Наградив Данилова злобными осуждающими взглядами, Бондарь и Сорокин бросились к Сафонову и помогли ему подняться.
— Теперь ты спекся, Данилов! — осклабился Бондарь. — Телесные повреждения средней тяжести, нанесенные из хулиганских побуждений при свидетелях. Три года будешь в лагере санитарить, если не пять!
— Что здесь происходит? Почему на подстанции все время что-то происходит?!
Елена Сергеевна подошла к уже стоящему на ногах Сафонову и впилась глазами в его побагровевшую физиономию.
— Доктор Данилов ударил доктора Сафонова, — кратко пояснил Бондарь.
— Как — ударил? — опешила Елена Сергеевна.
— Кулаком, сильно, жестоко, — ответил Сорокин. — Один раз.
— Виталий Федорович, с вами все в порядке? — заведующая окинула Сафонова взглядом и сокрушенно покачала головой.
— Все в порядке, Елена Сергеевна, — Сафонов осторожно ощупал место, в которое пришелся удар.
— Надо лед! — Бондарь бросился к холодильнику.
— Владимир Александрович! — В голосе заведующей зазвенела закаленная сталь. — Что вы себе позволяете?! Почему вы ударили коллегу?! Вы пьяны?!
— Я трезв, как стеклышко! — ответил Данилов.
— Почему вы ударили доктора?
— Мы не сошлись во мнениях по одному богословскому вопросу! — попробовал пошутить Данилов.
— Я жду объяснительную! — сказала Елена Сергеевна, принюхавшись к дыханию Данилова и не найдя в нем запаха алкоголя.
На всякий случай она заглянула ему в глаза, проверяя состояние зрачков. Получилось совсем как в былые времена, с той лишь разницей, что тогда она искала одобрения, а сейчас — признаки наркотического опьянения.
— Может быть, лучше заявление об уходе? — предложил Данилов.
— Объяснительную! Или я неслышно сказала?! — Глаза заведующей сузились и превратились в щелки. — Вы не уйдете просто и тихо по вашему желанию, Владимир Александрович! Вас уволят по статье, чтобы на новом месте работы вам было бы неповадно так себя вести.
На трель наладонника все трое выездных врачей сунули руки в карманы, но голос диспетчера успел уточнить раньше:
— Шестьдесят два — одиннадцать, «авто»! Одиннадцатая бригада — «авто»!
— Мне пора! — Данилов изобразил на лице вежливую улыбку и почти выбежал в коридор.
Впервые в жизни он с радостью спешил на «авто»…
До конца смены он доработал спокойно и даже безмятежно, наслаждаясь каждой минутой последних своих суток на «скорой». Все было как всегда, и в то же время немного иначе, потому что — в последний раз.
Данилов не сомневался в том, что приказ о его увольнении будет подписан в ближайшие сутки. Он не знал лишь одного — дадут ему возможность уйти «по собственному желанию» или же уволят по инициативе администрации, как обладателя трех выговоров. В благородстве администрации Данилов сильно сомневался, поэтому в душе склонялся ко второму варианту.
Увольнение не по «собственному желанию», разумеется, снижало перспективы последующего трудоустройства, но Данилов был уверен, что куда-куда, а в участковые врачи его возьмут.
Работу на участке он рассматривал не как «проходной», а как вполне подходящий для себя вариант. Во-первых, не было в этой работе унылой скуки стационаров. Во-вторых, при переходе сохранялись надбавки к зарплате за особые условия труда, только в поликлинике они назывались не «колесными», а «участковыми». В-третьих, как и подстанцию, поликлинику можно было подобрать поближе к дому. Таскаться каждый день на работу и с работы через всю Москву — разве можно вообразить себе худшую участь?
Много бумажек и всякой писанины? Зато не бывает ночных дежурств! С каждым годом бессонные ночи даются все труднее. Ладно еще дежурства в стационаре. Сухо, тепло, светло, весь «район» в пределах одного блока, одного отделения или одного корпуса. Это не под проливным дождем и не в лютый мороз рассекать по Москве, в доброй трети случаев работая под открытым небом. Да и по участку бегать сподручнее и на вызовах так выкладываться не надо. Осмотрел, выслушал, выписал рецепты и попрощался. Ну, а если что не так — набрал «ноль три» и вызвал к больному бригаду! Пусть другие стоят часами в пробках, гадая «довезем — не довезем».
Другие… Данилов посмотрел на часы. Пять сорок две. Еще два часа восемнадцать минут и все! Точка!
— Петрович, тормозни возле супермаркета, — попросил Данилов.
— А надо? — усомнился в целесообразности подобного действия Петрович, уже явно знавший о недавней «битве титанов» на кухонном плацдарме. — Ты лучше потом, по дороге домой сам зайдешь…
— Потом — суп с котом! — раздражение накатило вместе с головной болью. — Тебе что — трудно?
— Легко!
Петрович в сердцах так надавил на тормоз, что Данилов слегка приложился лбом к переднему стеклу, а сладко спавшая в салоне Вера, чуть не слетела с кресла на пол.
— Что случилось?! — крикнула она из салона.
— Остановка «магазин»! — прогнусавил Петрович. — Следующая остановка «Отдел кадров».
— Тут ты прав! — согласился с ним Данилов, потирая лоб. — Я мигом!..
Вернулся он с двумя пакетами в руках. Один, в котором была литровая бутылка самой дорогой водки из ассортимента супермаркета, Данилов протянул Петровичу, а другой — с бутылкой марочного портвейна и коробкой шоколадных конфет, достался Вере.
— Это что такое? — Петрович достал бутылку и присвистнул от удивления. — Ну ты даешь!
— Владимир Александрович, это по какому случаю такие презенты? — поддержала водителя Вера.
— По случаю надвигающегося расставания, — ответил Данилов.
Посмотрел на Петровича, сидевшего с бутылкой в одной руке и пакетом в другой, и сказал:
— Можно ехать, командир!
— Поехали! — Петрович сунул бутылку в пакет и убрал презент под сиденье.
До подстанции молчали, но, выключив зажигание, Петрович не выдержал.
— А может, еще все и обойдется? — предположил он.
— Навряд ли, — ответил Данилов, открывая дверцу.
— Жаль, — вздохнул Петрович. — Привык я к тебе…
— Я тоже привык, — ответил Данилов.
— Мужики! — поддела их Вера. — Хватит лирики. Вы еще обнимитесь и расплачьтесь, а я буду вас утешать и вытирать вам сопли! Можно подумать, что не в одном городе живете! Будете в гости друг к дружке ходить, на рыбалку вместе ездить!
— Раньше девки душевные были, не то что сейчас! — Петрович подмигнул Данилову.
Сдав Люсе карты вызовов, Данилов спросил:
— Парочка чистых листов бумаги найдется?
— Для вас — все что угодно! — улыбнулась Люся, открывая ящик стола.
— Почему такое расположение? — от толстой пачки, протянутой Люсей, Данилов отделил два листа.
— Люблю мужчин, способных на поступки! Раз — и в морду! Это здорово, когда мужик — мужик, а не глиста!
— Еще одна такая фраза — и мне придется на тебе жениться! — Данилов примостился на краю Люсиного стола и начал писать.
Заявление об уходе по собственному желанию он написал без проблем, а вот над объяснительной призадумался. В конце концов, под положенной канцелярскими правилами «шапкой» Данилов написал всего одно предложение.
«В силу обстоятельств моя рука вошла в контакт с лицом врача Сафонова В.Ф. О чем я нисколько не сожалею».
Расписался, поставил дату и попросил Люсю:
— Передай завтра начальству, ладно?
— Передам, — ответила Люся. — Чашечку кофе?
— Лучше вызов, — серьезно ответил Данилов. — Что-нибудь такое, чтобы до восьми утра время пролетело незаметно.
Недаром в Библии сказано: «Всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят». Минутой позже одиннадцатая бригада, единственная из свободных, отправилась на помощь в соседний район. На Тихомирском бульваре наряд милиции обнаружил мужчину без сознания.
После осмотра Данилов поставил диагноз закрытой черепно-мозговой травмы с отеком мозга и отвез бедолагу в реанимацию сто пятнадцатой больницы.
Там как раз дежурил знакомый доктор — Кирилл Евгеньевич.
— Катетеры нужны? — спросил он, расписываясь в приеме больного.
— Спасибо, есть пока, — ответил Данилов.
На самом деле он израсходовал весь свой запас катетеров, но зачем они теперь?
Сев в машину, Данилов посмотрел на часы и полез за наладонником. До конца смены оставалось одиннадцать минут. Теоретически, а зачастую и практически, вызов можно получить и за пять минут до конца смены, но сегодня одиннадцатой бригаде разрешили вернуться на подстанцию.
— Вруби «светомузыку», Петрович! — попросил Данилов.
Напоследок хотелось покуражиться, а по окончании дежурства — расслабиться, как следует.
Петрович не стал возражать. Последнее желание, как-никак…
На сдачу смены доктору Могиле у Данилова ушло две минуты, на переодевание — еще три. Сафонова он увидел издали. Тот выглядел неплохо, даже синяка на физиономии не было заметно.
«Запудрил», — решил Данилов.
На выходе ему преградил путь старший врач:
— Вы куда? А конференция?
На выходе ему преградил путь старший врач:
— Вы куда? А конференция?
— Я работаю до восьми ноль-ноль! — Данилов грубо оттеснил его плечом. — До свидания!
— До свидания! — машинально ответил Лжедмитрий, не догадываясь, что целостность его дорогой оправы только что подверглась большому, можно сказать — огромному, риску.
Глава шестнадцатая Идиот
Расслабуха удалась на славу. Для начала Данилов загрузился в кафе к Вазгену, где под сочные, брызгающиеся обжигающе горячим бульоном хинкали выпил изрядно водочки.
— У вас сегодня лицо уставшего человека, — посокрушалась знакомая официантка.
— Я с дежурства, — Данилов провел по лицу рукой, словно желая стряхнуть печать усталости, но только укололся об отросшую за сутки щетину.
— Тогда подкрепитесь и спать! — посоветовала добрая женщина.
— Так я и сделаю, — пообещал Данилов.
Из кафе он вышел сытым, без головной боли и, как ни странно, трезвым. Водка не брала его сегодня. Причина, вне всякого сомнения, крылась во взвинченном состоянии. Если во время дежурства помогала отвлечься работа, то во время отдыха спасаться было нечем.
— Ну, погоди! — пообещал себе Данилов. — Будет и на твоей улице праздник!
Праздник сам по себе не приходит, его надлежит выстраивать и выстраивать грамотно. В пивном ресторане, расположившемся на «насиженном» месте (еще с советских времен на этом месте существовала пивная, отчего-то прозванная в народе «Три поросенка»), он выпил две кружки пива, снабдив каждую рюмкой кедровой настойки.
Выйдя из прокуренного зала на свежий воздух, Данилов всей душой и всем своим телом ощутил приближение праздника. Радость проявлялась во всем — в улыбках девушек, в слабом ласковом ветерке, в солнечных бликах, прыгавших повсюду. Даже милицейский патруль, проверявший документы у двух среднеазиатской наружности гостей столицы, делал это как-то добродушно, если не гостеприимно.
Приветствуя мир все увеличивающейся в размерах улыбкой, Данилов дошел до остановки и сел в тут же подкативший троллейбус.
Не доезжая одной остановки до дома, он вышел из троллейбуса, свернул с шумного Рязанского проспекта за угол ближайшего дома и наискосок, дворами, вышел к еще одному заведению — пельменной, в которой всегда был хороший выбор напитков.
Сто пятьдесят грамм коньяка, выпитые прямо у барной стойки, сделали свое дело. Праздник пришел, и, как всегда казалось поначалу, пришел, чтобы остаться с Даниловым навсегда.
В ларьке возле своей семиэтажки Данилов купил эскимо и с наслаждением уплел его, укрывшись от солнца под раскидистым кленом. За едой он прикидывал, сколько лет может быть этому, знакомому ему еще с детских лет дереву, и наконец решил, что не менее семидесяти.
Ровно в полдень перед Светланой Викторовной предстал сын, которого она уже собиралась разыскивать. Сын был нетрезв и перепачкан мороженым.
— Извини, ма, батарейка у мобильника села… — привычно соврал Данилов.
Телефон он на дежурстве обычно оставлял в шкафчике выключенным и сегодня попросту не захотел его включать.
— Детский сад! — высказала свое неодобрение Светлана Викторовна, поворачивая ручку замка.
— Почему? — решив, что нагибаться в таком состоянии не стоит, Данилов освободился от кроссовок, не помогая себе руками, повесил сумку на вешалку и посмотрел на мать взглядом человека, которому нечего скрывать.
— Потому что в твоем возрасте полагается быть перемазанным женской помадой, а не мороженым.
— Сейчас помада не мажется, — с наигранным сожалением ответил Данилов. — Я проверял.
— Завтракать будешь?
— Обедать, — поправил Данилов и добавил. — Как проснусь, но вот кофе конечно же выпью.
Он долго стоял под душем, чередуя холодную и горячую воду, затем побрился, почистил зубы и появился на кухне, сияющий, как только что отчеканенная монета.
— Тебе дали премию? — спросила мать, снимая с плиты джезву.
Джезвы у Данилова были правильные — медные, вылуженные изнутри. Алюминиевых посудин для варки кофе он не признавал.
— Мне дадут выговор, — ответил сын.
— За что?
— За драку на подстанции.
— О, господи! — Рука, наливавшая кофе в чашку, дрогнула, и несколько капель темно-коричневого, почти черного, напитка пролилось на деревянную столешницу. — За что подрались-то?
— Да, собственно и не подрались, — Данилов придвинул к себе чашку, — просто я дал в морду одному из коллег, чье поведение меня раздражало.
— Учись себя сдерживать, — посоветовала мать. — А то… Знаешь, как говорят: «Лиха беда начало». Привыкнешь выражать свое мнение подобным образом и сорвешься с катушек.
— Не сорвусь. — Кофе разлилось внутри живительной влагой, Данилов даже простонал от блаженства. — Мне этот метод самому не нравится, но что поделать, если некоторые… Впрочем, ладно.
— Ладно — прохладно, — поколебавшись, Светлана Викторовна налила и себе кофе, ровно столько, чтобы прикрыть дно чашечки, и уселась напротив сына. — И на радостях после драки ты напился? Или напился, а потом подрался.
— Фу, как это банально — пьяная драка, — Данилов скривил губы. — Я дерусь только на трезвую голову. Напился я совершенно по другому поводу.
— Какому?
— Секретному! — Данилову еще в семь лет надоели материнские допросы, устраиваемые по любому поводу. — Давай перестанем играть в «Следствие ведут знатоки», а? Хватит вопросов!
— Еще кофе? — неисправимая Светлана Викторовна задала новый вопрос.
— Давай, — согласился сын. — Гулять так гулять!
После кофе он ушел в свою комнату, распахнул двери, ведущие на балкон, впуская свежий воздух, взял в руки футляр, в котором хранилась скрипка, сел на диван и долго не открывал футляра, предвкушая любимейшее из развлечений и размышляя о том, что бы сейчас сыграть. Наконец открыл, достал скрипку со смычком и за полчаса исполнил несколько отрывков из «Времен года» Вивальди, сознательно выбирая места потруднее.
Окончив играть, Данилов убрал скрипку и растянулся на диване, намереваясь хорошенько, как сам выражался, «задать Храповицкого», но сон его был недолгим.
— Володя! — Светлана Викторовна старалась не будить сына после суток, а если и делала это, то только по серьезному поводу. — Володя! Тебе с работы звонят!
— Кто? — не разлепляя век промычал Данилов.
— Ты считаешь удобным спрашивать? — Светлана Викторовна ткнула его трубкой радиотелефона. — Ответь и узнаешь!
Поняв, что насилие неизбежно, Данилов смирился и взял трубку.
— Да! — сказал он, поднося ее к уху. — Данилов слушает.
Светлана Викторовна ушла к себе.
— Идиот! Скотина! Сволочь! — Он не сразу узнал, кому из женщин принадлежит этот голос.
Ничего не шелохнулось в душе Данилова, и призраки прошлого не начали рваться на свободу. Было только удивление — за что его так ругают? Что он мог сделать?
«Сафонов умер от кровоизлияния в мозг, вызванного ударом, и это звонит его жена!» — обожгла было безумная догадка, но Данилов сразу вспомнил, что Сафонов холост.
— Ты всю жизнь вынуждаешь меня совершать идиотские поступки! И в молодости, и сейчас!
Картина прояснилась.
— Чего еще можно ждать от идиота, Елена Сергеевна?
Данилов был воплощением хладнокровия.
— Ты не мог сказать, как было дело?! Рассказать мне про жалобу?! Почему я должна узнавать подробности от Оксаны Даниловны?! Почему ты передал мне свою объяснительную через кого-то?! Почему не пришел сам?!
— Я теряюсь от такого обилия вопросов, — вздохнул Данилов. — А заявление вам Люся передала?
— Я порвала и объяснительную, и заявление!
— Жаль, — Данилов снова вздохнул. — А я только нашел себе непыльную работенку в нашей поликлинике! Там очень вежливый главный врач. Мне он понравился. Никогда не тыкает подчиненным и не хамит им. Весьма достойный человек!
— Да катись ты к…! — назвав один из самых распространенных, известных всем в России адресов, который тем не менее нельзя найти на карте, Елена Сергеевна отсоединилась.
— Года меняют лица… — сказал трубке Данилов. — Или как там было у классика?
— Ту-ту-ту… — отвечала трубка.
Данилов нажатием кнопки отключил ее, положил на пол рядом с диваном и снова заснул.
Проснулся он через три с половиной часа, свежим и бодрым, впору снова на работу идти.
«Что теперь будет с работой? — подумал Данилов. — Однако — ситуация».
Вспомнив, что сегодня на полусуточной двенадцатой бригаде работает Эдик, он решил попозже вечерком, около половины двенадцатого, позвонить ему.
— Володя! Обед на столе! — позвала Светлана Викторовна.
На кухне Данилова ждала лазанья.
— Давно мы не ели итальянской еды! — радостно потирая руки, Данилов сел за стол и схватил в руки вилку с ножом.
По размеру лазаньи было видно, что перед ним не разогретый полуфабрикат, а приготовленное матерью блюдо. Светлана Викторовна обожала делать всяческие начинки.