Вернувшись после доклада в институт, Николай принялся изучать профили дна и сведения о грунтах порученного ему участка.
Звонок возвестил о перерыве. Лаборатория опустела. Но Николай не поднялся из-за стола. Он задумчиво рисовал какие-то завитки и кудряшки. Потом отрезал от края ватмана узкую полоску. Один конец ее прижал к столу, перекрутил второй на полоборота и склеил концы вместе.
Долго смотрел он на получившееся продолговатое звено с перекрученной стороной и думал.
Потом, взяв карандаш, Николай повел черту вдоль звена, пока черта не замкнулась. Она обошла обе стороны бумажной полоски, хотя карандаш не отрывался и ни разу не пересек ее ребро. Это бумажное звено было моделью математического парадокса, известного под названием "поверхность Мебиуса". С математической точки зрения, такое звено не имело толщины, а его поверхность не делилась на наружную и внутреннюю. Это была поверхность - и только поверхность. Окно в область Неведомого, открытое математикой.
Если б Николай не перекрутил полоску, то получилось бы простое звено вроде тех, которые клеят для елочных украшений. Оно имело бы внутреннюю и внешнюю поверхности, разъединенные толщиной бумаги.
Николай сделал второе звено с закруткой в ту же сторону, попробовал вложить его в первое. Это оказалось невозможным: ведь, вкладывая одно звено в другое, подобное, мы обращаем внутреннюю поверхность одного звена к внешней поверхности другого. Но если оба звена не имеют ни внешней, ни внутренней поверхности, то как их совместить?
Он взял ножницы и разрезал звено вдоль, но оно не распалось на два узких звена, как можно было ожидать, а просто стало вдвое длиннее, но зато потеряло "одноповерхностные" свойства. Николай еще раз разрезал кольцо вдоль - теперь оно разделилось, но оба получившихся звена оказались продетыми друг в друга.
Бросив звенья, Николай подпер голову руками.
А что, если сделать такую "сукрутину"? Взять медную трубку прямоугольного сечения, нагреть ее, перекрутить на полоборота... А дальше? Включить в выходной контур генератора?
Николай встал. Где Юрка? Куда он делся?
Раньше Юра перед звонком на перерыв обычно вытаскивал бутылку кефира и торжественно объявлял: "Время звенеть бокалами". А теперь - просто исчезает.
Николай отправился на поиски.
В коридоре трое молодых техников разбирали хаггардовскую "Дочь Монтесумы".
- "Драв суорд, ю дог", - монотонно читал один из них. - Значит, э-э... "тащите меч, вы собака..."
- Зачем так буквально? - остановился возле них Николай. - Надо по смыслу: "Защищайся, собака!" Вы Костюкова не видели?
- На этом этаже - нет, - ответили ему. - Мы были и в австерии и в кружале.
Значит, в столовую и буфет можно не заглядывать.
Николай поднялся этажом выше и вошел в бильярдную.
Игра шла на трех столах. Сухо постукивали шары. Ожидающие своей очереди подсказывали игрокам и издевались над неудачными ударами.
Юры здесь не было, но Николай ушел не сразу. Сам он играл неважно, но любил смотреть на эту тригонометрическую игру, требующую верного глаза и твердой руки.
Недаром более ста лет назад Гаспар де Кориолис подолгу наблюдал за игрой знаменитого Менго, автора книги "Благородная игра на бильярде", Менго, впервые снабдившего кий кожаной наклейкой, что позволило применять "крученые" шары. Понаблюдав, Кориолис написал "Математическую теорию бильярдной игры" - книгу, из-за которой до сих пор иные незадачливые студенты проклинают теорию удара упругих тел, поворотные ускорения, Кориолисовы силы инерции и самого Кориолиса с его бильярдом.
До конца перерыва оставалось двадцать минут. Николай махнул рукой на поиски. Купив в буфете бутерброд, он вышел во двор. В тенистом уголке между вибрационным стендом и айлантами, что росли вдоль стены, он вдруг увидел Юру.
Юра сидел на земле, скрестив босые ноги, но не по-турецки, а наоборот, уложив ступни на бедра, подошвами кверху. Ладони на коленях, глаза полузакрыты, голова опущена: это была "падмасана" - поза Будды.
Николай шагнул было к новоявленному йогу, но передумал и тихонько пошел назад. Ему повстречалась уборщица тетя Дуся.
- Что с дружком твоим случилось?
- А что?
- Вон глянь - сидит в том уголку не по-человечьему. Весь перерыв, цельный час, сидит - не шелохнется. Уже который день. Может, головой повредился?
- Может быть, - кивнул Николай и поспешил в лабораторию.
"Позвонить Вале? "Вряд ли она что-нибудь знает: Юрка все еще не помирился с ней. Позвоню его матери", - решил он.
Юрина мать была встревожена. Оказывается, уже несколько дней, как Юра почти ничего не ест. Уходит на работу ни свет ни заря, а возвращается ночью. Вчера вовсе не ночевал дома. На вопросы не отвечает.
- Я сама хотела тебе позвонить, Коля. Что с ним творится?
Николай пообещал узнать, что творится, и положил трубку.
После работы он незаметно последовал за Юрой. Проследил за ним до пригородного вокзала электрички, сел в соседний вагон и на каждой остановке поглядывал, не выйдет ли он.
Юра вышел на маленькой станции около заброшенного, малопосещаемого пляжа. Николай в два прыжка подскочил к станционному ларьку и спрятался за ним. Кажется, Юрка не заметил. Он шагал по платформе не оборачиваясь. И походка у него какая-то другая стала - неторопливая, деревянная...
Сонный продавец подозрительно посмотрел на Николая и сказал грубым голосом:
- Чего надо?
Николай купил полкруга кривой и тонкой колбасы. Потом спрыгнул с платформы и, увязая в песке, пошел к прибрежным скалам, за которыми скрылся Юра. С вершины песчаного гребня он осторожно огляделся. Никого. Только мрачноватые скалы, песок да зеленая вода. Мерные шорохи волн, бесконечно бегущих на берег...
Волоча за собой длинную тень, Николай пошел по гребню дюны. И вдруг замер: в расщелине между скалами, заросшей диким гранатом, что-то мелькнуло. Крадучись, Николай подошел ближе - и увидел Юру.
Он только что разделся и остался в одних трусах. Вот он сел на песок и тщательно, при помощи рук, скрестил ноги - босыми пятками кверху. Морда у него глубокомысленная. Зажимая пальцем то одну, то другую ноздрю, делает какое-то особое дыхание. Выучился факирским штучкам... Дальше что? Положил ладони на колени, закрыл глаза, застыл, как изваяние.
Ладно, подождем, решил Николай. Он сел на плоский слоистый камень, взглянул на часы.
Над взморьем прошелся ветер, стало прохладно. Небо быстро заволакивалось тучами.
Через полчаса Николай выглянул - Юра неподвижно сидел в той же позе.
Тени удлинялись прямо на глазах, а потом вовсе исчезли: тучи серыми кораблями подплыли к солнцу, низко висевшему над морем, и занавесили его.
Николай прыгнул с камня на мягкий песок и, раздвинув кусты, встал перед Юрой. Тот даже бровью не повел.
- Эй ты, Вишну-Кришну, - сказал Николай, - довольно с ума сходить.
Юра не пошевельнулся. Николай рассвирепел.
- Сейчас же прекрати! - заорал он. - Анахорет!
- Если можно, - тихо сказал Юра, открыв глаза, - не кричи так громко. Мне это неприятно.
- А когда тебя на комсомольское бюро вытащат, приятно будет? А ну, вставай. Живо! На, жри! - Он вытащил из свертка колбасу и сунул ее Юре под нос. - Жри, мерзавец! Я тебе покажу, как плоть умерщвлять!
Юра крутил головой, отворачивался. Произошла короткая схватка, и Николаю удалось запихать один конец колбасы в рот "анахорету".
Юра отчаянно замычал, дернулся, но Николай крепко держал его. Сопротивление было сломлено. Чтобы не задохнуться, Юре пришлось откусить колбасу. Он быстро прожевал кусок, а дальше пошло еще быстрее.
- Не наваливайся, - командовал Николай. - Ешь понемногу, а то подохнешь. Что, вкусно?
- Нет ли у тебя зубочистки? - спросил Юра, покончив с колбасой.
Николай уселся рядом с другом.
- Вчера всю ночь здесь просидел? И сегодня собирался? Ну-ка, объясни, какого дьявола ты ударился в мистику.
- Никакой мистики. Я проводил физиологический эксперимент. А он требует одиночества. Вот и все.
- Что за эксперимент?
Помедлив, Юра потянулся к своим брюкам и вытащил из кармана записную книжку.
- Понимаешь, - сказал он, - я прочитал о системе "раджа-йога". Вот послушай: "йоги считали "хатха-йогу" - "низшую йогу" - не гимнастикой, а подготовкой к высшему сосредоточению, системе "раджа-йога" - "высшая йога", которая основана на том, что при надлежащей тренировке ума можно достичь высоких уровней познания... Дальнейшие стадии йога ведут к интуитивному прозрению...".
- Откуда взял?
- Из Джавахарлала Неру. А вот из Ромена Роллана: "Является ли система йога высшим духовным состоянием, открывшим путь к дальнейшим знаниям, или же это только род самогипноза, я не знаю. Хорошо известно, что чрезмерное увлечение методом йога приводило..." Ну, и так далее...
- Ну-ка, ну-ка? - заинтересовался Николай. - К чему приводило? - Он, выхватил у Юры записную книжку и дочитал цитату: - "...приводило к печальным последствиям для разума человека". Очень правильно! - Он выразительно посмотрел на Юру.
- Я подхожу как материалист, - защищался Юра. - Чисто экспериментально и сознательно. Надо отбросить от себя все постороннее и сосредоточиться. Дисциплина тела, минимум движений, минимум еды. Тогда разум обостряется, приходит новая интуиция...
- Чушь! - закричал Николай. - "Интуиция"! Тут и не пахнет материализмом. "Хатха-йога" - дело понятное, мы из нее берем физкультурную часть, отбрасывая оккультно-философскую основу. Но зачем ты полез в "раджа-йогу"?
Юра промолчал.
- Признавайся! - продолжал Николай. - Ты хотел таким диким путем разгадать тайну трех ящичков, да?
Быстро сгущались сумерки, и первые капли дождя упали на песок. Юра встал и, прыгая на одной ноге, натянул брюки.
- Знаешь, Колька, - сказал он. - Мне в голову пришло: а вдруг этот Бенедиктов - потомок Бековича-Черкасского? Фамилии у них одинаково начинаются...
Николай захохотал. Он хватался руками за кусты и вытирал глаза и никак не мог остановиться.
- Это... это все, что ты познал?.. - стонущим голосом произнес он наконец. - Своим обострившимся разумом? - Новый взрыв смеха сотряс его.
Юра обиженно моргал. Но потом не выдержал, тоже засмеялся.
Под припустившим дождем друзья побежали к редким огонькам станции. Мокрые, с тяжелыми комьями грязи на туфлях, они поднялись на платформу и укрылись под навесом в ожидании электрички.
- Юрка, - сказал Николай, отдышавшись немного, - ты способен сейчас на серьезный разговор?
- Способен.
- Когда ты перестанешь метаться из стороны в сторону? С кем ты, в конце концов: с Колтуховым или с нами?
- Да у нас не получается что-то...
- Обожди, - прервал его Николай. - Скажи лучше: ты помнишь такую штуку - поверхность Мебиуса?
4. БЕНЕДИКТОВУ И ОПРЯТИНУ ПРИХОДИТ В ГОЛОВУ НОВАЯ ИДЕЯ, ДЛЯ ОСУЩЕСТВЛЕНИЯ КОТОРОЙ НУЖЕН МАТВЕЕВСКИЙ НОЖ
Вторая цепь сейчас в Лионе, третья - в Анжере,
а четвертую, говорят, утащили, черти, чтобы
связать ею Сатану.
Ф.Рабле, "Гаргантюа и Пантагрюэль"
- Наконец-то! - воскликнул Опрятин, прочитав письмо, отпечатанное на официальном бланке.
Бенедиктов оторвался от микроскопа, взглянул на физика:
- Что случилось?
Тонкие губы Опрятина кривились в улыбке. Он прошелся по лаборатории, привычным жестом погладил себя по жидким волосам.
- Ничего, - сказал он, покосившись на Бенедиктова. - Занимайтесь своим делом.
Чем же обрадовало Опрятина письмо с московским штемпелем?
Еще летом, когда Бенедиктов показал ему ящичек от исчезнувшего ножа, Опрятина взволновали латинские буквы, вырезанные на одной из стенок ящичка. AMDG... Сразу встало в памяти: древний подземный ход в Дербенте, труп диверсанта, небольшое распятие на груди и рядом - толстая пластинка на золотой цепочке и те же буквы, выгравированные на ней... Теперь Опрятин знал, что существует три ящичка. И третий - дербентский - хранил в себе некий "ключ тайны".
Опрятин завязал осторожную переписку - вначале с Дербентом, а потом и с Москвой, потому что диверсантское снаряжение, как выяснилось, было отправлено куда-то в столицу.
И вот - долгожданное письмо: диверсант оказался итальянским морским офицером-подводником из Десятой флотилии торпедных катеров, известной внезапными нападениями человекоуправляемых мин на английские военно-морские базы в Гибралтаре, Александрии и на острове Мальте.
В сорок втором году часть флотилии - "Колонну Маккагатта" - перебросили в Крым. А когда гитлеровцы прорвались на Северный Кавказ, "Колонна Маккагатта" сконцентрировала в Мариуполе подводные лодки-малютки и самоходные торпеды, управляемые "подводными всадниками" в аквалангах, чтобы перебросить их к новому морскому плацдарму - на Каспий.
Темной осенней ночью лейтенант Витторио да Кастильоне, офицер Десятой флотилии, прыгнул с парашютом над каспийским побережьем возле Дербента. Вероятно, ему было приказано изучить подводные подходы к порту и наметить объекты для налетов человекоуправляемых торпед. Итальянец забрел в старые каменоломни - и нашел там свою гибель. Должно быть, он так и лежал бы, придавленный обвалившимися камнями, если бы Опрятин случайно не наткнулся на него...
Впрочем, Опрятина не слишком заинтересовала история диверсанта. Почему именно у него оказался ящичек, связанный с загадочным ножом, - это тоже не вызвало у Опрятина особого интереса. Гораздо важнее было другое: ящичек не пропал, и Опрятину теперь известно, где он находится.
"Подведем итоги, - подумал он. - В одном ящичке была рукопись Матвеева. В другом - нож. Что же в третьем? Наверное, нечто очень важное, проливающее свет на древнюю тайну".
Что ж, скоро он овладеет этой тайной.
Николай Илларионович удовлетворенно потер руки.
Институт физики моря вел подготовку к подъему уровня Каспия. Это была грандиозная работа, но основывалась она на чрезвычайно простом расчете: проливной дождь может дать 1,5 миллиметра осадков в минуту. Если такой ливень в течение года будет непрерывно низвергаться на участок моря длиной и шириной по тридцать километров, то к концу года уровень моря поднимется на три метра.
Воду для ливневания должно было "одолжить" Черное море - там предполагалось создать мощный ядерный реактор-кипятильник. Новый отечественный способ получения ядерной энергии позволял создать такую установку.
При термоядерных реакциях материя превращается в дикий хаос, в котором свободные ядра и электроны носятся с бешеной скоростью, развивая в веществе температуру в сотни миллионов градусов. Но, использовав идею, высказанную еще в 1950 году Таммом и Сахаровым и несколько позже сформулированную академиком Курчатовым, можно изолировать плазму электронно-ядерный газ, - придав ей локальную форму мощным магнитным полем. Новая отрасль науки - магнитогидродинамика - позволила приступить к решению этой проблемы.
Когда из глубины Черного моря взовьется гигантский фонтан водяного пара, целая система направленных антенн заставит нескончаемое облако серой змеей ползти над Кавказским хребтом. А каждый кубометр облака - целый грамм воды!
Дойдя до участка ливневания на Каспийском море, облако попадет в зону мощного электростатического поля, и сконцентрированные водяные пары, потеряв тепло и превратившись в воду, ливнем обрушатся в море.
Проблемой занимался большой коллектив ученых и инженеров. Надо было поставить массу экспериментов и разрешить тысячи мелких и крупных вопросов, самых разнородных: как отразится снижение солености моря на самочувствии каспийской сельди; насколько увеличится скорость течения в Босфоре; чем возместить потерю пастбищ - полумиллиона гектаров кормового тростника, которым порос обмелевший северный берег Каспия...
А чего стоили ведомственные разногласия! Нефтяники желали гибели древнему морю: обнажатся новые нефтеносные площади. Химики стояли за немедленный подъем: надо было спасать залив Кара-Богаз-Гол - крупнейшее в мире месторождение мирабилита. А испарение воды в этом мелководном заливе снижает уровень моря на три-четыре сантиметра в год.
- Только три сантиметра, - успокаивали химики.
- Целых четыре сантиметра! - ужасались гидрологи...
Восьмая лаборатория готовилась к экспериментам по конденсации облаков, и у Опрятина, руководителя лаборатории, было много хлопот. Чего стоило одно только создание опытной установки! Сейчас на отдаленном, безлюдном островке заканчивался ее монтаж, и Опрятин лично руководил работами. С островной экспериментальной базой он связывал и некоторые другие планы.
Опрятина в институте уважали за деловитость, но не очень любили за холодно-ироническую вежливость. Как-то раз в предпраздничной стенгазете дали серию дружеских шаржей на сотрудников института. Отношение к Опрятину было выражено двустишием:
Всегда подтянут, всегда опрятен
Все, что мы знаем о вас, Опрятин.
Николай Илларионович прочел и хмыкнул: шарж ему понравился.
- Холодноватый стиль у вас, - сказал ему однажды директор института. Вы бы как-нибудь потеплее... Знаете, совместные обсуждения, беседы, что ли. Это объединяет коллектив...
Опрятин поднял бровь:
- Вы хотите сказать, что мой коллектив недостаточно целеустремлен?
Нет, этого директор сказать не мог. Восьмая лаборатория отличалась превосходным порядком и четкостью.
Появление двух новых сотрудников внесло некоторую дисгармонию в строгую обстановку опрятинской лаборатории. Лохматый, рассеянный Бенедиктов разливал по столам реактивы, бил много посуды и часто устраивал короткие замыкания. Он шумно ругался с Опрятиным, и последний терпеливо сносил это - вот что было особенно удивительно.
С появлением Бенедиктова рыбный вопрос вдруг занял важное место в институте. Во всяком случае, все лучшие места в коридорах: Бенедиктов расставил там свои аквариумы. Он без церемоний брал за пуговицу людей из других отделов и подолгу рассказывал им о тайнах рыбьих организмов. Кроме того, он допекал замдиректора по хозяйственной части требованиями на разнообразный корм для рыб.