– Смотри, – мент поворачивает фотоаппарат к Лехе так, чтобы тому был виден маленький экранчик, а на этом экранчике – маленький человечек, в странной позе застывший на унитазе…
Следующий кадр.
Обнаженное, освещенное яркими люминесцентными лампами тело Кудэра лежит на длинном белом столе. Высокий худой человек с пропитым лицом подходит к столу. На нем замусоленный белый халат, поверх халата – клеенчатый фартук, заляпанный коричневатыми пятнами. Рядом на небольшой тумбочке разложены какие-то инструменты.
Человек надевает на руки резиновые перчатки.
– …по самому по краю… я коней своих нагайкою стегаю, погоняю, – тихо-тихо мурлычет он себе под нос, разрезая Кудэра чуть ниже шеи, поперек – от левой ключицы к правой.
А потом вдоль – от груди до лобка, аккуратно огибая пупок.
– Чуть помедленнее, кони… чуть помедленнее… – с хлюпающим звуком он погружает свои трясущиеся руки в перчатках внутрь Кудэра, – …в-вы тугую н-не слушайте плеть.. н-но что-то кони мне попались… Хроническая пневмония, практически полностью поражена правая доля легкого…
Человек спокойно ковыряется, что-то ворошит там, внутри. Перепиливает, протыкает, цепляет зажимы. Вытаскивает наружу. Распихивает, разливает по большим прозрачным посудинам.
– Я коней напою-ю-ю, – хлюп, хлюп. – Я куплет допою-ю-ю… Хоть немного еще постою-у-у на краю-у-у… Явления гепатита в печени… Селезенка умеренно увеличена… Язва двенадцатиперстной кишки… в стадии обострения… меня пушинкой пум-пурум-пурум с ладони… и в санях меня галопом повлекут парам-парам-па-а-ам… Сепсис в подострой форме… Общая гнойная инфекция на фоне, предположительно, обширного ожога кисти левой руки… Вы на шаг неторопливый перейдите, мои кони… хоть немного, но продлите путь к последнему приюту-у-у… Покойный, безусловно, умер естественной смертью… М-да… Непонятно, как он вообще ухитрился столько прожить… э-э-э… в таком состоянии…
* * *…Вода снова чернеет, и голос говорит мне:
– Это был твой первый вопрос. Задавай второй.
– Где я нахожусь?
– Разные народы зовут это место по-разному. Но, если не углубляться… Мост, на котором ты сейчас стоишь – и долго еще будешь стоять, – называется Калинов. Река, в которой ты только что искупалась, – Смородина. Точнее – Черная Смородина. Это река с мертвой водой. Она разделяет два берега – Явь и Навь. Вот такая у нас география… Так что – милости просим. Здесь ты и будешь ждать. Это был второй вопрос. У тебя остался последний.
– Чего я буду ждать?
– Ты будешь ждать, пока придет твой муж. А потом вы вместе пойдете в Убежище. Так хочет Мальчик. А пока – тебе не дадут здесь скучать… Будут развлекать – но и пугать немножко.
– Долго все это продлится?
– Ты уже задала свои три вопроса. Но… так уж и быть – я отвечу и на этот. Долго ли, коротко ли – это смотря с какой стороны посмотреть. Со стороны Яви – долго. А со стороны Нави время идет по-другому. Здесь все – теперь. Все просто теперь.
Мне не страшно. Не грустно. Не больно. Мне просто очень, очень холодно.
– Теперь я выполню три твоих просьбы, – говорит голос. – Если это в моих силах. Чего ты хочешь?
Я говорю:
– Мне хочется увидеть тебя.
– Смотри.
Какой-то мужчина выходит из леса, быстрой походкой приближается ко мне. И говорит:
– Привет.
У него усталое, очень худое, бородатое лицо. Я узнаю его.
Однажды я его уже видела. Мы познакомились на какой-то фотовыставке. Потом он повел меня в кафе-блинную. Я ела там, кажется, блины с красной икрой и очень много пила. Он заказал себе темное пиво и блины с медом. Но так ни к чему и не притронулся. Зато все время говорил, говорил, говорил… Какие-то хохмы, побасенки, унылые анекдоты. Некоторые я до сих пор помню…
– …Один мальчик увидел объявление: «В нашем цирке – говорящий ослик и летающие крокодилы!». Мальчик пошел. И действительно – ослик отвечает на вопросы зрителей, крокодилы парят под куполом цирка. После представления мальчик вбегает за кулисы и видит: стоит ослик, рядом с ним – дрессировщик с кнутом. Потом дрессировщик размахивается и – шарах ослика по яйцам, и еще, и еще. Ослик плачет. Мальчик кидается к дрессировщику, кричит: «Как же так? Прекратите! Что вы делаете?».
А ослик говорит грустно так: «Да ладно, мальчик. Это еще что… Видел бы ты, как крокодилов пиздят»… Или вот еще один, Маш, хочешь? Бегут сперматозоиды, друг друга отталкивают. Потом самый первый вдруг останавливается, круто разворачивается и кричит…
Потом мы пошли к нему. Я была очень пьяна. Он был очень болтлив. Через пару часов нам было очень противно – обоим…
– Это не ты, – говорю я, и мужчина передо мной растворяется в воздухе. – У тебя совсем другой голос.
– Тогда, может быть, этот?
Передо мной появляется другой мужчина. Тоже бородатый. С грустными спаниэльими глазами. Его я тоже узнаю – директор интерната…
Он кивает мне:
– Доброй ночи. Что же вы тогда так и пропали?
И улыбается своей кривой циничной улыбочкой.
– Это тоже не ты, – снова говорю я.
Директор молча поворачивается ко мне спиной и идет прочь, становясь все бледнее и бледнее и как-то размазываясь, что ли, по воздуху, теряя четкие очертания – точно он состоит из пара…
– Как знать, как знать, – отвечает голос. – Что ж, может быть, ты права – и это не самые удачные примеры… Но, в любом случае, это было первое твое желание. Осталось два.
Тогда я говорю:
– Мне хочется согреться.
И он отвечает:
– Здесь к тебе будут приходить разные гости. И некоторые из них попросят тебя о чем-то. Будь с ними мила – как бы они ни выглядели, что бы ни делали. Выполни все их просьбы – и тогда ты согреешься.
Я говорю:
– Хорошо.
– У тебя осталось одно желание.
И я прошу:
– Сделай меня безразличной.
Он отвечает:
– Какая глупая просьба. Это я и так уже сделал – так что свое третье желание ты потратила зря. А теперь я оставлю тебя – но прежде, если ты хочешь, я расскажу тебе сказку.
Я говорю:
– Спасибо. Я не хочу сказку.
И остаюсь одна.
II НЕЧИСТЫЕ
В этом интернате к детям был особый подход, не как в других местах. Здесь им рассказывали сказки, читали лекции по истории и пели колыбельные песенки.
– Баю-баюшки-баю, не ложися на краю, придет серенький волчок и укусит за бочок… – мурлыкали нянечки.
Потом нянечки гасили свет и уходили, и дети оставались одни. Те, кто мог шевелиться, отодвигались подальше от края постели. А те, кто не мог, так и лежали в прежних скрюченных позах, вглядываясь широко открытыми глазами в черные углы комнаты. Они ждали. Они знали – волк или не волк, – кто-то обязательно подойдет к ним этой ночью, так же, как подходил предыдущей, и будет прикасаться к ним в темноте, и будет обнюхивать их вывернутые шеи, и будет впиваться острыми теплыми зубами в их худые, костлявые бока.
III ДЕТЕНЫШ
Перед сном, почти каждый день, Мальчик заходил в избушку к Спящей. Он просто стоял рядом с кроваткой и смотрел на девочку или тихо с ней разговаривал. Он рассказывал Спящей о том, как провел день, о том, какая она красивая, и еще о том, что однажды она обязательно проснется. Спящая никогда не открывала глаза, но иногда чуть заметно улыбалась или слегка шевелила губами, точно желая ответить…
Скоро Мальчик привык жить в лесу.
В этом лесу он совсем потерял счет времени. Нечистые принципиально не пользовались календарями. Они не делили время на годы, месяцы и недели. Дошло до того, что Мальчик уже начал забывать, что там шло за январем в нормальной человеческой жизни – март или февраль. Обитатели леса не считали дни и не присваивали им никаких названий и порядковых чисел. Долго ли, коротко ли, – говорили они. Когда-то, – говорили они. Когда-нибудь потом, – говорили они. Однажды, – говорили они…
* * *Однажды Костяная сказала:
– Сегодня мы снова пойдем к Тому Кто Рассказывает. Он хочет рассказать тебе одну историю, сынок.
Как и в прошлый раз, стол в избушке Того ломился от всяческих яств. Куры и утки, поросенок и бараний шашлык, осетрина, сыр и ветчина, салаты, паштеты и рагу. Блины со сметаной, с вареньем, со сгущенкой. Блины с черной икрой и с красной рыбой. Овощи и фрукты, мороженое и ванильные муссы, пироги и торты – все, что только можно пожелать, – все было здесь.
Как и в прошлый раз, перед Тем Кто Рассказывает стояла чаша с медом цвета янтаря и еще одна – с пивом цвета нефти.
– Садись, – сказал Тот и указал Мальчику на место у стола, – угощайся.
– Спасибо, – ответил Мальчик и положил себе на тарелку несколько блинов и салат.
– Сегодня я расскажу тебе очень старую историю. Она называется «Заклятья». Итак, слушай…
ЗаклятьяОчень старая история– Когда-то все было не так. Когда-то очень давно, сотни и сотни лет назад, все было совсем по-другому. Мы не были заперты здесь, в этом вонючем… – Тот поднес к губам чашу с медом, поморщился и отставил ее в сторону. – …в этом дремучем лесу, в этих убогих хижинах… Мы жили среди людей – и вообще мы могли жить везде, где хотели. Весь мир принадлежал нам.
Этим миром правил я, а помогал мне мой брат – Бессмертный.
– Он ваш брат? – изумился Мальчик.
– Уже нет, – Тот нахмурился. – Уже нет, Ванюша. Я от него отрекся…
Это было давным-давно. Оба мы были молоды, и сильны, и счастливы. И оба мы полюбили девушку, прекраснее которой не было на свете. Она была стройной, как деревце, кожа ее была белой, как снег, глаза ее были, как звезды, а волосы – как предзакатное солнце…
Мы полюбили ее одинаково сильно, и ни один из нас не мог и не хотел от нее отказаться в пользу другого. Тогда мы попросили, чтобы она сама выбрала кого-то из нас. И она выбрала… – Тот на секунду плотно сжал губы, пристально вглядываясь в пивную пену, – …не меня.
Не меня.
Я был молод и силен… Да нет, не стоит мне теперь искать объяснений и оправданий. Словом, я разозлился. Я очень разозлился. И решил, что пусть уж тогда не достанется она никому из нас. Ни она – ни какая-либо другая женщина после нее. И тогда, в отчаянии и в гневе, я поделил мир на Явь и Навь. Она и все люди остались в Яви. А в Нави поселились мы – Нечистые. И еще я произнес страшное заклятье… – Тот Кто Рассказывает закрыл лицо руками и замолчал.
– Какое, какое заклятье? – подался вперед Мальчик.
Тот убрал руки от лица. Он выглядел еще более усталым, чем обычно.
– Я сказал, что Явь будет отделена от Нави и никто не сможет перейти эту границу ни с той, ни с другой стороны до тех пор, пока жив Бессмертный. Пока не сломается Игла, на кончике которой прячется его смерть. А Иглу… – Тот снова умолк и сокрушенно покачал головой. – …Иглу я отдал ей, этой девушке.
– Зачем? – спросил Мальчик.
Тот покачал головой и попробовал улыбнуться.
– Ты еще слишком мал, Ванюша. Ты не понимаешь таких вещей. Ну, как бы тебе объяснить… Это не оставляло ей шансов. Не сломав Иглу, она не смогла бы пройти по мостику, соединявшему Явь и Навь. Но и сломать Иглу она не могла – ведь он бы тогда умер, и ей не к кому было бы идти… Я хотел, чтобы она мучилась от этого выбора всю свою жизнь. По твоему, это жестоко, да?
– Да, – нерешительно кивнул Мальчик.
– Может быть. Наверное, действительно жестоко. Но если бы ты только знал, как я об этом жалел… потом. С моей стороны это было не только жестоко, но и ужасно глупо. Запереть нас всех здесь – на века. И главное – зачем? Чувства давно уже прошли. И любовь прошла, и ненависть – тысячи лет назад… А мы все сидим и сидим здесь.
Тот сокрушенно покачал головой.
– И что, вы совсем-совсем никак не можете выбраться?
– Нет. Вернее… мы можем вылезать иногда – на какое-то время вселяться в людей. Но эти вылазки длятся очень недолго. Кроме того, подходящие доноры встречаются далеко не везде… Есть, например, у нас сейчас на примете одно место – я тебе даже про него рассказывал в своей первой истории… Но это все не то, не то! Мы все равно не свободны…
– Неужели никак нельзя было отменить это заклятье?
– Бессмертный пытался – но у него ничего не вышло. Не в его власти было отменить то, чего я пожелал… Зато он наложил свое заклятье. Вернее – два заклятья. Одно – чтобы она не мучилась… Другое… хм, другое – чтобы мучился я. Если тебе интересно, я расскажу.
Мальчик кивнул головой и только тогда заметил, что сидит с открытым ртом. Он закрыл его, потом снова открыл и сказал:
– Мне очень интересно.
– Тогда слушай про первое заклятье… Бессмертный сказал, что сломать Иглу этой девушке все равно не под силу – ни ей, ни кому бы то ни было другому, кроме Мальчика, который еще не родился и родится очень не скоро. Когда этому Мальчику исполнится семь лет, один глупый лекарь волею судеб даст ему очень большую власть. Этот лекарь будет делать Мальчику операцию и, сам того не зная, вырежет маленький кусочек его черепа тем единственным способом, одним из тысячи, который наделит Мальчика специальным даром переходить границу между Явью и Навью.
За день до своего восемнадцатилетия Мальчик сломает Иглу. И как только он это сделает, наступит Конец Времен. Но перед тем как сломать Иглу, Мальчик создаст Убежище – и после Конца Времен он сможет забрать туда всех, кого захочет. Бессмертный сказал, что имя этому мальчику будет Иван… Ты – этот Мальчик.
– Но я же не Иван! – возмутился Мальчик.
– Иван, Иван… – устало ответил Тот. – Неважно, как назвала тебя твоя мать. Ты тот самый Мальчик.
– Откуда вы знаете?
– Просто знаю и все.
– Но почему вы так думаете? Мало ли разных Иванов на свете? Мало ли кому делали операцию?
– Не спрашивай. Просто… это такая сказка, Ванюша.
Мальчик помолчал. Раздраженно подцепил вилкой блинчик с красной икрой и съел его. Потом еще один…
– А другое заклятье? Вы сказали, что их было два.
– Ну, другое – просто чтобы мне отомстить. Бессмертный сказал, что пока он жив, я не смогу ни есть, ни пить. Я буду только рассказывать.
– Понятно, – ответил Мальчик и покраснел.
Он чувствовал себя неловко и не знал, что делать с блинчиком, который был у него во рту. Жевать его теперь как-то неприлично, выплюнуть – вроде тоже… В конце концов Мальчик затолкал его языком за щеку и спросил:
– А что было дальше?
– Ничего особенного. Сидим себе здесь взаперти… Коротаем дни. Бессмертный с тех пор не пропускал ни одной юбки – из местных, конечно, девиц – русалок, кикимор. Ловил, запирал у себя в башне. Потом выпускал – ну, или они сбегали. Он не расстраивался – на самом деле они были ему не нужны. Он все искал похожую на ту девушку… Да только ни одна не могла с ней сравниться.
– А та девушка… – Мальчик замялся и снова покраснел, – …которую вы любили. Что с ней стало?
– Ее больше нет, – сказал Тот.
– Она умерла? Ой, простите, мне, наверное, не нужно было спрашивать.
– Да нет, ничего. Это уже неважно. Она… она долго пыталась найти дорогу сюда, но не могла.
Для этого ей нужно было быть такой же, как мы. Быть Нечистой. Но она не оставляла своих бесполезных попыток и в итоге потеряла разум от горя. Или ей просто не хотелось больше жить… Она вонзила Иглу прямо себе в сердце. Убила себя.
– А дальше?
– Дальше… Дальше Иглой завладела Злая Колдунья.
– Та самая, которую я видел в шоколадном доме?
– Да, та самая. Ее зовут Люсифа – и Игла сейчас у нее… Послушай. В твоих силах всем нам помочь, Ванюша. Ты должен нам помочь. Мы не можем больше сидеть здесь взаперти. Когда ты вырастешь, ты сразишься с ней и сломаешь Иглу. В этой Последней Битве мы все поддержим тебя…
– Но ведь если Игла сломается, наступит Конец Времен – вы сами сказали. А Конец Времен – это ведь то же самое, что конец света, да?
– Ну, в общем и целом… да. Это конец света.
– Но ведь тогда все умрут? Не только Бессмертный, но и все остальные? И вы тоже? И я? И мир исчезнет?
– Не совсем так, Ванюша. Не совсем так. Я же уже сказал – перед Концом Времен ты сможешь построить Убежище и взять туда всех, кого захочешь. А весь остальной мир – ну да, исчезнет.
– Но я совсем не хочу, чтобы исчез весь мир!
– Дело твое. Но ты не отказывайся сразу, Ванюша. Поживи пока тут, поосмотрись. Послушай мои истории – я их много буду тебе рассказывать – а там посмотрим. Может быть, ты решишь, что тебе не так уж и нужен этот мир – ну его к Лешему! Мы уйдем в Убежище, переждем… А потом наверняка появится другой мир, гораздо лучше – и в нем мы будем полными хозяевами… Подумай над этим, ладно?
– Ладно, – ответил Мальчик.
– Вот и славненько, – сказал Тот, мрачно разглядывая накрытый стол. – И я там был…
* * *По дороге домой Мальчик встретил Лесного – тот прятался за деревом, а когда Мальчик проходил мимо, выскочил на тропинку и стал приплясывать вокруг него, крича и размахивая руками.
В другое время Мальчик бы обязательно очень испугался. Но сейчас он был настолько измотан беседой с Тем Кто Не Может Есть, что почти не обратил на Лесного внимания.
– А тебе что, не страшно? – обиделся Лесной.
Он перестал суетиться и кричать и как-то весь сник. Мальчик заметил, что рубаха Лесного надета шиворот навыворот, а ботинки – не на ту ногу: правый на левой ноге, левый на правой. Лесной вдруг показался ему стареньким и жалким…
– У вас рубашка наизнанку, – сказал Мальчик.
– Да знаю я, – отозвался Лесной. – Мне так положено. Кроме того, мне так больше нравится. А ты где был-то?
– У Того Кто Рассказывает.
– И что же он тебе понарассказывал, этот Тот?
– Он рассказывал мне историю про заклятья, – Мальчик понимал, что не стоит, наверное, откровенничать с психопатом-Лесным, но ему очень хотелось с кем-нибудь поделиться. – Он сказал, что я должен буду сразиться со Злой Колдуньей, когда вырасту.
– С кем, с кем?
– Со Злой Колдуньей…
– Ха-ха-ха, – громко и неестественно заржал Лесной. – А ты и поверил, Ваня? Ваня-дурак! Пусть он тебе сказки-то не рассказывает… Нет никаких Злых Колдуний.
– Во-первых, я не дурак. А во-вторых – есть! – возмутился Мальчик. – Я сам ее видел.