— Слушай, тезка, найди, она нам позарез нужна, — Котов чиркнул пальцем по горлу.
— Сделаем. Ты не забудь, Льву Ивановичу передай привет от опера, с которым он под Новый год Косого Витьку брал.
* * *Гуров сказал категорически — без его разрешения в тир, где тренировался Авилов, ни ногой. Однако Станислав прекрасно понимал, что Авилова придется брать, а показания тренера из тира необходимы. Распоряжение Левы понятно, перестраховывается, но Крячко не первый день замужем, уж посмотреть на человека и не засветиться как-нибудь сумеет.
Сегодня, когда все разъехались, Станислав оставил на телефоне Нестеренко, заявил, мол, больше терпеть не могу, необходимо к зубному врачу. Даже самые мужественные люди считают визит к зубному врачу ну если не подвигом, то поступком серьезным.
Накануне Станислав узнал, что один из отделов МУРа стреляет в четырнадцать часов. Он договорился со старым приятелем, ныне начальником отдела. Пожаловался, сказал, что от непрерывного составления отчетов, справок, докладных и прочей макулатуры у него задница заскорузла, напомнил подполковнику, что был его начальником, и уговорил взять на стрельбы.
— Станислав, чего ты меня, как девчонку, уламываешь? — возмутился приятель. — Приезжай.
— Да у меня чего-то тачка барахлит, я к часу к тебе подъеду, вместе со всеми автобусом, как в старые добрые времена.
— Ты пистолет не забудь взять, а то эти штучки, дескать, забыл, дай из твоего стрельну, уже лет двадцать как не проходят, — заявил подполковник. — Хочешь стрелять — изволь чистить.
— Никакого уважения к старшим, — вздохнул Станислав. — У меня и пистолета-то нет, только шариковая ручка, — хохотнул и положил трубку.
Станислав надел форму: он не знал, какой порядок сейчас, но в его время на стрельбах требовали быть в форме.
Потом они долго тряслись автобусом, приятель удивлялся, отчего полковник отказался ехать на "Волге", и из солидарности полез тоже в автобус.
Тир был знакомый, а вот тренер, хоть и в возрасте — за полтинник, новый. Молодые ребята смотрели на Крячко и с уважением, и с сожалением: конечно, полковник, но возраст, по девочкам не побегаешь. Уступили ему право стрелять среди первых, но Крячко захромал, сказал — мол, камешек в ботинок попал, сел на скамейку, разулся и начал наблюдать за тренером.
Демидов Сергей Семенович, майор милиции в запасе. Такие данные у Крячко имелись. Но что он за человек, Сергей Демидов? Мент-отставник или агент ФСБ? Хотите держать агента в нашем тире? Держите. Мне наплевать. Он вам все наши нехитрые анекдоты перескажет. Но если он обучал Авилова, знаком с Золотаревым, то это маленькая, а цепочка. От Золотарева может идти путь наверх. Через какого-нибудь замзавотделом вплоть до вице-премьера.
— Господин полковник, вам на огневой рубеж, — услышал Станислав и очнулся.
Он не любил оставаться в долгу, взял лежавший на стойке пистолет, ответил:
— Я, коллега, стоя на огневом рубеже, давно в памятник превратился.
— Извиняйте, а у вас личного оружия нет? — спросил Демидов.
— Все у меня есть, но больше прочего у меня лени. Его же потом чистить требуется, а я терпеть не могу работать. У меня аллергия ко всякому труду.
— Случается, — Демидов смотрел не в упор, но внимательно. — А как же до полковника дослужились?
— Как и все, по блату. Свекор — сосед моего плетня, — Станислав дослал патрон в патронник, спросил: — Пятая ростовая?
— Верно.
— Слишком далеко поставил. Нарочно, наверное. — Станислав выпустил пули одна за одной без перерыва, тихо сказал: — Полковник... — он произнес фамилию невнятно, — стрельбы закончил. Ну что, командир, пойдем покурим?
— Не балуюсь, — сухо ответил Демидов, а Станислав подумал — точно гэбэшник. Не станет простой отставник так разговаривать с полковником.
— Господин полковник, пошли к мишеням, — сказал Демидов. — Вижу, вы когда-то неплохо стреляли.
— Я когда-то молодым был, самолюбивым, так с годами прошло, — ответил Станислав и обратился к своему приятелю, начальнику отдела, идущему рядом: — Часто стреляете?
— Начальство пенделя даст, еду, — ответил тот неохотно. — Считай, полдня профукали, а работать за меня Мыська будет?
Они подошли к мишеням, результаты были средненькие, и у Станислава не лучше и не хуже других. Он стрелял очень хорошо, сейчас дурака валял, злился на себя, что не может никак в разговоре зацепить инструктора. Демидов записывал в блокнот результаты, спросил:
— Господин полковник, как ваша фамилия?
— Меня можно не записывать, я не из их отдела. Так, пристроился по блату, решил руку проверить.
— Как желаете. — Демидов закрыл блокнот, положил карандаш в карман.
Станислав чувствовал: инструктор заинтересовался неизвестным полковником, который по собственному желанию поехал в тир. Все знают, ездить стрелять никто не любит, только молодежь.
На обратном пути приятель несколько раз начинал разговор, Станислав отмалчивался. Наконец сказал:
— Высади меня у министерства. Будь здоров и спасибо, — и выскочил из автобуса, когда двери открылись.
Всю дорогу до кабинета Станислав ругал себя последними словами, убежденный, что Гуров подход к инструктору нашел бы обязательно.
За время его отсутствия никаких звонков не было. Нестеренко скучал, в деле наблюдался полный штиль.
Вскоре вернулся Гуров, и тут же приехал Котов. Гуров осмотрел группу, как бойцов перед атакой, и решительно сказал:
— Хватит выжидать, начинаем нападение. Валентин, ты отправляешься по месту жительства Виталия Золотарева и делаешь на него установку, с заходом в отделение милиции. Григорий, ты возвращаешься в Измайлово, торопишь нашего общего знакомого опера, добываешь адрес Дины Павловой, являешься к ней прямо домой, интересуешься, не видела ли она парня, похожего на Юрия Авилова, и где она сама находилась в момент, когда парень покупал цветы. Оцени женщину, как одета, как пахнет, пьет ли сейчас. Легенда — занимаешься квартирными кражами. Можешь намекнуть, мол, имеем показания, что мадам торговала на Тверской цветами, но источник хлипкий, мы ему не верим, а вопрос для перестраховки. Ну а ты, Станислав, коли проявил инициативу в отношении инструктора тира, развивай ее, поезжай на дом, проводи установочку, съезди на его прежнее место работы, поговори с руководством, особо не секретничай. В отношении его сотрудничества с ФСБ можешь спросить прямо. Дескать, нам ни к чему, чтобы агент контрразведки работал в нашем тире, крутился среди наших офицеров.
Станислав глянул хитро, спросил:
— Ты хочешь, чтобы мы разом засветились?
— Верно, но я не хочу, чтобы вы явно подставлялись, желательно, чтобы они были умными и проницательными.
На другой день к чиновнику по особым поручениям прямо с утра поступили нехорошие известия. Получил их по телефону Грек.
Первой объявилась Дина Павлова.
— У меня неприятности, — начала она без предисловий. — Вы помните, я третьего дня встречалась на Тверской с вашим уголовником?
— Не волнуйся, Дина, он очень приличный молодой человек, — спокойно ответил Грек. — Записка была в цветах, видеть ее никто не мог.
— Приличный. — Она была взвинчена, очень хотелось выпить, а успокоительные лекарства кончились. — Его разыскивает милиция. Меня полночи допрашивали, душу вынули.
Грек все понял, ответил:
— Дина, мы с тобой выбрались из канализации, ты сейчас элегантная, очаровательная женщина, неужели ты желаешь вернуться в эту помойку? Я сейчас не могу приехать, но пришлю молодого человека, он тебе поможет.
Только он сделал соответствующие распоряжения, как позвонил Демидов.
— Здравствуй, друг, — сказал он спокойно. — Вчера у меня на работе объявился парень из главка. Он в группе человека, которым ты интересуешься.
— А ты не ошибся?
— Я его знаю в лицо.
— Значит, как мы и рассчитывали, он вышел на след, — сказал Грек.
— Он слишком быстр, это мне не нравится.
— Твое дело — вообще сторона, мало ли кто стреляет в твоем тире. Начнут официально допрашивать, говори все как есть.
— Ты отдаешь Виталия?
— Вот его ты не знаешь. Да, с Авиловым был мужчина, но ты не обратил на него внимания.
— Поверят?
— Их дело, ты же не должен ничего доказывать. Не помню, и все.
Грек только положил трубку, как телефон вновь ожил, и звонил Виталий Золотарев.
— Здравствуй, мной интересуются, — лаконично сказал Золотарев.
— Ты сегодня третий, — ответил Грек. — Подробнее: где, как?
— Обычно, пороха не выдумали. Соседи в доме. Меня удивило, зашли в отделение, главное, не к участковому или оперу, а прямо к начальнику. Содержание разговора мне неизвестно, но полковник меня терпеть не может.
— А у него, еще маленького, наши отца взяли, и он не вернулся, — сказал Грек. — Знали, что невиноватый, но под горячую руку попал.
— Владимир, в наших кадрах не могут знать обо мне? — спросил Золотарев. Чувствовалось, что он нервничает.
— Обычное личное дело, я его сам видел, немного хорошего, чуть плохого, более ничего, — уверенно ответил Грек. И невольно вспомнил, как полгода назад хотел вновь заглянуть в дело Золотарева, но секретчик потребовал визы начальника главка. Тогда это его не насторожило, сегодня все выглядело иначе.
Ничего не поделаешь, придется докладывать штатскому вертихвосту. Грек никогда не ходил с папкой, все необходимое держал в голове. Он позвонил секретарю, сказал, что у него срочные документы, которых, естественно, не было, да и быть не могло.
— Принесите мне, я доложу, — сухо ответил секретарь. Видимо, он понял, что между шефом и гэбэшником произошла размолвка.
— Исключено, — сказал Грек. — Они тут совсем с ума посходили. У старого гэбэшника нет таких документов, которые он мог бы оставить секретарю, и тот об этом прекрасно знает.
Секретарь трубку не положил. Грек не сомневался, что и с хозяином сопляк не советуется. Может продержать на проводе некогда всемогущего человека — вот и кайфует. Молодой и глупый, не понимает: во все времена — и вчера, и сегодня, и завтра — полковник спецслужбы способен такого мальчонку сожрать и костей не выплюнуть.
— Через пятнадцать минут вас ждут, — произнес наконец секретарь и положил трубку.
Грек пожал философски плечами, поднялся из-за стола, сделал несколько гимнастических упражнений, вышел в коридор, затем вновь вернулся в кабинет, взглянул на часы и опустился в кресло для гостей... Он ожидал, что Гуров выйдет на Авилова, был готов к этому. Однако гэбэшник не предполагал, что розыск сработает столь оперативно. Парень мог завалить подготовку, тир и прочее. Но при таком раскладе Авилов называл инструктора, а тот отвечал, что не помнит. По мысли Грека, все должно было происходить медленно, тягуче и завершиться очень не скоро. Если усталый, замордованный Гуров доберется до косвенных доказательств, Грек выстрелит, и все облегченно вздохнут. Грек не собирался жертвовать агентурой, такое ни в какие ворота не лезет.
Чиновник встретил его сухо, кивком указал на кресло и спросил:
— Где горит?
— Везде. Нельзя сказать, что я ошибся, но Гуров оказался не только умен, но и чертовски быстр.
Доклад Грека был короток, но чиновник его постоянно перебивал, задавал идиотские вопросы, давал запоздалые указания.
— Вы хотите сказать, что милиция может добраться и до нас? — Чиновник не сдержался, сорвался на крик.
— Такой глупости я не говорил, — холодно ответил Грек. — Я доложил, попрощался, ушел, больше мы в ближайшее время не увидимся. Когда Гуров свернет в сторону и пойдет своим путем, я, возможно, появлюсь. Валентину Николаевичу вы можете ничего не докладывать, он будет в курсе.
— Вы хотите сказать, что встретитесь с вице-премьером лично? — Чиновник чуть не задохнулся. — Да вас к нему не пустят.
— Меня, — Грек поднялся, — пустят. А вам советую сидеть тихо, словно мышь... Хотя мне все равно, я работу с вами закончил. Всего наилучшего, — он кивнул и вышел из кабинета.
В приемной, кроме секретаря, никого не было. Грек подошел к столу и прошептал:
— А ну-ка встать!
Секретарь испуганно втянул голову в плечи, чувствовал, сейчас ударят. Он правильно чувствовал, но Грек взял себя в руки, осмотрел человека, пожал плечами и вышел в коридор. Мельчаю, нервы никуда, думал Грек, направляясь в свой кабинет, чтобы позвонить вице-премьеру, договориться о встрече. Соединившись с Поповым, Грек сказал:
— Здравствуйте, Валентин Николаевич, у службы "С" есть для вас сообщение. Когда и где вы можете меня принять?
— Здравствуйте, не думал, что вы позвоните столь быстро, — ответил Попов. — Где нам встретиться, вам решать, вы специалист.
— В настоящее время ваш кабинет вполне подходящее место. Лучше, если вы согласитесь на вечер, меньше зрителей, и отпустите секретаря, оставьте только охрану.
— Сегодня в двадцать один час, — сказал Попов.
— Вы очень любезны, я буду без трех минут девять.
— До встречи. — Попов положил трубку и недовольно поморщился.
Он был опытный аппаратчик и прекрасно знал: никогда ни одно сложное мероприятие не проходит точно по плану. Можно учесть все, кроме человеческого фактора. Обязательно, рано или поздно, на одной из позиций оказывается человек, чьи способности были преувеличены или преуменьшены. Не говоря уже о том, что, если в операции задействовано большое количество людей, непременно среди них оказывается если не предатель, то человек малодушный либо болтливый, возможно, трус, неврастеник.
Попов расчленил союзников на множество групп, не зависимых друг от друга. Таковы азы конспирации, провал или отказ одного звена никак не сказывался на деле в целом. Больной орган блокировался, удалялся из организма, никто и не замечал происшедшего. Попов отлично понимал свой уровень: кресло президента, пост премьера ему никак не светили. Он не желал находиться в экзотической стране, обладать женщинами, яхтами, особняками. Он хотел жить в России, быть в первой пятерке президента и не думать постоянно, к кому он повернулся спиной. Он понимал, что все это пустые мечты, человек в большой политике не имеет возможности расслабиться ни на секунду, иначе окажется за бортом. Закон всегда один — если ты не плывешь на пределе сил, ты тонешь.
И затея, в которой он сейчас принимал участие, — глупая затея самовлюбленных фюреров, и даже победа, пусть и вполне реальная, даст ему возможность передохнуть максимум полгода, а ему только сорок три, уходить из активной жизни рано, да и невозможно. Пустые разговоры о вилле на Канар-ских островах, пальмах, пляжах, мулатках — это для дебилов... Впрочем, он об этом уже думал. Он согласился активно участвовать в подготовке к выборам двухтысячного года лишь потому, что желал находиться в курсе происходящего. Если бы он отказался, нашли бы другого, а его имя вычеркнули из списка, перекрыли бы потоки информации.
В общем, вице-премьер, теоретик нового движения, заговора, как ни назови, отнюдь не являлся его ярым поклонником, скорее невольником. У него была конкретная задача: удержаться на следующих выборах во власти, вот он ее и решал. Президент менял свои заявления — "да", "нет". Сравнительно молодой, очень опытный политик президенту не верил, был убежден: тот сам не ведает, какое решение примет завтра. Решение зависело от множества факторов и меньше всего — от Конституции, которую упоминали то и дело. Фактор первый и основной — здоровье. Если лидер будет здоров, ему не справиться с собственными эмоциями, неуемным желанием драться и доказывать. Преимущество сегодняшнего лидера неоспоримо, взять хотя бы то, что он, имея слаженную и сильную партию власти, не нуждается в длительной подготовке и может выставить свою кандидатуру в последний момент. Чего никак не могут себе позволить его соперники. Они должны определяться, раскручивать гигантский механизм предвыборной кампании, практически раскрыться. И тогда лидер, посмотрев, кто есть кто, способен пригласить к себе двух-трех сильных людей из каждой команды, и люди, которые всегда остаются людьми, слабыми и трусливыми, предпочтут синицу в руках, сменят футболки и разрушат оппозицию к чертовой матери.
При таком раскладе для Попова место в партии власти не найдется, он слишком мал и зависим, не представляет для хорошо отлаженного механизма никакого интереса. Примкнуть к одной из оппозиционных партий, открыться — значит попасть в полную зависимость от нового претендента, который неизвестно, останется ли в седле к моменту старта.
Потому и принял Попов решение захватить телевидение заранее и молчать до последнего момента. А в нужный день все сделает именно телевидение, и не генералы и финансовые тузы, владельцы каналов, а среднее звено. Как и во всякой войне, победу определяют не фельдмаршалы с картами, а майоры с мелкими боевыми соединениями если бьются всерьез, то и побеждают.
Вопрос за "немногим": сохранить план в тайне и, перебрав всех творчески действующих лиц ЦТ, собрать молчаливую и мощную команду, которая могла бы выступить в последний момент и объяснить людям, кто именно должен управлять Россией.
В свое время путчисты не зря рвались в Останкино. Они только не понимали, что им некого посадить перед камерой. Ведь говорить должны не Щорсы с кровавыми повязками на голове, а хорошо знакомые людям журналисты, комментаторы и ведущие, которые завоевывали свой авторитет годами, давно стали членами семей, людьми своими, вызывающими полное доверие.
Таков был план вице-премьера Валентина Николаевича Попова. Но он, как человек действительно умный, прекрасно понимал, что от теории до практики отнюдь не один шаг. Что до выборов времени еще немерено, отлично, но что в деле должно участвовать огромное количество людей, крайне опасно. Можно отбирать и тасовать, колеблющихся, не уверенных в себе отстранять от эфира, посылать их в загранкомандировки. Все можно, но лишь до того момента, пока президент не ведает, что творится в Королевстве Датском. Сегодняшний лидер слишком силен, энергичен и смел. Если он разберется в ситуации лично, то просто сменит действующих лиц, кого нельзя сменить, переманит, перекупит, запугает, вынудит уйти на другую работу. Никто не способен сегодня разобраться в ситуации и доложить лидеру действительное положение дел. Никто, кроме одного молодого отчаянного авантюриста, первого вице-премьера, человека умного, хитрого и дальновидного. Против него лишь один козырь: его не любит народ. И хотя "народ" — понятие слишком общее, он никогда ничего не решал, однако никто не способен сказать, что как было вчера, так будет и завтра.