Вторую пулю посылать было не в кого. Не в охранников же, которые – это было хорошо видно в мощную оптику – сбежались стайкой у самых ворот, крутили опасливо головами, каждый держал правую руку запазухой, готовый в любую минуту открыть стрельбу, но снайпера на таком расстоянии разглядеть они не могли. Да и звука выстрела наверняка не услышали, хотя глушитель у него был старый, дрековский, винтовка долбанула так, что сухая замазка с оконных рам посыпалась, но все-таки километр – это прилично, если и донеслось что до них, так звук не громче хлопка пробки, выскочившей из бутылки взбаламученного шампанского.
Минуту спустя из ворот на дорогу, где только что стоял президентский джип и колготилось встречавшее высокого гостя районное руководство, вышел коренастый, короткостриженный мужик, и, приставив ко лбу ладонь козырьком, пристально вгляделся в пятиэтажку, откуда стрелял снайпер. Видать, засек направление, может быть, и окно, из которого вылетела пуля.
Стрелок инстинктивно отпрянул в глубину комнаты, и, понимая, что не может быть виден с улицы, за тысячу метров, все-таки шагнул в сторону, скрываясь в полумраке неухоженного жилища, рассматривая в прицел старшего телохранителя. Ему казалось, что этот пожилой президентский охранник непостижимым образом вычислил его укрытие, и теперь пытается разглядеть снайпера, что на такой дистанции, сквозь мутное, в разводах грязи оконное стекло, конечно же, физически невозможно.
«А ведь это наверняка тот, что за мгновение до выстрела оттолкнул бывшего президента, – сообразил вдруг стрелок. – Толковый должно быть, мужик!»
Снайпер одобрительно хмыкнул. Несмотря на досадный промах, он не испытывал сейчас неприязни к опередившему его незнакомцу. Служба есть служба. Мало ли кто теперь служит, кому и за что! Ему, стрелку, нужен был только Первый Президент. Тот, в которого он уже много раз целился из винтовки по ночам в тревожных снах, и всякий раз мазал, не мог поразить, просыпаясь в холодном потy. То патрон давал осечку, то пуля, наткнувшись на невидимую, как бронированное стекло, стену, с визгом уходила в сторону. Но чаще немели, отнимались от накатившей неведомо с чего немощи, руки и надежная снайперская винтовка Драгунова оказывалась непомерно тяжелой.
И все-таки он был уверен, что, если выпадет случай, не промахнется наяву. Слишком важен был этот выстрел, ставивший точку в биографии Первого Президента, и, конечно, его, стрелка тоже. Но последнее для снайпера было уже не важным.
И вот, благодаря невероятному стечению обстоятельств – и в этом он видел предопределяющий перст судьбы – встреча, о которой он мог только грезить ночами, перекатывая горячую от опаляющей ненависти голову по влажной от пота подушке, состоялось. Не раздумывая ни секунды, не терзаясь сомнениями, он тщательно выцелил знакомый профиль, выстрелил! И – промахнулся…
Но это не беда – утешал он себя. Это только тренировка. Пристрелка. Президент пробудет в Козлове, снайпер знал это точно, не меньше недели. И стрелок дождется своего часа. Не надо только суетиться, мельтешить. И тогда… То, что делает с человеческим телом пуля калибра 7.62, выпущенная из патрона образца 1896 года, знают не многие. А он, стрелок, знает. Видел вблизи. Не привиди, как говориться, господь…
Снайпер достал из кармана куртки-«штормовки» носовой платок, и с его помощью, не оставляя отпечатков пальцев на раме, прикрыл створку окна. Нагнулся, поднял с пола еще теплую после выстрела гильзу. Потом, отомкнув прицел, сунул винтовку в длинный брезентовый чехол, из которого мирно торчали концы складных бамбуковых удилищ. Снял с подоконника и нахлобучил на голову старую соломенную шляпу с обвисшими полями, затенявшими его лицо. Поднял жесткий воротник затрапезной «штормовки», закинул чехол с неприметной среди удилищ винтовкой на плечо, подхватил стоящий здесь же садок с десятком уснувших навечно карасиков, каких ловят в старице на окраине городка и, сгорбившись, вышел из квартиры, осторожно прикрыв за собой дверь, в пустынный подъезд.
Он знал, что вероятнее всего, никого не встретит здесь в этот утренний час, излюбленный ворами-домушниками, а если и столкнется с кем-то на лестничной клетке – каждый примет его за не слишком удачливого рыбака, коих великое множество расплодилось в последние годы в этом истощенном хронической безработицей городишке.
IV
В полдень того же дня начальник областного управления ФСБ генерал Родионов вызвал в свой кабинет начальника отдела антитеррористических операций майора Сорокина.
Тот, с позволительной контрразведчикам вольностью одетый в гражданское, кивнул, войдя, и вытянул руки по швам, что должно было означать подчинение и почитание старшего по должности и званию, а потом сел, следуя приглашению генерала, за приставной столик и с готовностью раскрыл перед собой обшитую кожей обложку толстого органайзера, извлек авторучку, и клюнул ее стержнем страничку, изобразив готовность записывать любые указания шефа.
Начальник УФСБ был человеком старой закалки, генералил с тех еще, кагэбэвских времен, и, хотя головокружительной карьеры не сделал, застряв на региональном уровне, пересидел-таки чудом все многочисленные реорганизации родного ведомства, с перетряской отделов и кабинетов, напоминавшие больше зачистки нелояльно настроенных чеченских сел, научился гибкости и компромиссам, мог произносить слово «демократия» искренне-будничным тоном, не вкладывая в это понятие саркастического смысла, но порою не мог сдержать раздражения вопиющим пренебрежением установленных правил секретности.
– Ты бы еще ноутбук сюда притащил и по клавишам щелкал. Чтоб все мои распоряжения какой-нибудь хакер-цэрэушник читал, – недовольно покосился в сторону новомодной записной книжки генерал.
– В следующий раз – непременно, – обезоруживающе улыбнулся майор. – Я как раз курсы обучения компьютерным технологиям прошел. Двухмесячные, платные. А платил, между прочим, из своей скромной зарплаты…
– Ты про зарплату не намекай, – усмехнулся генерал. – Раньше нам разведки чуть ли не всего мира противостояли. Да внутренние враги. Потому и платили в госбезопасности сотрудникам по повышенной ставке. А сейчас за что вам зарплату повышать? Кругом – одни друзья. Никаких врагов – ни внешних, ни внутренних. Благодать, а не служба! А ты хочешь, чтоб тебе за нее еще и большие деньги платили?! – он укоризненно покачал головой, указал прокуренным до желтизны пальцем на органайзер. – С папочкой к начальству надо входить. С па-по-чкой! Вам в канцелярии их для чего в начале года раздали? А, в папочке – блокнот. Специальный, для служебных записей. С прошнурованными страницами. – И вздохнул ностальгически. – Эх, молодежь… Не нарывались еще…
Потом, достав пачку сигарет – особо легких, бездымных почти, которые докуривал, тем не менее, до самого фильтра, щелкнул настольной зажигалкой и перешел к делу.
– Тут вот что, майор. Ты в Козлове перед визитом Первого Президента побывал? Побывал. Отчет составил?
– Составил, – насторожился Сорокин.
– И выходило по твоему отчету, – ласково напомнил генерал, – что высокой особе ничего там не угрожает.
– Так оно и есть! Тихий городок, сонный.
– А сегодня утром, сразу по прибытию, на бывшего главу государства там покушение устроили, – будто с некоторым удовлетворением от случившегося заключил начальник УФСБ. – Так вот все и бывает! Вначале пренебрегаем режимом секретности, записываем служебную информацию, где попало, а потом раз – и террористический акт. Проморгали!
– Покушение? – проигнорировав явную алогичность в умозаключениях генерала, выгнул дугой в недоумении брови Сорокин.
Генерал с презрением посмотрел на суперлегкую сигарету, сгоревшую мгновенно, как бездымный порох, ткнул тлеющим фильтром в пепельницу, сказал задумчиво:
– Нy, я лично не торопился бы именно так назвать этот… э-э… прецедент, а только начальник охраны Первого Президента утверждает, что сразу после того, как джип с высокой особой и машины сопровождения подъехали к обкомовской даче, в Деда шмальнули из снайперской винтовки примерно с километрового расстояния.
– И… что?
– А ничего. Снайпер промахнулся. В итоге Первый Президент цел, пули, как вещдока, нет, есть одна эта, как ее… эфемерность, данная нам в ощущениях начальника президентской охраны. Он вишь ли, блик от оптики заметил, и свист пули услышал. А их, как известно, к делу не пришьешь…
– Так с чего же, товарищ генерал, весь сыр-бор? Может, никакого покушения и не было? – чутко уловив отношение начальства к случившемуся, осторожно поинтересовался Сорокин. – Может, почудилось телохранителю? Мало ли что у нас на улицах свистит да блестит? Переутомился с дороги, вот и… померещилось.
– Так с чего же, товарищ генерал, весь сыр-бор? Может, никакого покушения и не было? – чутко уловив отношение начальства к случившемуся, осторожно поинтересовался Сорокин. – Может, почудилось телохранителю? Мало ли что у нас на улицах свистит да блестит? Переутомился с дороги, вот и… померещилось.
Генерал вытянул из пачки еще одну сигарету, закурил и поморщился, затянувшись:
– Херня какая… – и непонятно было, относится ли это к особо легкому, бездымному табаку, или к ситуации в целом. – Тут, видишь, такое дело, – сказал он, помолчав минуту. – Мы с тобой как угодно думать про это дело можем, А мне из Москвы уже звонили. Коновалов, ну, начальник охраны Первого Президента сразу после случившегося не мне, а в свое ведомство, ФСО, стуканул. А они на наше руководство вышли. И есть четкое указание – разобраться, что к чему, и оказать посильную помощь. Мало у нас своей головной боли, так еще персона важная прикатила…
Сорокин, понурясь, кивал сочувственно, закрыв неблагонадежный органайзер, и запоминал.
– Я ведь не зря тебе про режим секретности напомнил, – продолжал между тем генерал. – День и час прибытия Первого Президента в Козлов должен был составлять строжайшую тайну. Ведь так?
– Так, – с готовностью кивнул Сорокин.
– Ну вот. А в итоге, не успело названное лицо подъехать к месту временной дислокации, как по нему из винтовки бабахнули. Вот тебе и тайна! Значит, знал кто-то, ждал…
Сорокин заерзал тревожно.
– Секретность, товарищ генерал, в данном случае – понятие относительное. Про визит многие знали. Руководство города и района – раз, – загнул майор первый палец. – Их жены и родственники, естественно, тоже… Без этого не обойдется.. Сама Дарья Душнова… целительница, то есть. А уж ей-то, несмотря на наше строжайшее предупреждение, рот платком не завяжешь. Как же! Сам глава государства, хоть и бывший, за помощью обратился! Дура она, что ли, этим-то не похвастаться… Плюс местные «силовики», – Сорокину не хватало уже пальцев на обеих руках, и он принялся разгибать их, демонстрируя генералу. – Милиция, прокуратура, ГАИ, наши хлопцы-чекисты, понятное дело. А еще областное звено, губернатор, его окружение. Какая уж тут секретность! Да у нас любой житель знает – если вдруг ни с того, ни с сего в городе начали бордюры белить и дороги латать – жди большое начальство в гости.
– Я так полагаю, что от этой гласности народу в стране погибло не меньше, чем от сталинских репрессий, – пригорюнился начальник УФСБ, а потом предложил неожиданно. – Ты, майор, книжечку-то свою открой и доложи мне оперативную обстановку в Козлове. Справочку-то я твою, конечно, читал, но лучше теперь так, на словах…
Сорокин, не притронувшись к органайзеру, зачастил по памяти:
– Общественно-политическая ситуация в городе и районе спокойная. Весной бастовали педагоги двух школ по поводу невыплаты зарплаты, но после получения денег успокоились. Высок уровень безработицы, что осложняет криминогенную обстановку. Остановлены кирпичный и механический заводы. Прошли сокращения на железной дороге. Из десяти акционерных обществ – бывших колхозов осталось на плаву только три. Остальные разорились…
– Ты мне про экономику не гони, – поморщился генерал, – такая ситуация по всей России. Есть там что… специфическое?
– Да нет, – развел руками майор. – Городок как городок. Семь тысяч жителей. Чеченской диаспоры нет. Молодежных группировок экстремистской направленности тоже. Есть пара-тройка скинхедов – пацаны, недоучки, они про Первого Президента и не слыхали, небось. Вообще, товарищ генерал, революционеров в Козлове отродясь не было. Они даже в гражданскую войну то красным, то белым сдавались. Обыватели, одним словом.
– Экскурсы в историю меня тоже не интересуют. У тебя агентура там есть?
– Есть, – с гордостью вскинулся Сорокин – Хороший агент. Пеликан его псевдоним, если помните. Вы его отчеты читали.
– Белиберду он пишет, твой Пеликан. Ахинею. Не развиваете агентурную сеть, вот и не знаете ни хера! – взорвался вдруг, хлопнув ладонью по столу генерал.
Майор обреченно пожал плечами.
– Так время такое на дворе, сами понимаете… Да и денег на вербовку выделяется – кот наплакал. Разве ж за такие гроши серьезного информатора заполосатишь?1
– Мне вас учить, как источники вербовать? – побагровел генерал. – Деньги, деньги… Может, еще в баксах потребуешь стукачам платить? За деньги и дурак чего хочешь узнает. А ты с него бесплатно шкурку отбери.2 Возьми на компру. На шантаж. Не в институте благородных девиц работаете! Если человека за яйца схватить, да поприжать, крутануть хорошенько, он тебе все расскажет. Да еще приплатит, чтоб отпустил. Де-е-ньги… Расчувствовались при демократах… Чистоплюи!
Сорокин вскочил, вытянулся в струнку, пережидая разнос.
– Ладно, садись, – остывая, предложил генерал. – Продолжай свои измышления, которые ты мне вместо оперативной информации сейчас впариваешь.
Майор сел, заявил, набравшись смелости.
– Я, товарищ генерал, с полной ответственностью заявляю, что террористических групп в Козлове нет. Хотя не исключаю появление заезжего киллера. Но тогда концы в Москве искать нужно. Пусть там по своим каналам… провентилируют.
– Они нам навентилируют, – буркнул, отходя, начальник УФСБ. – Так навентилируют, что нас с тобой с должностей посдувает.
– И еще, товарищ генерал, может иметь место версия появления сумасшедшего. Пo статистике девяносто процентов покушений на глав государств совершают такие… чокнутые.
– Коновалов уверяет, что стреляли из окна пятиэтажки, с дистанции в тысячу метров, предположительно из снайперской винтовки Драгунова. Это серьезное оружие. Да и попасть из него в цель на таком расстоянии может только профессионал. А ты говоришь – сумасшедший.
– Сумасшествие может и не влиять на профессиональные навыки, – тактично заметил майор. – Например, обращения с оружием, меткой стрельбы. У нас столько мужиков через войны прошло – Афганистан, Чечня. У многих после этого крыша поехала. Это, между прочим, не я, а психологи утверждают.
Генерал хмыкнул, достал очередную бездымную сигарету, глянул на нее с ненавистью и предложил:
– Ну а раз ты такой умный, то сейчас же выезжай в Козлов. Обратись к полковнику Коновалову, да посмотри вместе с ним, что да как.
– Будет сделано! – вскочил молодцевато Сорокин. Генерал махнул рукой, отпуская, и лишь у самых дверей окликнул.
– Майор!
Тот повернулся с готовностью.
– Ну а если, майор, президента все-таки укокошат… Да что я тебе объясняю. Сам понимать должен. Иди.
V
Бывшая обкомовская дача при ближайшем рассмотрении оказалась огромной, на крестьянский манер рубленной из неохватных стволов лиственницы избой. Было в семидесятые годы прошлого теперь века поветрие в партийных кругах – такое вот хотя бы временное, в дни отдыха, единение с народом посредством деревянного, без изысков и навязчивых современных удобств жилища, и простой, матушкой-природой дарованной, пищей – жареной дичью, рыбкой осетровых пород, да икоркой из погреба, с ледника.
Помимо просторного зала с камином и широким, как теннисный корт, столом, в доме была кухня, обставленная на крестьянский манер, с дровяной печью, и нынешней, газовой, а из длинного коридора, устланного зеленой ковровой дорожкой, несколько дверей вели в отдельные спальные.
Тем не менее, туалетная комната в доме была, и натерпевшийся в дороге Дед прежде всего направился нетвердой походкой туда, при этом с лица его не сходило выражение горькой обиды. Вот, дескать, дела-то как повернулись! Был главой государства, да весь вышел. Привезли незнамо куда, в избушку на курьих ножках, всю дорогу из машины не выпускали. Ни тебе на природу посмотреть, ни с народом, понимаешь, пообщаться. Даже телохранитель… как его? Кор… Не, Коновалов, во! Теперь, понимаешь, какой-то Коновалов запросто за грудки схватить и толкануть может – сиди, мол, старый пень, не высовывайся, пока не позволят!
– Мать! А, мать? – позвал он жену, бредя потерянно по бесконечному коридору. – Где тут сортир, а?!
Та прибежала с какой-то женщиной – заведующей, видать, здешней, показала.
Дед подошел, принялся рассматривать рисунок на указанной двери. Там был изображен писающий в горшок мальчик, – Эт што, детский, што ли? – указывая на картинку, обиженно повернулся к провожатым бывший президент, но те уже ушли, их голоса доносились в одной из спален – распаковывали вещи.
Дед осторожно открыл дверь, заглянул. Туалет был обыкновенный, с фарфоровым унитазом под пластиковой крышкой, с рукомойником, снабженным полотенцем и мылом.
Справив нужду, президент зашаркал по коридору, заглядывая поочередно в распахнутые настежь двери чисто прибранных, обставленных старомодными спальными гарнитурами, комнат. Из одной вышли две полные, похожие на кукол-матрешек, женщины. Увидев перед собой Первого Президента, они остолбенели от неожиданности, потом, дружно ойкнув, шмыгнули мимо.