорд, у которого карманы были не так туго набиты, как у приятелей, сокрушенно покачал головой:
— Кто, как не Кит, способен на такое! Признаю, здесь довольно уныло, но все еще можно изменить! Просто слушать противно!
Дэвид в тридцать лет был еще не так пресыщен, как Кристофер в свои тридцать два. Резерфорд, бесспорно, мог считаться красавцем: высокий, с черными волосами и светло-голубыми глазами, он неустанно преследовал женщин. Он всегда был готов испытать новые ощущения, попробовать что-нибудь остренькое, отдающее опасностью и приключениями.
Кристофер и рад бы последовать примеру друга, но еще в прошлом году обнаружил у себя нечто вроде странного заболевания. Его, казалось, ничто на свете не интересовало, не было мило, не привлекало внимания. Он устал. Смертельно устал, и эта вселенская хандра тяжким грузом повисла у него на плечах. Он словно состарился прежде времени. Родители умерли, когда он был совсем молод, воспитывали юношу опекун и слуги, которые, возможно, и привили ему несколько необычный взгляд на вещи, явно отличный от воззрений тогдашнего общества. Он отчего-то не находил забавными те мелочи, которыми забавлялись его приятели. Более того, у него вообще последнее время не было причин для веселья.