Эс отвернулся от окна. У его ног лежал номер детского журнала, напечатанный еще тогда, когда сам Эс был ребенком. Страницы от времени давно пожелтели. Журнал раскрыт на странице с рисунком, изображавшим большого бородатого мужчину со свирепым взглядом и веслом в руках, поднятым над головой; этот мужчина стоял в дверном проеме, а за ним был виден лежавший на полу школьник, руки и ноги которого были связаны веревкой. На мальчике по-прежнему была школьная кепка. Над рисунком надпись: «Секреты Серой мельницы».
Подняв журнал, Эс принялся за чтение. Разобрав несколько слов, он побежал глазами по строчкам на следующей странице, пока наконец не нашел предложение: «Он очень хотел пить, но, несмотря на это, без всякого сожаления глядел на солоноватую воду, протекавшую мимо». С этого места Эс снова начал читать. Перевернул страницу. Дошел до самого конца следующей, где жирным шрифтом было напечатано: «Кто был пойман в старом колодце? Не пропустите очередной выпуск журнала с этим захватывающим эпизодом». Эс закрыл журнал и положил его на обрезок бревна. Он посмотрел в круглое окно, но никакого движения в саду или в окнах особняка не заметил и перевел взгляд в комнату старого кирпичного здания, давая глазам отдых.
Доски пола казались на вид грубыми и неровными, цвет же имели золотисто-каштановый. Выступающие части этих досок, особенно вокруг сучков, были светлее. В выбоинах и царапинах, дерево казалось темнее от набившейся туда грязи.
Эс рассеянно поглядывал в окно, отрываясь от созерцания досок. И если ничего не привлекало его внимания, снова смотрел вниз на пол. Иногда он пытался представить себе какой-нибудь узор из сучков и выбоин.
В очередной раз глянув в окно, он заметил, что кто-то идет к старому кирпичному зданию, то есть к нему.
Встав на колени, пряча тело за кирпичной кладкой, Эс осторожно приблизил лицо к круглому окну, разделенному на девять частей. Полная женщина в белом переднике несла ведро, в котором можно было мельком увидеть что-то зеленое. Она прошла по полоске травы перед задней дверью и дальше по узкой грунтовой дорожке, бежавшей вдоль клумб для аспарагусов с юго-восточной стороны параллельно дорожке, посыпанной гравием, с северо-западной стороны клумб без аспарагусов. Эта грунтовая тропинка была закрыта ветвями фруктовых деревьев, примыкавших к юго-восточной стене старого кирпичного дома и доходивших до свалки мусора, находящейся у живой изгороди из кустов бирючины, являвшихся единственной оградой собственности мистера Мери с юго-западной стороны. Чтобы подойти к свалке мусора, надо было, следуя по тропинке, миновать переднюю стену старого кирпичного здания и обогнуть, почти задевая, восточный его угол.
Когда полной женщине оставалось три метра до этого угла, она остановилась и посмотрела вверх на круглое окно, сделанное над дверями в передней стене старого каретного сарая; дерево дверей посерело от времени.
— Ты там? Эй, просыпайся, это всего лишь я. Эй, ты там наверху?
— Где он?
— А, ты здесь! Что не спускаешься? Могу поспорить, ты спал.
— Он в доме?
— Он в кабинете, и в руках у него ручка, и Бог знает, какие мысли бродят в его голове.
— Я не спал, Ви. А ты уверена?
— Ты знаешь, что я всегда уверена... Почему ты не спускаешься? Спорим, что ты спал.
— А она?
— Она дала мне указания. Потом ушла в магазин с корзинкой, зонтиком и в новом пальто.
— Ей идет, да?
— Мы все сегодня утром приоделись. Все сегодня ходят нарядные. Так ты спустишься или нет?
— Уже иду.
Подойдя к другому концу комнаты, Эс наклонился и поднял дверцу, закрывшую лестницу, потом поставил ее к задней стене старого кирпичного здания, в которой почти над полом было пробито маленькое окошко. Открылась мощная деревянная лестница. Эс начал спускаться под углом; со ступеньки на ступеньку он сделал семь шагов, прежде чем его ноги коснулись булыжника, которым был вымощен пол каретного сарая. Здесь было довольно сумрачно: отдельные лучи света пробивались сквозь вертикальные и горизонтальные щели в двух деревянных дверях передней стены здания и сквозь окошки, сделанные в этих же дверях.
В одной из них, левой, если смотреть от Эс, сделали когда-то маленькую дверцу не выше полутора метров. Свет проходил сквозь щели между ней и большой дверью.
— Выходи скорее. Я не могу торчать здесь целый день.
— Ты собираешься работать только утром.
В старое дерево левой большой двери почти рядом со вставленной в нее маленькой дверцей был вбит гвоздь. На нем намотана веревка, одним концом привязанная к гайке, крепившей ручку маленькой дверцы изнутри каретного сарая. Эс снял веревку с гвоздя и толкнул дверь.
Он заморгал от яркого света и выглянул за дверь. Посмотрел на особняк, а потом на полненькую женщину.
— Ты выйдешь наконец? Я не собираюсь убивать здесь целый день. Я не прочь поспорить, что ты все же спал.
Эс вышел, выпрямился и сделал один шаг к полненькой женщине.
Ее крупная фигура состояла, казалось, из одних округлостей. Фигура Эс могла бы быть очерчена одними прямыми линиями. Какой-нибудь официальный наблюдатель был бы, вероятно, весьма удивлен тем, что две такие разные фигуры скрывали внутри весьма похожие скелеты.
Полненькая женщина одета была в серое платье, поверх которого на ней был еще фартук, большой и белый, с двумя завязками вокруг талии и еще двумя, идущими от верха фартука, над выпуклостями груди и завязанными уже за плечами. Волосы женщины поддерживал кусок бархатной ленты. Желтоватые с проседью, они были собраны на затылке в пучок. Лицо — бледное, лишь по одному яркому пятну на каждой щеке. Глаза — линяло-голубые на тяжелых валиках век, которые покрыты складочками, и под глазами тени.
— Ты уверена, что он работает?
— В это время утром? Да, он пишет, пишет, пишет, даже когда я приношу ему кофе.
— Он давал объявление о том, что ищет нового секретаря?
— Что, после тебя? Такого, как ты? Да ты что! Дурачок! Ты на самом деле глупый красивый мальчик. Ты напрасно теряешь здесь время.
— Не дави на меня, Ви.
— Да я и не давлю, но на самом деле... я думаю... думаю, каждому в нашем мире достается по прибабаху, я говорю о том, откуда мы все взялись?
— Говорят, забастовка на рыбзаводе.
— Правда? А кто тебе это сообщил? Знаешь, ты выглядишь неважно. Следи за своими глазами!
— Уатт рассказал мне.
— И какой же это был рыбзавод?
— Спроси лучше у него. Ведь это он мне рассказывал.
— Ты не хочешь рассказать мне все, что Уатт наболтал тебе. Он не смог тебе точно рассказать, что и где.
— Ну, я думаю, это на консервном заводе.
— Ты рехнулся. Здесь нигде нет таких заводов, нигде в нашей округе.
Эс посмотрел на свои ботинки, их покрывал густой слой пыли. Гравий под ними вдавился в темную, коричневую землю.
— Ты принесла мне чего-нибудь?
— Мне не надо бы этого делать. Правда не надо бы. Я веду себя как полная идиотка.
С верхушки ведра, которое полная женщина принесла, она сняла несколько больших листьев капусты и достала что-то завернутое в газету. Она протянула сверток Эс. Он шагнул вперед и взял его, во взгляде его скользила неловкость.
— Здесь полпирога со свининой. Не надо бы мне этого делать, а? Бог знает? Но они ни за что не заметят этого.
— Ты изумительно добрая.
— Давай не будем об этом. Ты меня знаешь. Какая есть, такая есть. Почему бы тебе не сходить в особняк и не помыться?
— Что? В дом! Когда он в своем кабинете? Он же застрелит меня.
— Не будь идиотом. Он не двинется с места до обеда. А тебе надо помыться. Ты сам знаешь, что тебе надо помыться.
— Да не нужна мне ванна. Представляю: я крадусь по дому! Кроме того, она, она придет и застанет меня в ванной комнате!
Полная женщина рассмеялась.
— Давай, давай, все вы, мужчины, одинаковые, и ты же сам знаешь, что тебе хочется этого.
— Он застрелит меня, если увидит в доме!
— Ну ладно, я не могу стоять здесь целый день. Кого-то ждет работа, когда других — безделье.
— Не могла бы ты, Ви, наполнить керосином мою лампу?
— Все-таки все вы, мужчины, одинаковы, нудите и просите. Тащи сюда свою лампу. И почему бы тебе самому ее не наполнить?..
— Ты знаешь почему.
Женщина стояла там, где остановились, пока Эс не скрылся за маленькой дверцей, сделанной в большой двери старого кирпичного строения. Потом и она двинулась вперед по грязной грунтовой дорожке, наклоняя голову, когда навстречу попадалась ветка яблони, и, дойдя до цели, вывалила содержимое белого эмалированного ведра на верх мусорной кучи. После этого она вернулась на прежнее место перед старым кирпичным строением, где стояла перед этим, и ждала, пока снова не появился Эс. В руке у него была старая ржавая штормовая лампа, он поднял руку и протянул лампу.
— Я принесу ее, когда смогу. Сейчас у меня слишком много работы. Она хотела, чтобы я запекла к обеду телятину. А сама пошла за анчоусами.
— Пока. Спасибо за пирог.
— Я веду себя как дура, но тут уж не исправишь.
Эс стоял и смотрел на то, как четыре белые ленты сходятся на спине в один узел. Белое эмалированное ведро, теперь пустое, которое полная женщина несла в правой руке, казалось и белее и ярче фартука; кончики же лент и вовсе были слегка желтоватые и при этом помятые. Очень быстро она дошла до задней двери особняка, которую оставляла прикрытой; еще шаг — и она за дверью; мгновение — дверь закрылась за ней; Эс повернулся и, пригнувшись, шагнул в старый кирпичный каретный сарай.
IV
Поднявшись в комнату над главным помещением каретного сарая, Эс закрыл лестницу дверцей и, дойдя до середины своего убежища, остановился. Сверток, который был у него в руках, он положил на одну из полок, тянувшихся вдоль юго-восточной стены, рядом с маленьким бронзовым крокодилом.
На уровне его груди висел брезентовый гамак, оба конца которого стягивались веревками, прикрепленными к двум металлическим кольцам, прибитым к первой и второй поперечным балкам. С двух сторон этого гамака свисали серые одеяла, концы которых были обметаны красной шерстяной нитью; лежало там и два обычных мешка, сшитых садовой бечевкой. Положив руки на гамак, Эс согнул колени и прыгнул вверх и вперед, чтобы забраться в свою висячую кровать.
После того как он оказался в гамаке и тот перестал раскачиваться, Эс сел и развязал шнурки ботинок. Сдвинув с ноги левый, а потом правый ботинок, он уронил их вниз на пол, разукрашенный выбоинами, впадинами и выступами: доски в некоторых местах имели цвет соломы, в некоторых казались покрыты сиеной — там, где грязь въелась в дерево; в целом цвет, особенно если не вглядываться, чем-то напоминал золотисто-каштановый оттенок женских волос. Ботинки, упав на пол, перевернулись и легли один возле другого: их носы соприкасались под углом в девяносто градусов, левый при этом лежал подметкой вверх. В центре подметка протерлась до дыр, а ближе к краям была изрядно изношена. Носок правого ботинка сплющился. Оба ботинка лежали рядом друг с другом, образуя случайную фигуру на полу. Под ними золотисто-каштановые доски пола. Доски в положенных им местах касались стен, а в пазах они соприкасались друг с другом. Ботинки лежали прямо перед направленным вниз взглядом мужчины; потом он отвернулся и лег.
Под голову Эс для удобства положил что-то маленькое и продолговатое вместо подушки. Это что-то напоминало тело, было бежевого цвета и принадлежало игрушечному медведю, если судить по голове. Конечно, сейчас узнать В этом предмете медведя было труднее, чем тогда, когда его сделали или купили, поскольку в данный момент на голове не хватало обоих ушей и одного глаза. Туловище также подверглось необратимым изменениям: оно не только потеряло форму, но и лапы — передние и задние, места, где они были пришиты, зияли дырками в бежевом материале, из дырок торчали опилки и стружки. Мужчина уложил остатки куклы, служившие ему подушкой, поудобнее; и голова, точнее, затылок оказался прямо на дряблом животе медведя, от этого голова игрушечного зверя оказалась над головой человека — создавалось впечатление, что его единственный темно-коричневый глаз смотрит в комнату.
Взгляд его уперся в кровлю над головой: великое множество грубых тесаных перекладин спускалось к боковым стенам от центральной балки, поддерживая оранжевые прямоугольники черепицы. Некоторые из кусков черепицы треснули, некоторые соскользнули с определенного им места. Свет бил через трещины, проходил сквозь щели, расширяясь до ослепительных в своей яркости полос, которые мешали рассматривать саму оранжевую волнистую поверхность.
Взгляд мужчины становился все более рассеянным. Веки наползли на глаза, и он заснул.
Один раз во сне он шевельнулся, чуть склонив голову к правому плечу. Это движение привело к тому, что медведь тоже шевельнул головой. Дыхание человека замедлилось, и воздух заскреб, зашуршал по сухому нёбу, человек засопел, в полной тишине комнаты это было хорошо слышно.
Когда он проснулся и открыл глаза, он увидел печку, стоявшую недалеко от центральных стропил. Черную, хотя на заслонках, лючках, крышечках, патентованных устройствах — на всем лежал тонкий слой светло-серой пыли.
Эс повернулся, две ноги свесились с гамака, наконец он весь соскользнул со своего ложа, ноги оказались всего лишь в нескольких сантиметрах от ботинок. Он сел на пол, обулся. Завязал шнурки. Встал и подошел к передней стене, в кирпичной кладке которой сделано было круглое окно, разделенное четырьмя деревянными планками — две в одном направлении, а две другие перпендикулярно двум первым — на девять сегментов, центральный из них, конечно, квадратный. Остановившись, он посмотрел в окно.
Внизу прямо перед окном располагалась клумба для аспарагусов, состоявшая из трех меньших клумб — насыпей, сейчас голых, если не считать каких-то сорняков, торчащих на них; с одной стороны эти клумбы без аспарагусов окаймляла дорожка, посыпанная гравием, с другой — обычная, грунтовая. Дорожку, посыпанную гравием, окаймляла, в свою очередь, низкая живая изгородь из кустов бирючины. По этой-то дорожке разгуливал голубь, известный под кличкой Икс. Голубь при каждом шаге кивал головкой и чуть наклонялся вперед. За клумбами для аспарагуса узкая полоска травы: в северо-западном направлении она бежала к огороду и фруктовому саду, а в юго-западном — к участку, отданному цветам. За полоской травы стоял выстроенный на возвышении (если сравнивать со старым кирпичным строением, которое когда-то называли каретным сараем и держали в те времена в нем кареты) простой, квадратный в основании дом; стекла его окон в данную минуту сверкали, отражая солнечные лучи. Правое окно второго этажа выходило из ванной комнаты. Сквозь него было видно, что в этой комнате царит полумрак, но именно полумрак, поскольку в ванной комнате имелось и второе окно, не видимое для Эс: оно располагалось за углом на юго-восточной стороне дома. Слева от окна ванной комнаты — два других, выходящих из спальных комнат для гостей. И снова никакого движения. Эс моргнул, зевнул и принялся всматриваться в окна первого этажа. Под левым окном находилось кухонное. На подоконнике внутри за стеклом центральной, неоткрывающейся части этого окна стояла банка, ярко блестевшая на солнце; левая и правая части были открыты. Но никого не было в кухне. Рядом с кухонным окном — задняя дверь. На ступеньке под ней, нежась на солнышке, лежала кошка с черно-белой шерстью; дверь была закрыта. Справа от задней двери окно столовой, длинное, доходящее до земли, в любой момент оно могло быть открыто, чтобы выпустить сидящих в столовой людей в сад. Как и в ванной комнате, расположенной над столовой, в ней было два окна, но второе было скрыто от Эс углом юго-восточной стены дома. В свете, падавшем через два окна, можно было увидеть какую-то фигуру, одетую, по крайней мере частично, во что-то белое, она двигалась вокруг стола, — видно его, впрочем, было не целиком, — и то ли что-то ставила, то ли что-то раскладывала.
Отвернувшись от круглого окна, Эс пошел в другой конец комнаты, уклоняясь от столкновения со стропилами и двигаясь между печкой и гамаком. Вырез в полу у задней стены закрывала дверца, сделанная из того же дерева, что и доски, правда, она была почище, чем они. Эс поднял ее и начал спускаться по ступенькам. Наконец он оказался в пыльном, грязном помещении с полом, вымощенным булыжником, захламленным самыми разными предметами. Эс прошел мимо верстака, стоявшего слева, и кучи разных предметов, лежавших справа. В этой куче были обломки старого дерева, газонокосилка, бесчисленные коробки и коробочки самых разных форм и размеров, обломки старой мебели, включая старый умывальник с расколотой мраморной плитой; жестяная труба с куполообразной крышкой, на которой стояли инициалы 3. С. М.; садовый каток, большой кухонный каток устарелой конструкции; грубо сработанная птичья клетка и еще масса разных вещей, включая набор садовых инструментов, которые стояли или лежали у стены. Эс подошел к двум старым деревянным дверям, которые составляли почти всю северовосточную стену старого кирпичного строения; двери провисли, и их нижние края упирались в землю; двери слегка повело, так что лучи света могли спокойно проскальзывать через горизонтальные и вертикальные щели.
В левой из этих дверей была сделана маленькая дверца, которую Эс с легкостью распахнул. Высунув в дверной проем голову, он посмотрел в сторону юго-восточного угла каретного сарая, мимо которого бежала грунтовая дорожка, идущая от дальнего верхнего угла сада к мусорной куче за деревьями. Там, где дорожка сворачивала, из земли тянулись голые, изогнутые и тонкие отростки плюща, которые поднимались по кустам и, разрастаясь, закрывали часть одной из стен старого кирпичного строения. У этих-то отростков и стояла ржавая штормовая лампа.