Его белая леди, его тетушка Грейси, его ангел-хранитель…
Глава 11
Дом 142 по Тринити-роуд стоял пустой и темный. Окна, выходящие на улицу, блестели, как темные стеклянные провалы, в мрачном обрамлении неподвижных штор. Светлые занавески на окнах верхнего этажа выглядели как бальные кружевные платья женщин, которые тщетно ждут, когда их пригласят на танец. Внутри дома стояла абсолютная, неподвижная тишина. Артур, прислонившийся горячим лбом к прохладным деревянным перилам, подумал, что еще никогда не видел дом таким пустым и безмолвным – ни стука каблуков, ни тихого смеха, ни приглушенных разговоров, ни шума чайника, ни журчания воды, ни гудения нагревателей, ни хлопанья дверей… ни единого признака жизни вообще. Казалось, что дом заснул, но заснул как животное, готовое мгновенно проснуться при малейшей опасности. Артур мог бы разбудить дом, поднявшись к себе наверх и проделав все те обычные, рутинные действия, которые проделывал каждый вечер. Он мог бы зажечь лампы, наполнить чайник, включить телевизор, разобрать постель, открыть окно в спальне – и посмотреть вниз, на внутренний дворик, который наконец был темным, но лишенным всех своих соблазнов.
Ярость охватила Артура. Он включил свет в холле и сделал несколько шагов по направлению к комнате № 2. Его натуре претила мысль об уничтожении чужой собственности, потому что он всегда уважал ее, но если бы ему удалось попасть в эту комнату именно в тот момент, то он, скорее всего, уничтожил бы книги Антони Джонсона. Один за другим он стал открывать ящики стола Каспиана. Все знали, что Стэнли иногда оставляет там запасные ключи, но сейчас в них не было ничего, кроме каких-то скрученных бумажек и обрывков веревки. И все-таки, подумал Артур, он должен отомстить. Он нисколько не сомневался, что действия Антони Джонсона были актом мести по отношению к нему, Артуру Джонсону. Все эти недели Антони таил против него обиду – разве это не было видно по его поведению? – потому что Артур случайно, по ошибке, открыл то письмо из управы. Теперь пришла очередь Артура. И он должен постараться отомстить Антони той же монетой. Но как?
Когда он отвернулся от стола и двери комнаты № 2, его взгляд случайно упал на столик в холле. Он почувствовал, как все внутри у него сжалось. Все письма еще лежали на своих местах: счет на имя Котовски, официальная корреспонденция на имя Уинстона Мервина и конверт лавандового цвета на имя Антони Джонсона из Бристоля. С самого утра никто еще не возвращался в дом и не брал своих писем. Артур накрыл рукой конверт, который предназначался Антони Джонсону. Рука его слегка дрожала. Эта дрожь появилась в тот момент, когда он увидел костер и его последствия. С того самого момента дрожь жила в его теле, заставляя пальцы постоянно мелко вибрировать. Кровь стучала в висках, как будто там у него находились поршни какого-то чудовищного механизма. Артур вспомнил о телефонном разговоре, который подслушал несколько дней назад. «Следующее письмо – это твой последний шанс…» Ее следующее письмо. Артур поднял конверт, осторожно держа его за края, как будто середина его была раскалена. В его мозгу раздались слова тетушки Грейси: «Чужая переписка неприкосновенна, Артур. Открыть чужое письмо – все равно что украсть чужое».
Но сейчас ее не было рядом с ним. Она уже больше не направляла его действия, не следила за ним, не оберегала его… Артур вскрыл конверт. Он разорвал его так яростно, что конверт развалился на две части. Артур достал письмо. Оно было напечатано на машинке, подобной той, что стояла в его офисе, на тонкой бумаге, которую обычно используют для вторых или третьих копий.
Милый Тони, мне кажется, что с нашего последнего разговора по телефону я очень сильно изменилась. Может быть, я стала взрослой. Внезапно, когда ты повесил трубку, я поняла, что ты абсолютно прав. Я больше не могу прятаться и играть в эту отвратительную игру. Я вдруг отчетливо поняла, что должна наконец выбрать между тобой и Роджером. Я бы перезвонила тебе в тот же день, но оказалось, что не знаю твоего номера. Абсурд, правда? Я только знаю, что фамилия твоего хозяина похожа на название то ли реки, то ли моря. Тони, я сделала свой выбор. Я наконец выбрала тебя, полностью и окончательно. Навсегда ли? Очень на это надеюсь. Ты же знаешь, что я уже один раз давала обещание любить вечно, поэтому я очень боюсь теперь делать такие многозначительные и далеко идущие обещания. Но я готова уйти от Роджера и выйти за тебя замуж, если ты все еще этого хочешь. Не злись на меня, но я пока еще ничего не сказала Роджеру. Я боюсь, ну конечно я боюсь, но не только из-за этого. Я не могу сказать ему, что ухожу от него, пока мне некуда и не к кому идти. Все, что нужно для того, чтобы я наконец ему все сказала, это твое письмо – ты можешь написать мне на рабочий адрес, – в котором ты скажешь мне, где и когда мы встретимся. Если ты получишь это письмо во вторник, то, значит, твой ответ придет ко мне самое позднее в пятницу. Ты же понимаешь, что все, что мне сейчас необходимо, – это знак от тебя, что я тебе не опротивела и что ты все еще меня хочешь. Я сделаю все, что ты велишь мне. Командуй.
Тони, прости меня за то, что я так долго играла с тобой в кошки-мышки. Но теперь все игры закончены. Мы можем быть вместе уже в эту субботу. Скажи, что это так, и я приеду, даже если мне придется убежать от Роджера в одной ночной рубашке. Я превращусь в Марию Стюарт и буду вечно сопровождать тебя в твоих блужданиях. Люблю тебя. Х.
Артур почувствовал, как его переполняет ощущение всемогущества. Так же как его судьба и душевное спокойствие находились еще совсем недавно в руках Антони Джонсона, так и судьба и душевное спокойствие Антони находились сейчас в руках Артура. Око за око, зуб за зуб. Антони Джонсон отобрал у него его белую леди; теперь Артур отберет у него его женщину и лишит его последнего шанса, так же, как он сам был его лишен.
Артур смял письмо и конверт и засунул их в карман брюк, затем пересек холл и подошел к ступеням лестницы. Как ужасна и одновременно прекрасна была эта тишина! С чувством, похожим на волнение, он подумал о подвале, незащищенном и неохраняемом. А не может случиться так, что он все-таки сумеет получить там какое-то облегчение – от той атмосферы, которая так долго питала его фантазии, от тех образов, которые, возможно, еще смогут у него там появиться? Кто знает, может быть, ему удастся еще раз увидеть ее во плоти? Артур выключил свет и вышел из дома. Пройдя по боковому проулку, он оказался у входа в подвал и только тут понял, что у него нет фонаря, а есть только коробок спичек. Одну из них он зажег, проходя через первую комнату. Затем зажег вторую, и в ее пламени увидел на полу гору одежды, которая когда-то принадлежала тетушке Грейси: сумку, туфли, платье – все покрытое таким слоем мусора, что, казалось, они никогда не скрывали под собой его любимую.
И в этот момент все его фантазии умерли. Воображение Артура сжалось, и он превратился в озлобленного мужчину, разглядывающего в грязном подвале кучу старого тряпья. Спичка догорела и обожгла ему пальцы; пламя перекинулось на коробок, который неожиданно превратился в огненный шар. Артур бросил его на пол и растоптал. В темноте он попытался взять себя в руки и остановить свои всхлипывания, а потом стал на ощупь пробираться сквозь залежи мусора к входной двери.
Через проулок он вышел к фасаду дома. Здесь повернул направо и пересек лужайку. Поставил ногу на нижнюю ступеньку крыльца. Как и сотни людей, он оказался бы в безопасности, не оглянись в тот последний момент, не задумайся. Темная бездна звала Артура. Ее челюсти сомкнулись вокруг него, темные улицы приняли его, и он полетел по ним, как капля яда по венам.
Столы опустели, костер догорел, и теперь пылали только бенгальские огни, чье пламя было холодным и безопасным даже для детей. Одни они, да еще звезды, сверкали над засыпанным мусором пустырем. Линтия собрала посуду и, захватив своего сына и Стива, оставила их одних, одарив на прощание одной из своих сверкающих улыбок и взмахом руки. Антони и Уинстон Мервин стали снимать столешницы, стоящие на козлах, которые надо было вернуть в церковь Всех Святых. Последние вспышки огня, появлявшиеся на тлеющих углях, давали достаточно тепла, чтобы они не замерзли. Уинстон, казалось, полностью отдавшийся своему нынешнему занятию, произнес что-то на языке, который Антони узнал как что-то очень знакомое, но из которого не понял ни слова.
– Что вы сказали?
З везда моя – взгляни на звезды; хотел бы быть я небом,
Чтобы смотреть на красоту твою его глазами,
– перевел Уинстон, рассмеявшись.
– Вы удивительный человек. Не удивлюсь, если вы окажетесь преподавателем древнегреческого.
– Когда-то я подумывал об этом, – серьезно ответил Уинстон. – Но цифры приносят больше денег, чем Аристотель. Поэтому я и стал бухгалтером.
– Что вы сказали?
З везда моя – взгляни на звезды; хотел бы быть я небом,
Чтобы смотреть на красоту твою его глазами,
– перевел Уинстон, рассмеявшись.
– Вы удивительный человек. Не удивлюсь, если вы окажетесь преподавателем древнегреческого.
– Когда-то я подумывал об этом, – серьезно ответил Уинстон. – Но цифры приносят больше денег, чем Аристотель. Поэтому я и стал бухгалтером.
Антони удивленно поднял брови. А почему же тогда бухгалтер живет в такой дыре на Тринити-роуд? Вопрос был уже готов сорваться с его губ, но он остановился.
– Осторожнее, – предупредил Уинстон. – Вы держи́те с той стороны, а я возьмусь с этого угла и пойду вперед.
Они потащили столешницы вверх по Магдален-хилл и вдоль Баллиол-стрит. Громадная «римская свеча», зажженная возле «Водяной лилии», освещала зеленоватым светом похожий на пещеру вход в Ориэл-мьюз. Антони, идущий вслед за Уинстоном, подумал, что хотя тот и назвал ему процитированное произведение, но так и не объяснил, почему процитировал именно его. Сторож в церкви Всех Святых забрал у них столешницы, и Уинстон предложил выпить в «Водяной лилии». Антони согласился, но сказал, что должен сначала зайти домой, так как ждет важное письмо.
142-й был большим темным пятном в ряду ярко освещенных домов. Уинстон вошел первым и взял свои письма со столика. Для Антони ничего не было. Ну что ж, письма от Хелен не всегда приходили по вторникам. Оно обязательно придет завтра.
– Ну, вот это уже лучше, – сказал Уинстон. – Может быть, я даже взгляну на него завтра. – Он передал напечатанный на машинке листок Антони, который сразу понял, что это было предложение агента по недвижимости на дом в Северном Кенборне, самой лучшей и дорогой его части. Цена дома была 20 000 фунтов.
– Вы абсолютная загадка, – только и смог произнести Тони.
– А вот и нет. Просто потому, что я цветной, вы ожидаете, что я окажусь совсем необразованным, а потому, что я живу здесь, вы ожидаете, что я окажусь бедняком.
Антони открыл рот, чтобы сказать, что Уинстон ошибается, но понял, что тот прав, и сказал только:
– Наверное, вы правы. Прошу прощения.
– Я живу сейчас здесь, потому что фирма, на которой я работаю, переехала в Лондон, и в данный момент я занят поисками дома, который мог бы купить.
– Вы ведь не женаты, не так ли?
– О нет, я не женат, – ответил Мервин. – Ну что, пошли?
Выходя из холла, они столкнулись с Брайаном Котовски, который только что открыл входную дверь.
– Сразу видно, что вы испытываете жажду, – произнес Брайан. – Я тоже всегда хочу пить. Как насчет того, чтобы пересечь дорогу и поискать там оазис?
Избавиться от него не было никакой возможности. Он вприпрыжку двигался рядом с ними и занудно талдычил о Джонатане Дине, которого, как он говорил, не видел с самого дня переезда. А все это потому, что Джонатан и Веста ненавидят друг друга. Брайан был уверен, что Джонатан ему звонил, но Веста всегда сама отвечала на звонки и по злобе не говорила о них Брайану. Они прошли через конюшни, в которых сильно пахло порохом, и вошли в «Водяную лилию» незадолго до девяти.
В это время в другом питейном заведении, «Великий герцог», которое располагалось в отдаленной части Кенборна, сидя в одиночестве за столом, Артур пил бренди с содовой. Когда он только начал эту кошмарную прогулку, он был в ужасе – от самого себя. Но постепенно страх уступил место любопытству. Артур с интересом наблюдал за изменениями, которые произошли на соседних улицах, на их блистающие огни и витрины, на пустынные места, куда выходили темные аллеи, проезды и переулки, которые вели в крошечные дворики, полностью растворившиеся в темноте, как шепот в ночи. За прошедшие двадцать лет Артур еще не забыл географию этого района, в котором родился. Он хорошо представлял себе, какие лабиринты улочек, переулков и тупиков скрываются за этими блестящими новыми фасадами. Артура приятно волновало то, что во время этой своей прогулки он очень часто оказывался единственным прохожим на какой-нибудь широкой, но абсолютно пустой улице, ярко освещенной, с проносящимися автомобилями и темными впадинами переулков и проездов между высокими стенами зданий. Схема, уже дважды испытанная, повторялась без всякого его вмешательства. Как и в первые два раза, у него не было цели, или он не хотел ее признавать; как и в прошлые разы, он зашел в паб; как и тогда, он заказал бренди. Артур знал название только этого алкогольного напитка – тетушка Грейси держала его дома в лечебных целях. Потягивая свое бренди и чувствуя, как по телу разливается непривычное тепло, он размышлял о следующем повторении известной ему схемы…
Глава 12
В «Водяной лилии» было много незнакомых лиц. В основном это были мужчины с северным акцентом, закутанные в желто-зеленые полосатые шарфы своей футбольной команды. Брайан Котовски тут же подружился с одним из них, толстяком с мясистым лицом, которого звали Поттер. Это полностью устраивало Антони Джонсона, который хотел обсудить с Уинстоном вопросы покупки домов. Однако Брайан постоянно окликал его «Тони, старина» и всячески старался вовлечь его в свою беседу с Поттером. До знакомства с Хелен, которая оказала на него очень сильное влияние, Антони никогда не обратил бы внимания на рыжеватые волосы, торчащие из ушей и ноздрей Поттера, и не смог бы, наверное, определить, чем от того пахнет. А воняло от него смесью лука, пота, виски и ментола. А вот то, что Поттер абсолютно пьян, определить было очень легко. Обняв одной рукой Брайана за плечо, он внимательно выслушал историю о том, как Веста пытается отвадить от мужа всех его друзей.
– Была с ним очень груба, да? – спросил он с акцентом, который выдавал в нем жителя Западного Рединга. – А он все время грубил ей в ответ? Вроде как подкалывал? Ага, я все понял.
– У тебя небось у самого такая же фря.
– Ну уж нет, парень. Я сам еще никогда не совал свою голову в петлю по собственной воле. Но я всегда за всем слежу и все вижу. Если женщина начинает грубить мужчине, а тот – ей, это значит только одно. Он нравится ей, а она – ему.
– Да ты шутишь, – не поверил Брайан.
– Точно тебе говорю, парень. Вот попомнишь мои слова. Ты вот сейчас его нигде не видишь, потому что он и твоя благоверная грубят где-то друг другу. – Поттер громко рыгнул.
– Я ухожу, – сказал Антони. – Это место меня уже достало.
Он поднялся на ноги и посмотрел на Уинстона, который разложил все предложения агентов по конвертам.
Они повернули в проезд и очень скоро поняли, что Брайан и Поттер упорно следуют за ними. Было начало одиннадцатого.
– Ночь обещает быть просто великолепной, – пошутил Уинстон. – Они будут пить и колобродить у меня за стеной до утра.
Но тут выяснилось, что Поттер не в состоянии забраться на крыльцо. Он уселся на нижней ступеньке и затянул похабную крестьянскую балладу о том, как какой-то фермер устроил своей дочери хорошую взбучку. Антони заметил, что Ли-Ли еще не возвращалась, а все окна на верхнем этаже были темными. Это значило, что Артур уже лег. И, будем надеяться, крепко уснул.
– Послушай, его надо отсюда убрать, – сказал он Брайану. – Ведь он твой друг, а не наш.
– Друг? Тони, старина, я вижу его первый раз в жизни. – Брайан притащил откуда-то початую бутылку водки и теперь потягивал прямо из горлышка. – И куда я его теперь дену? Выброшу на улицу? Он ведь приехал из Лидса.
– Ну так пусть туда и возвращается. На следующем поезде. Вокзал Кингс-Кросс.
Брайан беспомощно посмотрел на Поттера, который мычал какую-то мелодию и дирижировал воображаемым оркестром.
– Да не хочет он никуда возвращаться. Бедняга приехал, чтобы посмотреть завтрашний матч.
– Какой еще, к чертовой матери, матч? – спросил Антони, который очень редко ругался. – Что ты, черт возьми, несешь? – Антони ничего не знал про футбол и никогда им не интересовался.
– «Лидс» играет с «Кенборн кингсмейкерс». – Брайан помахал бутылкой перед лицом Антони. – Хочешь русской самогонки? Ну и как хочешь. Я бы его никогда сюда не притащил, если бы знал, что он так нажрался. Наверное, ты не согласишься пока разместить…
– Нет, – ответил Антони. Но в тот момент, когда для усиления мысли он собирался добавить крепкое словцо, Поттер неожиданно поднялся на ноги, размахивая руками для равновесия и вертя в разные стороны головой.
– Ему нужно в туалет, – заметил Уинстон. Он взял Поттера за руку и потянул по коридору в сторону туалета. Антони открыл дверь комнаты № 2, и Брайан, безо всякого приглашения, ввалился вслед за ним и уселся на кровати. Его лицо было бордового цвета, и выглядел он очень свирепо.
– Мне не очень понравилось то, что он нес про Весту.
– Он ее даже не знает, – ответил Антони. – Какой смысл выслушивать какие-то пьяные обобщения о человеческом поведении? Они всегда будут неправильными.