– Просто причесываю чужие материалы, – сказал я, – работаю редактором, правда, всего второй день.
– Я литературный критик, – с легким оттенком высокомерия заявил Македонский.
Настороженность моя прошла, значит, полувменяемый субъект – журналист, меня ввели в заблуждение его имя и фамилия. Ей-богу, некоторые родители, нарекая новорожденного, хотят быть оригиналами и добиваются поставленной цели. Но в погоне за оригинальностью они как-то забывают, что ребенок вырастет и ему придется всегда идти по жизни Татьяной Лариной, Михаилом Ломоносовым или Анной Карениной. Сколько таких людей не выдержало сравнения с известным тезкой? Доволен ли водитель автобуса Федор Достоевский своей участью? Или он испытывает комплекс неполноценности? Уж лучше, на мой взгляд, записать новорожденной в свидетельство какую-нибудь Неводамиру,[10] ей-богу, жизнь ее будет спокойней.
Александр Македонский, и не предполагавший, какие мысли крутятся у меня в голове, как ни в чем не бывало продолжал:
– Надеюсь, ты понимаешь, что я не являюсь штатным работником этой газетенки? Я сотрудничаю в серьезном журнале, а в «Часе пик» составляю обзоры, делаю им раз в недельку рейтинг, горячую десятку, пытаюсь научить тупой народ этой страны правильно оценивать литературу, воспитываю вкус. Но, увы, быдло и есть быдло, подавай ему всяких баб с тупыми сказками про любовь. Ладно, не мешай мне! И молчи! Терпеть не могу работать в шуме! Какой у тебя оклад?
Я растерялся, не зная, как ответить на неожиданный вопрос.
– Ясно, – заржал Македонский, – можешь хранить свои тайны, а мне не в лом признаться – я имею десять штук в месяц!
– Рублей? – удивился я. – Не слишком шикарная зарплата.
– Блин! – выплюнул Македонский. – Ты идиот? Евро!
– Солидно!
– Тебе столько не заплатят.
– Думаю, нет.
– Поэтому, сделай одолжение, заткнись, – буркнул Македонский и, плюхнувшись в кресло, быстрым движением сбросил на пол плюшевые игрушки, украшавшие стол Светика.
– Извините, – деликатно сказал я, – но вы устроились на чужом рабочем месте, оно принадлежит девушке и…
– Я Македонский, – гаркнул хам, – сейчас занят важнейшим материалом, который украсит номер. Захлопнись и кропай свою ерунду.
Глава 10
Не успело это замечание прозвучать, как в кабинет влетела секретарша Леся и затараторила:
– Вы же Иван Павлович, да? Новенький, да? Литредактор, да? Подушкин, да?
Я закивал, девушка быстро положила передо мной несколько листочков и, глотая окончания слов, понеслась дальше:
– Скоренько прочитай, поправь, полоса писем, сдается вот-вот, не задерживай. Сергей злится, чего молчишь, понятно? Тебе сколько времени нужно?
– Постараюсь быстро управиться, – сказал я и начал изучать текст, набранный мелким шрифтом.
«Мне нужен совет. Заранее спасибо. Моя баба пошла налево, чего ей надо, не понимаю. Я не из каких-то там хануриков, выпиваю по субботам бутылку пива, и все. Правда, курю, а так все в дом, типа зарплата. Еще подарки делаю, в прошлом месяце купил ей шубу, крашеный кролик, истратился, а она все равно изменить мне решила, а я подумал ее поймать. Сел в машину и поехал следить. Гляжу, моя баба к какому-то уроду подходит, а тот начал башкой вертеть, вертит и вертит. Так чтоб они меня не углядели, я за жопу машины сел и тут приметил: глушитель чегой-то внутри белый. И вот теперь мучаюсь, почему? Отсюда и вопрос к вам, дорогая редакция, что же делать в создавшемся для меня невыносимо тяжелом положении? Как пережить разочарование? С чегой-то глушитель белый? Может, топливо поменять? Или карбюратор накрывается? Сообщите мне свой совет по этому вопросу! С уважением, Олег Груздев, сорок восемь лет».
Я потряс головой. И что я должен делать с сим опусом? Переписать его? Но это, простите, невозможно! Ладно, посмотрю, что там еще за материалы.
«Меня зовут Ирина, и я хочу рассказать всем свою жизненную историю, чтобы другим неповадно было, а заодно бы сообразили, какие мужики козлы. Я девушка симпатичная, но к личной жизни у меня склонности нет вот уже пять лет, а все из-за венца безбрачия. Моим первым мужчиной стал учитель труда, но он об этом, конечно, не знал, потому что я стеснялась и не подходила. Потом был Андрей, я хотела понять, чего он от меня хочет, но получилось тогда, когда он уже все сделал, так и расстались. Затем пришла любовь к Лехе, мы с ним и не спали совсем, так, с пятого на десятое, но я все равно забеременела, так и расстались. Следующий шел Женька, у него навороченная машина, когда он подъезжал к дому, все на балкон выскакивали и мне завидовали, чем Женьку сглазили, так мы и расстались. А в промежутке между ними, Женькой и Лехой, был Валерка, но это ненадолго, случайно, разов на семь, поэтому не считается и расставаться не обидно было. Городок у нас маленький, и бабы шептаться начали, что меня цыганка с вокзала сглазила. Я тогда пошла к Ленке и попросила помочь. Лена составила зелье из природных компонентов своей бабушки и велела его Сашке в суп налить, чего я и выполнила с радостью. Только Сашка в тот день набухался, щи жрать не стал, а вылил их мамкиному Ваське, коту, в миску. И вот теперь мы опять расстались, потому что Васька совсем ошалел, перетрахал на улице не только кошек, но и кур, а мамка Сашке сказала: это Ирка тебя извести хотела. Наверное, Ленка ошиблась, она не очень аккуратная, может, банки перепутала. Но при чем тут я? И как снять венец безбрачия? Все замужем давно, а я совсем наоборот и не понимаю, куда податься, чтобы карму отчистить? Надеюсь, дорогая редакция, на ваш совет, потому что газету каждый день читаю, люблю и немалые деньги на нее трачу чисто бесполезно, потому как газету потом куда девать? Только в печку, чай, не книга, на полку не поставишь, и получается, что мои рублики в трубу уносит!»
Я потряс головой и увидел на следующей странице объявление:
«Молодая, красивая девушка, без всяких проблем, ищет встречи с богатым мужчиной, возраст, вес, рост и вообще вся внешность не важно, главное, наличие дома, машины и крупной фирмы, в целях брака. Хочу, чтобы вы стали главой нашей большой, дружной семьи: бабушки, дедушки, тети третьей сестры мамы, племянницы Кати от второго брака Зины, папы, бывшего мужа брата Лены и отцом трехлетней Настеньки. О себе: рост метр шестьдесят четыре».
Из горла вырвался всхлип, в особенности восхитил меня пассаж про «бывшего мужа брата Лены», на его фоне померкла даже «племянница Катя от второго брака Зины».
Что мне принесли? Неужели это подлинные письма? Может, «Час пик» решил опубликовать страничку тупого юмора? Несмотря на гигантский опыт работы редактором в журнале «Красный Восток», приходится признать: в данном случае я бессилен! Митяев на первый взгляд придумал для меня замечательное прикрытие, но на второй взгляд становится понятно: лучше б Сергей оформил господина Подушкина курьером. И куда подевалась Наташа? Она уже давно должна прийти!
Сотовый Македонского начал издавать звуки, похожие на визг циркулярной пилы.
Александр ткнул пальцем в аппарат, очевидно, он включил громкую связь, потому что комнату наполнил бойкий женский голос:
– Пушкин, блин, ты?
– Я, – отозвался Македонский, чем вверг меня в крайнее изумление.
– Рейтинг, блин, готов!
– И что? – пробубнил критик, не переставая писать.
– Ты, блин, его помнишь?
– Местами. Прочитай.
– Блин! Первая Анжела Фискина, второй Владлен Дюков, третий Олег Холкин.
– Правильно.
– Блин! А где Смолякова?
Македонский отшвырнул ручку.
– Она тут при чем?
– Главный сказал, что необходим абзац про Смолякову! Блин!
Я сидел, боясь поднять голову, слово «блин», заменитель грубого ругательства, постоянно произносимое девичьим сопрано, сначала меня шокировало, но потом мне стало понятно, что юная леди не бранится, она так разговаривает, произносит слово, как артикль, бездумно, по привычке.
– Ася, – возмутился Македонский, – напоминаю тебе, что мы работаем не в каком-нибудь низкопробном «Часе пик», а в серьезном, аналитическом журнале, и не можем опускаться до уровня массовой литературы, рассчитанной на тупой народ. Пока я занимаю место главного критика, никаких бабских романов с трупами в рейтинге не будет! Только высокая проза! Блин! Если хочешь Смолякову, нам с тобой не по пути.
– Блин! – отозвалась Ася. – Это пожелание главного редактора! Блин!!!
– Шикарно, – налился багрянцем Македонский, – сейчас надиктую, записывай. Как называется ее последний опус?
– Блин! «Черепашка в шоколаде».
– Отлично, – потер руки Македонский, потом подергал себя за сальные волосы и начал фонтанировать текстом: – «Черепашка в шоколаде» – новый роман госпожи Смоляковой – явное свидетельство того, что количество выдаваемых ею книг никак не переходит в качество. Заранее предсказуемый сюжет, плоские герои, простонародный язык, нелепые обороты речи и на закуску полнейшая путаница фактов. Смолякова никогда не умела писать, а сейчас катастрофически деградирует, ей-богу, приличному человеку стыдно взять ее последнюю книжонку даже щипцами. Хотя, будем откровенны, так называемая литераторша тут ни при чем, она просто раскрашенная кукла, которую издательство подсовывает журналистам и обманутым читателям на автограф-сессии. К самой Смоляковой у меня претензий нет, в конце концов, в наше тяжелое время каждый зарабатывает как может, Милада уже немолода и некрасива, ей надо кормить внуков. А вот господам издателям хочу посоветовать: смените бригаду. Меня часто спрашивают, сколько же денег огребает Милада Смолякова за свои малосъедобные произведения? Могу приоткрыть завесу тайны! У нашей якобы писательницы на счету четырнадцать миллионов долларов!» Хватит или еще наговорить?
– Блин!!! Круто!! – восхитилась Ася и отсоединилась.
Критик довольно улыбнулся.
– Я думал, что вы Македонский, – не утерпел я.
– Публикую статьи в аналитическом журнале под псевдонимом Александр Пушкин, – ответило чучело.
После этого заявления мне следовало тихо забиться в угол и более не возникать, но меня словно черт тянул за язык.
– Вы не любите Смолякову?
Македонский картинно отбросил назад прилипшую ко лбу «сосульку» из волос и ответил:
– Господь с тобой! Оцени ситуацию, кто она и кто я? Милада базарная писака, а Македонский величайший критик России, один из немногих журналистов в этой стране, который не продается и честно высказывает свое мнение.
– Смолякова так плохо пишет?
– Я ее не читал!
– Совсем?
– Я похож на человека, который способен взять в руки мерзкую книжонку? – оскалился Македонский.
– Но если вы не знакомы с творчеством писательницы, то откуда знаете, что ее произведения плохи? – поразился я. – И почему не включили Смолякову в рейтинг? Насколько я знаю, она сейчас сверхпопулярна, постоянно выступает по телевидению!
Македонский побагровел:
– Я сам читал в «Желтой правде», что эта дрянь заработала кучу миллионов, и не в рублях! Все получила: бабки, народную любовь! Дураки в магазинах витрины с ее, тьфу, романами сносят! Не-на-вижу! Ненавижу! От меня она хорошего слова не услышит! Видел ее машину? Джип! А я на чем езжу? Никаких рейтингов! Метлой вон из литературы! Буду бороться со Смоляковой! Поглядим, кто кого!
Мне стало смешно. Да, похоже, литературная критика умерла вместе с Белинским, сейчас правит бал элементарная зависть. Что мешает Македонскому самому создавать книги и успешно продавать их? Лень? Отсутствие таланта? И он переоценивает значение аналитического журнала, для которого пишет, простые люди его не покупают, они наслаждаются книжками Смоляковой.
– Блин! – рявкнул Македонский, хватаясь за ручку.
Я вздохнул, очевидно, в редакции аналитического журнала это слово служит присказкой, помогает элите журналистики создавать нетленные тексты.
Телефон Александра опять зазвонил, Македонский включил громкую связь.
– Чего надо? Я работаю!
– Блин!!! – заорал мужской голос. – Ты…! Леня…! Совсем…!
– Николай Сергеевич, – мигом сжался в комок Македонский, – вы не нервничайте!
– С вами вообще подохнешь, – гремел бас, – ума лишишься, станешь слюни пускать и уродом на тот свет уйдешь! Ты про Игоря Сорокина слышал?
– Конечно!
– Ну-ка, немедленно скажи мне, кто он такой!
– Вы шутите?
– Я тебе, как главный редактор, блин, приказываю, – завизжал Николай Сергеевич, – проверить хочу, может, ты …, не так в ситуации разобрался!
– Игорь Сорокин, – вытирая вспотевший лоб рукавом свитера, загундел критик, – олигарх, владелец крупного медийного холдинга, издает более сорока журналов и газет.
– Ты в курсе, что Сорокин три недели назад приобрел наш журнал? – зашипел Николай Сергеевич. – Он теперь хозяин-барин, а ты рубишь дерево, на котором мы сидим! Говорил вам на летучке: позиция меняется.
– Да? – вякнул Македонский. – Я, типа, не был на собрании!
– Ты …, типа отсюда пинком под зад вылетишь, – пообещал главный редактор. – Ты в курсе, кто у нового хозяина сын?
– Не-а, – необдуманно ответил Македонский. – Небось мальчик-мажор на «Бентли».
Я невольно поежился, вспомнив про автомобиль Норы, тоскующий на парковке.
– …! – устало произнес Николай. – Как же мне дураки надоели! Огнеметом бы вас, да где других борзописцев взять! Ты не прав, у сына Сорокина «Ламборджини»,[11] и он его сам заработал, не у папы выклянчил. Имечко сынули нашего хозяина – Костя Рябов, он владелец издательства, которое выпускает Смолякову, она звезда его фирмы.
– …! – выругался Македонский. – Мне никто не сообщил! Но почему папа Сорокин, а сын Рябов?
– По кочану, – пошел вразнос главный редактор. – Твой рейтинг должен выглядеть так: на первом месте Смолякова, на втором месте Смолякова, на третьем месте она же! Она гениальна, потрясающа, великолепна, никто с ней сравниться не может. И запомни, блин! Если хоть каплю дерьма из себя выдавишь, урою, а Сорокин тебя раздавит, уедешь в город Сухонавозинск и там будешь о местном Союзе писателей вещать! Пушкин, блин!
– Понял, понял, – залепетал Македонский, – виноват, исправлюсь. Каждый может ошибиться! Сейчас переделаю.
– Хорошо, – выдохнул Николай, – и еще, чтоб не было никаких порочащих Смолякову заявлений даже с бухалова. Мигом узнаю и уволю.
– Да я понял! – со слезой в голосе воскликнул Александр.
– Даю Аську, – сменил гнев на милость начальник. – Да, вот еще, псевдоним смени! Пушкин больше не канает! Он Смолякову поносил!
Из телефона послышалось потрескивание, затем полилось сопрано:
– Блин! Включать магнитофон или ты не готов?
– Напомни название нового бестселлера Миладочки, – пропел Македонский.
– «Черепашка в шоколаде», блин!
– Нехорошо так говорить, – окоротил критик девушку, – посторонние могут подумать, что в редакции нашего журнала не любят Смолякову. Пишем, кха, кха! «Удивляет, с каким замечательным постоянством Милада Смолякова выпускает бестселлеры. Каждая ее новая книга моментально взлетает на вершину рейтинга и держится там годами. Я в одно мгновенье проглотил «Черепашку в шоколаде», увлекательный сюжет, загадочные повороты событий, емко выписанные персонажи, тонкий юмор – вот фирменный стиль Смоляковой, вот за что ее обожают миллионы читателей не только в России, но и за рубежом. Кое-кто может с презрением сказать: «Фу, она пишет детективы». Позвольте возразить, в литературе существуют разные жанры, беллетристика один из самых популярных. И потом, что такое «Гамлет» Шекспира? Если разобраться, это всего лишь криминальная история, бедный принц ищет убийцу своего отца. Смолякова чудо! Все читайте Миладу!» Фу! Все! Теперь подпись: Пушкин! Блин!
– Николай велел сменить псевдоним, – напомнила Ася.
– Верно, – потряс сальными волосами критик, – надо нечто оригинальное, креативное, Пушкин – это пошло, избито… э… э… Лермонтов! Ну как?
– Блин! – воскликнула Ася и отсоединилась.
Македонский откинулся на спинку кресла и замер. Я вновь начал водить глазами по листку с письмом читателя. Конечно, я всегда знал, что различные опросы, рейтинги и присуждения премий на самом деле чистой воды вкусовщина. Не зря же народ сложил пословицу про попа и его семью![12] Но несмотря на приобретенный с годами цинизм, я полагал, что нынче журналисты озвучивают, пусть слишком агрессивно, собственную позицию, делятся личным мнением, а читателю решать, разделяет он его или готов поспорить. Но сейчас я убедился в полнейшей продажности критика, претендующего на честность. Интересно, почему журналисты так кричат о свободе слова? Может, потому, что понимают, в любой момент кто-нибудь щелкнет бичом и придется им танцевать джигу?
– Устал, как лошадь, – вдруг сказал Македонский, – работа сжигает меня, пойду поем!
Грязный ботинок небрежно наступил на розового зайку, честный и объективный критик, знаток ненормативной лексики, неподкупное золотое перо и глашатай литературного Олимпа исчез в коридоре.
Я встал, поднял длинноухого, стряхнул с него пыль и водрузил на стол. Мне не нравится наглая Светик, и я не фанат плюшевых уродцев, но ведь игрушка ни в чем не виновата!
Внезапно меня охватило желание встать под горячий душ, я пошел в туалет, чтобы освежиться.
Не успел я набрать пригоршню воды, как в санузел влетел Слава Виалин, тот самый корреспондент, которому Митяев дал нагоняй за фото старухи – торговки пирожками.
– Здорово, Ваня, – словно доброму знакомому, кивнул Слава. – Как жизнь? Бьет ключом и все по башке?..
Я кивнул и начал умываться.
– С похмелья маешься? – радостно воскликнул Виалин. – Не пей сырую воду, козленочком станешь! Че, на газировку бабла жаль?
– Просто захотел слегка освежиться, – ответил я и начал осматриваться в поисках бумажного полотенца, – плохо спал ночью, бессонница замучила.
Бумажных полотенец не нашлось, я осторожно вытащил мокрой рукой носовой платок из кармана и уронил коробочку. Упаковка с огоньком не успела спланировать на пол. Слава, продемонстрировав быстроту реакции, подхватил ее и засмеялся.
– Бессонница, говоришь, замучила?! Наелся левитры и ворочался в кровати? Неудивительно! Суперштука быстрого и стойкого действия!
– Это не мое, – немного смутился я.
– В рукомойнике нашел? – заржал Виалин.
– Нет, мне упаковку с огоньком из самых лучших побуждений подарил один из сотрудников редакции. По счастью, я не имею проблем в интимной сфере, сам левитру не применял.
– Зачем тогда брал? – продолжал веселиться Слава.
– Показалось нетактичным отказаться, – ответил я чистую правду, – сунул в карман и забыл, а сейчас выронил.