— Все у тебя в порядке, приятель! Тебе наплевать на все и всех, кроме самого себя. Однажды...
С правой стороны от Цэ поднимался из земли большой и темный особняк, закрывая своим корпусом остальные части сада. В окнах отражалось только сумрачное небо. Правда, окно столовой намекало на какое-то освещение, вовсе не объяснимое наличием второго окна, находившегося за углом особняка; второе окно не целиком, но все же было видно через первое, ближайшее к Цэ. Он долго и пристально всматривался в окно столовой.
Цэ не приближался к стене особняка. Он начал идти медленно, осторожно делая шаг за шагом, от гаража параллельно окнам особняка и продолжал вглядываться в сумрачную пустоту столовой. Шаг за шагом, шаг за шагом — и комната постепенно разворачивалась перед ним. Ничего не было видно, только смутные очертания — частично темные, частично слабо отражавшие тусклый свет — позволили ему скорее предположить, чем увидеть местоположение столешницы обеденного стола.
Трава под его ногами оставалась мокрой. Сырость и влага просачивались сквозь ткань носков. Небо все еще, конечно, слабо освещало траву под ногами Цэ. Несколько кусочков странного белого материала лежало рядом со ступнями ног. Всмотревшись, он установил, что это часть перьев голубя, пойманного кошкой.
С того места, где он стоял теперь, стало возможно определить, что за свет падал в столовую и откуда. В дальнем от окна углу комнаты находилась дверь. Ее оставили полуоткрытой. Свет попадал в столовую от какого-то светильника за этой дверью. С того места, где в траве газона среди перьев голубя стоял сейчас Цэ, можно было разглядывать через полуоткрытую дверь коридор. Немногое в нем сейчас бросалось в глаза: алая дорожка да полоска стены, обшитой панелями, около которой стоял комод из темного дерева. Один конец этого комода скрывала полуоткрытая дверь. На стене, над комодом, висела картина, убранная в рамку. Что на ней изображено, установить было невозможно, зато преобладание красных тонов Цэ отметил сразу. Никого в коридоре. Уши экс-шофера не могли уловить ни единого звука, который бы долетел до них из особняка.
Небо темнело, наконец все его части стали одинаково темного и непонятного цвета. В саду стало почти абсолютно темно. Только неровный край стены с одной от Цэ стороны и резкие очертания особняка с другой, да еще слабый мерцающий желтый огонек в старом кирпичном строении выступали из мрака. В доме тихо. Ни звука, ни шороха.
Следуя обратным курсом параллельно особняку, Цэ вернулся к гаражу. Дверь в задней стене оставалась распахнутой. Он открыл ее еще шире и вошел в гараж. Потом захлопнул ее за собой.
Черный автомобиль в гараже, казалось, полностью поглощал свет. Цэ стоял на каменном полу, положив левую руку на ступеньку вертикальной лестницы, которая вела на чердак и была прикреплена болтами к задней стене гаража Он подтянул к груди колено левой ноги, чтобы можно было достать до ступни, которую он ощупал правой рукой. Носок и нога в нем были мокрыми и холодными. Немного погодя он взялся за ступеньку правой рукой и подтянул правое колено к груди, чтобы можно было ощупать правую ступню левой рукой. Ступня и носок на ней были мокрыми и холодными.
Цэ стоял обеими ногами на каменном полу гаража и держался за одну из ступенек вертикальной лестницы, которая вела на чердак, двумя руками.
Постояв, он повернулся к передней стене и, выставив вперед руки, на ощупь обогнул автомобиль, занимавший почти все пространство гаража. Около заднего колеса он попал ногою в лужу. За автомобилем, сохраняя выбранное направление и вытянув руки, он сделал еще несколько шагов и уткнулся в переднюю стену гаража. Две двери, закрытые на современный перекидной замок, и составляли почти всю эту стену. Одна из дверей закрывалась еще на два штыря — один вверху, другой внизу. Цэ подошел к другой двери и повернул рычажок замка. Нажал на дверь — и та приоткрылась, а он, повернув ручку, немного выдвинул ригель, чтобы дверь под своей тяжестью не захлопнулась и замок не защелкнулся автоматически. Затем он проскользнул между двумя дверьми на улицу.
Остановившись на тротуаре, Цэ осмотрел дорогу. Слева от него возвышалась коробка особняка, которую спереди освещал уличный фонарь, стоявший за ней. Справа на расстоянии нескольких шагов стоял еще один фонарь, а за ним еще один, и еще, и еще, причем в прямом соответствии с законами перспективы каждый следующий фонарь, казалось, стоит ближе к последующему, чем к предыдущему. Ряд фонарей, и это можно было увидеть, тянулся к целой куче уличных светильников, некоторые из которых вырвали из темноты линию колонн, что указывало на железнодорожную станцию. От этой станции по дороге ехал автомобиль. В нем сидело четверо мужчин; все сидящие прикрывали руками глаза от света. Цэ ждал, когда автомобиль проедет.
На другой стороне улицы стояло кафе, два окна которого были ярко освещены. Различные товары можно было увидеть разложенными на этих окнах-витринах. В левом окне Цэ заметил столик, отличавшийся от других квадратной скатертью с рисунком из белых и красных квадратиков.
Автомобиль проехал, Цэ перешел дорогу, открыл дверь и вошел в кафе. Повернув влево, подошел к столику, который разглядывал только что через окно. Под столик был задвинут стул из дерева складной конструкции. Цэ выдвинул его из-под стола и сел. От яркого света он моргал.
За прилавком, склонившись, стоял мужчина. Руки его лежали на широкой доске, пальцы были сцеплены. Цэ подал ему знак. Мужчина кивнул и подошел к двери за прилавком. Он вошел в эту дверь и закрыл ее за собой. На ней был наклеен плакат с рекламой цирка, посетившего городок много недель тому назад.
Рядом с дверью на стене висели полки, украшенные различными марками сигарет. Поднявшись со стула, на который он только что сел, Цэ подошел к прилавку, перегнулся через него, вытянул правую руку и взял пачку с десятью сигаретами с полки. Возвращаясь на место, он сунул пачку в карман, потом сел на жесткое деревянное сиденье стула.
Положил локти на стол, немного подался вперед и начал смотреть в окно на фасад особняка, стоявшего за дорогой.
Все детали фасада были размещены согласно строгим правилам симметрии. Окно по одну сторону от парадной двери уравновешивало окно по другую сторону от нее. Цэ смотрел в данный момент на правое от парадной двери окно.
Оно выходило из гостиной. Портьеры закрывали это окно, но тонкий просвет оставался между ними; наверху просвет был шире, чем внизу, как если бы портьеры были задернуты впопыхах.
Дверь за прилавком кафе отворилась, и вошел мужчина, держа в одной руке, левой, чашечку на блюдечке, рядом с которой лежала также на блюдечке ложечка. Он поднес все это к столику, за которым сидел Цэ, и поставил блюдечко с чашечкой на скатерть. Скатерть, покрывавшая стол, имела рисунок из красных и белых квадратиков.
Взяв ложечку с блюдечка, Цэ начал помешивать жидкость в чашечке, поглядывая при этом на мужчину.
— Много работы?
— Чего?
— Много посетителей сегодня?
— Собираюсь закрываться. Хватит на сегодня. На автозаводе забастовка.
— Глядя на дорогу, об этом не подумаешь.
— Люди говорят, что не отступят, пока не улучшат условия или не поднимут зарплату.
— Надо же! Ты не видел ее сегодня вечером?
— Я был занят. Ты напрасно теряешь из-за нее время.
— Все так говорят. Он в любой момент может сделать с ней то, чего ему не следовало бы делать.
— Все так говорят. Что же до меня, то я бы не стал во всем винить его. Она настоящая кошечка и ведет себя соответственно.
— Ты видел ее после того, как он к тебе заходил?
— Что в точности тебе нужно?.. Кстати, как кофе? Ты даже не попробовал.
— Попадалась ли она тебе на глаза в течение нескольких последних минут?
— Я повторяю: ты напрасно теряешь из-за нее время. Я, если тебе это поможет, видел ее только что: она задвигала портьеры на окне гостиной. Это все, что ты хотел узнать?
Цэ поднес чашечку с кофе к губам и отхлебнул. Джи Эф Уатт стоял, положив руки на спинку складного стульчика, и смотрел в окно. Цэ нашел, что кофе не очень горячий. Он выпил его одним глотком и поставил чашку на блюдечко.
— Чудесный кофе. Ты собираешься закрываться, я полагаю?
— Да, уже темно, не так ли? Это все, что ты хотел узнать?
— Ты не шутишь: это все, что я хотел узнать.
— На что ты намекаешь? Ты не шутишь? Я не шучу. Я видел, как она задергивала портьеры в гостиной. Он говорил, она в расстройстве.
— Она свыкнется с этим. Домашний голубь погиб. Спасибо за кофе.
— Понравился? А он ничего не говорил о голубе. Он вообще говорит немного, вспомни, когда умер ребенок, он тоже молчал.
— Замечательный кофе... сладкий, крепкий. Мне пора назад. Премного благодарен.
— Она была для меня, но увидев тебя...
— Понравился? А он ничего не говорил о голубе. Он вообще говорит немного, вспомни, когда умер ребенок, он тоже молчал.
— Замечательный кофе... сладкий, крепкий. Мне пора назад. Премного благодарен.
— Она была для меня, но увидев тебя...
Отодвинув столик, Цэ встал. Подмигнул мужчине, подошел к двери, открыл ее и вышел на тротуар. На ногах у него были только носки. Какой-то мужчина проскользнул мимо него, катя перед собой, словно обруч, старое велосипедное колесо. На дороге никого. Машин не было. Цэ пересек проезжую часть, направляясь к бетонно-каменному гаражу, который стоял рядом с особняком, — между ними было всего лишь полтора метра кирпичной стены. Дверь гаража оставалась полуоткрытой. Цэ скользнул через щель во мрак гаража.
Обернувшись, захлопнул дверь и нажал маленький рычажок механизма замка. И услышал, как клацнула задвижка.
Домоладосса шел домой к жене в этот вечер, погруженный в размышления. Он пытался разгадать смысл происходящего в доме мистера Мери... и понять, как это происходящее связано со смыслом, который он — наблюдатель — находил в нем.
Другие также пытались нащупать нерв мистерии, разыгранной перед ними. Корлесс сидел один на склоне холма, трепеща от мысли, что явление исчезнет так же неожиданно, как появилось. Джо Гроулес закончил работу еще до начала вечернего «часа пик», но, несмотря на то что весь вечер он провел со своими женами — Пегги, очаровательной белой, и Софи, очаровательной негритянкой, — размышления об увиденном не оставляли его. Двое мужчин отвели мальчика домой и позвонили в полицию, а потом интересовались, позвонив второй раз, правильно ли они поступили.
И еще одни наблюдатели наблюдали за ними, а у тех тоже имелись наблюдатели, которые также оказывались под наблюдением, и так далее, и так далее, почти до бесконечности. У каждой ступени или уровня наблюдателей существовала своя теория, объяснявшая наблюдаемое; каждая ступень или уровень привносили свои собственные страсти и пристрастия в наблюдение.
Тихо, в своей комнате, играя кончиками пальцев в своих золотисто-каштановых волосах, жена мистера Мери сидела перед своим собственным экраном и внимательно смотрела на то, как целый круг миров погружается во тьму.
Внутри гаража почти все было залито и поглощено мраком. Округлый корпус автомобиля, казалось, источал темноту. И только в дальнем конце помещения серело небольшое пятно под вырезом в полу чердака. Цэ стоял и слушал, прежде чем двинуться вперед на ощупь, касаясь бока автомобиля, между ним и юго-восточной стеной гаража. Ступал он осторожно, стараясь не попасть ногою в какую-нибудь лужу на каменном полу. В дальнем конце гаража с большим трудом можно было разглядеть ребра деревянной лестницы, привинченной к задней стене болтами, которая вела на чердак над собственно гаражом. Он вскарабкался по этой лестнице на чердак.
У верха лестницы находилось квадратное окно. Оно было разделено на четыре части, и только три из них имели стекла. Холодный воздух залетал через незастекленную четверть. В одну из четвертей дул холодный ветер. Цэ вставил сырой квадратик дерева в проем.
Сутулясь на ходу, он прошагал к другому концу чердака. Квадратное окно смотрело там сверху на дорогу. Это окно разделялось на четверти, одна из которых была не застеклена; холодный воздух влетал в нее. Пошарив по полу, Цэ нащупал квадратик из дерева, который и вставил в пустой проем окна. Он смотрел в окно. За дорогой находилось кафе с парой окон. Яркий свет проходил через эти окна и заливал тротуар. Перед одним из окон, внутри кафе, стоял квадратный столик с покрытой красными и белыми квадратиками скатертью. Спинка стула торчала над его поверхностью. На спинке лежали руки мужчины; он стоял, скорбно опустив плечи, и смотрел в окно на особняк, стоявший напротив кафе.
Цэ отошел от окна. Вдоль одной из стен чердака тянулись темные формы каноэ. Корпус его высвечивал жалкий свет, падавший из окна и превращавшийся в неясное пятно. Парусина закрывала каноэ. Стянув парусину с корпуса на пол, Цэ забрался внутрь него и прилег. Сиденья давно убрали, и пространство внутри каноэ сейчас было заполнено стружками и одеялами. Цэ расположился на груде одеял и лежал, опираясь на локоть.
Он залез в правый карман брюк, в котором лежала пачка сигарет. Достав ее, оборвал обертку и бросил бумажку на пол. Открыл пачку, извлек сигарету, понюхал ее и вставил одним концом между губ. Осторожно положив пачку рядом с собой у борта каноэ, он выдвинул ящичек маленького спичечного коробка, достал спичку и чиркнул ею по боковой поверхности этого же коробка.
Когда он прикуривал, пламя осветило очень маленькую картинку, наклеенную на один из изгибов крыши прямо у него над головой. Цэ поднял глаза на эту картинку. Это была цветная картонка, найденная им в цибике с чаем, одна из серии, известной под названием «Чудеса природы». На ней были изображены две змеи. Одна из них поймала другую за хвост, который и держала в пасти. В то же время у другой змеи из глотки торчал хвост первой змеи. Обе змеи соединялись в окружность, глаза их блестели, они пожирали друг друга. Цэ пустил в них струйку дыма.
Он помотал рукой. Горевший конец спички уже почернел, пламя сжалось, дрогнуло — спичка погасла. Мгновение красная искра еще светилась перед пальцами Цэ, но наконец и ее не стало. Он бросил спичку на пол чердака. Он откинулся на скомканные одеяла и лежал, продолжая опираться на левый локоть. Кончик его сигареты разгорался и становился ярче, когда он затягивался.
Квадратное окно в задней стене гаража слегка смягчало и разрежало темноту, в которой он лежал. Сад превратился в бесформенную абсолютную черноту, над которой поднимался угол крыши старого кирпичного здания, едва различимый на чуть более светлом, чем все остальное, фоне ночных облаков. Под углом крыши, подчеркивая черноту мрака, царившего в саду, играл слабый желтый огонек.
Цэ курил сигарету до тех пор, пока она не обожгла ему пальцы. Не торопясь, он перегнулся через борт каноэ и вдавил окурок в пол. Потер пальцы друг о друга. И занял прежнее положение: лег на спину и оперся на левый локоть. Расслабился, и голова, склонившись набок, уперлась в металлическую кровлю, он зевал и продолжал смотреть в окно на сад, погруженный во тьму.
Мрачные тучи ползли по небу, делая его еще темнее, так что наконец очертания крыши старого каретного сарая, стоявшего поблизости, исчезли. Огонек желтого света, горевший в той же стороне, мигнул и был погашен. Цэ зевал и продолжал смотреть в окно на сад, погруженный во тьму.
Забыв про стадо, юноша наклонился вперед, так что ее свежие и крепкие формы касались его рук и груди. Она полуобернулась к нему, и поэтому ее волосы волновались у его щеки. Он мог чувствовать тепло и вдыхать аромат ее тела, усиленный солнечным днем.
И никого рядом. Овцы могли позаботиться о себе сами. В руке, как в темнице, он держал обреченную на смерть трепещущую бабочку. Ее руки тянулись к его руке, и в этом движении отразилось сомнение.
Она ждала.
Он ждал.
Оксфорд, июль 19..
Примечания
1
Псише — большие зеркала в подвижной раме.