На следующем перекрестке остановился. Пересохший рот будто ватой набили. Каждый вздох давался через муку, желчь подкатывала под самое горло.
Все это обретет смысл, когда ты увидишь его лицо.
Должно обрести.
Он сделал осторожный шажок на улицу.
С наступлением вечера холод начал стекать с гор в долину, понемногу наполняя ее.
Лучи солнца на вершинах придавали скалам, обступившим Заплутавшие Сосны, розоватый оттенок под стать темнеющему небосводу. Он попытался узреть в этом красоту и трогательность, но мэка воспрепятствовала этому.
Пожилая чета двигалась прочь от него, спокойно прогуливаясь рука об руку.
В остальном улица была пуста и безмолвна, шум центра совсем стих.
Он пересек гладкую черную полосу асфальта и ступил на тротуар.
Почтовый ящик 401 был прямо впереди.
403-й следующий на очереди.
Теперь приходилось все время щуриться, чтобы отогнать двоение в глазах и пронзительную пульсацию мигрени.
Пятнадцать мучительных шагов, и вот он стоит перед черным почтовым ящиком 403.
СКОЗИ.
Он восстановил равновесие, крепко ухватившись за острые концы штакетника.
Протянув руку, отпер калитку и толкнул ее обшарпанным носком черной туфли.
Под скрип петель она распахнулась.
Легонько ударившись о забор.
Дорожка из разноцветного старинного кирпича, будто лоскутное одеяло, вела к веранде с парой кресел-качалок, разделенных кованым железным столиком. Сам дом был пурпурным с зеленой окантовкой, и сквозь тонкие занавески виднелся свет внутри.
Просто иди. Ты должен узнать.
Он заковылял к дому.
Двоение в глазах накатывало тошнотворными вспышками, одолеть которые становилось все труднее и труднее.
Он ступил на крыльцо, выставив руки как раз вовремя, чтобы удержаться от падения, опершись о косяк двери. Бесконтрольно трясущимися руками схватился за дверной молоток, отведя его от бронзовой пластины.
Не дал себе даже доли секунды на размышление, чтобы не передумать.
Четырежды брякнул молотком по пластине.
Ощущение было такое, будто кто-то бил его по затылку каждые четыре секунды. Жгучие кляксы тьмы заплясали перед глазами, будто миниатюрные черные дыры.
По ту сторону двери послышался стон паркета под весом приближающихся шагов.
Ноги стали как пластилиновые.
Чтобы удержаться, он ухватился за столбики, поддерживающие крышу веранды.
Деревянная дверь распахнулась, и мужчина, по возрасту вполне годящийся ему в отцы, поглядел на него через сетчатую дверь – высокий и худой, с хохолком седых волос на макушке, белой эспаньолкой и микроскопическими красными прожилками на щеках, предполагавшими пьянство на протяжении всей жизни.
– Могу я вам помочь? – осведомился он.
Выпрямился, усиленно моргая сквозь мигрень, собрав все силы, чтобы просто стоять без поддержки.
– Вы Мак? – Он расслышал страх в собственном голосе; пожалуй, и этот мужчина тоже.
Он сам был себе этим противен.
Старик наклонился к сетке, чтобы получше разглядеть чужака на своем крыльце.
– Чем я могу вам помочь?
– Вы Мак?
– Да.
Он подобрался поближе; старик попал в фокус. Повеяло кислой сладостью красного вина от его дыхания.
– Вы меня знаете?
– Простите?
Теперь страх сублимировался в гнев.
– Вы. Меня. Знаете. Вы со мной это сделали?
– Ни разу в жизни прежде вас не видал, – отозвался старик.
– Это правда? – Его руки непроизвольно сжались в кулаки. – Есть в городе еще какой-нибудь Мак?
– Насколько я знаю, нет. – Толчком распахнув сетчатую дверь, Мак рискнул ступить на крыльцо. – Приятель, вид у вас не фонтан.
– Я и чувствую себя не фонтан.
– Что с вами стряслось?
– Это вы мне скажите, Мак.
«Милый? Там все в порядке?» – донесся женский голос откуда-то из дома.
– Да, Мадж, все нормально! – Мак поглядел на него. – Давайте-ка отвезу вас в больницу. Вы ранены. Вам нужна…
– Никуда я с вами не поеду.
– Тогда зачем вы явились в мой дом? – В голосе Мака прорезались ворчливые нотки. – Я просто предложил вам помощь. Вам она не нужна, вот и отлично, но…
Мак еще говорил, но его слова начали растворяться, тонуть в шуме, нарастающем под ложечкой, будто грохот товарного поезда, несущегося на него. Черные дыры множились, мир закружился. Ему просто не устоять на ногах еще пять секунд, если только голова не взорвется прежде.
Он поглядел на Мака – губы того еще двигались, и этот товарняк, приближающийся со шквальным грохотом, в ногу со зверским буханьем в голове, и он не мог отвести глаз от рта Мака, от зубов старика, – синапсы заискрились, пытаясь нащупать контакт, и грохот, Боже, грохот, и буханье…
Не почувствовал, как ноги подкосились.
Даже не заметил, как оступился назад.
Только что был на крыльце.
И уже на траве.
Плашмя, всей спиной, с головой, идущей кругом от жесткого удара о землю.
Теперь Мак маячил над ним, глядя сверху вниз, наклонившись, упираясь ладонями в колени, а слова его безнадежно затерялись в грохоте товарняка, с воем проносящегося сквозь голову навылет.
Он балансировал на грани потери сознания – чувствовал, как оно откатывает, остались считаные секунды, – и хотел этого, хотел, чтобы боль прекратилась, но…
Ответы.
Они прямо здесь.
Так близко.
Бессмыслица какая-то, но как-то это связано со ртом Мака. С его зубами. Он не мог перестать смотреть на них, не зная, почему и зачем, но все это где-то там.
Объяснение.
Ответы на всё.
И ему открылось: хватит упорствовать.
Хватит так отчаянно этого желать.
Брось думать.
Просто дай этому прийти.
Зубы зубы-зубызубызубызубзубзуб…
Это не зубы.
Это яркая, сверкающая решетка с печатными буквами МАК [4] спереди.
Столлингс, человек рядом с ним на переднем пассажирском сиденье, не видит, что надвигается.
За трехчасовую поездку к северу от Бойсе стало очевидно, что Столлингс обожает звук собственного голоса и делает то, что делал все это время, – болтает. Он перестал слушать еще час назад, когда обнаружил, что может совсем отключиться, раз в пять минут или около того вставляя реплики вроде «я и не думал об этом в таком ключе» или «гм-м, любопытно».
И как раз повернулся, чтобы сделать этот символический взнос в беседу, когда прочел слово «МАК» в нескольких футах за окном со стороны Столлингса.
Даже не начал реагировать – едва успел прочесть слово, – когда окно рядом с головой Столлингса взорвалось градом стеклянного щебня.
Подушка безопасности тоже взрывается, вылетая из рулевой колонки, но с миллисекундным опозданием, чуть разминувшись с его головой, врезающейся в стекло достаточно сильно, чтобы пробить его насквозь.
Правый бок «Линкольн Таункар» вминается под апокалиптический звон разлетающегося стекла и скрежет сгибающегося металла, и голова Столлингса принимает прямой удар решетки радиатора грузовика.
Итан чувствует жар двигателя грузовика, врезающегося в автомобиль.
Внезапная вонь бензина и тормозной жидкости.
Кровь повсюду – сбегает по треснувшему ветровому стеклу, брызжет на приборную панель, ему в глаза, все еще вырываясь из того, что осталось от Столлингса.
«Таункар» скользит боком через перекресток под напором грузовика к стене того кирпичного дома с телефонной будкой возле переулка, когда он теряет сознание.
Глава 02
Ему улыбалась женщина. По крайней мере, ему подумалось, что это полный рот красивых зубов, хотя перед глазами все так расплывалось и двоилось, что толком и не скажешь. Она склонилась чуть ближе, обе ее головы слились воедино, и черты проступили достаточно четко, чтобы разглядеть, что она красавица. Форменный белый халат с короткими рукавами, застегнутый на пуговицы до самого низа, юбка кончается чуть выше колен.
Она все повторяла его имя.
– Мистер Бёрк! Мистер Бёрк, вы меня слышите? Мистер Бёрк!
Головная боль прошла.
Он начал медленно, осторожно наполнять легкие воздухом, пока боль в ребрах не оборвала вдох.
Должно быть, он скривился, потому что медсестра сказала:
– Вы еще испытываете дискомфорт в левом боку?
– Дискомфорт! – Он застонал сквозь смех. – Да, я испытываю дискомфорт. Определенно можете называть это так.
– Если хотите, могу дать вам какое-нибудь обезболивающее посильнее.
– Думаю, обойдусь.
– Ладно, но надо не изображать из себя мученика, мистер Бёрк. Я сделаю что угодно, чтобы вам было комфортно, только скажите. Я ваша девушка. Кстати, зовут меня Пэм.
– Спасибо, Пэм. По-моему, я вас помню с прошлого раза, когда был здесь. Мне ни за что не забыть этот классический халат медсестры. Я и не знал, что их еще выпускают.
– Что ж, я рада, что память к вам возвращается. Это очень хорошо. Доктор Митер скоро вас проведает. Вы не против, если я померю вам давление?
– Разумеется.
– Чудесно.
Медсестра Пэм взяла тонометр с тележки у изножья кровати и застегнула манжету вокруг его левого бицепса.
– Вы нас порядком напугали, мистер Бёрк, – сказала она, накачивая манжету. – Вот так вот взяли и ушли.
И молчала, пока стрелка не опустилась.
– Как я сдал? – поинтересовался он.
– На пять с плюсом. Систолическое сто двадцать два. Диастолическое семьдесят пять. – Она отстегнула липучку манжеты. – Когда вас привезли, вы были в бреду. Вроде как не знали, кто вы такой.
Он сел в кровати. Туман в голове начал рассеиваться. Он в частной больничной палате – вроде бы даже знакомой. Рядом с кроватью окно. Жалюзи закрыты, но свет, пробивающийся сквозь щели, достаточно робок для раннего утра или раннего вечера.
– Где вы меня нашли? – спросил.
– На переднем дворе Мака Скози. Вы потеряли сознание. Вы помните, что там делали? Мак сказал, что выглядели вы довольно возбужденным и запутавшимся.
– Я очнулся вчера у реки. Не знал, ни кто я, ни где нахожусь.
– Вы покинули больницу. Вы помните, как уходили?
– Нет. Я пошел к жилищу Скози, потому что он был единственным Маком в телефонной книге.
– Что-то я не поняла…
– Мак было единственным именем, которое имело для меня хоть какой-то смысл.
– И почему вы так думали?
– Потому что Мак было последним словом, которое я прочел перед тем, как в нас врезался грузовик.
– А, правильно… вашу машину саданул в бок грузовик «Мак».
– Именно.
– Сознание – вещь странная, – заметила медсестра, обогнув край кровати и подходя к окну. – Действует загадочным образом. Отыскивает диковиннейшие связи.
– Сколько времени прошло с тех пор, как меня снова сюда привезли?
Она подняла жалюзи.
– Около полутора суток.
Свет хлынул в комнату.
За окном действительно стояло утро, солнце только-только отделилось от восточной гряды скал.
– У вас было сильное сотрясение, – сообщила она. – Вы могли там и умереть.
– А я и чувствовал себя так, будто помираю.
Свет раннего утра, заливающий городок, был просто сногсшибателен.
– Как ваша память? – осведомилась Пэм.
– Страннее некуда. Все вернулось ко мне, когда я вспомнил аварию. Будто кто-то просто щелкнул выключателем. Как состояние агента Столлингса?
– Кого?
– Человека, ехавшего на переднем пассажирском сиденье автомобиля, когда произошло столкновение.
– А.
– Он не выжил, да?
Медсестра Пэм вернулась к кровати и, протянув руку, положила ладонь ему на запястье.
– Боюсь, что нет.
Он так и предполагал. Не видел подобных травм еще с войны. И все же подтвердившееся подозрение подействовало отрезвляюще.
– Он был вашим близким другом? – поинтересовалась медсестра.
– Нет. Я впервые увидел его утром того же дня.
– Должно быть, просто ужасно. Мне так жаль.
– Каков мой урон?
– Простите?
– Какие у меня травмы?
– Доктор Митер сможет просветить вас лучше моего, но вы получили сотрясение мозга; теперь оно купировано. Пара сломанных ребер. Небольшие ссадины и синяки. Учитывая все обстоятельства, все могло кончиться для вас намного-намного хуже.
Отвернувшись, она направилась к двери, начала было ее открывать, но тут задержалась и быстро оглянулась через плечо:
– Итак, мы уверены, что ваша память возвращается?
– Абсолютно.
– Как вас зовут?
– Итан, – ответил он.
– Отлично.
– Можете сделать мне одолжение? – спросил он.
Широкая, киловаттная улыбка.
– Только скажите.
– Мне нужно позвонить ряду людей. Жене. Начальству в Конторе. Кто-нибудь с ними связывался?
– По-моему, кто-то из офиса шерифа звонил вашим экстренным контактам после аварии. Дали им знать, что случилось, сообщили о вашем состоянии.
– У меня в кармане пиджака во время столкновения был айфон. Вы, случаем, не знаете, где он?
– Нет, но я определенно могу надеть свою детективную шляпку Нэнси Дрю[5] и выяснить это для вас.
– Буду искренне благодарен.
– Там красная кнопочка на перилах сбоку. Видите?
Итан опустил взгляд на кнопочку.
– Я в одном клике от вас.
Просияв еще одной лучезарной улыбкой, медсестра Пэм удалилась.
* * *В палате не было ни телевизора, ни телефона. Лучшим и единственным развлечением оказались настенные часы, висящие над дверью, и он несколько часов пролежал в постели, следя, как секундная стрелка вершит бесконечное круговращение по своей орбите, пока утро не перешло в полдень, а полдень не покатился по направлению к вечеру.
Наверняка не скажешь, но палата, похоже, на этаже третьем-четвертом. Медсестра Пэм оставила жалюзи открытыми, так что, устав от созерцания часов, Итан осторожно повернулся на здоровый бок, чтобы предаться изучению перипетий Заплутавших Сосен.
С высоты своего наблюдательного пункта он просматривал Главную улицу навылет, а также несколько кварталов в обе стороны.
Еще до прибытия сюда Итан знал, что городок крохотный и сонный, но его полнейшая бездеятельность изумляла его до сих пор. Прошел час, а он насчитал лишь дюжину человек, неспешно прошагавших по тротуару мимо больницы, и ни единого автомобиля, проследовавшего по самой оживленной транспортной магистрали города. Самый эффективный отвлекающий объект находился в двух кварталах от больницы – бригада строителей, возводящих дом.
Он думал о своих жене и сыне в Сиэтле, уповая, что они уже в пути, чтобы повидаться с ним. Наверное, поймали первый же авиарейс. Должно быть, им пришлось лететь в Бойсе или Мизулу. И арендовать автомобиль для долгой поездки в Заплутавшие Сосны.
Когда он бросил взгляд на часы в следующий раз, было уже без четверти четыре.
Он провалялся в кровати целый день, а доктор Митер, или как его там, даже не потрудился заглянуть. Итан провел в больницах порядком времени, и опыт подсказывал, что медсестры и врачи никогда не оставляют тебя в одиночестве более чем на десять секунд – кто-нибудь вечно приносит какие-нибудь новые лекарства, вечно прощупывают и простукивают.
Здесь же его практически игнорируют.
Медсестра Пэм так и не показалась с его айфоном и прочими вещами. Насколько занят может быть персонал этой больницы посреди нигде?
Взяв в руку пульт управления, подвешенный к перилам, Итан вдавил большим пальцем кнопку ВЫЗОВ МЕДСЕСТРЫ.
Пятнадцать минут спустя дверь его палаты распахнулась, и медсестра Пэм порхнула через порог.
– О, боже мой, я так извиняюсь! Увидела, что вы звонили, только десять секунд назад. По-моему, у нас проблемы с интеркомом. – Остановившись в изножье кровати, она положила ладони на металлическую спинку. – Чем могу вам помочь, Итан?
– Где доктор Митер?
– Связан по рукам и ногам, весь день в экстренной хирургии, – поморщилась она. – Один из этих пятичасовых кошмаров, – и рассмеялась. – Но я ввела его в курс насчет ваших утренних показателей и фантастического прогресса с вашей памятью, и он считает, что вы справляетесь на отлично-симпатично.
Она показала Итану оба больших пальца.
– Когда я смогу его увидеть?
– Смахивает на то, что теперь он будет делать обход после ужина, который на подходе в ближайшие полчаса.
Итан изо всех сил старался скрыть растущее негодование.
– Вам повезло найти мой телефон и прочие вещи, которые были при мне в момент катастрофы? Сюда относятся мой бумажник и черный атташе-кейс.
Отдав подобие салюта, медсестра Пэм промаршировала вперед на несколько шагов.
– Как раз работаю над этим, капитан!
– Просто принесите мне стационарный телефон, сейчас же. Мне надо сделать ряд звонков.
– Конечно, маршал[6].
– Маршал?
– Вы ведь кто-то вроде маршала США или типа того?
– Нет, я специальный агент Секретной службы Соединенных Штатов.
– Правда?
– Правда.
– Я-то думала, что вы, парни, занимаетесь защитой президента.
– Мы занимаемся и еще кое-какими вещами.
– Так что же вы делаете в нашем райском уголке?