Марина и Сергей Дяченко. Рассказы
Ордынец
…Невыносимая тяжесть густой черной жижи. Невыносимая тяжесть, пласты и пласты мутной воды, паутина гнилых корней – древних корней, не успевших стать слизью… Покосившиеся камни, неразличимые в плотной вязкой массе. Мертвая тишина, мертвая темнота, и давит, давит, давит…
…Встать.
* * *
Прямо посреди второй четверти в их пятом классе объявился новичок. Звали его обыкновенно – не то Витя, не то Саша, только никто почему-то не мог запомнить, как именно.
А вот фамилия у новичка была яркая. Ордынец. Человек орды.
Так и стали звать.
Юльке Фетисовой он не понравился сразу; про себя она сравнила его с желтобрюхим вараном – неприятной тварью, виденной однажды в зоопарке в городе Наеве. У варана был отрешенный, ничего не выражающий холодный взгляд; Ордынец же всегда казался повернутым к собеседнику спиной – даже когда смотрел ему прямо в глаза.
Держался он тихо и замкнуто; учился неплохо, изредка прогуливая уроки, за что и получил в конце четверти вместо поведения «прим» поведение «уд». Невыразительная внешность и вечное ко всему равнодушие сделали бы Ордынца полностью незаметным в толпе пятого «А», если бы в преддверии каникул не произошла неожиданная и неприятная история.
Накануне Нового года шефы с Плотины одарили школу пригласительными билетами на елку в Наев; каждый глянцевый билетик снабжен был корешком «Подарок». К событию готовились загодя, предвкушая и веселый хохот в электричке, и праздничную толчею большого города, и елку, и полых изнутри шоколадных дедморозов – когда выяснилось вдруг, что пригласительных не хватает на всех.
Степка Васенцов был баламут и заводила; Степка первым закричал, что если не ехать всем классом – то не поедет никто. Степку поддержали – кто из солидарности, кто из желания угодить, а кто из страха, потому что у Степки были не только громкий голос и большие кулаки, но и многочисленные друзья из шестого и даже седьмого класса. Сильнее же всего было главное опасение – выломиться из коллектива, оказаться не как все.
Юлька Фетисова огорчилась ужасно. В глубине души она признавала Степкину правоту – но убирать в шкаф уже готовое к употреблению праздничное платье оказалось тяжело до слез.
Пятый класс гордо бойкотировал Наевскую елку – а на следующий день стало известно, что Ордынец-то бойкот проигнорировал, посетил зрелище и положенный подарок съел.
Пятиклассники, со скрежетом зубовным отказавшиеся от поездки, ощутили себя обманутыми и глубоко оскорбленными; потому Степка Васенцов начал разговор, имея за спиной обширную и возмущенную толпу.
– Ты что же это?! – спросил Степка, нехорошо сузив глаза. – Ты был, что ли, на елке?
– Да, – ответил Ордынец без тени страха. Юльке Фетисовой показалось, что он удивлен.
Степка Васенцов знал, что такое «чувство локтя»; он читал передовую детскую литературу и знал, что предать подобное чувство есть самое ни на есть преступление. Он вообще был начитанный мальчик, хоть и баламут.
– Ты что же… против всех?!
Ничего ужаснее предположить было невозможно, и толпа за Степкиной спиной выжидающе притихла.
Ордынец пожал плечами. Степка шагнул вперед и протянул почти по слогам:
– А зна-аешь, что за это быва-ает?
В следующую секунду Ордынец ударил.
Это вовсе не похоже было на школьную драку с плевками, толчками и градом оскорблений. Ордынец молчал – он даже не счел нужным сделать подходящее к случаю яростное лицо. Он просто ударил, и Степка с ревом покатился по земле.
Толпа отшатнулась. Стоявшие сзади не сразу поняли, что, собственно, произошло; Васенцов прижимал руки к лицу и ревел как младенец, потому что Ордынец разбил ему нос, а это очень больно. Под этот рев пятиклассники смотрели на Ордынца, а он – на сгрудившихся перед ним испуганных детей.
В тот момент он как никогда был похож на желтобрюхого варана Юльке Фетисовой померещился удовлетворенный блеск на дне его стылых равнодушных глаз. Почему-то сразу и всем стало ясно, что следует отступить на шаг… А лучше на два.
Степка сел, по-прежнему закрывая окровавленное лицо; ему давно уже было не до гордости не до мужества, не говоря уж о «чувстве локтя». Ордынец некоторое время разглядывал его, будто решая, ударить еще раз или хватит; решив, очевидно, что довольно, снова обернулся к потерявшим дар речи ребятам:
– Я не в вашем классе… Считайте, что не в вашем. Считайте, что меня вообще нет.
Он снова пожал плечами и ушел, оставляя позади молчащих пятиклассников и хлюпающего кровью Степку – живое доказательство тому, что Ордынец все-таки есть.
История не имела продолжения – всем сразу расхотелось проводить с Ордынцем какие-либо разбирательства.
За каникулы Степкин нос почти зажил, а кровоподтек вокруг глаза из черно-лилового сделался желтым. Школьная медсестра предположила, что Васенцов поцеловался с грузовиком; посвященные в историю старшеклассники недоуменно спрашивали друг у друга, как это ТАКОЕ можно сделать с одного удара.
Находились охотники, особенно среди старших девчонок, заглянуть в спортзал во время физкультуры пятого «А»; любопытствующий взгляд находил Ордынца в самой середине строя. Спортивный костюм его был на два размера больше, чем следовало, и в нем Ордынец походил не на героя-супердрачуна, а скорее на спущенный воздушный шарик. Все положенные нормы ГТО он сдавал обязательно на четыре.
Ордынец продолжал держаться тихо и незаметно, однако между ним и прочими стояла теперь почти осязаемая ледяная стена. Всеобщее отторжение было столь явным, что классная руководительница дождалась очередного Ордынцевого прогула, чтобы устроить воспитательный час. Темой его было – Что Такое Настоящий Коллектив или Почему Нельзя Отталкивать Товарища.
Классную слушали, опустив унылые лица; Танька Сафонова ерзала, опаздывая на музыку, а хулиган Саенко, с которым у Юльки Фетисовой тянулся вялотекущий конфликт, исподтишка постреливал жеванной бумагой. Заключительным аккордом стал оптимистический вывод классной, что ребята, конечно, все поняли и Коля… нет… Саша… короче Ордынец займет в коллективе полагающееся место.
Уходящую Юльку классная поймала уже в дверях:
– Фетисова… В концерт к Восьмому марта требуют два номера.
Юлька уныло кивнула. Она была культ-масс-сектором, и на все случаи жизни у нее имелся Влад Печанов с гитарой и стих про упавшего в пропасть коня.
– Обязательно займи Ордынца.
Юлька опешила – но классная уже отступала к своему столу, давая тем самым понять, что разговор окончен.
Два дня Юлька маялась, не зная, как подступиться к внезапно возникшей проблеме; потом разозлилась и решила, что Ордынцу ничего не сделается, если обличенная властью культ-масс-сектора Юлька скажет ему коротко и внятно: «Подготовь то-то и то-то к такому-то числу». Ничего он, конечно, не подготовит, но вот совесть у Юльки будет чиста.
На гребне куража Юлька дождалась большой перемены и подошла к последней парте, где в вечном одиночестве обретался Ордынец.
– Эй, Ордынец!
Он поднял на нее глаза.
Слова застыли у Юльки на губах. Ей показалось, что ее с размаху зашвырнули в ледяную воду и теперь внимательно наблюдают, как она там барахтается.
– Что? – спросил Ордынец после паузы. Будто желтобрюхий варан облизнулся раздвоенным язычком и тихо спросил: что?
– Ничего, – сказала Юлька и поспешила прочь.
Дорога к двери показалась ей долгой, как кишка; она уходила, чувствуя прилипший к спине холодный вязкий взгляд. Ну уж нет, ей, Юльке, ничего от Ордынца не требуется, ну его, пусть его, черт с ним…
Степка Васенцов, видевший все от начала до конца, сочувственно ей улыбнулся.
А еще через несколько дней вялотекущий конфликт с хулиганом Саенко обострился.
На последнем уроке Саенко ткнул Юльку циркулем – прямо под лопатку. Юлька зашипела сквозь зубы и, развернувшись, залепила обидчику по носу тридцатисантиметровой пластмассовой линейкой. Географичка обоим записала в дневники, но этим дело не кончилось.
Саенко дорос как раз до Юлькиных подмышек – однако нрав имел подлый и непредсказуемый. На выходе из класса Юлька получила тяжелой сумкой по руке, охнула и выронила портфель.
– Очколупка, – сказал довольный Саенко.
– Лысая какашка, – ни с того ни с сего выдала Фетисова.
Круглое лицо Саенко сделалось длинным, как огурец. Такое сочетание оскорбительных слов лишило его остатков разума.
Первым делом он выпотрошил Юлькин портфель; растерявшись, она не успела выхватить из-под его грязного ботинка пластмассовый футляр для очков.
– Очколупка! Сука обезьянная!
Жалобно хрустнула любимая Юлькина ручка – на четыре разноцветных стержня. Разъярившись, Юлька бросилась врукопашную – но хулиган Саенко вывернулся, смачно плюнул на оборку передника и поддал носком ботинка Юльке под колено.
Сквозь слезы, застилавшие ей глаза, Юлька увидела двух парней из десятого класса – заинтересовавшись, они внимательно наблюдали за схваткой. Таня Сафонова испуганно жалась к стене; что-то крикнул издалека Влад Печанов – «эй, придурки, хватит» или «эй, вы чего».
Саенко футбольнул опустевший Юлькин портфель в сторону мужского туалета; кто-то загоготал противным голосом. Обливаясь слезами, Юлька снова кинулась вперед, кулак ее угодил в мягкое, Саенко взвыл и схватил Юльку за волосы.
Было ужасно больно. Она вырывалась, бессильно выкрикивая свою бесполезную теперь «лысую какашку», а Саенко методично драл и драл, не забывая походя пройтись по Юлькиным тетрадкам; в какой-то момент она не выдержала и заревела в голос – и в ту же секунду волосы ее оказались на свободе, а хулиган Саенко заорал так, что Юлькин плач утонул в его оре.
Ордынец стоял рядом, чуть наклонив голову вперед; Саенко катался с расквашенным носом, заливая кровью надраенный мастикой пол. Вопли его были совершенно нечленораздельны.
Из учительской выскочила химичка – в пятом классе нету химии, однако все, конечно, знали, что это именно химичка, причем очень свирепая. Сейчас лицо ее было краснее красной повязки на рукаве:
– Что здесь происходит?!
Десятиклассники давно слиняли. Из Саенковских воплей вычленилось смазанное:
– Орды…ы…ы…не-ец…
Химичка шагнула к Ордынцу, и ноздри ее раздувались, как алые паруса:
– Ты Ордынец? Ты это сделал?!
И тут всхлипывающая Юлька увидела невозможное. Ордынец чуть шагнул навстречу химичке и нежно, тихо, так, что слышала одна Юлька, прошептал:
– Вы дежурный педагог?
Химичка непроизвольно дернула рукой с красной повязкой.
– Почему же вы не видите, что происходит?
Химичка моргнула, и Юлька впервые увидела со стороны, как другой человек – взрослый человек! – подпадает Ордынцу под взгляд.
Саенко все хлюпал и жаловался; химичка икнула, поднеся ладонь ко рту. Вздрогнула, скривила губы; растерянно оглянулась, пробормотала невнятную угрозу и скрылась в учительской. Ордынец проводил ее взглядом, оглядел окровавленного Саенко – и потом обернулся к Юльке.
Она вдруг увидела себя его глазами – зареванная дылда в съехавших очках, растрепанная, красная, в оплеванном переднике. Ей захотелось провалиться сквозь землю – и не потому, что смотрит пятый «А» и набежавшие со всех сторон старшеклассники. Ордынец смотрел иначе. Юлька не могла понять, как – и сгорала от стыда.
Он оказался совсем рядом – невзрачный мальчонка со свинцовым взглядом старика.
– Ничего, – сказал он примиряюще. – Ничего.
Скандал замяли – Ордынцу пообещали «уд» в четверти, а Саенко так и так светил «неуд». Юльке удалось простудиться и пропустить неделю школы – а когда она вернулась, все уже забыли о происшествии.
Или сделали вид, что забыли.
На один из классных часов явились шефы с Плотины – поговорить с ребятишками о чуде науки и техники, давшем название городу – Плотинск. Ради такого случая классная принесла из дому кипятильник и чай в стеклянной баночке; гости колотили ложечками в кружках и рассказывали пятиклассникам, как трудно было решиться на возведение такого исполинского сооружения – как-никак, а несколько деревень затопили!
– Двенадцать деревень, – сказали с задней парты.
Все обернулись – кроме шефов и учительницы, они сидели к классу лицом и без того видели Ордынца, положившего подбородок на ладони:
– Двенадцать деревень. Пять кладбищ. Десять церквей и две часовни. Языческое капище десятого века…
Никогда и ни при каких обстоятельствах Ордынец не заговаривал в классе первым. Только, если спросят.
Учительница нахмурилась:
– А причем тут, Коля…
Она тут же запнулась – кажется, Ордынца зовут Слава. Как на зло, не было под рукой классного журнала.
– А при чем тут, Ордынец… Откуда такие сведения?
Шефы, добродушно щурясь, вовсю хлестали чай.
– А вы возьмите карту пятидесятилетней давности… Правда, там капища нету. – это снова подал голос Ордынец.
Клаассная обрадовалась:
– А почему бы тебе, Ордынец, не подготовить сообщение на тему… что-нибудь про науку и экологию?
Но Ордынец уже равнодушно смотрел в окно – происходящее потеряло для него всякий интерес.
Плотина была центром города и смыслом города. Плотина содержала три санатория на берегу моря и четыре пансионата в прочих живописных местах, у плотины были два пионерлагеря, пароход и лодочная база. Плотина отправляла детей своих сотрудников «за границу» – поэтому хулиган Саенко дважды был в Альпах, а отличница Таня Сафонова – ни разу, ибо Танина мама работала не на Плотине, а в городской поликлинике.
Географически Плотина рассекала город пополам, по хребту ее ползали машины, а в шлюзах кипела вода с катерами и «Кометами». Каждый год школьников водили на экскурсию к Плотине, и дамочки-экскурсоводши рассказывали с небольшими вариациями одно и то же – про чудо, его историю и что «если даже взять два миллиона лошадей и впрячь в одну повозку, они окажутся слабее, чем мощь нашей Плотины». Юлька никогда не могла представить себе такую тьму лошадей сразу.
После рассказа экскурсоводши просили задавать вопросы, и никто ничего не задавал, только Фетисова, непонятным образом жалея дамочек, со вздохом интересовалась: а если взять три миллиона лошадей?..
После памятного чаепития с шефами Юльке приснился сон. Очень страшный, между прочим.
Ей снилось, что она лежит среди склизких камней, а сверху на нее давит масса черной гнилой воды, да так, что глаза вжимаются вовнутрь черепа, а ребра втыкаются в легкие; она проснулась с криком – причиной кошмара послужил, оказывается, шестикилограммовый кот Паркет, с урчанием угнездившийся у Юльки на груди…
На другой день ей почему-то захотелось сделать Ордынцу приятное. Вроде как поблагодарить за оборону от хулигана Саенко.
Случай не заставил себя ждать – Ордынца вызвали к доске на первой же математике, тема была муторная, и Ордынец чего-то там не помнил. Юлька, по близорукости сидевшая на первой парте, имела возможность наблюдать, как холодное безразличие на лице Одынца сменяется раздражением и замешательством.
В этот самый момент покровительствующая школьникам судьба прислала деловитую завучиху с неотложным делом; математичка отвлеклась, и тогда Юлька молниеносным движением развернула свой учебник и подтолкнула его Ордынцу чуть не под нос.
Тот удивился – по понятной причине никто и никогда ему не подсказывал. В какую-то секунду Юльке показалось, что он не снизойдет – однако Ордынец снизошел-таки. Скользнув глазами по столбику формул, он обернулся к доске и застрочил, как пулемет.
– Ты чего?!
Степка Васенцов воззрился на Юльку со второй парты. Глаза его были круглыми от обиды и возмущения:
– Ты чего? Ты это ему зачем?!
Юлька смутилась и пожалела о сделанном; она еще больше о нем пожалела, когда на перемене Васенцов подкатился к ней с видом черной тучи:
– Ему же бойкот! Ты что, штер… штрек…брехер?
Степка читал передовую детскую литературу и знал длинные сложные слова. Юлька смутилась окончательно; рядышком крутился Саенко, помышляющий о реванше.
– Оставь ее в покое.
Степка не сразу понял, откуда голос, и потому возмущенно вскинулся:
– А ты чего…
И осекся, потому что Ордынец стоял уже совсем рядом и запросто мог дотянуться до Васенцовского носа. Саенко куда-то исчез.
– Я тебя трогал, да-а? – протянул Степка уже не так воинственно. Я к тебе лез?
– Пошел вон.
Ордынец глядел прямо Степке в глаза – ни дать ни взять желтобрюхий варан, вставший на задние лапы. Юлька увидела, как в круглых Васенцовских зрачках страх сменяется ужасом.
– Я же тебя не трогал, – прошептал Васенцов чуть не плача.
В следующую секунду место, где он только что стоял, опустело.
Ордынец закинул за спину свою видавшую виды сумку; все, кто был в тот момент поблизости, поспешно расступились перед ним широким коридором. Ордынец прошествовал по нему, как лайнер по взлетной полосе; у самой лестницы вдруг обернулся к Юльке:
– Ну, ты идешь?
И она пошла.
Она ходила за ним везде, как собачка. Книжные истории о первой любви выглядели совсем иначе, о пионерской дружбе – тем более, а потому Юлька не могла найти слова для обозначения их с Ордынцем отношений.
Он был ниже ее на голову, белобрысый, веснушчатый, щуплый; Юлька прекрасно сознавала, как смешно выглядит рядом с ним здоровенная дылда в круглых очках. Впрочем, в школе над ними не смеялись.
Уже в конце апреля Степка Васенцов подловил ее как-то возле раздевалки:
– Ты… Фетисова… Не водись с ним!
– Очень я тебя испугалась, – ответствовала уверенная в себе Юлька.
Степка поморщился, как от боли:
– Да не испугалась… Ты что, не видишь… Не видишь, КАКОЙ он?
В Степкиных глазах стояла самая настоящая, не в книжках вычитанная мольба. Юльке сделалось не по себе.