На третий день, с утра, меня долго тестировали. Я и фигуры в чернильных пятнах искала, и даже делала «Калифорнийский психологический тест». Здорово вымоталась, в холл пришла мрачная. Мечтала посидеть в тишине.
А Марианна только и ждала, когда я появлюсь.
– Не хочу, чтобы доктор Эш меня и дальше лечил, – зашептала она, придвинувшись ко мне вместе со стулом.
Я раскладывала пасьянс. Не глядя на Марианну, спросила:
– Почему?
– О нем такое говорят, такое говорят! Я вот в буфете со стола убирала, а там трое докторов болтали. Я и подслушала. Эша хотят исключить из врачей-консультантов, да боятся проблем. Один доктор сказал: «Эш – настоящий диктатор. Если уж что решил, нипочем его не разубедишь. Воображает, будто все знает лучше всех».
– Может, так и есть.
Я очень устала после тестов, пасьянс не складывался. Я смухлевала – убрала туза.
– А еще говорят, Эш слишком много времени уделяет твоему случаю, а остальные пациенты у него позабыты. Другим докторам приходится делать его работу. И это правда. Эш с тобой больше возится, чем со всеми нами.
– Это потому, что нас – пятеро, а вас – каждого по одному, – сказала я.
– Так ты это признаешь? – опешила Марианна.
– Не просто признаю – я этим горжусь. Я ведь в пять раз умнее, в пять раз красивее, в пять раз сексуальнее любой из вас.
Такого Марианна никак не ожидала.
– Ах ты дрянь! Недаром говорят, что ты притворяешься, лишь бы Эш с тобой возился! Ты время у нас воруешь, потаскуха!
Я только рассмеялась.
– Конечно, притворяюсь. Я никакая не больная. Я – актриса. Сейчас фильм снимается про расщепленных личностей, вот я и вживаюсь в роль. Да ты скоро сама увидишь. Вы все увидите.
– Ты меня разыгрываешь. Ты меня всерьез не принимаешь. А знаешь, что я еще слышала? Медсестры говорят, у Эша жена повесилась на дереве перед их же домом, – вот до чего он ее довел!
– Врешь! Врешь, мерзавка прыщавая!
Тут, наверно, я переборщила. Но Марианна сама нарвалась, честное слово. Зачем было хаять Роджера? Услышав про «прыщавую мерзавку», она подскочила, расшвыряла мои карты и опрокинула меня вместе со стулом. Я здорово ушиблась. И вот я валяюсь на полу, а Марианна сидит у меня на груди и волосы мои дерет. Я решила, что сама с ней справлюсь, без Джинкс. Потому что Джинкс, уж конечно, девчонку насмерть задушит, а мне осложнения без надобности.
Короче, мы катались по полу, Марианна разодрала мое платье, но я все-таки сумела положить ее на лопатки.
– Погоди! – вопила Марианна из своего незавидного положения. – Ты еще пожалеешь, что напала на меня!
– То есть это я на тебя напала? Недурно! По-моему, все было как раз наобо…
Прежде чем я договорила, подоспели языкатая Даффи и еще одна медсестра. Меня схватили за руки, практически распяли, а мерзавка Марианна вскочила и давай лягаться. Прямо в живот била. Трое на одну – несправедливо, подумала я и вызвала подкрепление.
Джинкс лягнула в ответ, угодила Марианне в челюсть и отправила паршивку в нокаут. После чего обмякла, заставив медсестер потерять бдительность, и высвободила левую руку. Почти сразу одна медсестра получила удар слева, а вторая, секундой позже, соответственно – удар справа. Раздались свист и вой (кто-то нажал тревожную кнопку). Набежали другие пациенты, попрятались по углам, как стадо овец. Джинкс продолжала обрабатывать медсестер. Пол обагрился кровью.
Даффи сопротивлялась отчаянно, предприняла вторую попытку зафиксировать Джинкс, но была жестоко бита ногами. Дверь отворилась, ворвались дюжие санитары, один – со смирительной рубашкой. Джинкс окружили. Только тогда она перестала пинать Даффи.
– Ну, подходите ближе! Что застыли, ублюдки? Я и вам покажу, почем фунт лиха!
Во рту скопилась кровь. Джинкс тошнило, однако она решила сдерживаться до последнего. И сдерживать натиск санитаров.
Все-таки здоровенный санитар изловчился и схватил ее. Джинкс лягнула его в мошонку, но он успел выставить для защиты ногу, еще крепче сжал Джинкс и произнес со смехом:
– Вот бешеная кошка!
– Держи ее, Тоби. Я пока рубашку надену.
– Поторопись! Откуда только у таких субтильных силы берутся?
Джинкс пыталась царапаться, санитар уворачивался. В конце концов Джинкс повалили на пол и затянули на ней смирительную рубашку.
Одного она не понимала – как ее угораздило сюда загреметь? Чьи это интриги? Мало того что упекли Джинкс в дурдом, так еще и на драку спровоцировали. Ох и не поздоровится теперь кое-кому!
– Надо сообщить Эшу, – сказал санитар. – Пускай сам разбирается.
Второй кивнул.
– Распустил своих психов, а нам расхлебывать. Глянь, она меня укусила! Придется от бешенства уколы колоть.
Даффи со скрипом поднялась.
– Спасибо, ребята. Теперь я справлюсь. И доктору Эшу я тоже сама доложу. Помогите только в палату ее втащить и к койке пристегнуть. Эш не велел давать ей аминазин, так что пускай эта сучка в зафиксированном виде поостынет. Ситуация под контролем. Незачем беспокоить доктора в выходные.
– Ты труп, – прошипела Джинкс. – Вот только освобожусь – сердце твое вырву и съем, так и знай.
Даффи взглянула холодно, с плохо скрываемой ненавистью.
– У вас, Салли, завидные актерские данные. Но сегодня вы явно переигрываете. Может, доктора Эша вы и вводите в заблуждение, однако остальных вам не одурачить.
Джинкс поволокли в палату и стали «фиксировать» ремнями на койке. Она отчаянно лягалась, но в конце концов оказалась намертво прикреплена за запястья и лодыжки.
– Какого черта, Дерри? Не я эту драку начала! Давай, вылезай и лежи тут вместо меня! Вылезай, кому говорю!
– Ага, разбежалась. Не выношу ремней и всего такого прочего.
– Как хочешь, а я исчезаю. Не полезешь в ремни сама – подсунь нашу овцу.
Мне было стыдно перед Салли – в конце концов, она же не виновата, – но лучше пускай она в ремнях мается, чем я. Поэтому я молча наблюдала, как уходит Джинкс. И тут у меня появилось странное ощущение – будто за всеми нами наблюдает кто-то еще. Быть такого, конечно, не могло. Я – единственный куратор.
Из тени вытолкнули Салли. Обнаружив себя прикованной к койке, она задергалась, застонала и завыла.
Тогда-то неизвестно чей голос и стал говорить с Салли.
– Успокойся, Салли, детка. Ты поранишься, если будешь так метаться. Наберись терпения. Доверься доктору Эшу. Полностью доверься. Найди в себе смелость посмотреть в глаза остальным. Доктор Эш говорит, вам всем грозит опасность и надо срочно принять меры – и он совершенно прав.
Я слушала и думала: все, приехали. Теперь мы точно – сумасшедшие. С кем поведешься… Салли неожиданно успокоилась. Перестала биться и метаться. Лежала тихо, как мышь. Решила: стану паинькой. Тогда, может, тот, кто говорит так ласково, явится во плоти и расстегнет ремни.
Салли предприняла несколько попыток устроить себе провал, но ничего не вышло. Тогда она стала думать об отце, об Оскаре-почтальоне, исчезнувшем после того, как умер ее дедушка.
Салли хорошо помнила его лицо. Она так часто искала это лицо в городе, так надеялась увидеть печальные глаза под тяжелыми веками, с отсутствующим, как у лунатика, взглядом, и плечи, сутулые от многолетнего ношения почтовой сумки. Правда, Салли видела своего Оскара не почтальоном, а песочным человеком[16] с полной сумкой песка. Так они с папой играли – папа рассказывал Салли сказку на ночь, а потом лез в сумку, делал вид, что достает песок и сыплет ей в глаза. Салли даже слышала его ехидный смех. Оскар спал и смеялся. Или спала сама Салли, и ей снился смеющийся Оскар?
Салли была уверена: исчезновение Оскара – просто первоапрельский розыгрыш. Однажды Оскар возникнет прямо на улице, у нее за спиной, прикроет ей глаза ладонями и скажет: «Ну-ка, кто я – угадай!» Или махнет рукой куда-нибудь в сторону: «Ой, Салли, какая уточка!» Никакой уточки, конечно, там не будет, но Салли, к восторгу Оскара, все равно повернет голову.
Оскар обожал розыгрыши. Бывало, возьмет да и крикнет: «Глянь – собака о двух хвостах!» – а когда Салли поведется, поет: «Первое апреля – никому не верю!»
Ох, эти печальные глаза, будто Оскару было жаль будить Салли по утрам. «Вставай, Спящая Красавица. В школу пора».
Почему он прыгнул тогда в поезд, почему бросил ее одну на платформе? Неужели вспомнил про какие-нибудь важные письма?.. Салли плакала. Ее нашел полицейский, принес в участок, позвонил матери.
Потом они с матерью ходили в участок писать заявление о пропаже Оскара. Но разве Оскар мог пропасть? Он же взрослый! Взрослые не пропадают и не теряются. Наверняка он где-то здесь. Тем более что Оскар уже не раз терялся и находился – только не в городе, а в своей собственной голове. По утрам, разбудив Салли, он, бывало, сидел за кухонным столом, уставившись в одну точку, еле удерживая веки, готовые опуститься – вот-вот уснет. Но нет – в последнюю секунду Оскар издавал смешок, щипал тонкие усики и укоризненно качал головой, приговаривая «Оскар, Оскар!». И снова глаза становились печальными – наверное, оттого, что он понимал, где он и кто он.
Уже став взрослой, Салли часто задавалась вопросом: о чем думал Оскар в такие минуты? Может, он мечтал о море? Мать говорила: наверное, он записался в матросы, ведь мальчишкой он обожал корабли, был морским скаутом, и отец у него моряк, и вообще, Оскар ей морем своим все уши прожужжал. Они поженились, едва он окончил школу, а матери вообще пришлось выпускной класс бросить, и Салли родилась через шесть месяцев после свадьбы. Салли всегда помнила: мать стыдится ее рождения, ее самой. Если б не Салли, мать бы образование могла получить, а так…
Сама Салли не верила, что Оскар ушел в плавание. Он по-прежнему представлялся ей песочным человеком с кожаной сумкой, полной волшебной пыли. В один прекрасный день Салли увидит его в толпе, подбежит сзади, закроет ему глаза ладонями и спросит шепотом: «Песочный человек, а песочный человек! Угадай, кто я. Угадай!»
Жаль, что сейчас Оскара нет рядом. Может, он начал новую жизнь. Такое бывает: мужчина рвет с прошлым, находит новую жену, заводит новых детей, меняет имя и фамилию. Становится другим.
Чем больше Салли думала об Оскаре, тем быстрее мельтешили мысли в ее голове. Не выношу такого мельтешения. Поездмчитсяслишкомбыстро. Лучшемнесойти. Или я дол-жна за-мед-лить ход… Почему Салли не в состоянии принять элементарное решение? Какое платье надеть? Что купить на обед? До какого этажа ехать на лифте?
Оскар мне в помощь.
Доктор Эш мне в помощь.
Бог мне в помощь.
Салли должна рассказать Роджеру Эшу об Оскаре. О том, что в свои шесть лет раньше всех поняла: Оскар не вернется. Что все ужасно, Салли сообразила еще накануне вечером, когда Оскар, рассказав ей сказку, решил: волшебный песок подействовал. Он наклонился над ней, поцеловал в щеку и прошептал: «Сладких тебе снов, Спящая Красавица. Спи, пока Прекрасный Принц не разбудит тебя поцелуем». После этого Оскар кивнул сам себе и вышел, улыбаясь, из детской. А назавтра исчез.
* * *Стараниями Даффи Салли пробыла в «зафиксированном» положении всю субботу и полвоскресенья. В полдень Даффи вошла и заглянула в глаза пристегнутой Салли.
– Ну и кто ты у нас?
– Салли Портер.
Даффи склонилась над Салли, так что стало ощутимо ее дыхание.
– А про остальных ты наврала, да?
– О чем вы говорите?
– О том, что остальных не существует! Ты у нас тут в единственном числе, ты все выдумала. Симулянтка!
В глазах Даффи было столько ненависти, что Салли растерялась. Чувство самосохранения не позволяло ей возразить. Она услышала знакомый голос, советовавший: согласись с медсестрой, не то она отомстит. Она опасна, лучше сказать ей то, что она хочет услышать.
– Я не симулянтка, – произнесла Салли. – И я не вру. Доктор Эш говорит, что другие личности есть, а я верю доктору Эшу.
– Эш распорядился не давать тебе транквилизаторов. А мой опыт подсказывает: ты пока свои ошибки не осознала. Поэтому будешь лежать так до завтра!
Впрочем, через час Даффи сменила гнев на милость – Салли освободили.
– Извини, детка, – говорила тучная медсестра, расстегивая ремни. – Даффи у нас злюка. Таким, как она, нельзя в больнице работать.
Салли долго растирала запястья и лодыжки, посиневшие от ремней. Украдкой взглянула на бейджик, прочла: «Л. Фентон, медсестра». Невольно подумала: «Мне бы тоже бейджик не помешал, а то все, кому не лень, спрашивают, кто я да что я».
– Спасибо, сестра. Мне очень неловко, что я буянила.
– Ну что ты, милая! Это ты еще не видала, как буянят. Ты скоро поправишься – доктор Эш тебя вылечит. Повезло тебе, что ты к нему попала.
Салли хотелось остаться одной в палате, но явился Элиот с цветами и конфетами, и Салли разрешили выйти в холл для посетителей.
– Как мило с вашей стороны, что вы пришли, Элиот.
– Тодд тоже хотел прийти, но он занят сегодня на бегах. Он мне рассказал, как вы себя по телевизору увидели.
– Доктор Эш говорит, мне это пошло на пользу. Иначе я бы, может, еще долго не признала этих, остальных. Которые внутри меня.
– Я насчет них давно подозревал. С того вечера, когда мы с вами были в клубе. Помните, вы обиделись на имя «Белла»?
– Помню.
– Вы такая красивая, Салли. Хотя даже не в этом дело. Красивых много, а вот добрых, сердечных – еще поискать. Вы удивительная. Вы наверняка догадались, что я от вас без ума.
– Я больна.
– Вы поправитесь. Очень скоро в вашей прелестной головке все встанет на свои места. Знаете, что я вам скажу, Салли? Да, у меня репутация волокиты, но это все в прошлом. Я готов ждать вашей благосклонности – только намекните, что надежда есть.
– Я не понимаю.
– У меня было три неудачных брака. Я не думал, что захочу снова жениться. Знакомство с вами перевернуло мою жизнь. Я не встречал таких чудесных женщин. Если вы выйдете замуж за респектабельного человека, судья может переменить решение насчет ваших детей. Подумайте об этом, Салли.
Салли покраснела.
– Спасибо вам. Вы очень милый. Мои близнецы мне дороже всего на свете, но чтобы снова замуж… я не знаю…
– Ничего не говорите пока. Я просто заронил эту идею в ваше сердце. Глядишь, зернышко и проклюнется. Если же нет, если вы не пожелаете видеть меня своим мужем, я согласен на роль друга.
– Вы замечательный человек, Элиот.
Когда он ушел, Салли стала напрягать воображение. Вот она – супруга видавшего виды, траченного жизнью повесы. Мог он измениться или не мог? Все-таки возраст берет свое… Надкусив в задумчивости конфету (нугу в шоколадной глазури), Салли вдруг поняла: у Элиота округлились щеки! Он снова набирает вес. А говорил: толстяку назад ходу нет!
* * *В понедельник, в десять утра, Мэгги повела Салли к Роджеру в кабинет для сеанса групповой терапии.
– Мы уже знаем про самоуправство Даффи, – говорила Мэгги. – Доктор Эш очень, очень сердит. Жалобу написал руководству.
Салли с Мэгги вышли из стационара, миновали внутренний двор, проследовали мимо здания администрации. Кабинет Роджера располагался в отдельном крыле.
В кабинете Салли сразу заметила перемену обстановки: доктор Эш зачем-то поставил кружком пять стульев. К спинкам четырех из них были прислонены зеркала. Роджер поднялся навстречу Салли и усадил ее на стул без зеркала.
– Простите, Салли. Поступок Даффи не имеет оправданий.
– Все нормально, доктор. Я в порядке. Сестра Даффи сказала, вы не велели давать мне успокоительные. Наверное, не было другого выхода…
– Как это – не было? Был! Даффи могла мне домой позвонить! Я бы сразу примчался. Могла просто запереть вас в палате. Зачем ремни? Средневековье какое-то, честное слово! Варварство и дичь!
– Я же буянила, доктор. А сестра Даффи знает, что я пыталась покончить самоубийством…
Роджер Эш подвинулся к Салли вместе со стулом.
– Я вам помогу, Салли. Мы справимся с вашим расстройством. Мы с вами сейчас знаете чем займемся? Раскопками! Только копать будем не в земле, а в вашей памяти. Вытащим на свет прошлое. Потом у нас как по маслу лечение пойдет. Главное, вы должны принять ваше прошлое, а не отмахиваться от него. Я-то про вас уже много знаю. А вы до сих пор закрывались от воспоминаний. Вы приняли своих альтеров эмоционально; это хорошо. Сегодня я устрою вам с ними встречу.
Салли оглядела пустые стулья с зеркалами и поежилась. Ей стало жутко, захотелось спрятаться.
– Я не готова. Я думала, это еще не скоро будет. Я не ожидала, что сегодня…
– Именно сегодня. Мы с вами и так припозднились.
Салли сгорбилась, будто хотела сделаться как можно меньше.
– Я не выдержу, доктор.
– Выдержите. Не будь я в этом уверен, я бы и сеанс не затевал. Вот что мы сейчас сделаем, Салли…
Она отвела глаза, а Роджер продолжал:
– Для начала попробуем обойтись без гипноза. Я хочу, чтобы ваши альтеры появились здесь благодаря вашему волевому усилию. Вызывайте их по именам, говорите с ними так, как раньше, в детстве.
– У меня не получится.
– А вы попытайтесь. Гипноз применить я всегда успею.
– Что мне говорить?
– Это вы сами решите.
Салли заглянула в каждое зеркало по очереди, увидела собственное отражение. До чего же глупо разговаривать с самой собой!
– Доктор Эш сказал мне, чтоб я с вами поговорила…
Фраза показалась Салли нелепой. Она замолчала на несколько секунд и сделала второй заход.
– Мы должны собраться вместе, потому что доктор Эш хочет нам помочь…
Салли стало страшно. У основания затылка нарастала боль, по телу пошел холод. Доктор Эш явно требовал от Салли не этого – не очередного провала. Салли должна оставаться в сознании, смело глядеть в лица тех, других, что спрятались внутри нее. Кем бы они ни были.
– Выходите! Пожалуйста, выходите! Дерри! Нола… Белла… или как вас там! – закричала Салли. – Поговорите со мной!
Никто не вышел на зов.
– Простите, доктор, – пролепетала Салли. – Я вас подвела…
– Не следует так говорить. И даже думать. Случилась всего-навсего небольшая заминка. Вы взволнованы, вас пугает такой важный шаг – это естественно. Вы боитесь открыть каналы для общения.