Книги на непонятном языке сгорели быстрее. Потомкам остался только алфавит. На его основе Кирилл и Мефодий придумали новую славянскую азбуку. Глаголица как тайнопись ариан была забыта и теперь приводится в словарях в качестве еще одного памятника – изобретателям кириллицы. И навряд ли мы когда-нибудь узнаем о том, что было написано в сожженных книгах. В священных дубравах Иллирии, Реции и Норика вещая листва уже давно не шелестит. Но нет-нет и теперь еще можно услышать: “Пал пан на воду”. Загадка. Калики принесли. Что до легенды западных славян о Пане и трех его сыновьях, то это Слово оставляю в контексте. Тоже мне бог-эпоним!
Сочетание зеркала и энциклопедии. Химера, выпущенная Борхесом. Но, чтобы пройти через лабиринт, положиться следует как раз на это диковинное существо. Демоны подобного рода имеют крылья, и с высоты полета все закоулки, ловушки и тупики лабиринта просматриваются как на ладони. Парадоксальным образом решение загадки предлагается с той стороны Земли. Интрига? Наверное. Но не более того, что рано или поздно химера откроет врата в новый мир: химера в нем, что “птича лесова”. Горлица! – да и только. Подбрось монетку и гадай, пока летит: орел или решка?
От батюшки-Дуная до Днепра Словутича раскопано великое множество кладов римских монет, что объясняется неутомимым землепашеством одних и размахом торговли других. Наверное, так и было, но история любит парадоксы. Большинство этих сокровищ, которые сберегла до наших дней Мать-Сыра-Земля, датируются третьим веком.
Как раз в начале третьего века нашей эры в провинции Паннония действует крупнейшая в истории Римской империи шайка фальшивомонетчиков. Шайка – не то слово, следует говорить о задунайской мафии, в которую входили как римские переселенцы-ветераны, так и представители коренного населения – в большинстве своем славянского. Причем монеты чеканили с большим искусством. Злоумышленники были так производительны, многочисленны и активны, что самопальные денарии, квинарии и сестерции потоком хлынули в метрополию. Трояновой тропой эти же деньги кочевали на Днепр-Словутич. Можно поискать и дальше. Как раз в это время происходило быстрое продвижение веселых славян в северо-восточном направлении – из Норика и Паннонии.
После нескольких лет поистине собачьей работы римские следователи наконец-то выяснили – откуда как из рога изобилия сыплются монеты, нарисовали красный кружок на дорожной карте и решили накрыть малину. Следователи пропали вместе с отрядами охраны. Император Аврелиан пришел в ярость и бросил войска – для подавления задунайской мафии. Как и сказано: “Волхом бо нашедшем на словени на дунайския…” По этому ли, по другому ли случаю пишет наш начальный летописец, непонятно. Но по времени – как раз совпадает с великим рассеянием славянских племен с берегов Дуная. И пока свидетели в сказках разноречили, все шло своим чередом. По военным трактам легионы выступили на врага. И вскоре римские солдаты привели в столицу семь тысяч военнопленных. О, Немезида, Мать Правосудия! Семь тысяч подсудимых на одном показательном процессе не было ни до, ни после. Задунайская мафия получила по заслугам. Не знаю, скольких из них казнили. Наверное, немало. Но в большинстве своем фальшивомонетчики были приговорены к принудительным работам и направлены… на монетные дворы. Талантливым людям надо идти навстречу. И за эту свою ну прямо-таки “еллинскую борзость” Аврелиан жестоко поплатился. Искусники задунайской мафии принялись за старое дело в новых условиях – все под руками! Кормят, заботятся, охраняют от лихоимцев. И самое главное, что теперь фальшивые денарии и квинарии отличить от монет серебряной чеканки было почти невозможно. Похоже, что напыление в производстве денег придумали именно они. Эпидемия преступного промысла вспыхнула в самом центре римского мира. Судебный процесс возобновился. Да вряд ли это помогло. “Уже вьржеся Дивъ на землю”, и закат империи не за горами.
6. Метаморфозы
Еще при жизни Траяна был введен культ почитания Гения Императора. В Риме требовали участия в жертвенном пире, в провинции – заклания быков перед статуей повелителя. У варваров не было ни статуй, ни людей, обученных такому высокохудожественному ремеслу, чтобы оные произведения искусства исполнить.
Можно предположить, что наш прапрапращур, обожествляя императора, грозного царя и верховного понтифика, нарекал его именем изваянное из дерева антропоморфное чудовище с тремя головами и девятью руками, а двенадцать колдунов-старейшин руководили обрядом жертвоприношений. “Человчьска имена то оутрия Троюна, Хърса, Велеса, Пероуна на боги обратиша…” – говорится в апокрифе двенадцатого века “Хождение Богородицы по мукам”.
И этих слов топором не вырубить. Все имело место и получило свое продолжение во времени. Культовые традиции Трояновых веков закрепились в народных обрядах, играх, гуляниях, в скоморошине и хулиганстве. Былые светочи и кумиры дошли до наших дней в виде нелегкой, “неключимой” силы и многочисленной персонифицированной нечисти. Она настигает путника в скоростном автомобиле и в космическом корабле. Непроглядная тьма начальных лет отражается в серебряных зеркалах современных городских квартир, гуляет по лесам и полям, плещется в реках и не дает спать ночующим “в избах, банях, лабазах – в бревенчатых теремах”. Как ни странно, все эти суеверные приметы, гадания, предсказания, сказки и небылицы, страсть к “мечтаниям бесовским” и духовное несовершенство дали такой богатый фольклорный, лексический и образный материал, такую основу для развития воображения и грядущего мифотворчества, что можно даже не сомневаться – на Руси великие поэты не переведутся.
В темную глубину времени уходит устная поэтическая традиция волхвов. Они хранили в памяти огромное количество стихов, которыми “записывали” сокровенные знания и передавали своим “вещим” преемникам. Они же были и носителями преданий или сказаний, отражающих историю их рода, племени, или, как теперь любят говорить, цивилизации. Конечно, сакральный, тайный язык избранников богов усложнен и поэтизирован до неузнаваемости. Но все-таки поддается расшифровке, когда есть что расшифровывать. И какие-то силуэты вырисовываются порой из утреннего тумана.
Поколения древнеславянского языческого жречества закрепили в памяти (вернее, спрятали в метафору и загнали в подкорку саму метафору) события на Дунае начала второго века первого тысячелетия нашей эры. Но с цифрами как-то не вяжется, или другое летосчисление тому виной. В братских литературах легко узнаются двойники Волха Всеславьевича и еще многих персонажей наших песен, сказок и преданий, со стремлением к общему для всех корню древнеславянской мифологии – прототексту, как принято говорить у исследователей, но имеет ли место “текст” там, где никакой грамоты не ведали? Точнее было бы вывести термин из некогда устойчивой устной традиции, благодаря которой сохранились поэмы Гомера, вовремя были “опубликованы”, и в стихах открылись древнейшие пласты древнегреческой мифологии. Славянским, да и другим народам северной Европы приходится восстанавливать по крупицам то, с чем они так долго боролись, но большого развернутого полотна с полным набором хорошо прописанных деталей их языческих древностей пока не получается. До сих пор спорят о Прародине, как и о многом другом.
Не знали мы Гомеровой строки -
Не рече намъ бо вещии Бояне…
Откуда мы – веселые славяне?!
Куда идем? С какой Почай-реки?
…
Языческая корневая синь -
Живой воды целительная сила!
И в роднике задолго до Кирилла -
Природы безглагольная латынь.
И кажется, что мы не Прародину, а Любовь потеряли и вернуть ее не можем. Никакой взаимности! А ларчик просто открывался. Triticum strigosum – это в аптеке, у чародеев и чаровниц – Любимая трава! Из нее и варится Любжа: на медленном Живом Огне – в медном котле, украшенном тремя рядами орнамента, в котором зашифровано Заклинание. Вода берется из Серебряного Ключа: летом – в Купальскую ночь и всю русальную неделю по ночам; зимой – на Велесовы дни, или Волчьи праздники, с первого числа по седьмое, до рассвета. Есть еще некоторые детали, но эти – самые главные. Без них напиток из Любимой травы никакой силы не имеет, и лучше не пить что попало. От такого зелья эффект обратный: Прародину не найдешь, Родину не узнаешь и место, где родился, и то позабудешь. Будь мое слово крепко!
Но что же мы имеем на самом деле? Кроме имен и функциональной целесообразности о бесах из пантеона князя Владимира известно не многое. Более детально изучены их родственники с острова Руяна, но и здесь есть разночтения. Неясно, как все-таки правильно называть верховного дьявола “священной” Арконы: Святовит, Свентовит или Световид? Датские оккупанты двенадцатого века перевели по-своему: Люцифер.
Но что же мы имеем на самом деле? Кроме имен и функциональной целесообразности о бесах из пантеона князя Владимира известно не многое. Более детально изучены их родственники с острова Руяна, но и здесь есть разночтения. Неясно, как все-таки правильно называть верховного дьявола “священной” Арконы: Святовит, Свентовит или Световид? Датские оккупанты двенадцатого века перевели по-своему: Люцифер.
Слово звонкое. Запомнили. Калики перехожие-переброжие. Вот что сообщается в их переводе, но теперь уже события разворачиваются в Моравии семнадцатого века: “Вчерась один бес из нее говорил и клялся луцыфером… что они прошлой ночи на свадьбе были в чужом жилище и гораздо утомились…”
Западный чертогон, который делится с восточными коллегами некоторыми наблюдениями, назвал даже собственное имя одного из бесов – Шкабан. И что там действительно происходило, дело совести, но по сей день все эти “сброшенные боги” – Шкабаны и Триглавы – рычат по-звериному у Чудотворных Икон и Животворящих Крестов, свистят в два пальца разбойничьим свистом под сводами церквей и соборов, когда их “выгоняют” из несчастных – больных и неизлечимо больных людей. И куда же им деться, Свентовитам? На другую планету улететь? Но свято место пусто не бывает. Планеты давно освоили их дальние, а может быть, и близкие римские и греческие родственники. Как жаль, что теперь не услышать такие лекции: “Есть ли жизнь на Марсе?” или “Тьма Невежества – Мать Суеверия”. Но и нельзя сказать, что никакой работы в этом направлении не ведется. Некоторые источники сообщают, что американские астронавты уже видели Порфирия Иванова на Луне. Все только начинается!
Калики перехожие-переброжие. Откуда они только берутся? Другое дело первобытная фармакология с ее могучей целительной силой. Одна трава Кукуша чего стоит: “Растет по берегам, сама синя… Когда муж жену не любит, дай пить жене…” Не трава, а песня!
И что ни говори, но есть в природе язычества некая Неразгаданная Тайна. Как в детстве: в темной комнате обязательно кто-нибудь да прячется, а в полной тишине что-то странное творится. И это не шутки! Вот яркий пример из старинной русской жизни: “Тогда убит бысть князь Бабич, не на суйме, но притчею некою”. Отчего погибает князь Бабич? Не в битве от меча пал, но гибнет – по воле какой-то нелегкой нечистой силы – по случайности. Это из века былинного, а вот свидетельство из второй половины двадцатого века. И к этому времени слово “притча” смысла не изменило, но прозвучало иначе: “Что за притка сталась?” Однажды приехал пионер в деревню погостить, услышал такое выражение и немедленно закричал, поправляя взрослого человека: “Плитка! А не притка!” Старики засмеялись, и я понял, что слова разные. Мне сказали, что повторять не надо, и ничего объяснять не стали. “Чего доброго, еще в школе скажет”. И что такое притки, я узнал, будучи уже очень взрослым. А ведь были и есть еще – кикиморы, потерчата, невидимки, анчутки, полудницы, шутовки, огневицы, болотницы, навии, берегуши, злыдни и целый сонм других. Многодетными семьями обзавелись Водяной, Полевой и Леший. О Домовом и говорить нечего, полдеревни родни. У него еще и двойник за перегородкой живет – Батанушка, неведомо, когда появился. Есть образы новые фольклорные. Есть и очень древние: диды, мары, вилы… Все в русском и в других славянских языках.
Например, имя древнего мифологического существа, имеющего в нашей литературе прямо-таки звездную славу, закрепилось в украинской поговорке: “Щоб на тебе Див прийшов!” Но от поэзии не осталось ничего. Разрыв-трава долго цвет не держит.
И в “Слове” прозвания незнаемой нами нечисти использованы не более чем для украшения поэтического текста. Автор мог делать такие вставки либо по привычке, с которой трудно бороться, либо сознательно, понимая, что даже названия языческих божеств и невиданных зверей вскоре будут забыты. Даже Боян вещий только оборотнем не назван. Зато довольно комплиментарно “Велесовъ внуче” сравнивается и с серым волком “по земли”, и с сизым орлом “подъ облакы”. В русской литературе ни об одном певце, кроме Бояна, не говорится как о волке: “рыщя въ тропу Трояню чресъ поля на горы”. Но это и есть наука великая! Как в былине о Всеславьевиче: “Поучился Волх ко премудростям: обвертываться ясным соколом, обвертываться серым волком, обвертываться гнедым туром…” Венцом последней премудрости – Золотые Рога.
7. Дунай, Боян и “Слово”
Для нашего слуха древнеславянские имена звучат как имена божеств и в некоторых случаях созвучны: Бож, Лада, Волос, Род, Видевит, Зев, Позвизд, Самовит, Пан, Радигаст, Ярун, Рогволод и многие другие, как и помянутый выше “Троюн”. Древнейших богов прочитывают в былинных персонажах: Вольга, Микула, Дунай. В первом предполагается божество охоты, во втором – бог земледелия. С Дунаем так ничего и не решили, да и славянское ли это слово?
В литературном обиходе мы имеем богатыря киевского цикла по имени Дунай. В былине две сюжетные линии. И все понятно, когда герой добывает невесту для князя Владимира. Мотив распространенный. Но “женитьба” самого Дуная на полянице удалой кончается трагической развязкой. В каличьем “эпосе” есть и такие реалии: “Подносили к нему чару зелена вина, то не малую стопу – полтора ведра…” После чего всем богатырям богатырь “тихия Дунаюшко Иванович” совершает тяжкие и особо тяжкие преступления и – убивает самого себя. Ох! Не богатырский это поступок! Но все-таки подвиг, за коим скрывается деяние божества, а не героя. Из крови Дуная и Настасьи протекли две “неслиянные” реки. Причем первая – Настасьина река. Откуда она течет и в какое море впадает? Загадка.
Вторая река не забыта восточными славянами уже вдалеке от нее – в Древней Руси. Для автора “Слова о полку Игореве” Дунай ближе, чем другие великие русские реки. На Дунае слышится голос Ярославны. Непонятный для славянского слуха Днепр назван вторым именем – Словутич, который “пробил каменные горы” и течет через землю вражескую – половецкую. Мольбы Ярославны обращены к Днепру (“Принеси, господине, милого ко мне…”), но в Заклинании она поминает Дунай (“Полечу я по Дунаю…”), откуда и ведут свой зачарованный счет Трояновы века. Проход к Дунаю затворил от венгров ее могущественный отец – Ярослав Владимирович, князь Галицкий. И наконец, на Дунае девицы поют, радуясь тому, как по возвращении из плена “Игорь едет по Боричеву! к Святой Богородице”.
Здесь уже совершенно ясно, к чему ведет свою речь автор “Слова”. Из тьмы к свету, сквозь дремучие “дебри Кыяне” – к Святой Богородице Пирогощей. Говорят, что Пирогост… Не буду повторять и разгадывать не стану. Многое сказано о том, что “Слово о полку” написал “светский” человек. Иноки так не пишут. Но язычником он тоже не был. Время поющих волшебников уже прошло. Другое дело – его предшественник.
Боян вещий – кощун, язычник, замышляющий свои словеса, волхвующий певец, обаятель, выколдовывающий речь. Несомненно, что он – “учитель пения”, а не духовный наставник. “Слово” – это прощание с кумирами древности. Даже имя Боян скорее нарицательное, чем собственное. Одно из первых упоминаний о таких славянских певцах относится к 590 году: во Фракии они зашли к императору Маврикию. И по Древней Руси ходили сотни гуслезвонцев, которые князьям “славу рокотаху”. Думается, что и другие – новые – песни, построенные “по былинам сего времени”, могли иметь такой же зачин: “Нелепо ли нам, братия…” Но “Слово” у нас одно.
Древнерусский Безымянный Поэт призывает не начинать песнь “по замышлению Бояна вещего”, потому что “старых словес” уже никто не понимает, да и не хочет больше понимать, разве что волхвы-экстрасенсы, но и с ними к тому времени вопрос был решен. Не одни же только киевляне в то светлое Господнее лето пошли вслед за низвергнутым Перуном “с горы по Боричеву… на Почайну и влезоша в воду”. Ко времени похода князя Игоря на половцев на всей территории Древней Руси уже сложились христианские традиции. И недаром, рассказывая о событиях тринадцатого века, автор Ипатьевской летописи заостряет внимание на том, как дружина великого умом и дерзостью князя Василько расправляется с вождем соседних еще языческих племен: “Бе Скомонд поганой влъхв и кобник нарочит, борж бе яко зверь… убиен бысть и глава его взоткнена на кол”. Ятвяжский князь уже не рядовой иноплеменный находник, а лютый враг, сатанист, с которым нельзя примириться. Со своими родными язычниками поступали не менее жестоко. И… О Диндимена! Великая Матерь Богов! Дочь твоя Метафора спасает нас от огня и железа, от беды и лиха, от волока с горы по Боричеву! Носителями древних мифов в их позднейших авторских переработках оставались народные певцы и сказители, как ныне поэты, – с ними по земле “Слово Ведуном ходит”.
8. В синей мгле
Есть мнение, что у эллинов не было жреческого сословия в такой форме, как у египтян и римлян. Если Геродот узнал о жизни богов и героев, читая Гомера и Гесиода, то у эллинов пятого века до нашей эры жреческого сословия не было уже очень давно. В одной только Додоне какие-то жрецы и жрицы находились постоянно, все-таки Священная Роща! И примитивность культа почитания деревьев действительно говорит о глубочайшей древности. К тому же Додона находилась на периферии греческого мира – в Эпире, и жрецов могли оставить, чтобы потомки дорийцев не забывали своих корней. Говорят, что и аргонавты, собираясь в Колхиду, выбирали деревья в священной роще Додоны, чтобы сделать из них вещие мачты, пенье коих истолковывалось как предсказание. Да и о древнейшей мифологии Геродот, например, разведал некоторые подробности и сделал вывод: “Итак, афиняне первыми из эллинов стали делать изображение Гермеса с прямо стоящим членом…”, “я слышал от жриц в Додоне…” и так далее. Нечто подобное было и у древних славян: “чтуть срамные уды… кланяются им, и требы им кладут”. Ну что сказать? До определенного возраста дети стыда не знают. И это не самое страшное.