– Ладно, поезжай сам. Вези в Москву свою Алину. А я с детьми посижу.
– Ты?!
– А что такое? Я не справлюсь, по-твоему? Или я их съем? Или что-то ужасное делать заставлю?
– Да нет. Не в этом дело, конечно…
– А в чем?
– Лиза, но это же несовместимо. В голове не укладывается! Ты – и дети. Тем более чужие. Это же, прости меня, конец света! Нонсенс какой-то!
– Да пошел ты знаешь куда? – обидевшись, со слезами в голосе крикнула Лиза. Она и в самом деле чуть не расплакалась, но вовремя взяла себя в руки, проговорив тихо и горестно: – Вот почему, почему ты все время обидеть меня норовишь? И так у тебя это ловко получается, как ножом в спину… Почему ты ко мне так жесток, Лёня? Или считаешь, что от меня любая обида может отскочить и рассыпаться, как от стенки горох? Зря так думаешь.
– Да я вовсе не хотел тебя обидеть, что ты! Я хотел сказать, что… Что… – загорячился в ответ Лёня, пытаясь лихорадочно подобрать простые и необидные для своих объяснений слова. – Хотел сказать, что ты просто… Другая…
– Да ладно! – махнула на него рукой раздраженно Лиза. – Знаю я, что ты хотел сказать! Что я никогда раньше не говорила о детях, да? Что не хотела иметь своего ребенка? Что слишком занята профессией, чтоб думать обо всем этом? Это ты хотел сказать?
– Ну, нет… Хотя, в общем…
– А ты знаешь, почему я их не хотела? Просто потому, что у меня их быть не может, вот почему! Не смогу я родить никого и никогда! По обыкновенным и пресловутым физиологическим причинам не смогу, и все!
– Лиза, я же не знал. Ты никогда не говорила…
– А самое обидное знаешь что? Всего неделю назад мы с Варварой взяли и придумали выход из этого положения. Если б ты не ушел, мы бы смогли с ее помощью родить ребенка.
– Ну, что теперь поделаешь, Лиза, дорогая… Значит, не судьба, наверное!
– Значит, так. Ты прав. Ладно, поговорили на тяжелую тему и хватит. Детей я прямо сейчас с собой заберу. Чего тянуть-то?
Она решительно встала и быстро вышла из кухни в комнату, присела на корточки к сидящим на полу Борису и Глебу, с самозабвением катающим вокруг себя маленькие машинки и отключившимся в этот миг от всего земного и вокруг происходящего. Глеб вдруг взглянул на нее испуганно, моргнул белесыми ресничками и пропищал потерянно:
– Тетя, а вы когда домой к себе пойдете, машинки с собой заберете, да?
– А давайте мы, ребята, так поступим: я заберу машинки вместе с вами. Все вместе ко мне домой и поедем – и вы, и машинки.
Близнецы озадаченно уставились на нее одинаково расширенными глазами, изо всех сил прижимая сокровища к груди. Потом переглянулись быстро и настроились пореветь от таких странных тетиных непоняток – чего это она говорит такое!
– Ну, ты, Лиза, даешь! Воспитательница Макаренко! – пришел на помощь вошедший вслед за ней в комнату Лёня. – С ними нельзя так. Им надо только правду говорить, они все прекрасно понимают.
Так же как и Лиза, присев рядом на корточки, он положил ладони на белобрысые темечки близнецов, повернул их головки к себе:
– Слушайте сюда, мужики. Тут такое дело. Надо маму в другой город на операцию везти, чтоб она выздоровела. Вы ж понимаете… Можно я ее отвезу? А?
Борис и Глеб одновременно мотнули под Лёниными руками головами, соглашаясь. Потом снова уставились на него доверчиво и послушно, ожидая дальнейших объяснений.
– А вам оставаться одним дома нельзя. Вы кашу варить умеете? Нет. Дверь закрывать умеете? Нет. В магазин за молоком ходить умеете? Нет. Так что по всем раскладам выходит, что надо вам ехать к тете Лизе в гости.
– А она умеет кашу варить?
– Тетя Лиза-то? Кашу? Я думаю, умеет. Тетя Лиза, ты умеешь кашу варить? – совершенно серьезно обратился он к Лизе.
– А то! Всю жизнь только этим и мечтала заниматься! – глядя Лёне в глаза, так же совершенно серьезно ответила Лиза. Даже слишком серьезно и даже где-то с вызовом, будто огрызаясь таким образом на его «воспитательницу Макаренко». – Уж эту проблему решу как-нибудь. Голодными в любом случае не останутся.
– Да ты не обижайся, – примирительно улыбнулся Лёня. – Я и в самом деле ни капельки не хотел тебя обидеть! Я все прекрасно понимаю. И безумно за все благодарен. Вообще, у меня такое чувство, будто заново с тобой знакомлюсь.
– Спасибо на добром слове. Ты знаешь, у меня точно такое же чувство.
– Тетя, а тебя Лизой зовут, да? – перебил их обмен любезностями Глеб. – А у тебя в доме комната большая? Мы все в ней поместимся? А кухня есть?
– У тети Лизы в доме много комнат, ребята. Всем места хватит, – весело повернул к нему голову Леня.
– Как это, много комнат? Так ведь не бывает, – недоверчиво проговорил Борис, тоже вступая в интересный разговор. – Вот в больнице, где мама лежит, много комнат, я видел. А в обыкновенном доме только одна комната.
– А у тети Лизы еще и лестница есть, самая настоящая. На которой прыгать можно. А еще живой огонек в стене – камин называется. В него дровишки подкладываешь, и он горит. И лужайка вокруг дома – на ней можно в футбол играть. А в доме тетя Таня живет, которая такие булочки печет – просто ум отъешь.
– Ладно, чего словами рассказывать? Неинтересно же! Надо все глазами глядеть, правда? Так что одевайтесь, поехали! – решительно поднялась Лиза.
– Прямо сейчас? – испуганным хором спросили мальчишки и уставились на Лёню, ожидая его решения.
– Лиз, погоди, я хоть одежонку какую с собой соберу.
– Да не надо ничего! Все сама куплю. И до машины нас не провожай, ладно? Мы сами…
– А мы что, тетя Лиза, прямо на настоящей машине поедем, да? – с радостным придыханием спросил Глеб, просовывая руки в рукава своего кургузенького пальтеца. – Прямо с настоящим рулем? И с колесами? По-настоящему поедем, по большой дороге?
– Ну да, по-настоящему, – растерянно подтвердила Лиза, торопливо отгоняя от горла противный слезный комочек, приготовившийся засесть накрепко, как давеча после не опознанных близнецами игрушек в виде киндер-сюрпризов, или Глебовых «яиц, обернутых в яркие бумажки».
– Как здоровски! Ура! Мы поедем на настоящей машине! – запрыгали близнецы в маленькой прихожей, мешая ей одеться.
Лёня молча смотрел на них, улыбаясь грустно. Потом присел, поправил на шее Бориса клетчатый шарфик, поднял воротник пальто у Глеба. Прижав их к себе руками, замер на полминуты, закрыв глаза, потом проговорил тихо:
– Слушайтесь тетю Лизу, мужики, ладно? Она хорошая, очень хорошая.
– Ладно, не подлизывайся! – сглотнув прорвавшийся таки к горлу комок, решительно проговорила Лиза. – И давай сейчас же дуй за билетами! Чтоб к утру духу твоего вместе с Алиной в городе не было! Понял, папашка Макаренко? Пошли, ребята.
12
За всю дорогу до Лизиного дома мальчишки не проронили ни звука, сидели, прижавшись друг к другу, как два воробышка, робко поглядывая в окошко. На Лизины вопросы тоже не отвечали, и она тревожно оглядывалась назад, изо всех сил растягивала губы в ободряюще-веселой улыбке. Честно признаться, она сама перетрусила, ругала себя последними словами. Надо же, порывистая какая нашлась! Вот не зря ее старик Заславский всегда поругивал за первые эмоции. Нельзя идти на поводу у первого порыва. Посидеть-подумать надо, а потом уж принимать какие-то решения. А тут, смотрите-ка, добрая какая тетя Лиза нашлась. Мери Поппинс по совместительству. «Воспитательница Макаренко». Сейчас еще и Татьяна ее деревенским трехэтажно-остреньким словцом покроет за такой подарочек, это уж и к гадалке ходить не надо.
Впрочем, долго она не досадовала. Что теперь делать, раз так получилось? Надо жить по-новому, как-то исполнять взятые на себя обязательства по содержанию и воспитанию, или как там еще говорится. А обязательства она всегда выполняет добросовестно. Уж по крайней мере, по содержанию детей она их точно добросовестно выполнит, а вот с воспитанием – это уж как бог на душу положит. С воспитанием потом их матушка как-нибудь разберется.
Въехав во двор дома, она быстро соскочила со своего сиденья, распахнула дверцу:
– Ну все, ребятки, вот и приехали! Пойдем с тетей Таней знакомиться. Вам с ней и придется теперь дружить. Она хорошая тетя, добрая, вы ее не бойтесь.
– О господи, Лизавета, горе ты мое! – только и всплеснула руками Татьяна, выйдя к ним навстречу из кухни. – Где таких чумичат умудрилась найти? И откудова их только взяла? На помойке какой подобрала, что ли?
– Ладно, Татьяна, не причитай, – резко и решительно оборвала ее Лиза. Уж что-что, а характер своей домоправительницы она давно изучила. Если ее не оборвать вот так, на полуслове, резко и сразу, потом долго не остановишь. Поэтому, подтолкнув к ней ласково ребят, продолжила так же решительно: – Давай, познакомься лучше! Это Борис и Глеб. И они поживут с нами какое-то время.
– Ой, божечки ты мои, – наклонилась к детям Татьяна, вглядываясь в их перепуганные личики. – Лизавета, это что? Это мне блазнит иль они и впрямь с лица одинаковые?
Въехав во двор дома, она быстро соскочила со своего сиденья, распахнула дверцу:
– Ну все, ребятки, вот и приехали! Пойдем с тетей Таней знакомиться. Вам с ней и придется теперь дружить. Она хорошая тетя, добрая, вы ее не бойтесь.
– О господи, Лизавета, горе ты мое! – только и всплеснула руками Татьяна, выйдя к ним навстречу из кухни. – Где таких чумичат умудрилась найти? И откудова их только взяла? На помойке какой подобрала, что ли?
– Ладно, Татьяна, не причитай, – резко и решительно оборвала ее Лиза. Уж что-что, а характер своей домоправительницы она давно изучила. Если ее не оборвать вот так, на полуслове, резко и сразу, потом долго не остановишь. Поэтому, подтолкнув к ней ласково ребят, продолжила так же решительно: – Давай, познакомься лучше! Это Борис и Глеб. И они поживут с нами какое-то время.
– Ой, божечки ты мои, – наклонилась к детям Татьяна, вглядываясь в их перепуганные личики. – Лизавета, это что? Это мне блазнит иль они и впрямь с лица одинаковые?
– Нет, не блазнит тебе. Успокойся. Близнецы они. Помоги-ка лучше нам раздеться.
– Так они, поди, еще и вшивые.
– Татьяна! Прекрати! – начала злиться Лиза и так взглянула на свою домоправительницу, словно проколола ее начинающим закипать раздражением.
Татьяне уже одного этого взгляда хватило с избытком. Махнув примирительно в ее сторону ладонью, она произнесла более миролюбиво:
– Ой, и правда! Чего это я в самом деле? Права ты, девка, как всегда. – И, обращаясь к близнецам, уже совсем по-деловому уточнила: – Так который из вас, стало быть, Глеб, а который Борис?
– Вот Борис, – пропищал тихо Глеб, показывая пальцем на брата. – А я Глеб.
– Ну, ребятки, давайте раздеваться, да пойдем в ванне побултыхаемся. Вы знаете, какая у тети Лизы ванна? Вы такой отродясь не видывали! Пойдем, я вам покажу, в ней вода булькает так интересно! Сядешь, а она вокруг тебя все кружится-пузырится. Давай, Глебка, пуговки-то тебе на пальто расстегну. Ну, пойдем! А потом обедать будем, там и булочки подоспеют как раз, горяченькие! Вы булочки какие больше любите? С маком? Или с изюмом?
Под ласковое свое причитание-журчание она ловко сняла с мальчишек верхнюю одежонку, успев при этом вопросительно взглянуть на Лизу – что это, мол, за безобразие такое? И даже потрясла у нее над лицом Глебкиным пальтишком, будто хозяйка была виновата в его крайней убогости. Лиза поняла ее с полуслова. Тоже наклонилась к личикам близнецов, спросила ласково:
– Ребята, я в магазин съезжу ненадолго, ладно? Останетесь пока с тетей Таней? Вы ее не бойтесь, она хорошая! Пока вы тут купаетесь, я уже приеду! А в ванной у меня и правда все интересно… Я быстро! Ага?
Снова сев за руль, она быстро выехала за ворота и начала лихорадочно соображать, где поблизости находится магазин с детскими прибамбасами. Ничего такого ей, конечно же, не сообразилось и на память не пришло. Да и откуда бы оно пришло, интересно? Никогда подобных проблем не возникало. И звонить-спрашивать про это тоже не хотелось – придется же, хочешь не хочешь, на ненужные вопросы отвечать, объяснять чего-то… Влетев в город, она просто поехала по улицам вслепую, всматриваясь в названия магазинов. Черт, и напридумывали же нынешние торгаши красивых имен своим лавчонкам! То ли дело раньше: написано «Детский мир», значит, там обязательно детские товары и продают. А вот магазин под названием «Леопольд» – что это? Имя кота из мультфильма? Или имя мужика-хозяина? Надо узнать.
Магазин оказался именно таким, как надо было, – детским. И очень большим. Лиза, широко шагая, прошла через огромный торговый зал, деловито подошла к двум симпатичным девчонкам-продавщицам, коротко изложила задачу:
– Значит, так. Мне нужно подобрать полный мальчишечий прикид от носочков-трусиков до верхней одежды. И побольше. Все самое модное и красивое. И все в двух экземплярах. И побыстрее, пожалуйста.
– А сколько лет ребенку? – удивленно и испуганно моргнула, выслушав ее, одна из девушек. – И почему в двойном экземпляре? У вас близнецы, да?
– Да.
– А сколько им лет?
– Что? Лет сколько? Ну…
Лиза замялась, соображая, какого такого возраста могут быть Борис и Глеб. Потом оглянулась растерянно по сторонам и радостно показала пальцем на краснощекого крепыша, ведомого матерью за руку по торговому залу.
– Вот! Видите, малыш идет? Примерно такого возраста! Только худенькие очень. И постарайтесь побыстрее, ладно? Отбирайте все самое хорошее и сразу в пакеты складывайте.
Девушки, переглянувшись, пожали плечами и пошли выполнять заказ странной клиентки. Поначалу пытались даже показывать отобранные вещи, но она только нетерпеливо махала в их сторону рукой:
– Да ладно, я полностью доверяю вашему вкусу. Складывайте сразу. И побыстрее, пожалуйста.
Пакетов с отобранной девушками одеждой набралось изрядное количество. Лиза с трудом доволокла свою ношу до машины и торопливо сложила в багажник и на заднее сиденье. И рванула домой, от нетерпения барабаня красивыми твердыми ногтями по рулю на красных светофорах. Потом еще пришлось, кряхтя, затаскивать все хозяйство в дом.
Бросив все на руки подоспевшей на помощь Татьяне, она быстро прошла в гостиную и присела на диван к чистеньким, завернутым в мохнатые желтые полотенца мальчишкам. Они сидели, прижавшись, как обычно, друг к другу, и, не мигая, смотрели завороженно на каминный огонь. Отсветы пламени уютно отражались на их розовых чистеньких мордашках, и пахло от них, Лиза почуяла, хорошо – шампунем, мылом, детскостью, молоком, чистым проглаженным полотенцем.
А потом они с Татьяной обряжали их во все новое. Мальчишки с некоторым недоверием и робостью разглядывали на себе яркие стильные футболки и штанишки, напяливали, кряхтя, новые носочки и невиданной красоты ботинки и притопывали ножками для верности. Татьяна только охала и покачивала из стороны в сторону головой:
– Ой, красота-то какая. Только что ж ты, Лизавета, все впритык-то купила?
– А что? – не понимала Лиза. – Наоборот же, хорошо – в самый раз! А как надо было?
– Ну, как-как, на вырост! На два размера больше, значит.
– Зачем?
– Да чтоб носить подольше! Вот же ты глупая какая! Такая одежонка небось недешево стоит. Еще и не изорвется совсем, а уж и не годна будет.
– Ой, да ладно, Тань! Потом другую купим!
– Когда это – потом? Они что, долго у тебя в дому жить будут? А они вообще чьи, Лизавета? Где ты их взяла-то? Необычные какие, видно, что не баловни. Спокойные, рассудительные…
– Да это Лёнины. В смысле, дети женщины, к которой он от меня ушел.
– Ой, ёченьки, – только и проговорила Татьяна, без сил опускаясь на диван. – Это ты чего ж такое сотворила-то, жаль ты моя? Ну и глупая ж ты у меня баба. И как только ума хватило…
– Ну да. Глупая, – подтвердила Лиза, любуясь на нарядных близнецов и думая про себя – какие ж они прехорошенькие, оказывается.
Одетые в одинаковые одежки, Борис и Глеб и впрямь выглядели презабавно, как с картинки. Их до этого слегка вьющиеся волосы вдруг затопорщились упругими беленькими колечками, клетчатые легкомысленные штанишки-комбинезончики на лямках как будто только и ждали своего часа, чтоб ловко усесться на худенькие, но достаточно крепенькие фигурки, и даже личики стали совсем другими – более миловидными, более приемлемыми.
«Вот именно – приемлемыми! – вдруг ругнула себя Лиза, поймав за хвост это коварное слово в мыслях. – А неприемлемых, выходит, вам не очень и надо, уважаемая Елизавета Заславская? Так ведь? Стали они более-менее приемлемыми, и вот вы уже ими любуетесь и даже вроде как полюбить готовы. А слабо вам было полюбить их некрасивыми-черненькими? В старых пальтишках-курточках? Нет, видно, не откроется у вас никогда этот самый материнский зов, о котором толковала давеча Рейчел. Она-то вообще больного ребенка полюбить сумела…»
Лиза вздохнула и покачала головой, улыбнулась тихо виноватым своим мыслям. Вот же проклятое логическое мышление адвоката – нигде покою не дает. Привыкла в любой ситуации видеть всякую сторону – и видную, и потаенную. Привыкла плясать от обратного, от абсурдного даже, и выворачивать вполне, казалось бы, понятные вещи наизнанку, на некрасивую их сторону, и приходить таким путем к истине. К сермяжной, противной, настоящей правде.
Борис и Глеб тем временем успели напялить на себя и верхнюю одежонку. Девчонки-продавщицы из магазина действительно оказались с хорошим вкусом – в ярких бело-синих пуховых комбинезончиках мальчишек было не узнать. Красавчики, а не дети. Ангелы божьи, Борис и Глеб!
За ужином «ангелы» вовсю клевали носом. Но все равно не переставали жевать все подряд – и котлеты, и салат, и фрукты, и Татьянин «молочный кисель» в красивых маленьких баночках. Глеб так и уснул с ложкой во рту. Зато Борис продержался до последнего, и даже самостоятельно, слегка, правда, покачиваясь, дотопал вслед за несущей на руках Глеба Лизой до гостевой спальни, где Татьяной была приготовлена для них постель на ночь. И тоже уснул крепким и сытым детским сном, уткнувшись лицом в пухлую подушку. Хозяйка дома наклонилась, осторожно перевернула его на правый бочок – вспомнила, как ее так же переворачивала в детстве бабушка, – потом распрямилась медленно и еще постояла минуту над кроватью, вслушиваясь в ровное и чистое, практически в унисон шелестящее детское дыхание, и на цыпочках вышла из спальни, тихонько прикрыв за собой дверь.